Королевство Польское (1916—1918)
| Королевство Польское | |||||||||
| польск. Królestwo Polskie нем. Königreich Polen | |||||||||
| марионеточное государство Германской империи | |||||||||
| |||||||||
|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
| |||||||||
| |||||||||
| Столица | Варшава | ||||||||
| Язык(и) | польский, немецкий | ||||||||
| Денежная единица | Польская марка | ||||||||
| Форма правления | монархия | ||||||||
Королевство Польское или неофициально Регентское королевство Польша (польск. Regencyjne Królestwo Polskie, нем. Regentschaftskönigreich Polen) — марионеточное государство, основанное Актом от 5 ноября 1916 года при поддержке Польской социалистической партии и ряда других польских партий[1] и признанное Германской империей и Австро-Венгрией. Было образовано в пределах оккупированной Германией и Австро-Венгрией российской территории Царства Польского (однако без определённых границ) и существовало как государство — сателлит Германии. Идея государственности Польши никогда не приобретала поддержку в Германии и фактически была нацелена только на вовлечение польских сил в военные действия, предпринимаемые Центральными державами.
Содержание
Образование королевства
Декларация обоих императоров о создании Совета Регентства (польск. Rada Regencyjna), ограничила власть Германии на оккупированных территориях и позволила избрать нового монарха. Лицом, имевшим наибольшую возможность стать польским королём, был австриец — Карл Стефан, эрцгерцог Австрийский (Karol Stephan), чьи две дочери были замужем за польскими аристократами: князем Ольгердом Чарторыйским и Домиником Иеронимом Радзивиллом. Эрцгерцог был готов принять корону, но, как члену Имперского Дома Австрии, ему требовалось разрешение от главы семьи императора Карла I, который сам хотел получить польскую корону.
Использование польского языка в образовательных и политических учреждениях (запрещённое Россией после польских восстаний 1830 и 1863 годов) было восстановлено по всей территории Царства Польского. Центральные державы поддержали создание польского войска (нем. Polnische Wehrmacht), которое было создано для помощи Германии в войне, но мобилизация, проводимая полковником Владиславом Сикорским, не нашла поддержку среди поляков и дала незначительные результаты: к концу существования Регентства армия имела в своем составе лишь около 5000 человек. Королевство имело свою собственную валюту, польскую марку, и Конституцию, принятую 12 сентября 1917 года (монархия, двухпалатный парламент, внеполитические министры).
Цели германской политики
Целью германской политики была эксплуатация богатств Польши с последующей её германизацией. Предполагалось уменьшение польского населения посредством голода и тяжелого труда, с последующим созданием из Польши немецкой провинции. Во время немецкой оккупации поляки подлежали принудительному труду и конфискациям продовольствия и имущества.
Хотя при образовании королевства Польша должна была войти в унию с Австрией, растущая зависимость Австро-Венгрии от Германии перечеркнула эти планы. Контроль над польской экономикой и сырьем был в руках Германии. Немцы также имели полный контроль над польской армией. Границы Польши должны были быть изменены в пользу Германии. В конце 1916 года Германия собиралась аннексировать западную часть Польши, почти 30 тыс. кв. км польской территории, так называемую «польскую приграничную полосу». Эти земли подлежали заселению этническими немцами, а поляки должны были быть перемещены. Такие планы предлагали представители немецкого меньшинства в Польше, проживавшие в районе Лодзи. Они протестовали против Акта 5 ноября и требовали от немецкого правительства аннексии западной части Польши Германией.
Регенты Королевства Польского
Формально до избрания монарха Польским королевством правил регентский совет, состоявший из трёх членов:
- Александра Каковского, Варшавского архиепископа, примаса Польши
- Здзислава Любомирского, землевладельца, мэра Варшавы с 1915 года
- Юзефа Островского, землевладельца, бывшего главы польского представительства в Государственной думе.
