Король Артур

Король Артур

Король Арту́р (англ. и валл. Arthur, ирл. Artúr от кельтского «медведь») — по преданиям, великий государь королевства Логрес, легендарный вождь бриттов V—VI века, разгромивший завоевателей-саксов. Самый знаменитый из кельтских героев, центральный герой британского эпоса и многочисленных рыцарских романов. До сих пор историки не нашли доказательств исторического существования Артура, хотя многие допускают существование его исторического прототипа.

Согласно легенде, Артур собрал при своем дворе в Камелоте доблестнейших и благороднейших рыцарей Круглого стола. О подвигах Артура и его рыцарей существуют многочисленные легенды и рыцарские романы, в основном касающиеся поисков Святого Грааля и спасения прекрасных дам. Эпос о короле Артуре и его рыцарях послужил основой для произведений литературы, живописи, кинематографа и других видов искусства.

Первоисточники

Поэзия

Первое упоминание имени Артура содержится в валлийской поэме Y Gododdin, традиционно приписываемой барду Анейрину и датируемой около 600 года В поэме описывается битва при Катраэте между англосаксами и королями «Старого Севера» (Yr Hen Ogledd) из рода Койля Старого. В строфе CII, описывая предводителя бриттов, поэт сравнивает его с Артуром.

The Gododdin of Aneurin

CII

He thrust beyond three hundred, most bold,
He cut down the centre and far wing.
He proved worthy, leading noble men;
He gave from his herd steeds for winter.
He brought black crows to a fort's
Wall, though he was not Arthur.
He made his strength a refuge,
The front line's bulwark, Gwawrddur.

THE GODODDIN Book of Aneurin I Translation by Joseph Clancy

Другая ранняя валлийская поэма в которой фигурирует Артур — это Preiddeu Annwfn (Трофеи Аннуна), приписываемая барду Талиесину (VI в. н. э.). Поэма посвящена путешествию Артура в Аннун — валлийский потусторонний мир. Точная датировка времени написания поэмы оказалась затруднительной, но лингвистический анализ показал, что современную форму текст принял примерно к 900 году.

PREIDDEU ANNWN

Пою благого Сюзерена, Владыку сей страны,
Что власть высокую свою по всей земле простёр.
Мрачна была темница Гвейра, угрюмый Каэр Сиди,
Страшась коварной мести Пуйла и злобы Придери,
Никто на свете до него в неё не проникал.
Тяжёлая синела цепь на шее у него,
Средь воплей Аннуна горькой скорбью напев его звучал,
Но даже там великим бардом сумел остаться он.
Нас было втрое больше тех, что могут сесть в Придвен,
Но только семеро вернуться смогли из Каэр Сиди.

О, я ль не стою громкой славы, и песен и хвалы
За то, что сам четыре раза бывал в Каэр Перидван?
Когда впервые слово правды послышалось в котле?
Когда его своим дыханьем согрели девять дев.
А разве он владыке Аннуна встарь не принадлежал?

По краю этого котла жемчужины блестят.
Он никогда не сварит пищи для труса и лжеца.
Но меч сверкающий над ним взметнется к небесам
И в крепкой длани Ллеминауга изведает покой.
У тяжеленных врат Уфферна чуть теплится огонь,
Когда мы прибыли с Артуром — вот славный был денёк!
Нас только семеро вернулось домой из Каэр Ведвид!

Я ль не достоин громкой славы, и песен, и хвалы,
Чтоб пели их в Каэр Перидван, на Острове Дверей,
Там, где рассвет и тьма ночная встречаются всегда,
Там, где хозяин дорогим вином поит гостей?!
Нас вышло в море втрое больше тех,что вместит Придвен,
Но только семеро вернулось домой из Каэр Ригор!

Я не позволю славным бардам восторги расточать;
Не зрели подвигов доблести Артура они у Каэр Видир!
На стенах там пять дюжин сотен стояло день и ночь,
И было очень трудно дозорных обмануть.
Ушло с Артуром втрое больше, чем мог вместить Придвен,
Но только семеро вернулись назад из Каэр Колур!

Нет, бездарям я не позволю пустой хвалой бряцать.
Они не видели той сечи и тех, кто бился в ней,
Неведом им тот ясный день, когда родился Гви,
Они не знают, кто его не отпускал в Девви.
Они не видели быка с повязкою на лбу;
Ярмо его — сто сорок ровно ладоней в ширину.
О, много нас ушло с Артуром! Печально вспоминать...
Но только семеро вернулись домой из Каэр Вандви!

Я не позволю петь хвалы трусливым болтунам:
Они не знают дня, когда герой наш в мир пришел,
Ни часа славного, когда на свет родился он,
Ни среброглавого быка, который был у них.
О, много нас ушло с Артуром на славные дела,
Но только семеро вернулись назад из Каэр Охрен.

перевод из книги Льюиса Спенса «Тайны древних бриттов» 2007

Генеалогия

Родословная Артура предположительно изложена в генеалогии Bonedd yr Arwyr («Происхождение героев») из манускрипта Mostyn MS 117, хранящегося в Национальной библиотеке Уэльса. Рукопись датируется концом 13 века и была записана той же рукой, что и Llyfr Taliesin («Книга Талиесина») и фрагменты Mabinogion в манускрипте Peniarth MS 6.iv. Помимо генеалогий, рукопись содержит летопись Brut y Brenhinedd («Хроники королей»). Генеалогии завершают манускрипт и находятся на 138 и 139 страницах. Артур упоминается в первой ветви в связи с Маэлгоном Гвинедским:

Maelgwn, y gwr a uu petweryd brenhin ar Ynys Prydein gwedy Arthur Maelgwn, the man who was the fourth king of the Isle of Britain after Arthur Маэлгон, человек, который был четвёртым королём острова Британия после Артура Genealogies from Mostyn MS. 117

Конкретно генеалогия Артура изложена в пятом и шестом разделах:

5. Arthur m. Vthyr m. Kustenhin m. Kynuawr m. Tutwal m. Moruawr m. Eudaf m. Kadwr m. Kynan m. Karadawc m. Bran m. Llyr lletieith. Arthur s. Uthyr s. Custenhin s. Cynfawr s. Tudwal s. Morfawr s. Eudaf s. Cadwr s. Kynan s. Caradawg s. Bran s. Llyr Half-speech. Артур сын Утера, сына Кустеннина, сына Кинфаура, сына Тудвала, сына Морфаура, сына Эудафа, сына Кадора, сына Кинана, сына Карадога, сына Брана, сына Ллира Малоречивого 6. Nonn mam Dewi oed verch y Anna verch Vthyr pendragon. Mam Anna oed verch Eigyr (verch) Anlawd wledic. Nonn mother of David was the daughter of Anna d. of Uther Pendragon. [Her] mother Anna was the daughter of Eigyr daughter of Lord Anlawd. Нонн, мать Давида, была дочерью Анны, дочери Утера Пендрагона. Её мать Анна была дочерью Эйгир, дочери Анлода властителя. Genealogies from Mostyn MS. 117

