Королевство Галиции и Лодомерии
| Королевство Галиции и Лодомерии | |||||||||
| нем. Königreich Galizien und Lodomerien; польск. Królestwo Galicji i Lodomerii; укр. Королівство Галичини та Володимирії | |||||||||
| коронная земля | |||||||||
| |||||||||
|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
| |||||||||
 Королевство, выделенное красным, на карте Австрийской Империи. | |||||||||
| Столица | Лемберг | ||||||||
| Язык(и) | немецкий, польский, украинский (с 1890)[1] | ||||||||
| Религия | Римско-католическая церковь, Украинская грекокатолическая церковь | ||||||||
| Форма правления | монархия | ||||||||
| Династия | Габсбурги | ||||||||
| король Галиции и Лодомерии | |||||||||
| - (1772—1790) | Мария Терезия (1772—1780) и Иосиф II (1780—1790) | ||||||||
| - (1790—1792) | Леопольд II | ||||||||
| - (1792—1835) | Франц II | ||||||||
| - (1835—1848) | Фердинанд I (Австрийский) | ||||||||
| - (1848—1916) | Франц Иосиф I | ||||||||
| - (1916—1918) | Карл I Австрийский | ||||||||
Короле́вство Гали́ции и Лодоме́рии с Великим княжеством Краковским и княжествами Освенцима и Затора (лат. Regnum Galiciae et Lodomeriae, нем. Königreich Galizien und Lodomerien mit dem Großherzogtum Krakau und den Herzogtümern Auschwitz und Zator; польск. Królestwo Galicji i Lodomerii wraz z Wielkim Księstwem Krakowskim i Księstwem Oświęcimia i Zatoru; укр. Королівство Галичини та Володимирії з Великим князіством Краківським і князівствами Освенцима і Затору) — коронная земля на востоке Габсбургской монархии, со столицей во Львове, образованная после раздела Речи Посполитой в 1772 году. Включала в себя Галицию и Малую Польшу. Была преимущественно населена поляками, русинами и евреями. Занимало территорию современных Ивано-Франковской, Львовской и большей части Тернопольской (кроме северных районов) областей Украины, Подкарпатского и большей части Малопольского воеводств Польши.
Содержание
История
Впервые это название было использовано венгерским королём Андрашем II, который после смерти в 1205 году Романа Мстиславича Великого претендовал на престол Галицко-Волынской Руси и был коронован как «Божьей милостью король, Венгрии, Далмации, Хорватии, Рима, Галиции и Лодомерии» (лат. Dei gratia, Hungariae, Dalmatiae Croatiae, Romae, Seruiae, Galliciae, Lodomeriaeque rex). Монархи из династии Романовичей также использовали в своих титулах это название. Потомки Даниила Романовича Галицкого имели титул «Rex Russiae» (чаще «Regis Rusie») и «duces totius terrae Russiae, Galicie et Ladimirie» («король Руси» и «князь всей земли русской, галицкой и владимирской».
В древнерусском Галицко-Волынском государстве после пресечения по мужской линии рода правящей династии Романовичей был призван на престол Юрий II Болеслав — сын Тройдена І Пяста и Марии Юрьевны, дочери короля Руси Юрия I Львовича. После его смерти в 1340 году начались войны за галицко-волынское наследство, в результате которых Галицкая земля вошла в состав Польского королевства Казимира Великого из династии Пястов, а Волынь осталась за Гедиминовичами. Ещё в конце XIII века как приданое за дочерью Льва Даниловича владения в Закарпатье отошли к венгерской короне. В 1372 году венгерский и потом король польский Людовик I Великий включил Галицкую землю в состав Венгрии, но в 1387 году его дочь Ядвига, королева Польши, включила Галицкое королевство в состав королевства Польского. В 1434 году из Галицко-Волынских земель король Владислав III Варненьчик образовал воеводства, и затем Галичина наряду с Волынью вошла в состав Речи Посполитой в качестве польских коронных земель.
С Первым разделом Польши в 1772 году Русское и Белзское воеводства составили королевство, потом вошедшее в состав Австрийской империи и затем Австро-Венгрии в качестве восточной части королевства Галиции и Лодомерии. В 1775 году к нему от Молдавского княжества, в качестве Черновицкого округа, отошла и Буковина. В королевстве постоянно шла политическая борьба между поляками и украинцами.