Формально регентский совет ничем не управлял и не имел возможности выбрать монарха. Административная власть в Польше принадлежала германскому генерал-губернатору Гансу Гартвигу фон Безелеру, который, однако, самоустранился от управления, предпочитая заниматься чисто военными задачами. В связи с этим он саботировал план германизации Людендорфа, предпочитая не вступать в конфликт с местной польской администрацией[2].
11 ноября 1918 года, в день капитуляции Германии регентский совет передал все полномочия Юзефу Пилсудскому и через три дня был распущен.
Напишите отзыв о статье "Королевство Польское (1916—1918)"
Примечания
- ↑ Пчёлов Е. В., Чумаков В. Т. Правители России от Юрия Долгорукого до наших дней. — 3-е изд. — М.: Грантъ, 1999. — С. 171. — ISBN 5-89135-090-4.
- ↑ Maria Fürstin Lubomirska. Pamiętnik 1914—1918. Posen 2002, ISBN 83-86138-92-0.
| |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Королевство Польское (1916—1918)
– Сейчас, княжна, сейчас, мой дружок. Это его сын? – сказала она, обращаясь к Николушке, который входил с Десалем. – Мы все поместимся, дом большой. О, какой прелестный мальчик!Графиня ввела княжну в гостиную. Соня разговаривала с m lle Bourienne. Графиня ласкала мальчика. Старый граф вошел в комнату, приветствуя княжну. Старый граф чрезвычайно переменился с тех пор, как его последний раз видела княжна. Тогда он был бойкий, веселый, самоуверенный старичок, теперь он казался жалким, затерянным человеком. Он, говоря с княжной, беспрестанно оглядывался, как бы спрашивая у всех, то ли он делает, что надобно. После разорения Москвы и его имения, выбитый из привычной колеи, он, видимо, потерял сознание своего значения и чувствовал, что ему уже нет места в жизни.
Несмотря на то волнение, в котором она находилась, несмотря на одно желание поскорее увидать брата и на досаду за то, что в эту минуту, когда ей одного хочется – увидать его, – ее занимают и притворно хвалят ее племянника, княжна замечала все, что делалось вокруг нее, и чувствовала необходимость на время подчиниться этому новому порядку, в который она вступала. Она знала, что все это необходимо, и ей было это трудно, но она не досадовала на них.
– Это моя племянница, – сказал граф, представляя Соню, – вы не знаете ее, княжна?
Княжна повернулась к ней и, стараясь затушить поднявшееся в ее душе враждебное чувство к этой девушке, поцеловала ее. Но ей становилось тяжело оттого, что настроение всех окружающих было так далеко от того, что было в ее душе.
– Где он? – спросила она еще раз, обращаясь ко всем.
– Он внизу, Наташа с ним, – отвечала Соня, краснея. – Пошли узнать. Вы, я думаю, устали, княжна?
У княжны выступили на глаза слезы досады. Она отвернулась и хотела опять спросить у графини, где пройти к нему, как в дверях послышались легкие, стремительные, как будто веселые шаги. Княжна оглянулась и увидела почти вбегающую Наташу, ту Наташу, которая в то давнишнее свидание в Москве так не понравилась ей.
Но не успела княжна взглянуть на лицо этой Наташи, как она поняла, что это был ее искренний товарищ по горю, и потому ее друг. Она бросилась ей навстречу и, обняв ее, заплакала на ее плече.
Как только Наташа, сидевшая у изголовья князя Андрея, узнала о приезде княжны Марьи, она тихо вышла из его комнаты теми быстрыми, как показалось княжне Марье, как будто веселыми шагами и побежала к ней.
На взволнованном лице ее, когда она вбежала в комнату, было только одно выражение – выражение любви, беспредельной любви к нему, к ней, ко всему тому, что было близко любимому человеку, выраженье жалости, страданья за других и страстного желанья отдать себя всю для того, чтобы помочь им. Видно было, что в эту минуту ни одной мысли о себе, о своих отношениях к нему не было в душе Наташи.
Чуткая княжна Марья с первого взгляда на лицо Наташи поняла все это и с горестным наслаждением плакала на ее плече.