Линия Артура

• Утер (валл. Vthyr) — Утер Пендрагон — полулегендарный король бриттов, младший брат Амвросия Аврелиана.
• Кустеннин (валл. Kustenhin) — упоминается в списке королей Думнонии как Константин ап Кономор.
• Кинфаур (валл. Kynuawr), тж. Кинварх — упоминается в списке королей Думнонии как Кинфаур ап Тудвал (валл. Cynfawr ap Tudwal) или Маркус Кинфаур Кономари (корнск. Marcus Cynfawr Conomari), родившийся в 395 году, сын короля Тудвала ап Гурфаура и Грацианы ферх Вледиг, дочери Магна Максима Максена и Кейндрих ферх Рейндих.
• Тудвал (валл. Tudwal) — упоминается в числе королей Думнонии как Тудвал ап Гурфаур (валл. Tudwal Ap Gwrfawr), сын короля Гурфаура ап Кадфана, родившийся ок. 375 года
• Морфаур (валл. Moruawr) упоминается в числе королей Думнонии как Гурфаур Морфаур ап Кадфан Гадеон (валл. Gwrfawr Morfawr ap Cadfan Gadeon), сын Кадфана ап Кинана, родившийся около 360 года
• Эудаф (валл. Eudaf) — точно не идентифицируется, возможно — Эудаф Старый.
• Кадор (валл. Kadwr) — не идентифицируется, имя переводится как «хранитель»
• Кинан (валл. Kynan), тж. Конан Мериадок (корнск. Conan Meriadoc, валл. Cynan Meiriadog) — полулегендарный король, часто идентифицируется с римским императором-узурпатором Магном Максимом (известным как Максен Вледиг).
• Карадог (валл. Karadawc) — полулегендарный князь Корнуолла, имел реальный прообраз Карадауга, сына короля белгов Кинвелина, потерпевшего поражение от римлян в 49 году н. э.; упоминается в Триадах как один из вождей, противостоявших римлянам (вместе с Касваллауном сыном Бели); одержал множество побед, но из-за предательства Аварви, сына Ллуда, и его дочери Арегведд (отождествленной с царицей бригантов Картимандуей) он был взят в плен римлянами и убит.
• Бран (валл. Bran) — Бран Благословенный (валл. Brân Fendigaidd или валл. Bendigeidfran), имя переводится как «Ворон», — легендарный правитель Британии, несколько раз упоминаемый в Триадах, фигурирует во второй ветви Мабиногион «Бранвен дочь Ллира». Сын Ллира и Пенарддин, брат Бранвен и Манавидана, сводный брат по матери Нисиена и Эфнисиена сыновей Эуросвидда. Согласно Третьей ветви Мабиногион Манавидан похоронил голову Брана на Белом Холме в Лондоне, где теперь стоит Тауэр для того, чтобы и после смерти Бран охранял страну. Согласно Триадам Артур выкопал голову, сказав, что у него самого хватит сил защищать Британию.. С этой легендой связывают появление знаменитых воронов Тауэра.
• Ллир Малоречивый (валл. Llyr lletieith) — легендарная фигура валлийской мифологии, отец Брана, Манавидана и Бранвен, муж Пенарддин, дочери Бели Мавра (Великого), легендарного основателя королевских родов Британии. В Триаде 52 он назван одним из трёх великих узников Британии. По легенде он попал в плен к Эуросвинду, который похитил Пенарддин.

Имя Ллира часто связывают с ирландским Лиром — богом моря. Тем не менее Рэйчел Бромвич удалось разыскать два варианта генеалогии самого Ллира:

Llŷr son of Ffaraon son of Dd.(Dandde) son of Mael Dicko son of Kryf son of Dyfnwal Moelmud

Ллир сын Ффараона, сына Дд(Дандде), сына Маэля Дико, сына Крифа, сына Дифноаля Моэльмуда
Llŷr son of Paran son of Kerihir Llyngwyn son of Keidio Bywrmwyn son of Arthan son of Meirion son of Gerient son of Graydiol son of Dyngad son of Albean Tirvad son of Anny son(?) of Galbean
Ллир сын Парана, сына Керихира Ллингуина сына Кейдио Биормоина сына Артана сына Мериона сына Гериента сына Грейдиола сына Дингада сына Альбеана Тирвада сына Анни сына? Гальбеана

перевод:

— Bromwich, R. (ed. & trans.) (1961; new edition 1978; reprint 1991; new edition 2006) Trioedd Ynys Prydein: The Welsh Triads University of Wales Press, Cardiff.

Линия Св. Давида

• Нонн, мать Давида (валл. Nonn mam Dewi) — имеются ввиду святая Нонна и святой Давид Валлийский, исторические лица, жившие в VI веке.
• Анна, дочь Утера Пендрагона (валл. Anna verch Vthyr pendragon) — легендарная сестра Артура, в Триадах фигурирует как Гвиар (валл. Gwyar), мать Гвалкмея (валл. Gwalchmei), более известного под именем Гавейна.
• Эйгир, дочь Анлода — легендарная Игрейн, мать Артура, по «Килух и Ольвен» имела сестру Голейдидд, мать Килуха. В ряде мест её отцом фигурирует Гвен или Кунеда, король Гвинеда.
• Анлод — легендарный князь британцев, сопоставлятся с королём Анблаудом Великим, правившим в 470-х гг. н. э. в южной Англии и потерпевшем поражение от Аэллы, тирана Суссекского, имел несколько дочерей и сыновей, среди них Твинведд, мать святого Тивридога, Эйгир — мать Артура, и Голейдидд, мать Килуха. Сыновья перечисляются в «Килух и Ольвен» как дядья Артура по матери — Llygatrud Emys, Gwrbothu Hen, Gweir Gwrhyt Ennwir и Gweir Baladir Hir.

Линия Ллира

Имена первой линии имеют легендарное происхождение:

• Ффараон, сын Дд(Дандде) (англ. Ffaraon son of Dd.(Dandde)) — упоминается вскользь в Мабиногионе, в Lludd and Llevelys, в части, где рассказывается, что король Ллудд захоронил саркофаг с заключёнными в нём драконами в земле Динас Эмрис, которая раньше называлась Динас Ффараон Дандде.
• Дифноаль Моэльмуд (англ. Dyfnwal Moelmud, валл. Dyfnwal Moelmud ap Garbanion) — легендарный король Корнуолла, фигурирует у Гальфрида Монмутского как Dunvallo Molmutius, восстановитель порядка и законодатель после «Войны пяти королей».

Исторические труды

«История бриттов» Ненния

Первая историческая хроника, в которой упоминается Артур — это «История бриттов» (лат. Historia Britonum), написанная на латыни примерно в 800 году валлийским монахом по имени Ненний. Многие учёные считают, что Ненний опирался при создании «Двенадцати битв Артура» на народные предания Уэльса. В ней об Артуре говорится, что он одержал двенадцать побед над саксами, окончательно разгромив их в Битве при горе Бадон.

«Анналы Камбрии»

В Анналах Камбрии (составлены во второй половине X века, древнейшая рукопись — 1-я треть XII века) некий Артур упоминается в связи с битвой при Камланне в 537 году:

Битва при Камланне, в которой погибли Артур и Медраут

(an. Gueith camlann in qua Arthur et Medraut corruerunt).

Посредством этого или какого-то другого источника эта запись почти дословно попала в испанские Толедские анналы (сер. XII века) и Наваррские хроники (конец XII — начало XIII века):

Сразился король Ситус с Модретом, своим племянником, в Камбленке, эра |Испанская| 580 [542 г. от Р. Х.].

«История королей Британии» Гальфрида Монмутского

Первый последовательный рассказ о жизни короля Артура появляется в «Истории королей Британии» (лат. Historia Regum Britanniae), в XII веке написанной Гальфридом Монмутским (англ. Geoffrey of Monmouth). Этот труд объединяет работы Ненния и элементы валлийского фольклора с вкраплениями из более поздних произведений. Именно здесь Артур впервые назван «королём», впервые появляются ныне общеизвестные сюжеты: о зачатии Артура, об измене его жены и о гибели короля от рук его племянника Мордреда. Гальфрид писал об Артуре как о безусловно историческом лице, но достоверность самого его труда вызывает сомнения у историков.

Хроника Тисилио

В исторических кругах давно обсуждается вопрос об источниках, которыми пользовался Гальфрид при написании своего труда. Одним из таковых традиционно считается «Хроника Тисилио» (валл. Brut Tysilio). Приписывается хроника авторству епископа и святого Тисилио из Мейвода, сына короля Поуиса Брохвайла Клыкастого, жившего в середине VI века. Наиболее старый и авторитетный список хроники сохранился в собрании Колледжа Иисуса, ныне известный под кодом Jesus MS. LXI. Данная рукопись датируется XV веком и является самой поздней из сохранившихся списков валлийских «Хроник королей», так или иначе связанных с летописью Гальфрида, но вместе с тем и наиболее далёкой от неё. Впервые рукопись была опубликована в оригинале Оуэном Джонсом в 1801 г.,; в английском переводе в 1811 году Питером Робертсом..

Масштабное исследование книги Тисилио было предпринято Петри Флайндерсом, который предположил, что и работа Гальфрида, и рукопись из собрания Колледжа Иисуса восходят к источнику, датируемому не позднее 940 года. В 1995 году английский историк и теолог Билл Купер опубликовал новый перевод «Хроники Тисилио» с предисловием, в котором отстаивает первичность этой летописи по сравнению с книгой Гальфрида.. Таким образом, дискуссия по вопросу «Хроники Тисилио» далеко не окончена.

В качестве доводов в пользу первичности «Хроники Тисилио» выдвигаются два весомых аргумента. Первый — все валлийские имена в манускрипте переданы аутентично (даже настолько искажённое Гальфридом имя как Мерлинус, в хронике фигурирует исконно — Мирддин, а не калькой с латинского); второе — последняя фраза рукописи:

Я, Вальтер, архидиакон Ридихена (Оксфорда), перевёл эту книгу с валлийского на латынь. И в старые мои годы я перевёл её во второй раз с латыни на валлийский. Оригинальный текст (англ.)   I, Gwallter, Archdeacon of Rydychen, turned this book from kymraec into lladin. And in my old age I have turned it the second time from ladin into kymraec. — Peter Roberts, The chronicle of the kings of Britain. Translated from the Welsh copy attributed to Tysilio. London, 1811.