Во Львове к началу XX века число поляков более чем втрое превышало число украинцев; город считался одной из польских культурных столиц. Поляки преобладали в Восточной Галиции среди городского населения и элиты (особенно землевладельческой), что поддерживало их представление о Галиции как о целиком польской земле. Всего по данным переписи 1910 года, в Восточной Галиции из 5 300 000 жителей польский язык указало родным 39,8 %, украинский — 58,9 %; впрочем, эту статистику подозревают в необъективности, так как проводившие перепись чиновники были в основном этнические поляки. Кроме того, в число польскоязычного населения входят также этнические евреи[2].
После распада Австро-Венгрии на территории Галиции короткое время существовали Русская народная республика лемков, Западно-Украинская народная республика и Галицкая Социалистическая Советская Республика, однако по результатам советско-польской и украинско-польской войн вся территория королевства вошла в состав Второй Речи Посполитой.
Административное деление Галиции и Лодомерии
После первого раздела Польши земли Речи Посполитой вошли в состав новосозданной австрийской провинции — Королевства Галиции и Лодомерии. Столицу провинции планировалось сделать в Ярославе (городе, находящимся в центре королевства), рассматривалась также кандидатура Пшемысля, однако в конце концов власти остановились на Львове, как на самом большом городе провинции[3][4].
Сначала в 1774 году территория королевства была разделена на 6 цыркулов: белзский, червоноруский, краковский, люблинский, подольский и сандомирский. Те соответственно делились на 59 дистриктов. В 1777 году число дистриктов было уменьшено до 19, а в 1782 году административное деление было реорганизовано, и королевство стало делиться на 19 цыркулов.
Окончательные границы провинции были установлены на Венском конгрессе, а коронным краем она стала с 1850 года.
- Flag galicia to1849.jpg
Флаг Галиции до 1849 года
- Flag of Galicia and Lodomeria (1849-1890).png
Флаг Галиции в 1849—1890 годы
- Flag of Galicia-Lodomeria 1890-1918.svg
Флаг Галиции в 1890—1918 годы
Этнический состав
По сведениям Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона, народонаселение Галиции до начала XX века было в главной массе славянское; оно разделяется почти поровну на русинов (украинцев) и поляков (86 % = 2 x 43 %)[5].
| Группа населения | Восточная Галиция (55 300 км²) |
Западная Галиция (23 200 км²) |
|---|---|---|
| русины (и другие восточные славяне) | 64,5 % | 13,2 % |
| поляки | 21,0 % | 78,7 % |
| евреи | 13,7 % | 7,6 % |
| немцы | 0,3 % | 0,3 % |
| другие | 0,5 % | 0,2 % |
Русины (самоназвание русняки)— группа восточнославянского населения, проживающая в Закарпатье, Восточной Словакии, Сербской Воеводине, юго-восточной Польше, Венгрии и северо-западной Румынии
В современных энциклопедических изданиях русинов относят как к украинцам так и считают отдельным этносом.
Религиозные, этнографические и даже социальные условия вызвали антипатию между двумя главными народностями в Галиции. Поляки занимают западную, гораздо меньшую часть страны, до реки Сана (отсюда галицкая пословица: «Знай, ляше, по Сан — наше») в низменности и только до Попрада — в горах. Все остальное пространство (3/4 страны) заселено русинами, но и здесь помещики, большая часть чиновников, жители Львова и, в меньшей мере, других больших городов, а также население нескольких деревень в окрестностях Львова и в Подолии — поляки, которые господствуют в администрации, суде, на сейме и т. д[6].
Напишите отзыв о статье "Королевство Галиции и Лодомерии"
Примечания
- ↑ [litopys.com.ua/encyclopedia/bratstva-tovaristva/nova-era/ "Нова ера"]
- ↑ Piotr Eberhardt. Ethnic groups and population changes in twentieth-century Central-Eastern Europe: history, data, analysis. — M. E. Sharpe, 2003. — P. 92—93. — ISBN 978-07-65606-65-5.
- ↑ M. Wieliczko. 500 zagadek o Rzeszowie i Ziemi Rzeszowskiej. — Warsz. 1973.
- ↑ F. Persowski. Przemyśl pod rządami austriackimi 1772—1918. / Tysiąc lat Przemyśla. Zarys historyczny. — Kraków, 1974.
- ↑ Piotr Eberhardt. Ethnic groups and population changes in twentieth-century Central-Eastern Europe: history, data, analysis. — M. E. Sharpe, 2003. — P. 92—93. — ISBN 978-0-7656-0665-5.
