Король-рыбак (фильм)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Король-рыбак
The Fisher King
Жанр

драма
комедия

Режиссёр

Тэрри Гиллиам

Продюсер

Дебра Хилл
Линда Обст

Автор
сценария

Ричард Лагравенезе

В главных
ролях

Джефф Бриджес
Робин Уильямс

Оператор

Роджер Пратт

Композитор

Джордж Фентон

Кинокомпания

TriStar Pictures

Длительность

137 мин.

Бюджет

24 млн долл.

Сборы

41,9 млн долл. (в США)

Страна

США США

Год

1991

IMDb

ID 0101889

К:Фильмы 1991 года

«Король-рыбак» (англ. The Fisher King) — кинофильм режиссёра Тэрри Гиллиама, снятый в 1991 году по сценарию Ричарда Лагравенезе. В главных ролях задействованы Джефф Бриджес, Робин Уильямс, Мерседес Рул и Аманда Пламмер. Фильм удостоен приза МКФ и премии «Оскар».





Сюжет

Сюжет фильма построен вокруг легенды о Короле-рыбаке, эпизоде из цикла легенд о короле Артуре.

Радиоведущий Джек (Джефф Бриджес) имеет собственное ток-шоу, он прожжённый циник, исключительно успешен, живёт на широкую ногу, его карьера идёт в гору и ему даже предлагают роль в телевизионном сериале. Ему постоянно названивает один и тот же парень, который на этот раз решил поделиться своей маленькой радостью: он попал в кафе, где собираются мажоры-яппи. Джек, полный ядовитого сарказма, объясняет этому парню, что тут в общем-то гордиться нечем, а неплохо бы просто взять и пристрелить всех этих позёров. Тот говорит «окей», берёт дробовик, отправляется в то самое кафе и убивает семерых посетителей, а потом и себя самого. После этого случая другие журналисты-коллеги Джека не менее цинично оттаптываются на нём самом. Карьера Джека рушится, сам он впадает в глубокую депрессию.

Спустя три года Джек живёт на содержании у очередной подруги, спивается и, поняв бессмысленность дальнейшей жизни, однажды решает покончить с собой. Ему спасает жизнь сумасшедший бродяга Пэрри (Робин Уильямс), бывший профессор истории, чья жизнь рухнула в тот же день — его жена погибла в том кафе. После тяжкого потрясения Пэрри живёт в вымышленной реальности, общается с волшебным народцем и страстно желает получить Священный Грааль, который он нашёл в Нью-Йорке, в доме одного богача. Джека гложет чувство вины перед Пэрри, он решает помочь ему.

В ролях

Производство

По собственному признанию, Гиллиам решил снимать этот фильм вопреки своим правилам: по чужому сценарию, на большой студии в США. Это было следствием больших трудностей, возникших при съёмках предыдущего фильма «Приключения барона Мюнхгаузена». Оптические и визуальные эффекты Гиллиам делал на студии «Peerless Camera Company», чтобы показать, что Индастриал лайт энд мэджик мне для этого не нужна.[1]

Сцена массового танца на Центральном вокзале Нью-Йорка изначально должна была происходить на станции метро и без танцев — по сценарию, пассажиры метро должны были слушать пение чернокожей бездомной. Гиллиам решил, что в таком виде сцена не «сработает», и внёс в неё изменения. Сцена снималась на протяжении ночи с привлечением профессиональных танцоров и обычных пассажиров, сошедших с поезда.

В эпизодической роли ветерана-инвалида, собирающего милостыню, снялся американский певец и композитор Том Уэйтс (не упомянут в титрах).

В пункте видеопроката, где «трудится» Джек, на стенах можно заметить постеры других фильмов Гиллиама — «Бразилии» и «Приключений барона Мюнхгаузена».