В этом послесловии историки видят Вальтера Оксфордского, друга Гальфрида (возможно, и друга Генриха Хандингтонского, которому последний адресовал письмо «О презрении к миру», находящееся в 8-й книге знаменитой «Historia Anglorum»), который и передал ему валлийскую рукопись, и который не раз упомянут на страницах «Historia Brittonum».

Рождение Артура

Согласно хронике, при дворе король Утер увидел Эйгир, жену Горлоиса, и безумно влюбился. Горлоис заметил страсть короля и поспешил отбыть от двора. Утер отправил следом посла с требованием вернуться и угрозами кар за неповиновение. Но Горлоис проигнорировал угрозы и заперся в прибрежных замках. Эйгир он оставил в неприступном Тиндагол, а сам встал в Тинболте, поджидая Утера. Король быстро собрал войско и выдвинулся на войну против Горлоиса. Он рассеял войско Горлоиса и осадил замки. Не в силах выжидать долго, Утер обратился к Ульфину каэр Градаук и поведал ему о своей страсти. Тот сказал, что штурмовать замки из-за этого безумие, посоветовал обратиться к Мирддину (Мерлину) и рассказать ему всё. Мирддин сказал, что если Утер хочет заполучить Эйгир, то должен принять образ Горлоиса, сам Мирддин примет вид любимого сквайра Горлоиса Брителя, а Ульфина он обратит в Медафа Тиндагольского, тогда втроём они проникнут в замок. Так они и поступили. Подойдя к замку, они объявили, что прибыл Горлоис, и привратник пропустил их. Войдя к Эйгир, Утер сказал, что соскучился по жене и решил, оставив войско, провести ночь с нею. Тем временем войска Утера, оставшись без руководства, решили самовольно пойти на штурм Тинболта и, проявив напор, взяли замок. Во время штурма пал Горлоис. Его люди отправили посыльного к Эйгир с известием о трагедии. Утер, находившийся у Эйгир под видом Горлоиса, рассмеялся и сказал, что волноваться не о чем и он жив. Наутро он отбыл к своим войскам. Узнав подробности штурма, он огорчился из-за гибели Горлоиса, но был удовлетворён временем проведённым с Эйгир. С этого дня он продолжил сожительство с Эйгир, от которой родились Артур и Анна. Артура отняли у матери и отдали Мирддину на воспитание, как и обещал Утер.

Воцарение Артура

Через много лет принцы англосаксов Окта и Азаф, узнав о болезни Утера, призвали германцев, и объявили ему войну. Но Утер, призвав на помощь Ллеу ап Кинмарха, за которого выдал Анну, разбил англосаксов. Тогда они решили отравить Утера. Узнав, что он пьет воду только из колодца близ Веруламиума, саксы отравили колодец. Кроме Утера умерло много придворных, пивших ту же воду. Утера похоронили в пределах Кольца Гигантов, где до этого был похоронен Эмрис Вледиг (Амвросий Аврелиан). Тем временем в Британии высадились войска германцев под предводительством Колгрима. Вожди бриттов собрали экстренный совет, для решения вопроса о престолонаследии. На совете было решено передать корону Артуру, которому исполнилось всего 15 лет. Дубриций, архиепископ Каерлеона, провозгласил Артура королём.

Битвы Артура

Среди битв Артура описываются:

• Битва против англосаксов Колгрима, скоттов и пиктов при реке Дуглас.
• Битва против Балдулфа и Цедрика при Эборакуме.
• Осада саксов в Каледонском лесу. Описывается, что Артур выстроил вокруг лагеря саксов стену из дубов рубленных тут же. Трёхдневная осада вынудила саксов сдаться и пообещать вернуться в Германию. Но слова они не сдержали и с побережья свернули на Каер Виллав.
• Битва Артура и его племянника Хоела, сына сестры Амвросия из Арморики, против Цедрика при Алклуде.
• Битва против скоттов и Гиломори Ирландского близ озера Ллимоной.
• Битва против Гиломори в Ирландии. Гиломори признал поражение и согласился платить дань, следом за ним согласились платить дань Артуру Долдаф, король скоттов и Гвиннвас Оркнейский.
• Битва против англосаксов при горе Бадон.
• После 12 мирных лет Артур вмешивается в войну за престолонаследие в Придине. По мнению У. Купера, Гальфрид неверно перевёл Prydyn как Норвегия. Он считает, что Prydyn или Llychlyn королевство, существовавшее на берегах Лох Ломонда.После смерти Ассихлима, короля Придина, ему должен был наследовать племянник Ллеу сын Кинварха и зять Артура, но народ избрал королём Рикульффа. Артур разбил Рикульффа и передал корону Ллеу.
• Битва Артура против Фроло, префекта Галлии на Сене.

Гибель Артура

После победы над Фроло к Артуру прибыл посол от императора Льва с требованием дани и угрозой войны. Артур отказался давать ему дань. Война завершилась поражением императора. В ходе битвы погибли рыцарь Артура Кай. После битвы Артур узнаёт, что Медрод (в другом варианте — Мордред), сын его сестры Анны, которого он оставил наместником, узурпировал корону, и взял супругу Артура Гвенвифар себе в жены. Артур собрал войско и выступил против Мордреда. В ходе кровопролитной битвы на реке Камлан Артур убил племянника, но и сам получил смертельную рану. Умирая, он попросил сэра Бедивера бросить Экскалибур в озеро. Он был взят прямо из битвы на Авалон для излечения.

«Хроника королей Англии» Уильяма Мальмсберийского

Современник Гальфрида Монмутского — Уильям Мальмсберийский — не сомневался в существовании Артура, но отнёсся к нему весьма осмотрительно, посвятив ему в своём обширном труде «Хроника королей Англии» (англ. Chronicle of the kings of England) всего несколько строк на пару с Амвросием Аврелианом, повторяя Гильду и Ненния:

Амвросий, единственный выживший из римлян, который стал королём после Вортигерна, подавил самонадеянных варваров с мощной помощью воинственного Артура. Это тот Артур, о котором британцы наивно рассказывают множество сказок, даже в наши дни, человек, безусловно, достойный прославления, не только из-за пустых фантазий, но ради истинной истории. Он долго поддерживал тонущее государство, и побуждал сломленный дух своих соотечественников к войне. Наконец в сражении у горы Бадон, положившись на образ Святой Девы, который он прикрепил к своим доспехам, он вступил в бой с девятью сотнями врагов в одиночку и рассеял их с невероятной жестокостью. Оригинальный текст (англ.)   Ambrosius, the sole survivor of the Romans, who became monarch after Vortigern, quelled the presumptuous barbarians by the powerful aid of warlike Arthur. It is of this Arthur that the Britons fondly tell so many fables, even to the present day; a man worthy to be celebrated, not by idle fictions, but by authentic history. He long upheld the sinking state, and roused the broken spirit of his countrymen to war. Finally, at the siege of Mount Badon, relying on an image of the Virgin, which he had affixed to his armour, he engaged nine hindered of the enemy, single-handed, and dispersed them with incredible slaughter. — William of Malmesbury's Chronicle Kings of England.

Далее Уильям касается Артура рассказывая о находке могилы Олвен. Тут он подробнее останавливается на личности Артура, но опять он только племянник великого Амвросия:

В это время в провинции Уэльса, называемой Рос, была найдена гробница Олвен, благородной племянницы Артура; он, самый прославленный рыцарь, управлял частью Британии всё ещё именуемой Уолверт, но был изгнан из своего королевства братом и племянником Хенгиста (о котором я рассказывал в первой книге), хотя им и пришлось дорого заплатить за его изгнание. Он по праву разделяет вместе со своим дядей славу за спасение на протяжении долгих лет своей гибнущей страны. Гробница Артура никогда не была найдена, по этой причине старинные баллады измышляют, что он ещё должен вернуться. Но могила другого (Амвросия?), как я полагаю, была найдена во время короля Вильгельма, на морском берегу, четырнадцатью шагов длинной; там, как рассказывают некоторые, он был ранен врагами, и потерпел кораблекрушение; другие говорят, что он был убит подданными во время общественных зрелищ. Правда, следовательно, туманна; хотя никто из этих людей не оказался ниже той славы, которую они приобрели. Оригинальный текст (англ.)   At that time, in a province of Wales, called Ros, was found the sepulchre of Walwin, the noble nephew of Arthur; he reigned, a most renowned knight, in that part of Britain which is still named Walwerth; but was driven from his kingdom by the brother and nephew of Hengist, (of whom I have spoken in my first book,) though not without first making them pay dearly for his expulsion. He deservedly shared, with his uncle, the praise of retarding, for many years, the calamity of his falling country. The sepulchre of Arthur is no where to be seen, whence ancient ballads fable that he is still to come. But the tomb of the other, as I have suggested, was found in the time of king Wilham, on the sea-coast, fourteen feet long: there, as some relate, he was wounded by his enemies, and suffered shipwreck; others say, he was killed by his subjects at a public entertainment. The truth consequently is doubtful; though neither of these men was inferior to the reputation they have acquired. — William of Malmesbury's Chronicle Kings of England.