- ↑ Галиция // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
Литература
- Paul Robert Magocsi. Galicia: A Historical Survey and Bibliographic Guide. — Toronto: University of Toronto Press, 1983. Concentrates on the historical, or Eastern Galicia. (англ.)
- Andrei S. Markovits and Frank E. Sysyn, eds. Nationbuilding and the Politics of Nationalism: Essays on Austrian Galicia. — Cambridge, Mass.: Harvard University Press, 1982. (англ.)
- Galicia: A Multicultured Land. / Eds.: Christopher Hann and Paul Robert Magocsi. — Toronto: University of Toronto Press, 2005. (англ.)
- Taylor, A. J. P. The Habsburg Monarchy 1809—1918, 1941 (discusses Habsburg policy toward ethnic minorities).
- Alison Fleig Frank. Oil Empire: Visions of Prosperity in Austrian Galicia. — Cambridge, MA: Harvard University Press, 2005. (англ.)
- Drdacki, Moritz knight by Ostrow, the glad patents Galziens a contribution to customer of the Unterthanswesens. — Printed with J. P. Sollinger, W., 1838, reprint 1990, Scherer publishing house, Berlin. — ISBN 3-89433-024-4.
- Kratter, F. Letters over itzigen condition of Galicia a contribution to the Staatistik and knowledge of human nature, publishing house G. Ph. of usurer. — Lpz.: 1786, reprint 1990, Scherer publishing house, Berlin. — ISBN 3-89433-001-5.
- Mueller, Sepp, from the settlement to the resettlement, Wiss. contribution to history and regional studies of east Central Europe, hrsg. v. Joh. Gottfr. Herder Joh.-Gottfr.-Herder-Institut Marburg, NR. 54 Rohrer, Josef, remarks on a journey of the Turkish Graenze over the Bukowina by east and west Galicia, Schlesien and Maehren to Vienna, publishing house Anton Pichler, W., 1804. Peprint 1989, Scherer publishing house, Berlin. — ISBN 3-89433-010-4.
- Statistic Central Commission (Hrsg.), local repertory of the Kingdom of Galicia and Lodomerien with the Herzogthume Krakau, publishing house Carl Gerolds son, Шаблон:V., 1874. Reprint 1989, Scherer publishing house, Berlin. — ISBN 3-89433-015-5.
- Stupnicki, Hipolit. The Kingdom of Galicia and Lodomerien sammt the Grossherzogthume Krakau and the Herzogthume Bukowina in geographical-historical-statistic relationship. — Printed with Peter Piller, Lemberg 1853. Reprint 1989, Scherer publishing house Berlin. — ISBN 3-89433-016-3.
- Traunpaur, Alfons Heinrich Chevalier d’Orphanie, Dreyssig of letters over Galicia or observations of a unpartheyischen man. — W., 1787. Reprint 1990, Scherer publishing house Berlin. — ISBN 3-89433-013-9.
- [www.crwflags.com/fotw/flags/ua-gal.html Flag of Galicia]
Отрывок, характеризующий Королевство Галиции и Лодомерии
– Граф, Петр Кирилыч! Вы как здесь? – сказал чей то голос. Пьер оглянулся.Борис Друбецкой, обчищая рукой коленки, которые он запачкал (вероятно, тоже прикладываясь к иконе), улыбаясь подходил к Пьеру. Борис был одет элегантно, с оттенком походной воинственности. На нем был длинный сюртук и плеть через плечо, так же, как у Кутузова.
Кутузов между тем подошел к деревне и сел в тени ближайшего дома на лавку, которую бегом принес один казак, а другой поспешно покрыл ковриком. Огромная блестящая свита окружила главнокомандующего.
Икона тронулась дальше, сопутствуемая толпой. Пьер шагах в тридцати от Кутузова остановился, разговаривая с Борисом.
Пьер объяснил свое намерение участвовать в сражении и осмотреть позицию.
– Вот как сделайте, – сказал Борис. – Je vous ferai les honneurs du camp. [Я вас буду угощать лагерем.] Лучше всего вы увидите все оттуда, где будет граф Бенигсен. Я ведь при нем состою. Я ему доложу. А если хотите объехать позицию, то поедемте с нами: мы сейчас едем на левый фланг. А потом вернемся, и милости прошу у меня ночевать, и партию составим. Вы ведь знакомы с Дмитрием Сергеичем? Он вот тут стоит, – он указал третий дом в Горках.
