Королевство Литва (1918)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Королевство Литва
лит. Lietuvos Karalystė
королевство

11 июля — 2 ноября 1918 года



Флаг Литвы
Столица Вильнюс
Язык(и) Литовский
Форма правления Конституционная монархия
 - 1918 Миндовг II
История
 - 16 февраля 1918 Провозглашение независимости Литвы
 - 11 июля 1918 Провозглашение Литовского королевства
 - 12 августа 1918 Приглашение на престол Вильгельма Ураха
 - 2 ноября 1918 Упразднение Литовского королевства
К:Исчезли в 1918 году

Королевство Литва (лит. Lietuvos Karalystė; также Литва) — официально существовавшая в период с 11 июля по 2 ноября 1918 года форма государственного устройства, возникшая в Литве. Литовская Тариба приняла постановление о провозглашении Литвы конституционной монархией. На королевский престол решено было пригласить немецкого принца и военного Вильгельма фон Ураха, который должен был короноваться под тронным именем Mindaugas II (Миндаугас II). После долгих споров в правительстве 2 ноября 1918 года приглашение Вильгельму было отозвано, а монархия упразднена.





Предыстория

Во время Первой мировой войны в 1915 году германские войска оккупировали западные области Российской империи, в том числе литовские губернии. Германские оккупационные власти разрешили провести конференцию в Вильнюсе, в ходе которой был избран Совет Литвы (Литовская Тариба), который начал свою деятельность в целях воссоздания Литовского государства. 11 декабря 1917 года члены Тарибы подписали декларацию, по которой желали видеть Литву в тесном и постоянном союзе с Германией. Но в декларации провозглашения независимости Литовского государства 16 февраля 1918 г. не было ни одного упоминания об альянсе с Германией. После Брестского мира, когда Россия официально позволила оккупировать Литву, немцы признали независимость Литвы, но на условиях декларации 11 декабря.

Избрание короля

Германский император Вильгельм заявлял, что желает объединить Пруссию и Литву личной унией под своим началом. В качестве альтернативы предлагал в литовские короли младшего сына Иоахима. Своих кандидатов предлагало Королевство Саксония (принц Фридрих Кристиан). Саксонцы пытались исторически обосновать свой вариант и вспоминали, что саксонские курфюрсты Август Сильный и Август III в 1696—1763 были и великими князьями Литовскими.

Но литовцы желали создать суверенное государство, и поэтому решили избрать собственного кандидата католика в короли. 4 июня они отправили приглашение немецкому католику, военному и принцу из Вюртембергского дома Вильгельму фон Ураху. 11 июля 1918 года Тариба проголосовала (13 голосов за, 5 против, 2 воздержались) за создание Королевства Литва. 12 августа Вильгельм фон Урах получил официальное приглашение на престол.

Условия восхождения на престол

По условиям Тарибы новый монарх (который должен был взойти на престол под именем Миндаугаса II) обязывался править страной только в согласии с парламентом и министрами. Король должен был соблюдать конституцию, защищать независимость и территориальную целостность Литвы, должен быть веротерпимым, но сам обязан быть католиком (это было одно из основных требований при выборе короля). Королю нужно было выучить литовский язык, который стал официальным языком государства и при дворе. Король должен был переехать в Литву со своей семьёй. Но Вильгельм так никогда и не побывал в своём королевстве.

События после избрания

В самой Тарибе некоторые её члены были против монархии в Литве, в частности: Стяпонас Кайрис, Йонас Вилейшис, Миколас Биржишка, Станисловас Нарутавичюс и Пятрас Климас, которые голосовали против. Позже в Тарибе появилось шесть новых членов: Мартинас Ичас, Аугустинас Вольдемарас, Юозас Пурицкис, Елизеюс Драугелис, Юргис Алекна и Стасис Шилингас, которые имели своё мнение, что лучше для Литвы, монархия или республика. Одним из аргументов противников монархии было то, что такой строй противоречит положениям, принятым на Вильнюсской конференции.

Германские власти также отнеслись отрицательно к выбору Тарибы, и требовали, чтобы Литва исполняла свои договорённости по декларации 11 декабря 1917 года. Литовские власти пытались укрыть от немцев сведения о новом короле. Дошло до того, что на месяц закрыли газету «Летувос айдас» („Lietuvos aidas“, «Эхо Литвы») за новость о короле.

После поражения Германии в войне в Тарибе решено было формировать правительство и в результате долгих споров было принято решение о создании Литовской Республики. Приглашение к Ураху было отозвано, а Королевство Литва перестало существовать.