Анонимные источники

Менее подробное изложение истории Артура находится в анонимной хронике монаха из Лландаффа Epitome of the history of Britain, сохранившейся в собрании манускриптов Коттона. Манускрипт MS British Library Cotton Titus D. XXII датируется второй половиной XIV века. Автор отбросил большинство легендарных эпизодов Гальфрида, но дополнил некоторыми подробностями (очевидно, из монастырских хроник). Так, он сообщает, что Артур был коронован в 506 году; Дурбиций, короновавший Артура, был архиепископом Лландоффа (города церквей), а не Каэрлеона (города легионов), как у Гальфрида. Далее, в отличие от Гальфрида, который отправил Артура сразу на войну, хронист сообщает, что молодой король начал правление с грандиозного пира в Каэрлеоне, на который собрал знать королевства, измотанного войнами и междоусобицами. Всех явившихся Артур наделил землями, и тем приобрёл много сторонников. Затем указывается, что Артур правил 36 лет. В конце концов, он потерпел поражение от своего сына Мордреда и перед смертью оставил трон Константину, сыну Кадора Корнуольского. Сам же отправился в Авалон, что ныне Гластонбери.

Легендарная и куртуазная литература

Мабиногион и Триады

Наиболее древними легендарными источниками об Артуре, его роде, и героях Артурианы считаются так называемые «Триады острова Британия» валл. Trioedd Ynys Prydain — поэтические трёхстишия, рассказывающие о чертах того или иного персонажа. Сохранились общим числом 96 трёхстиший в составе «Четырёх древних книг Уэльса». Наиболее древние из трёхстиший датируются досаксонским периодом.

Другим важным источником для легенд об Артуре явился сборник валлийских легенд — Мабиногион. Так или иначе с Артуром связаны практически все персонажи сборника. Наиболее старой частью сборника считается «Килух и Олвен». Романтические герои повести отодвигаются на второй план, уступая главную роль в истории Артуру — племенному вождю и грозному военачальнику. Другая часть цикла, в которой активно участвует Артур, — «Сон Робанави», где он предстаёт уже феодалом-сеньором; эта часть полна фантастических элементов.

Поэтические хроники Роберта Васа и Лайамона

Поэтические хроники Роберта Васа и Лайамона появились практически одновременно с работой Гальфрида Монмутского. Влияние последней на летопись Роберта Васа «Estorie des Bretons» и через неё на «Layamon’s Brut» признаётся всеми исследователями.

Роберт Вас, родом из Джерси, составил свою хронику около 1150 года либо на основе работы самого Гальфрида, либо на базе не сохранившегося её перевода на нормандский язык, выполненный Джеффри Гаймаром. Поэтическая хроника Роберта Васа составляет 15 300 строк. Следуя канве хроники Гальфрида, Роберт Вас дополняет историю об Артуре первым сообщением о Круглом столе, здесь же меч Артура впервые получает имя — Эскалибур. О Лайамоне, сыне Леовената, известно лишь то, что он был священником церкви в Эрнлей близ Рэдстоуна на берегу Северна. По признанию самого Лайамона, при работе над своей хроникой он пользовался летописью Беды, не дошедшей до нас книгой святого Альбина (или, по другой версии, Остина) и историей Васа, которую последний преподнёс королеве Алиеноре Аквитанской. «Layamon’s Brut» значительно шире летописи Васа и состоит из 32 250 строк. До настоящего времени в полном объёме хроника сохранилась в рукописях собрания Коттона под кодами MS. Cott. Caligula A ix (начало XIII века, текст написан на маленьких листочках, что затруднило разбор рукописи) и MS. Cott. Otho C. xiii (период правления Генриха Третьего, написан на полноразмерных листах, но сильно повреждён огнём — потеряно до 10 % текста).

Дополнения, которые сделал Лайамон в своей хронике, по сравнению с «Estorie des Bretons» Роберта Васа, касаемо Артура и его семьи (в скобках страницы v-ii или v-iii издания Layamonts Brut or Chronicle of Britain a potencial semi-saxon paraphrase of the Brute of Wace, London. 1847):

• изложение истории Константа, короля-монаха, брата Утера (v-ii, p. 222);
• повесть об Аппасе и его стремлении убить Амвросия (pp. 317—324);
• переговоры между Утером и Ульфином и поиски последним Мерлина (pp. 362—369);
• любопытные басни о роли эльфов в рождении Артура и в перевозке его после смерти на Авалон, резиденцию их королевы Арганты (v-ii p. 384, v-iii p. 114);
• послание Артура британцам и его выборы королём (pp. 408—412);
• волнующие подробности битвы Артура с Колгримом, совет Маурина Артуру о том, как обмануть Бальдольфа, замечание о замке Килдрика в Линкольншире, битва в Каледонском лесу (pp. 419—444);
• поэтическое описание охоты на лису и представление Килдрика Артуру (pp. 446—454);
• забавное описание появления датчан в Линкольншире и их попытки построить мост на берег Артура, соединяя бревна золотыми нитями (p. 456);
• описание доспехов Артура — кольчуги, сделанной эльфийским кузнецом Вигаром, шлема Госвита, копья, выкованного Гриффином (pp. 463, 576);
• длинное поэтическое изложение путешествия Килдрика на Авалон и битвы Артура с Колгримом, поражение и гибель Килдрика (pp. 469—485);
• представление Гилломара, короля Ирландии, и Аелкуса, короля Исландии, Артуру (pp. 515—520);
• интересные подробности создания Круглого Стола (pp. 531—542);
• длинный интересный рассказ о битве Артура с Фроллом, королём франков (pp. 571—580);
• подробности битвы Артура с великаном на горе св. Михаила, последующая битва с Луцием, и гибельный исход вражды с Мордредом (v-iii pp. 34, 103, 142).

Дату написания хроники точно установить не удалось, как и время жизни автора; с достаточной достоверностью можно определить лишь то, что работа была создана в период между 1155 и 1200 гг.

Формирование Артурианы

В средние века об Артуре писали такие авторы куртуазных романов, как Кретьен де Труа (XII в.), Вольфрам фон Эшенбах (XII в.), и анонимные авторы Вульгатского цикла (XIII в.). Их произведения, основанные на устном европейском фольклоре, были уже безусловным вымыслом. Большинство из них использовали королевство Артура как сеттинг для подвигов новых героев-рыцарей — Гавейна, Ланселота, Галахада, Персиваля и пр.; а сам Артур отодвигался на второй план. (Аналогичную роль в русских былинах играл князь Владимир Красное Солнышко).

Окончательно закрепил образ Артура в литературе и массовом сознании сэр Томас Мэлори (XV в.) в своем масштабном эпосе «Смерть Артура», в котором он объединил и литературно оформил все самые распространённые легенды об Артуре и рыцарях Круглого стола. Именно книга Мэлори является основным источником для всей последующей «Артурианы».

Сюжет легенды

Сюжет легенды в общих чертах остается неизменным со времен Гальфрида Монмутского, хотя отдельные детали отличаются у разных авторов. (Ниже излагается по «Смерти Артура» Мэлори).

Рождение Артура

Артур — сын короля Британии Утера Пендрагона. Утер воспылал любовью к прекрасной Игрэйне, жене старого герцога Горлоиса из замка Тинтагель. Чтобы провести с ней ночь, король попросил волшебника Мерлина придать ему облик герцога Тинтагеля. В качестве платы Мерлин потребовал отдать ему младенца на воспитание, когда тот родится. Мерлин наложил на мальчика чары, придав силу и отвагу. Затем чародей отдал Артура на воспитание старому рыцарю сэру Эктору. Через несколько лет Утера отравили приближённые, и страна погрузилась в безвластие и междоусобицу.