– Но мне бы хотелось видеть правый фланг; говорят, он очень силен, – сказал Пьер. – Я бы хотел проехать от Москвы реки и всю позицию.
– Ну, это после можете, а главный – левый фланг…
– Да, да. А где полк князя Болконского, не можете вы указать мне? – спросил Пьер.
– Андрея Николаевича? мы мимо проедем, я вас проведу к нему.
– Что ж левый фланг? – спросил Пьер.
– По правде вам сказать, entre nous, [между нами,] левый фланг наш бог знает в каком положении, – сказал Борис, доверчиво понижая голос, – граф Бенигсен совсем не то предполагал. Он предполагал укрепить вон тот курган, совсем не так… но, – Борис пожал плечами. – Светлейший не захотел, или ему наговорили. Ведь… – И Борис не договорил, потому что в это время к Пьеру подошел Кайсаров, адъютант Кутузова. – А! Паисий Сергеич, – сказал Борис, с свободной улыбкой обращаясь к Кайсарову, – А я вот стараюсь объяснить графу позицию. Удивительно, как мог светлейший так верно угадать замыслы французов!
– Вы про левый фланг? – сказал Кайсаров.
– Да, да, именно. Левый фланг наш теперь очень, очень силен.
Несмотря на то, что Кутузов выгонял всех лишних из штаба, Борис после перемен, произведенных Кутузовым, сумел удержаться при главной квартире. Борис пристроился к графу Бенигсену. Граф Бенигсен, как и все люди, при которых находился Борис, считал молодого князя Друбецкого неоцененным человеком.
В начальствовании армией были две резкие, определенные партии: партия Кутузова и партия Бенигсена, начальника штаба. Борис находился при этой последней партии, и никто так, как он, не умел, воздавая раболепное уважение Кутузову, давать чувствовать, что старик плох и что все дело ведется Бенигсеном. Теперь наступила решительная минута сражения, которая должна была или уничтожить Кутузова и передать власть Бенигсену, или, ежели бы даже Кутузов выиграл сражение, дать почувствовать, что все сделано Бенигсеном. Во всяком случае, за завтрашний день должны были быть розданы большие награды и выдвинуты вперед новые люди. И вследствие этого Борис находился в раздраженном оживлении весь этот день.
За Кайсаровым к Пьеру еще подошли другие из его знакомых, и он не успевал отвечать на расспросы о Москве, которыми они засыпали его, и не успевал выслушивать рассказов, которые ему делали. На всех лицах выражались оживление и тревога. Но Пьеру казалось, что причина возбуждения, выражавшегося на некоторых из этих лиц, лежала больше в вопросах личного успеха, и у него не выходило из головы то другое выражение возбуждения, которое он видел на других лицах и которое говорило о вопросах не личных, а общих, вопросах жизни и смерти. Кутузов заметил фигуру Пьера и группу, собравшуюся около него.
– Позовите его ко мне, – сказал Кутузов. Адъютант передал желание светлейшего, и Пьер направился к скамейке. Но еще прежде него к Кутузову подошел рядовой ополченец. Это был Долохов.
– Этот как тут? – спросил Пьер.
– Это такая бестия, везде пролезет! – отвечали Пьеру. – Ведь он разжалован. Теперь ему выскочить надо. Какие то проекты подавал и в цепь неприятельскую ночью лазил… но молодец!..
Пьер, сняв шляпу, почтительно наклонился перед Кутузовым.
– Я решил, что, ежели я доложу вашей светлости, вы можете прогнать меня или сказать, что вам известно то, что я докладываю, и тогда меня не убудет… – говорил Долохов.
– Так, так.
– А ежели я прав, то я принесу пользу отечеству, для которого я готов умереть.
– Так… так…
– И ежели вашей светлости понадобится человек, который бы не жалел своей шкуры, то извольте вспомнить обо мне… Может быть, я пригожусь вашей светлости.
– Так… так… – повторил Кутузов, смеющимся, суживающимся глазом глядя на Пьера.
В это время Борис, с своей придворной ловкостью, выдвинулся рядом с Пьером в близость начальства и с самым естественным видом и не громко, как бы продолжая начатый разговор, сказал Пьеру:
– Ополченцы – те прямо надели чистые, белые рубахи, чтобы приготовиться к смерти. Какое геройство, граф!