– Пойдемте, пойдемте к нему, Мари, – проговорила Наташа, отводя ее в другую комнату.
Княжна Марья подняла лицо, отерла глаза и обратилась к Наташе. Она чувствовала, что от нее она все поймет и узнает.
– Что… – начала она вопрос, но вдруг остановилась. Она почувствовала, что словами нельзя ни спросить, ни ответить. Лицо и глаза Наташи должны были сказать все яснее и глубже.
Наташа смотрела на нее, но, казалось, была в страхе и сомнении – сказать или не сказать все то, что она знала; она как будто почувствовала, что перед этими лучистыми глазами, проникавшими в самую глубь ее сердца, нельзя не сказать всю, всю истину, какою она ее видела. Губа Наташи вдруг дрогнула, уродливые морщины образовались вокруг ее рта, и она, зарыдав, закрыла лицо руками.
Княжна Марья поняла все.
Но она все таки надеялась и спросила словами, в которые она не верила:
– Но как его рана? Вообще в каком он положении?
– Вы, вы… увидите, – только могла сказать Наташа.
Они посидели несколько времени внизу подле его комнаты, с тем чтобы перестать плакать и войти к нему с спокойными лицами.
– Как шла вся болезнь? Давно ли ему стало хуже? Когда это случилось? – спрашивала княжна Марья.
Наташа рассказывала, что первое время была опасность от горячечного состояния и от страданий, но в Троице это прошло, и доктор боялся одного – антонова огня. Но и эта опасность миновалась. Когда приехали в Ярославль, рана стала гноиться (Наташа знала все, что касалось нагноения и т. п.), и доктор говорил, что нагноение может пойти правильно. Сделалась лихорадка. Доктор говорил, что лихорадка эта не так опасна.
– Но два дня тому назад, – начала Наташа, – вдруг это сделалось… – Она удержала рыданья. – Я не знаю отчего, но вы увидите, какой он стал.
– Ослабел? похудел?.. – спрашивала княжна.
– Нет, не то, но хуже. Вы увидите. Ах, Мари, Мари, он слишком хорош, он не может, не может жить… потому что…
Когда Наташа привычным движением отворила его дверь, пропуская вперед себя княжну, княжна Марья чувствовала уже в горле своем готовые рыданья. Сколько она ни готовилась, ни старалась успокоиться, она знала, что не в силах будет без слез увидать его.
Княжна Марья понимала то, что разумела Наташа словами: сним случилось это два дня тому назад. Она понимала, что это означало то, что он вдруг смягчился, и что смягчение, умиление эти были признаками смерти. Она, подходя к двери, уже видела в воображении своем то лицо Андрюши, которое она знала с детства, нежное, кроткое, умиленное, которое так редко бывало у него и потому так сильно всегда на нее действовало. Она знала, что он скажет ей тихие, нежные слова, как те, которые сказал ей отец перед смертью, и что она не вынесет этого и разрыдается над ним. Но, рано ли, поздно ли, это должно было быть, и она вошла в комнату. Рыдания все ближе и ближе подступали ей к горлу, в то время как она своими близорукими глазами яснее и яснее различала его форму и отыскивала его черты, и вот она увидала его лицо и встретилась с ним взглядом.
Он лежал на диване, обложенный подушками, в меховом беличьем халате. Он был худ и бледен. Одна худая, прозрачно белая рука его держала платок, другою он, тихими движениями пальцев, трогал тонкие отросшие усы. Глаза его смотрели на входивших.
Увидав его лицо и встретившись с ним взглядом, княжна Марья вдруг умерила быстроту своего шага и почувствовала, что слезы вдруг пересохли и рыдания остановились. Уловив выражение его лица и взгляда, она вдруг оробела и почувствовала себя виноватой.
«Да в чем же я виновата?» – спросила она себя. «В том, что живешь и думаешь о живом, а я!..» – отвечал его холодный, строгий взгляд.