Артур становится королём

Спустя двадцать лет Мерлин и епископ Кентерберийский в Лондоне представили собравшимся рыцарям «меч в камне» (меч лежал на каменной плите, способной плавать по воде, и был придавлен сверху наковальней; в поздней литературе он превратился в меч, воткнутый в камень); на камне была надпись: «Кто вытащит сей меч из-под наковальни, тот и есть по праву рождения король над всей землёй английской». Ни один из королей и баронов не смог извлечь меча. Его случайно вынул юный Артур, который искал меч своему названому старшему брату — сэру Кею. Мерлин раскрыл юноше тайну его происхождения и провозгласил Артура королём. Однако правители удельных королевств, метившие на трон Утера, отказались его признать и пошли на юного Артура войной. Призвав на помощь заморских королей-полководцев Бана и Борса, Артур отстоял свой трон и начал править.

Артур сделал своей столицей город Камелот и собрал за одним столом лучших рыцарей мира. Чтобы между ними не было раздоров из-за высоких и низких мест, Мерлин подарил королю Круглый Стол. Артур женился на прекрасной Гвиневре, дочери короля Лодегранса, но их брак был бездетным.

После того, как Меч-из-Камня сломался в поединке Артура с сэром Пелинором, Мерлин пообещал молодому королю новый чудо-меч. Его выковали эльфы озера Вателин, и Владычица Озера вручила меч Артуру с условием: обнажать только во имя правого дела и вернуть ей, когда придёт срок. Меч, названный Экскалибур, разил без промаха, а его ножны защищали лучше любой брони.

Измена королевы и начало войны

The Welsh Triads

80
…Три Неверных Жены Острова Британии:
три дочери Калвануйда Британского:
Эссилт Прекрасноволосая [любовница Тристана],
и Пенарван [жена Овайна, сына Уриена],
и Бин [жена Фламдуйна].
И одна была более неверной, чем эти три:
это Гвенуйфар, жена Артура,
так как она опозорила лучшего человека,
чем любая [из трёх других].

Легенда о Тристане и Изольде.
Издание подготовил А.Д. Михайлов.
Серия «Литературные памятники». — М., Наука, 1976

Однажды Гвиневру во время прогулки похитил негодяй Мелегант. Ланселот, один из лучших рыцарей Круглого Стола, не дожидаясь подмоги, ворвался в замок Мелеганта, освободил королеву и прикончил злодея. Между ним и спасённой дамой вспыхнул роман, и Гвиневра изменила мужу.

Об этом узнал коварный Мордред, племянник (и, по слухам, незаконный сын) Артура. Он доложил королю об измене. Артур послал Мордреда с отрядом арестовать Ланселота и Гвиневру. Королеве грозила казнь на костре за её прегрешение, но Ланселот освободил королеву из-под стражи, заодно по ошибке убив безоружных племянников короля Гарета Белоручку и Гахериса. Ланселот и Гвиневра бежали за море, Артур отправился за ними в погоню, оставив наместником Мордреда. Воспользовавшись случаем, коварный бастард узурпировал власть и провозгласил себя королём. Попытавшийся навести порядок сэр Гавейн был убит.

Смерть Артура

Узнав о смуте в Британии, Артур вернулся из-за моря. Войска короля и самозванца встретились на Каммланском поле для переговоров. Но во время встречи змея укусила одного из рыцарей, и он выхватил меч, что стало сигналом для атаки обеим сторонам. В грандиозной битве, разразившейся в Каммлане, погибло всё воинство Британии. Предатель Мордред пал, пронзённый копьём Артура, но и сам смертельно ранил отца.

Умирающий король попросил сэра Бедивера вернуть меч Экскалибур Владычице Озера. Затем его самого на лодке печальные леди под предводительством младшей сестры Морганы, Моргиатты (в других вариантах легенды — самой Морганы, раскаявшейся в своих проступках) — увезли на остров Авалон. По преданию (похожему на пророчество о Втором Пришествии), Артур дремлет на Авалоне в ожидании дня великой нужды, когда он воспрянет ото сна, чтобы спасти Британию.

Семейное дерево

г. Горлуа

Игрэйна

к. Утер Пендрагон

к. Лодегранс

к. Уриенс

Фея Моргана

к. Нантрес

Элейн

к. Лот Оркнейский

Моргауза

Король Артур

Гвиневра

Ивейн

г. Санам

Гавейн

Гахерис

Агравейн

Гарет

Лионора

Мордред

Борр

• г. - герцог
• к. - король

Историчность

Исторический Артур, видимо, являлся «dux bellorum» — вождём или военачальником кельтского племени бриттов, населявшего нынешние Англию и Уэльс, и жил в начале VI в. В этот период высокоразвитая и крещёная кельтская Британия переживала разрушительное нашествие варварского племени саксов с материка. Вторжение в итоге закончилось к VIII в. уничтожением бриттской культуры и полным завоеванием саксами южной части острова, которая по сей день заселена в основном англосаксами. Однако именно в начале VI в. продвижение саксов на запад на время приостановилось. Это, по мнению многих исследователей, может служить доказательством реальности побед Артура над саксами. Об объединении всей Британии и прилегающих островов, как о том гласят легенды, впрочем, речи идти не может.

Имя

Древнейшее упоминание Артура (Arthur) по имени содержится в валлийской поэме «Y Gododdin» (VII в.) — про одного из героев говорится, что он проявил доблесть в битве, «хоть он был и не Артур». Больше об Артуре поэма ничего не говорит.

Предположительно валлийское имя «Arthur» вероятно, происходит от сложения кельтских «arth» — «могучий», «медведь» и «ythr» — ужасный. Некоего «медведя» (лат. ursus) упоминает и бриттский автор VI в. Гильда в своем труде «О погибели Британии», хотя и без всякой связи с битвой при Бадоне. Есть также версия, что это искажённое римское «Artorius» или греческое «Арктурус». В форме «Арктур» (лат. Arcturus Uterii filius) имя употреблено в книге XVI века «История Шотландии» («Rerum Scoticarum Historia») Джорджа Бьюкенена. В некоторых вариантах имя Артура переводится как «арт-Утер», медведь Утера.

Битвы Артура

Битве при горе Бадон предшествовали еще одиннадцать побед:

• первая в устье реки Глейн (англ. Glein), по Кембриджской рукописи Гильды у границы Девона, но возможно идентифицировать реку как Глем (англ. Glem) в Линкольншире или Глен (en:Glen) в Нортумберлэнде.
• вторая, третья, четвёртая и пятая битвы на реке Дуглас (англ. Duglas) в Линнуисе идентифицируется с рекой Доуглас (Dowglas) в Ланкашире.
• шестая в Бассасе (англ. Bassas); Гейл идентифицировал топоним как Бостон, но вероятнее Бэстфорд (en:Basford) в Стэфордшире.
• седьмая в Каледонском лесу (валл. Catcoit Celidon, англ. wood of Caledon); по Кембриджскому манускрипту Гильды битва произошла в Корнуоле (лат. Cornubiae), но по манускрипту Гильды Коттона дело было в Линкольншире.
• восьмая у замка Гвиннион (англ. Gunnion).
• девятая в городе Легион (англ. Legion), «по-британски называемый Каэрлеун (валл. Kaerleun)», идентифицируется как Каэрлеон-на-Уске (Caerleon-upon-Usk) или Каэр-Легион-на-Ди (англ. Caer-Legion upon Dee), современный Вестчестер.
• десятая на реке Риброит (англ. Ribroit, валл. Rhydrhwyd).
• одиннадцатая у горы Агнед Кат-Регонион (валл. Agned Cath-Regonion). По манускрипту Гильды Коттона место идентифицируется как Кат-Брегион в Сомерсетшире.

Главная заслуга Артура, согласно летописям — победа над саксами в битве при горе Бадон. Эту битву упоминают и Гильда, говоря о победе Амвросия, и Беда Достопочтенный, (относит к 493 г.), не говоря, однако, кто командовал в ней. Ненний (IX в.) впервые называет полководца кельтов Артуром. Анналы Камбрии (X в.) тоже упоминают победу Артура под Бадоном, датируя её 516 годом, а также упоминают, что они с «Медраутом» (Мордредом) убили друг друга в битве под Камланном в 537 году. Архиепископ Джеймс Ашер Армагский, основываясь на данных Матвея Вестминстерского определил год Бадонской битвы как 520. Какие места в средние века назывались «горой Бадон» и «Камланном», учёные достоверно не установили. По наиболее распространённой версии, Бадон — это Баннесдоун вблизи Бата. Однако Ритсон сомневается в этой версии ссылаясь на Гильду, который указал, что битва произошла недалеко от устья Северна («prope Sabrinæ ostium»). Согласно Неннию, под Бадоном Артур уничтожил девятьсот шестьдесят саксонских рыцарей. Сражаясь против язычников, он носил на доспехах образ Девы Марии. Рассказывая о битве при Бадоне, Уильям Мальмсберийский не указывает о том, что Артур перебил саксов, а только рассеял.