См. также

Напишите отзыв о статье "Королевство Литва (1918)"

Литература

  • Чепенас. Пранас. Naujųjų laikų Lietuvos istorija. — Chicago: Dr. Griniaus fondas, 1986. — Vol. II. — P. 355–359. — ISBN 5-899570121.
  • Эйдинтас. Альфонсас. Lithuania in European Politics: The Years of the First Republic, 1918-1940 / Edvardas Tuskenis. — Paperback. — New York: St. Martin's Press, 1999. — ISBN 0-312-22458-3.
  • Янужите., Аудроне (2007). «[www.ceeol.com/aspx/getdocument.aspx?logid=5&id=08821fb94fdc4428ab46d1a72da100ee Lietuvių istorikų politikų valstybingumo samprata (1907–1918 m.)]». Istorija. Lietuvos aukštųjų mokyklų mokslo darbai) (65). ISSN [worldcat.org/issn/1392-0456 1392-0456].  (лит.)
  • Люлявичюс. Вейас. [books.google.com/books?id=tlrez-ylNUkC&pg=PA210 War land on the Eastern Front: culture, national identity and German occupation in World War I]. — Cambridge University Press, 2000. — ISBN 9780521661577.
  • Максимайтис. Миндаугас. Lietuvos valstybės konstitucijų istorija (XX a. pirmoji pusė). — Vilnius: Justitia, 2005. — ISBN 9955-616-09-1.
  • Пейдж. Стенли. The Formation of the Baltic States. — Harvard University Press, 1959.
  • Сенн. Альфред. The Emergence of Modern Lithuania. — Greenwood Press, 1975. — ISBN 0-8371-7780-4.
  • Туска. Людас. Antanas Smetona // Lietuvos Respublikos prezidentai. — Valstybinis leidybos centras, 1995. — ISBN 9986-09-055-5.

Ссылки

  • [www.worldstatesmen.org/Lithuania.htm World Statesmen]

Отрывок, характеризующий Королевство Литва (1918)

Кутузов, остановившись жевать, удивленно, как будто не понимая того, что ему говорили, уставился на Вольцогена. Вольцоген, заметив волнение des alten Herrn, [старого господина (нем.) ] с улыбкой сказал:
– Я не считал себя вправе скрыть от вашей светлости того, что я видел… Войска в полном расстройстве…
– Вы видели? Вы видели?.. – нахмурившись, закричал Кутузов, быстро вставая и наступая на Вольцогена. – Как вы… как вы смеете!.. – делая угрожающие жесты трясущимися руками и захлебываясь, закричал он. – Как смоете вы, милостивый государь, говорить это мне. Вы ничего не знаете. Передайте от меня генералу Барклаю, что его сведения неверны и что настоящий ход сражения известен мне, главнокомандующему, лучше, чем ему.
Вольцоген хотел возразить что то, но Кутузов перебил его.
– Неприятель отбит на левом и поражен на правом фланге. Ежели вы плохо видели, милостивый государь, то не позволяйте себе говорить того, чего вы не знаете. Извольте ехать к генералу Барклаю и передать ему назавтра мое непременное намерение атаковать неприятеля, – строго сказал Кутузов. Все молчали, и слышно было одно тяжелое дыхание запыхавшегося старого генерала. – Отбиты везде, за что я благодарю бога и наше храброе войско. Неприятель побежден, и завтра погоним его из священной земли русской, – сказал Кутузов, крестясь; и вдруг всхлипнул от наступивших слез. Вольцоген, пожав плечами и скривив губы, молча отошел к стороне, удивляясь uber diese Eingenommenheit des alten Herrn. [на это самодурство старого господина. (нем.) ]
– Да, вот он, мой герой, – сказал Кутузов к полному красивому черноволосому генералу, который в это время входил на курган. Это был Раевский, проведший весь день на главном пункте Бородинского поля.
Раевский доносил, что войска твердо стоят на своих местах и что французы не смеют атаковать более. Выслушав его, Кутузов по французски сказал:
– Vous ne pensez donc pas comme lesautres que nous sommes obliges de nous retirer? [Вы, стало быть, не думаете, как другие, что мы должны отступить?]
– Au contraire, votre altesse, dans les affaires indecises c'est loujours le plus opiniatre qui reste victorieux, – отвечал Раевский, – et mon opinion… [Напротив, ваша светлость, в нерешительных делах остается победителем тот, кто упрямее, и мое мнение…]
– Кайсаров! – крикнул Кутузов своего адъютанта. – Садись пиши приказ на завтрашний день. А ты, – обратился он к другому, – поезжай по линии и объяви, что завтра мы атакуем.
Пока шел разговор с Раевским и диктовался приказ, Вольцоген вернулся от Барклая и доложил, что генерал Барклай де Толли желал бы иметь письменное подтверждение того приказа, который отдавал фельдмаршал.
Кутузов, не глядя на Вольцогена, приказал написать этот приказ, который, весьма основательно, для избежания личной ответственности, желал иметь бывший главнокомандующий.
И по неопределимой, таинственной связи, поддерживающей во всей армии одно и то же настроение, называемое духом армии и составляющее главный нерв войны, слова Кутузова, его приказ к сражению на завтрашний день, передались одновременно во все концы войска.
Далеко не самые слова, не самый приказ передавались в последней цепи этой связи. Даже ничего не было похожего в тех рассказах, которые передавали друг другу на разных концах армии, на то, что сказал Кутузов; но смысл его слов сообщился повсюду, потому что то, что сказал Кутузов, вытекало не из хитрых соображений, а из чувства, которое лежало в душе главнокомандующего, так же как и в душе каждого русского человека.
И узнав то, что назавтра мы атакуем неприятеля, из высших сфер армии услыхав подтверждение того, чему они хотели верить, измученные, колеблющиеся люди утешались и ободрялись.