Награды и номинации

  • 1991 — три приза Венецианского кинофестиваля: «Малый золотой лев», «Серебряный лев» (оба — Терри Гиллиам), приз Пасинетти лучшей актрисе (Мерседес Рул).
  • 1991 — приз зрительский симпатий на кинофестивале в Торонто.
  • 1992 — премия «Оскар» за лучшую женскую роль второго плана (Мерседес Рул), а также 4 номинации: лучшая мужская роль (Робин Уильямс), лучший оригинальный сценарий (Ричард Лагравенезе), лучшая оригинальная музыка к фильму (Джордж Фентон), лучшая работа художника-постановщика и декоратора (Мел Бурн, Синди Карр).
  • 1992 — две премии «Золотой глобус»: лучшая мужская роль в комедии или мюзикле (Робин Уильямс), лучшая женская роль второго плана (Мерседес Рул), а также 3 номинации: лучший фильм — комедия или мюзикл, лучший режиссёр (Терри Гиллиам), лучшая мужская роль в комедии или мюзикле (Джефф Бриджес).
  • 1992 — две номинации на премию BAFTA: лучший оригинальный сценарий (Ричард Лагравенезе), лучшая женская роль второго плана (Аманда Пламмер).
  • 1992 — премия «Сатурн» за лучшую женскую роль второго плана (Мерседес Рул), а также 6 номинаций: лучший фэнтези-фильм, лучший режиссёр (Терри Гиллиам), лучший актер (Джефф Бриджес и Робин Уильямс), лучший сценарий (Ричард Лагравенезе), лучшие костюмы (Беатрикс Аруна Пастор).
  • 1992 — премия American Comedy Awards за лучшую женскую роль второго плана (Мерседес Рул), а также номинация за лучшую мужскую роль (Робин Уильямс).
  • 1992 — номинация на премию Гильдии сценаристов США за лучший оригинальный сценарий (Ричард Лагравенезе).

Напишите отзыв о статье "Король-рыбак (фильм)"

Примечания

  1. «Терри Гиллиам. Интервью с Иэном Кристи». ISBN 978-5-9985-0857-8, стр. 295

Ссылки

  • [www.allmovie.com/movie/v77235 Король-рыбак] (англ.) на сайте allmovie
  • [www.boxofficemojo.com/movies/?id=fisherking.htm «Король-рыбак»] на сайте Box Office Mojo
  • [www.dvdtalk.ru/disk/2943-fisher-king.html Обзор лицензионного DVD-диска]  (рус.)
В Викицитатнике есть страница по теме
Король-рыбак (фильм)

Отрывок, характеризующий Король-рыбак (фильм)

Молодой офицер, стоя в калитке, как бы в нерешительности войти или не войти ему, пощелкал языком.
– Ах, какая досада!.. – проговорил он. – Мне бы вчера… Ах, как жалко!..
Мавра Кузминишна между тем внимательно и сочувственно разглядывала знакомые ей черты ростовской породы в лице молодого человека, и изорванную шинель, и стоптанные сапоги, которые были на нем.
– Вам зачем же графа надо было? – спросила она.
– Да уж… что делать! – с досадой проговорил офицер и взялся за калитку, как бы намереваясь уйти. Он опять остановился в нерешительности.
– Видите ли? – вдруг сказал он. – Я родственник графу, и он всегда очень добр был ко мне. Так вот, видите ли (он с доброй и веселой улыбкой посмотрел на свой плащ и сапоги), и обносился, и денег ничего нет; так я хотел попросить графа…
Мавра Кузминишна не дала договорить ему.
– Вы минуточку бы повременили, батюшка. Одною минуточку, – сказала она. И как только офицер отпустил руку от калитки, Мавра Кузминишна повернулась и быстрым старушечьим шагом пошла на задний двор к своему флигелю.
В то время как Мавра Кузминишна бегала к себе, офицер, опустив голову и глядя на свои прорванные сапоги, слегка улыбаясь, прохаживался по двору. «Как жалко, что я не застал дядюшку. А славная старушка! Куда она побежала? И как бы мне узнать, какими улицами мне ближе догнать полк, который теперь должен подходить к Рогожской?» – думал в это время молодой офицер. Мавра Кузминишна с испуганным и вместе решительным лицом, неся в руках свернутый клетчатый платочек, вышла из за угла. Не доходя несколько шагов, она, развернув платок, вынула из него белую двадцатипятирублевую ассигнацию и поспешно отдала ее офицеру.
– Были бы их сиятельства дома, известно бы, они бы, точно, по родственному, а вот может… теперича… – Мавра Кузминишна заробела и смешалась. Но офицер, не отказываясь и не торопясь, взял бумажку и поблагодарил Мавру Кузминишну. – Как бы граф дома были, – извиняясь, все говорила Мавра Кузминишна. – Христос с вами, батюшка! Спаси вас бог, – говорила Мавра Кузминишна, кланяясь и провожая его. Офицер, как бы смеясь над собою, улыбаясь и покачивая головой, почти рысью побежал по пустым улицам догонять свой полк к Яузскому мосту.
А Мавра Кузминишна еще долго с мокрыми глазами стояла перед затворенной калиткой, задумчиво покачивая головой и чувствуя неожиданный прилив материнской нежности и жалости к неизвестному ей офицерику.