Прототипы

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Многие исследователи склоняются к мысли, что Артур как отдельная личность не существовал, а имя Артура было приписано какому-либо реальному лицу, известному в традиционной истории под другим именем. Среди возможных прототипов Артура назывались следующие мифологические и исторические персоналии:

• Артур, один из сыновей Немеда который сражался против фоморов.
• Артайус, галльский бог земледелия, которого римляне отождествляли с Меркурием. У кельтов Артайус превратился в Артура.
• Луций Арторий Каст (лат. Lucius Artorius Castus) (ок. середины-конца II века или начала-середины III века), римский военачальник, возглавлявший вспомогательное кавалерийское подразделение VI Победоносного легиона. Его имя, «Арториус», созвучно имени «Артур». что и послужило основанием для версии. Однако сам Луций Арторий жил на триста с лишним лет раньше Артура — в конце II в., в правление императоров Марка Аврелия и Коммода, и не имел дела с саксами. Несмотря на столь слабую связь Луция Артория с Артуром, эта версия достаточно популярна благодаря фильму «Король Артур» 2004 года.
• Риотам (лат. Riothamus), кельтский король, правивший Бретанью или Арморикой в V веке — несколько раньше «эпохи Артура». Его жизнь известна по Византийской хронике Иордана. По мнению некоторых исследователей, биография Риотама местами похожа на истории об Артуре.
• Амвросий Аврелиан (лат. Ambrosius Aurelianus), Верховный король Британии, римско-бриттский полководец, как и Артур, давший серьёзный отпор саксам. Аврелиан жил в середине V в. — раньше, чем предполагаемый промежуток жизни Артура, его подвиги упоминаются как произошедшие до битвы при горе Бадон. Он фигурирует почти во всех источниках, связанных с Артуром: упоминается у Гильды, Беды, и Ненния (последний смешивает его с Мерлином), у Гальфрида Монмутского Амвросий Аврелиан — дядя Артура, брат и предшественник на королевском престоле Утера Пендрагона. Уильям Мальмсберийский считает Артура наследником Амвросия Аврелиана.
• Артуир мак Айдан (гэльск. Artuir mac Áedáin), шотландский полководец, сын Айдана, короля Дал Риада, сражавшийся против пиктов и погибший в 582 году — чуть позже предполагаемой «эпохи Артура». Возможно, именно его упоминает поэма Y Gododdin, так как королевство Гододин расположено по соседству с Дал Риата. Артуир так и не стал королём, а погиб до вступления на престол.
• Артуис ап Масгвид, принц королевства Элмет, умер в 540 году, что интересно — в этот год отмечаются массовые смерти других правителей Британии, что связывает эти события с легендарной битвой при Камланне. Являлся потомком Койлхена.
• Артуис ап Мор, король Пеннинов (470—500) был современником Амвросия Аврелиана, участвовал в войнах против пиктов и саксов. Являлся потомком Койлхена.
• Кадваладр ап Мейрхион, правитель Мейрионидда примерно в 480—500 гг. Его имя можно перевести как «Предводитель войска» и он жил в предполагаемое время жизни Артура..
• Оуайн Белозубый, правитель Росза (ок. 470—517), был братом Кадваллона Гвинедского и имел сношение с его женой от которой родился Майлгун, который и убил своего «отца» в 520 году.
• Кинлас Рыжий, правитель Росза (517 — ок. 540), сын Оуайна Росзского и единокровный брат Майлгуна, от руки которого был убит также как и отец.
• Атруис ап Меуриг, правитель Гвента.

Археологические находки

Самая известная археологическая находка — так называемая «Могила Артура». В 1191 году при ремонте аббатства в Гластонбери была обнаружена могила мужчины и женщины, на которой якобы было высечено имя короля Артура. Могила была обновлена в мраморе и долгие годы оставалась объектом паломничества со всей Британии. Монастырь был разогнан в 1539 году, и от него остались только руины. Могила не сохранилась, хотя её предполагаемое место помечено табличкой для туристов.

Замок Тинтагель, место рождения Артура — реальное историческое место. В культурных слоях, относящихся как раз к VI в., найден камень (т. н. «камень Артура») с надписью на латыни «Отец Коль сотворил это, Артугну, потомок Коля, сотворил это» (Paternus Colus avi ficit, Artognou Coli ficit) (согласно археологу Гордону Мэйхену, часть букв пропущена, и оригинальная надпись означала «Артугну воздвиг этот камень в память своего праотца Коля»). Камень долгое время использовался как крышка канализационного люка и надпись на нём была обнаружена совсем недавно. Это единственный реально имеющийся артефакт, на котором присутствует надпись имени «Артур».

В массовой культуре

Полный список книг, фильмов и иных произведений о короле Артуре см. в статье Артуриана

Для Британии Артуровский цикл послужил таким же национальным эпосом, как «Эдды» для Скандинавии, «Песнь о Нибелунгах» и «Беовульф» для Германии, Калевала для Финляндии, Киевские и Новгородские былины для Руси. Несмотря на то, что Артур — герой бриттского (кельтского) эпоса, и сражался с предками нынешних англичан, он прочно вошёл и в английскую культуру. Джон Толкин даже считал, что бриттский Артур вытеснил англосаксонских героев и в результате лишил англосаксов собственного национального эпоса:

Есть эпос греческий и кельтский, романский, германский, скандинавский и финский (последний произвел на меня сильнейшее впечатление); но ровным счётом ничего английского, кроме дешёвых изданий народных сказок. Разумеется, был и есть обширный артуровский мир, но при всей его величественности, он ассоциируется с почвой Британии, но не Англии; и не заменяет того, чего, на мой взгляд, недостаёт.

В бесчисленных рыцарских романах, начиная со средних веков и по XXI век, Артур фигурирует как главный положительный герой. Наиболее популярные мотивы — начало правления Артура с извлечением меча из камня и его трагический финал с гибелью от руки собственного сына. Артура представляют как идеального справедливого короля и доблестного рыцаря.

К образу Артура обращались Марк Твен, Альфред Теннисон, Теренс Уайт, Мэри Стюарт, Мэрион Зиммер Брэдли, Николай Толстой. Кроме того, Артуровский эпос оказал огромное влияние на развитие литературы в жанре фэнтези, в частности, на произведения Джона Р. Р. Толкина (он также перевёл на современный английский поэму о сэре Гавейне), Клайва С. Льюиса (он даже провёл ночь в замке Тинтагель). , Анджея Сапковского, Стивена Кинга. По утверждению Сапковского, вся литература фэнтези так или иначе происходит от Артуровского эпоса.

Рыцарские романы и фэнтези

Не считая первоисточников Артурианы — Мэлори и предшествовавших ему куртуазных поэм — одно из старейших произведений, где фигурирует Артур, это «Королева фей» Эдмунда Спенсера (1590). Это аллегорическая сказка, не связанная с основным сюжетом Артурианы. Здесь молодой принц Артур, ещё не ставший королём, влюблён в Королеву Фей и тщетно разыскивает её по всему свету. Спенсер использует Артура не как конкретное историческое лицо, а как аллегорический символ мужества и галантности, поэтому его Артур, кроме имени и происхождения, не имеет почти ничего общего с Артуром Гальфрида и Мэлори. Это одно из первых произведений, так сильно отступающих от канона, и среди немногих, где действие происходит до того, как Артур стал королём.

Альфред Теннисон написал о рыцарях Круглого стола цикл романтических поэм под общим названием «Королевские идиллии» (Idylls of the King), в период с 1856 по 1885 годы. В них входит рассказ о женитьбе Артура на Гвиневре, истории Гарета, Ланселота, Тристана, любовь Мерлина к Леди Озера, и смерть Артура. Эти поэмы, написанные белым стихом — образец романтической литературы Викторианской эпохи. Они основаны на книге Мэлори, хотя и допускают мелкие отступления.

Английский писатель Теренс Уайт в 1938—1958 годах написал четыре повести о короле Артуре, также основанных на версии Мэлори. Они объединены в книгу «Король былого и грядущего» и выполнены в стиле современной фэнтези и историко-приключенческого романа. Отличительная черта книги Уайта в том, что она сосредоточена именно на фигуре Артура, а не его рыцарях и эпохе, как многие другие произведения. По первой книге тетралогии, «Меч в камне», снят одноимённый мультфильм студии Уолта Диснея.