Полк князя Андрея был в резервах, которые до второго часа стояли позади Семеновского в бездействии, под сильным огнем артиллерии. Во втором часу полк, потерявший уже более двухсот человек, был двинут вперед на стоптанное овсяное поле, на тот промежуток между Семеновским и курганной батареей, на котором в этот день были побиты тысячи людей и на который во втором часу дня был направлен усиленно сосредоточенный огонь из нескольких сот неприятельских орудий.
Не сходя с этого места и не выпустив ни одного заряда, полк потерял здесь еще третью часть своих людей. Спереди и в особенности с правой стороны, в нерасходившемся дыму, бубухали пушки и из таинственной области дыма, застилавшей всю местность впереди, не переставая, с шипящим быстрым свистом, вылетали ядра и медлительно свистевшие гранаты. Иногда, как бы давая отдых, проходило четверть часа, во время которых все ядра и гранаты перелетали, но иногда в продолжение минуты несколько человек вырывало из полка, и беспрестанно оттаскивали убитых и уносили раненых.
С каждым новым ударом все меньше и меньше случайностей жизни оставалось для тех, которые еще не были убиты. Полк стоял в батальонных колоннах на расстоянии трехсот шагов, но, несмотря на то, все люди полка находились под влиянием одного и того же настроения. Все люди полка одинаково были молчаливы и мрачны. Редко слышался между рядами говор, но говор этот замолкал всякий раз, как слышался попавший удар и крик: «Носилки!» Большую часть времени люди полка по приказанию начальства сидели на земле. Кто, сняв кивер, старательно распускал и опять собирал сборки; кто сухой глиной, распорошив ее в ладонях, начищал штык; кто разминал ремень и перетягивал пряжку перевязи; кто старательно расправлял и перегибал по новому подвертки и переобувался. Некоторые строили домики из калмыжек пашни или плели плетеночки из соломы жнивья. Все казались вполне погружены в эти занятия. Когда ранило и убивало людей, когда тянулись носилки, когда наши возвращались назад, когда виднелись сквозь дым большие массы неприятелей, никто не обращал никакого внимания на эти обстоятельства. Когда же вперед проезжала артиллерия, кавалерия, виднелись движения нашей пехоты, одобрительные замечания слышались со всех сторон. Но самое большое внимание заслуживали события совершенно посторонние, не имевшие никакого отношения к сражению. Как будто внимание этих нравственно измученных людей отдыхало на этих обычных, житейских событиях. Батарея артиллерии прошла пред фронтом полка. В одном из артиллерийских ящиков пристяжная заступила постромку. «Эй, пристяжную то!.. Выправь! Упадет… Эх, не видят!.. – по всему полку одинаково кричали из рядов. В другой раз общее внимание обратила небольшая коричневая собачонка с твердо поднятым хвостом, которая, бог знает откуда взявшись, озабоченной рысцой выбежала перед ряды и вдруг от близко ударившего ядра взвизгнула и, поджав хвост, бросилась в сторону. По всему полку раздалось гоготанье и взвизги. Но развлечения такого рода продолжались минуты, а люди уже более восьми часов стояли без еды и без дела под непроходящим ужасом смерти, и бледные и нахмуренные лица все более бледнели и хмурились.
Князь Андрей, точно так же как и все люди полка, нахмуренный и бледный, ходил взад и вперед по лугу подле овсяного поля от одной межи до другой, заложив назад руки и опустив голову. Делать и приказывать ему нечего было. Все делалось само собою. Убитых оттаскивали за фронт, раненых относили, ряды смыкались. Ежели отбегали солдаты, то они тотчас же поспешно возвращались. Сначала князь Андрей, считая своею обязанностью возбуждать мужество солдат и показывать им пример, прохаживался по рядам; но потом он убедился, что ему нечему и нечем учить их. Все силы его души, точно так же как и каждого солдата, были бессознательно направлены на то, чтобы удержаться только от созерцания ужаса того положения, в котором они были. Он ходил по лугу, волоча ноги, шаршавя траву и наблюдая пыль, которая покрывала его сапоги; то он шагал большими шагами, стараясь попадать в следы, оставленные косцами по лугу, то он, считая свои шаги, делал расчеты, сколько раз он должен пройти от межи до межи, чтобы сделать версту, то ошмурыгывал цветки полыни, растущие на меже, и растирал эти цветки в ладонях и принюхивался к душисто горькому, крепкому запаху. Изо всей вчерашней работы мысли не оставалось ничего. Он ни о чем не думал. Он прислушивался усталым слухом все к тем же звукам, различая свистенье полетов от гула выстрелов, посматривал на приглядевшиеся лица людей 1 го батальона и ждал. «Вот она… эта опять к нам! – думал он, прислушиваясь к приближавшемуся свисту чего то из закрытой области дыма. – Одна, другая! Еще! Попало… Он остановился и поглядел на ряды. „Нет, перенесло. А вот это попало“. И он опять принимался ходить, стараясь делать большие шаги, чтобы в шестнадцать шагов дойти до межи.