Борис сказал это Пьеру, очевидно, для того, чтобы быть услышанным светлейшим. Он знал, что Кутузов обратит внимание на эти слова, и действительно светлейший обратился к нему:
– Ты что говоришь про ополченье? – сказал он Борису.
– Они, ваша светлость, готовясь к завтрашнему дню, к смерти, надели белые рубахи.
– А!.. Чудесный, бесподобный народ! – сказал Кутузов и, закрыв глаза, покачал головой. – Бесподобный народ! – повторил он со вздохом.
– Хотите пороху понюхать? – сказал он Пьеру. – Да, приятный запах. Имею честь быть обожателем супруги вашей, здорова она? Мой привал к вашим услугам. – И, как это часто бывает с старыми людьми, Кутузов стал рассеянно оглядываться, как будто забыв все, что ему нужно было сказать или сделать.
Очевидно, вспомнив то, что он искал, он подманил к себе Андрея Сергеича Кайсарова, брата своего адъютанта.
– Как, как, как стихи то Марина, как стихи, как? Что на Геракова написал: «Будешь в корпусе учитель… Скажи, скажи, – заговорил Кутузов, очевидно, собираясь посмеяться. Кайсаров прочел… Кутузов, улыбаясь, кивал головой в такт стихов.
Когда Пьер отошел от Кутузова, Долохов, подвинувшись к нему, взял его за руку.
– Очень рад встретить вас здесь, граф, – сказал он ему громко и не стесняясь присутствием посторонних, с особенной решительностью и торжественностью. – Накануне дня, в который бог знает кому из нас суждено остаться в живых, я рад случаю сказать вам, что я жалею о тех недоразумениях, которые были между нами, и желал бы, чтобы вы не имели против меня ничего. Прошу вас простить меня.
Пьер, улыбаясь, глядел на Долохова, не зная, что сказать ему. Долохов со слезами, выступившими ему на глаза, обнял и поцеловал Пьера.
Борис что то сказал своему генералу, и граф Бенигсен обратился к Пьеру и предложил ехать с собою вместе по линии.
– Вам это будет интересно, – сказал он.
– Да, очень интересно, – сказал Пьер.
Через полчаса Кутузов уехал в Татаринову, и Бенигсен со свитой, в числе которой был и Пьер, поехал по линии.
Бенигсен от Горок спустился по большой дороге к мосту, на который Пьеру указывал офицер с кургана как на центр позиции и у которого на берегу лежали ряды скошенной, пахнувшей сеном травы. Через мост они проехали в село Бородино, оттуда повернули влево и мимо огромного количества войск и пушек выехали к высокому кургану, на котором копали землю ополченцы. Это был редут, еще не имевший названия, потом получивший название редута Раевского, или курганной батареи.
Пьер не обратил особенного внимания на этот редут. Он не знал, что это место будет для него памятнее всех мест Бородинского поля. Потом они поехали через овраг к Семеновскому, в котором солдаты растаскивали последние бревна изб и овинов. Потом под гору и на гору они проехали вперед через поломанную, выбитую, как градом, рожь, по вновь проложенной артиллерией по колчам пашни дороге на флеши [род укрепления. (Примеч. Л.Н. Толстого.) ], тоже тогда еще копаемые.
Бенигсен остановился на флешах и стал смотреть вперед на (бывший еще вчера нашим) Шевардинский редут, на котором виднелось несколько всадников. Офицеры говорили, что там был Наполеон или Мюрат. И все жадно смотрели на эту кучку всадников. Пьер тоже смотрел туда, стараясь угадать, который из этих чуть видневшихся людей был Наполеон. Наконец всадники съехали с кургана и скрылись.
Бенигсен обратился к подошедшему к нему генералу и стал пояснять все положение наших войск. Пьер слушал слова Бенигсена, напрягая все свои умственные силы к тому, чтоб понять сущность предстоящего сражения, но с огорчением чувствовал, что умственные способности его для этого были недостаточны. Он ничего не понимал. Бенигсен перестал говорить, и заметив фигуру прислушивавшегося Пьера, сказал вдруг, обращаясь к нему:
– Вам, я думаю, неинтересно?
– Ах, напротив, очень интересно, – повторил Пьер не совсем правдиво.