Во второй половине XX века стандартные переложения Артуровской легенды стали уступать место оригинальным интерпретациям. Так, Мэри Стюарт в своём цикле романов делает главным героем не Артура, а волшебника Мерлина. Другой автор с оригинальным видением Артурианы — Мэрион Зиммер Брэдли и её роман «Туманы Авалона» (1982). Это интерпретация Артуровского эпоса с точки зрения женских персонажей — Феи Морганы, Гвиневры, Леди Озера, Моргаузы. Один из центральных мотивов в книге — борьба матриархального язычества, которое представляет Моргана, с молодым христианством. Впоследствии по книге был написан целый цикл продолжений и снята экранизация. Оригинальная трактовка образа Артура встречается и в историко-фантастическом романе Андре Нортон «Зеркало Мерлина» (1975).

По версии Бернарда Корнуэлла Артур правил Думнонией в качестве регента при Мордреде и никогда не был королём.

В фантастическом романе Роберта Асприна «За далью волн» сотрудник британского спецназа переносится в прошлое, вселяясь в тело Ланселота, чтобы предотвратить покушение на Артура, которое готовит так же отправившийся в прошлое террорист ИРА.

Кинематограф

• Рыцари круглого стола / Knights of the Round Table (1953; США) режиссёр Ричард Торп, в роли Артура Мел Феррер.
• «Камелот» (1967, экранизация одноимённого мюзикла),
• Диснеевский «Меч в камне» по книге Уайта.
• Художественный фильм Робера Брессона «Ланселот Озёрный» (фр. Lancelot Du Lac, 1974).
• «Экскалибур» (1981). В роли Найджел Терри.
• «Король Артур» / Arthur the King (1985). В роли Малкольм Макдауэлл.
• «Приключения янки при дворе короля Артура» / «A Young Connecticut Yankee in King Arthur's Court» (1995 год). Страна: Канада, Франция, Великобритания. В роли Артура - Ник Манкузо. Режиссер: Ральф Л. Томас.
• «Первый рыцарь» (1995, вольная интерпретация истории Ланселота).
• Мультфильм 1998 года «Волшебный меч: В поисках Камелота» (англ. Quest for Camelot).
• Минисериал «Великий Мерлин» 1998 года и сериал «Мерлин» 2008 года, производства компании BBC (также в некоторой вольной трактовке легенд об Артуре и Мерлине, где роль принца, а позже короля Артура исполняет Бредли Джеймс).
• Также ещё одна экранизация легенды о короле Артуре — Туманы Авалона (The Mists of Avalon) Мэрион Зиммер Брэдли — вышла в 2001 году.
• Ещё один известный фильм, «Король Артур» 2004 года, снят по мотивам спорной гипотезы, которая объединяет Артура с жившим тремя веками ранее римским легионером Луцием Арторием Кастом.
• Кроме того, юный Артур появляется в конце киноленты «Последний легион» (2007), главным героем которого является его отец Утер; там же обыгрывается и история Экскалибура. При этом Экскалибур отождествляется с Мечом в камне, а Амвросий с Мерлином.
• Двухсерийный аниме-сериал «Code Geass» наполнен многочисленными отсылками к легендам о Короле Артуре, во многом, с деконструкцией многих явлений и персонажей. Так, например, Пендрагон — новая столица Британской Империи, именами рыцарей (Ланселот, Галахад, Гавейн, Мордред и т. д.) названы боевые машины, а рыцари круглого стола, представленные высококлассными пилотами, являются злодеями на службе оккупационных войск. Сам же Артур, явно в пародийно-юмористическом ключе сделан котом.
• В фильме 2010 года «Школа Авалон» главная героиня в исполнении Бриттани Робертсон представлена современной реинкарнацией короля Артура.
• В 2011 году, телеканал «Starz» выпускает первый 10-серийный сезон телесериала «Камелот», первая серия которого вышла 25 февраля 2011 года. Роль короля Артура исполняет Джейми Кэмпбелл Бауэр.
• В аниме-сериалах Fate/stay night и Fate/zero Артур участвует в качестве вызванного магами слуги. При этом, в силу авторской вольности, предстаёт в женской ипостаси. Во вселенной этих произведений легендарный Артур является Артурией Пендрагон, которая, сумев вытащить Меч в Камне, была вынуждена править Британией под мужским именем.
• В январе 2014 года студия Warner Bros. объявила о начале работ над новым фильмом о короле Артуре по сценарию Джоби Харольда, который положит начало новой франшизе. Режиссёром «Рыцари Круглого стола: Король Артур» выступит британский кинорежиссёр Гай Ричи. Фильм расскажет о юности Артура и его становлении как короля. На роль Артура рассматривались Генри Кавилл и Джай Кортни. В августе 2014 года, стало известно что роль Артура исполнит английский актёр Чарли Ханнэм. Дата премьеры первой части франшизы назначена на 24 марта 2017 года.
• В сериале «Однажды в сказке» король Артур появляется в 5 сезоне. Роль исполняет актёр Лиам Гарриган.

Пародии, сатира

Чрезмерно благородный и положительный образ Артура и его рыцарей приелся многим авторам, и уже начиная с XIX века стал объектом пародий, шуток и использования в серьёзной сатире.

• Американский сатирик Марк Твен поместил в эпоху короля Артура своего современника, янки XIX в. В повести «Янки из Коннектикута при дворе короля Артура» (1889) через призму фантастики высмеиваются патриархальная старомодность рыцарских романов и современное Твену буржуазное общество. Артур, его рыцари и волшебник Мерлин предстают в книге наивными и суеверными людьми далёкого прошлого, которых янки легко обводит вокруг пальца, становясь одним из лидеров бриттского государства и пытаясь ускорить его прогресс. Книга Твена вызвала множество подражаний, породив жанр хронофантастики, её экранизировали более десяти раз.
• Другая известная пародия на Артуриану — фильм «Монти Пайтон и Святой Грааль», представляющий собой набор комических скетчей на тему Артура, средневековья и рыцарей. Позднее по мотивам этого фильма был поставлен мюзикл «Спамалот».
• Король Артур — один из основных персонажей трилогии М. Г. Успенского «Приключения Жихаря» (1995—1998), один из побратимов заглавного героя, который не только придумал имя безымянному в начале действия принцу (Яр-Тур), но и предложил будущему королю идею Круглого стола. По версии Успенского, проникновение идей феминизма и политкорректности в королевство Артура разрушает братство Круглого стола и губит самого короля. Чтобы вернуть себе любовь Джиневры, Артур по совету Мерлина принимает облик странствующего рыцаря Ланселота. Под предлогом защиты королевской чести Мордред вызывает мнимого Ланселота на поединок, в котором гибнут оба (волшебный сон Артура здесь объясняется стечением обстоятельств: смертельный удар Артуру был нанесён в тот момент, когда Смерть в обиде оставила земной мир, и это навсегда оставило короля на границе жизни и небытия).
• В мультфильме «Шрек Третий» наследника престола Тридевятого Царства зовут Артур Пендрагон. Помимо принца Арти, в фильме фигурируют традиционные персонажи легенд о рыцарях Круглого Стола — Мерлин (Эрик Айдл) и Ланселот (Джон Красински).
• В серии «Сэр Винт Разболтайло» (17-я серия первого сезона) мультсериала «Утиные истории» производства компании Уолта Диснея.
• Сюжет французского сериала «Kaamelott» основан на истории короля Артура.

Компьютерные игры

• На протяжении игры Tomb Raider: Legend главная героиня Лара Крофт пытается отыскать меч Экскалибур и найти захоронение короля Артура. Экскалибур обладал магической силой. Но меч был сломан, поэтому Ларе Крофт пришлось собирать его по частям. К тому же, если его вставить в телепорт, то можно переместиться в мир Авалона.
• Игра King Arthur: The Role-playing Wargame повествует о начале правительства Артура. Играя за Артура, предстоит объединить раздробленную Британию и защитить её от ворвавшихся в наш мир потусторонних существ.
• Игра Fate/Stay Night Японский город Фуюки вот уже 200 лет становится ареной смертельного боя для семерых магов, которые призывают себе помощников Слуг — героических душ прошлого, дабы исполнить ритуал Снисхождения Святого Грааля. Один из участников призывает легендарного короля Артура. Однако, в отличие от множества книг и фильмов, в лихо-закрученном сюжете игры Артур оказывается молоденькой девушкой, с суровым характером и острым мечом.
• В игре Rome: Total War — Barbarian Invasion в разделе Исторические битвы можно сразиться за романо-бриттов во главе с Артуром (Луцием Арторием Кастом) в битве при горе Бадон против войска саксов. В имперской кампании после потери Римом Британии появляется фракция-орда Романо-бритты во главе с Арторием, она состоит в основном из римских частей с прибавкой псов Кулана и элитных отрядов тяжелой конницы — Рыцарей Грааля.
• В игре Stronghold Legends.