В недостроенном доме на Варварке, внизу которого был питейный дом, слышались пьяные крики и песни. На лавках у столов в небольшой грязной комнате сидело человек десять фабричных. Все они, пьяные, потные, с мутными глазами, напруживаясь и широко разевая рты, пели какую то песню. Они пели врозь, с трудом, с усилием, очевидно, не для того, что им хотелось петь, но для того только, чтобы доказать, что они пьяны и гуляют. Один из них, высокий белокурый малый в чистой синей чуйке, стоял над ними. Лицо его с тонким прямым носом было бы красиво, ежели бы не тонкие, поджатые, беспрестанно двигающиеся губы и мутные и нахмуренные, неподвижные глаза. Он стоял над теми, которые пели, и, видимо воображая себе что то, торжественно и угловато размахивал над их головами засученной по локоть белой рукой, грязные пальцы которой он неестественно старался растопыривать. Рукав его чуйки беспрестанно спускался, и малый старательно левой рукой опять засучивал его, как будто что то было особенно важное в том, чтобы эта белая жилистая махавшая рука была непременно голая. В середине песни в сенях и на крыльце послышались крики драки и удары. Высокий малый махнул рукой.
– Шабаш! – крикнул он повелительно. – Драка, ребята! – И он, не переставая засучивать рукав, вышел на крыльцо.
Фабричные пошли за ним. Фабричные, пившие в кабаке в это утро под предводительством высокого малого, принесли целовальнику кожи с фабрики, и за это им было дано вино. Кузнецы из соседних кузень, услыхав гульбу в кабаке и полагая, что кабак разбит, силой хотели ворваться в него. На крыльце завязалась драка.
Целовальник в дверях дрался с кузнецом, и в то время как выходили фабричные, кузнец оторвался от целовальника и упал лицом на мостовую.
Другой кузнец рвался в дверь, грудью наваливаясь на целовальника.
Малый с засученным рукавом на ходу еще ударил в лицо рвавшегося в дверь кузнеца и дико закричал:
– Ребята! наших бьют!
В это время первый кузнец поднялся с земли и, расцарапывая кровь на разбитом лице, закричал плачущим голосом:
– Караул! Убили!.. Человека убили! Братцы!..
– Ой, батюшки, убили до смерти, убили человека! – завизжала баба, вышедшая из соседних ворот. Толпа народа собралась около окровавленного кузнеца.
– Мало ты народ то грабил, рубахи снимал, – сказал чей то голос, обращаясь к целовальнику, – что ж ты человека убил? Разбойник!
Высокий малый, стоя на крыльце, мутными глазами водил то на целовальника, то на кузнецов, как бы соображая, с кем теперь следует драться.
– Душегуб! – вдруг крикнул он на целовальника. – Вяжи его, ребята!
– Как же, связал одного такого то! – крикнул целовальник, отмахнувшись от набросившихся на него людей, и, сорвав с себя шапку, он бросил ее на землю. Как будто действие это имело какое то таинственно угрожающее значение, фабричные, обступившие целовальника, остановились в нерешительности.
– Порядок то я, брат, знаю очень прекрасно. Я до частного дойду. Ты думаешь, не дойду? Разбойничать то нонче никому не велят! – прокричал целовальник, поднимая шапку.
– И пойдем, ишь ты! И пойдем… ишь ты! – повторяли друг за другом целовальник и высокий малый, и оба вместе двинулись вперед по улице. Окровавленный кузнец шел рядом с ними. Фабричные и посторонний народ с говором и криком шли за ними.