С флеш они поехали еще левее дорогою, вьющеюся по частому, невысокому березовому лесу. В середине этого
леса выскочил перед ними на дорогу коричневый с белыми ногами заяц и, испуганный топотом большого количества лошадей, так растерялся, что долго прыгал по дороге впереди их, возбуждая общее внимание и смех, и, только когда в несколько голосов крикнули на него, бросился в сторону и скрылся в чаще. Проехав версты две по лесу, они выехали на поляну, на которой стояли войска корпуса Тучкова, долженствовавшего защищать левый фланг.
Здесь, на крайнем левом фланге, Бенигсен много и горячо говорил и сделал, как казалось Пьеру, важное в военном отношении распоряжение. Впереди расположения войск Тучкова находилось возвышение. Это возвышение не было занято войсками. Бенигсен громко критиковал эту ошибку, говоря, что было безумно оставить незанятою командующую местностью высоту и поставить войска под нею. Некоторые генералы выражали то же мнение. Один в особенности с воинской горячностью говорил о том, что их поставили тут на убой. Бенигсен приказал своим именем передвинуть войска на высоту.
Распоряжение это на левом фланге еще более заставило Пьера усумниться в его способности понять военное дело. Слушая Бенигсена и генералов, осуждавших положение войск под горою, Пьер вполне понимал их и разделял их мнение; но именно вследствие этого он не мог понять, каким образом мог тот, кто поставил их тут под горою, сделать такую очевидную и грубую ошибку.
Пьер не знал того, что войска эти были поставлены не для защиты позиции, как думал Бенигсен, а были поставлены в скрытое место для засады, то есть для того, чтобы быть незамеченными и вдруг ударить на подвигавшегося неприятеля. Бенигсен не знал этого и передвинул войска вперед по особенным соображениям, не сказав об этом главнокомандующему.
Князь Андрей в этот ясный августовский вечер 25 го числа лежал, облокотившись на руку, в разломанном сарае деревни Князькова, на краю расположения своего полка. В отверстие сломанной стены он смотрел на шедшую вдоль по забору полосу тридцатилетних берез с обрубленными нижними сучьями, на пашню с разбитыми на ней копнами овса и на кустарник, по которому виднелись дымы костров – солдатских кухонь.
Как ни тесна и никому не нужна и ни тяжка теперь казалась князю Андрею его жизнь, он так же, как и семь лет тому назад в Аустерлице накануне сражения, чувствовал себя взволнованным и раздраженным.
Приказания на завтрашнее сражение были отданы и получены им. Делать ему было больше нечего. Но мысли самые простые, ясные и потому страшные мысли не оставляли его в покое. Он знал, что завтрашнее сражение должно было быть самое страшное изо всех тех, в которых он участвовал, и возможность смерти в первый раз в его жизни, без всякого отношения к житейскому, без соображений о том, как она подействует на других, а только по отношению к нему самому, к его душе, с живостью, почти с достоверностью, просто и ужасно, представилась ему. И с высоты этого представления все, что прежде мучило и занимало его, вдруг осветилось холодным белым светом, без теней, без перспективы, без различия очертаний. Вся жизнь представилась ему волшебным фонарем, в который он долго смотрел сквозь стекло и при искусственном освещении. Теперь он увидал вдруг, без стекла, при ярком дневном свете, эти дурно намалеванные картины. «Да, да, вот они те волновавшие и восхищавшие и мучившие меня ложные образы, – говорил он себе, перебирая в своем воображении главные картины своего волшебного фонаря жизни, глядя теперь на них при этом холодном белом свете дня – ясной мысли о смерти. – Вот они, эти грубо намалеванные фигуры, которые представлялись чем то прекрасным и таинственным. Слава, общественное благо, любовь к женщине, самое отечество – как велики казались мне эти картины, какого глубокого смысла казались они исполненными! И все это так просто, бледно и грубо при холодном белом свете того утра, которое, я чувствую, поднимается для меня». Три главные горя его жизни в особенности останавливали его внимание. Его любовь к женщине, смерть его отца и французское нашествие, захватившее половину России. «Любовь!.. Эта девочка, мне казавшаяся преисполненною таинственных сил. Как же я любил ее! я делал поэтические планы о любви, о счастии с нею. О милый мальчик! – с злостью вслух проговорил он. – Как же! я верил в какую то идеальную любовь, которая должна была мне сохранить ее верность за целый год моего отсутствия! Как нежный голубок басни, она должна была зачахнуть в разлуке со мной. А все это гораздо проще… Все это ужасно просто, гадко!