Прочее

• В 1982 году в честь короля Артура Международный Астрономический Союз присвоил кратеру на спутнике Сатурна Мимасе наименование Артур.
• В 1975 году клавишник Рик Уэйкман посвятил легендам о короле Артуре концептуальный альбом The Myths and Legends of King Arthur and the Knights of the Round Table.
• В репертуаре группы «Аквариум» есть песня «Death of King Arthur», написанная на стихи Мэлори (его авторство под сомнением). Впервые она появилась на их альбоме «Электричество» в качестве записи с концерта группы в грузинском городе Гори в 1980 году, а позднее Гребенщиков переписал её в студии для своего сольника «Radio Silence» в 1989 году.
• В 1999 году был выпущен альбом группы «Grave Digger» «Excalibur», посвящённый мифам о короле Артуре и рыцарях круглого стола.
• В 2006 году выходит альбом группы «Ария» «Армагеддон» с песней «Кровь королей», также посвящённой истории короля Артура.

См. также

• Англосаксы
• Фея Моргана
• Владычица Озера

Литература

• Артур или Артус // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• Комаринец А. А. Энциклопедия короля Артура и рыцарей Круглого Стола. — М.: «АСТ», 2001. — 464 с. — 5 000 экз. — ISBN 5-17-005197-2
• Эрлихман В. В. Король Артур. — М.: «Молодая гвардия», 2009. — (серия «Жизнь замечательных людей»). — 346 с. с илл. — ISBN 978-5-235-03246-0

Первоисточники

• Гальфрид Монмутский. [lib.ru/INOOLD/ENGLAND/br_history.txt «История королей Британии»]
• Томас Мэлори. [www.lib.ru/INOOLD/MELORY/arthur_death.txt «Смерть Артура»]

Статьи

• Анджей Сапковский. [denshorin.mars-x.ru/liter/sapkovsky3.html «Мир короля Артура»].
• Ладыгина О. М. [www.globalfolio.net/monsalvat/frsdominus/statiibook/arthur/ladigina01.htm Культура мифа: Книга для учащихся. — М.: Издательство НОУ «Полярная звезда», 2000. — 56 с.]
• Невский Б.. [www.mirf.ru/Articles/print35.html Король на Все Времена. Артур и рыцари Круглого стола: от легенды к фэнтези]. Журнал «Мир Фантастики».
• [www.mun.ca/mst/heroicage/issues/1/halac.htm Статьи Линды А. Мэлкор о Луции Артории Касте, часть I] и [www.mun.ca/mst/heroicage/issues/2/ha2lac.htm часть II]
• [ec-dejavu.ru/a-2/King_Arthur.html М. К. Попова. Легенда о короле Артуре в культуре елизаветинской Англии] // Миф в культуре Возрождения. — М.: Наука, 2003, с.294-300.
• [www.veltain.ru/pravda-vymysel/v-poiskah-korolya-artura.html В поисках короля Артура]
• [king-artur.ru/enciklopedia_mifa Образы, герои и символы мифа о короле Артуре. Небольшая энциклопедия]
• [britanniae.ru/reconstr/sharon_turner/sharon-turner_3_3.htm Шэрон Тёрнер. История англо-саксов с древнейших времён до нормандского завоевания. Книга Третья. Глава III. Древние свидетельства бриттов о битвах с западными саксами и достоверные исторические события, связанные с Артуром.]  (рус.)
• [polit.ru/news/2013/04/02/ps_king_arthur/ Король Артур стал объектом научной дискуссии в новой книге Гая Холсалла]

Отрывок, характеризующий Король Артур

Нашествие бежит, возвращается назад, опять бежит, и все случайности постоянно теперь уже не за, а против него.
Совершается противодвижение с востока на запад с замечательным сходством с предшествовавшим движением с запада на восток. Те же попытки движения с востока на запад в 1805 – 1807 – 1809 годах предшествуют большому движению; то же сцепление и группу огромных размеров; то же приставание серединных народов к движению; то же колебание в середине пути и та же быстрота по мере приближения к цели.
Париж – крайняя цель достигнута. Наполеоновское правительство и войска разрушены. Сам Наполеон не имеет больше смысла; все действия его очевидно жалки и гадки; но опять совершается необъяснимая случайность: союзники ненавидят Наполеона, в котором они видят причину своих бедствий; лишенный силы и власти, изобличенный в злодействах и коварствах, он бы должен был представляться им таким, каким он представлялся им десять лет тому назад и год после, – разбойником вне закона. Но по какой то странной случайности никто не видит этого. Роль его еще не кончена. Человека, которого десять лет тому назад и год после считали разбойником вне закона, посылают в два дня переезда от Франции на остров, отдаваемый ему во владение с гвардией и миллионами, которые платят ему за что то.


Движение народов начинает укладываться в свои берега. Волны большого движения отхлынули, и на затихшем море образуются круги, по которым носятся дипломаты, воображая, что именно они производят затишье движения.
Но затихшее море вдруг поднимается. Дипломатам кажется, что они, их несогласия, причиной этого нового напора сил; они ждут войны между своими государями; положение им кажется неразрешимым. Но волна, подъем которой они чувствуют, несется не оттуда, откуда они ждут ее. Поднимается та же волна, с той же исходной точки движения – Парижа. Совершается последний отплеск движения с запада; отплеск, который должен разрешить кажущиеся неразрешимыми дипломатические затруднения и положить конец воинственному движению этого периода.
Человек, опустошивший Францию, один, без заговора, без солдат, приходит во Францию. Каждый сторож может взять его; но, по странной случайности, никто не только не берет, но все с восторгом встречают того человека, которого проклинали день тому назад и будут проклинать через месяц.
Человек этот нужен еще для оправдания последнего совокупного действия.
Действие совершено. Последняя роль сыграна. Актеру велено раздеться и смыть сурьму и румяны: он больше не понадобится.
И проходят несколько лет в том, что этот человек, в одиночестве на своем острове, играет сам перед собой жалкую комедию, мелочно интригует и лжет, оправдывая свои деяния, когда оправдание это уже не нужно, и показывает всему миру, что такое было то, что люди принимали за силу, когда невидимая рука водила им.
Распорядитель, окончив драму и раздев актера, показал его нам.
– Смотрите, чему вы верили! Вот он! Видите ли вы теперь, что не он, а Я двигал вас?
Но, ослепленные силой движения, люди долго не понимали этого.
Еще большую последовательность и необходимость представляет жизнь Александра I, того лица, которое стояло во главе противодвижения с востока на запад.
Что нужно для того человека, который бы, заслоняя других, стоял во главе этого движения с востока на запад?
Нужно чувство справедливости, участие к делам Европы, но отдаленное, не затемненное мелочными интересами; нужно преобладание высоты нравственной над сотоварищами – государями того времени; нужна кроткая и привлекательная личность; нужно личное оскорбление против Наполеона. И все это есть в Александре I; все это подготовлено бесчисленными так называемыми случайностями всей его прошедшей жизни: и воспитанием, и либеральными начинаниями, и окружающими советниками, и Аустерлицем, и Тильзитом, и Эрфуртом.
Во время народной войны лицо это бездействует, так как оно не нужно. Но как скоро является необходимость общей европейской войны, лицо это в данный момент является на свое место и, соединяя европейские народы, ведет их к цели.
Цель достигнута. После последней войны 1815 года Александр находится на вершине возможной человеческой власти. Как же он употребляет ее?
Александр I, умиротворитель Европы, человек, с молодых лет стремившийся только к благу своих народов, первый зачинщик либеральных нововведений в своем отечестве, теперь, когда, кажется, он владеет наибольшей властью и потому возможностью сделать благо своих народов, в то время как Наполеон в изгнании делает детские и лживые планы о том, как бы он осчастливил человечество, если бы имел власть, Александр I, исполнив свое призвание и почуяв на себе руку божию, вдруг признает ничтожность этой мнимой власти, отворачивается от нее, передает ее в руки презираемых им и презренных людей и говорит только:
– «Не нам, не нам, а имени твоему!» Я человек тоже, как и вы; оставьте меня жить, как человека, и думать о своей душе и о боге.

Как солнце и каждый атом эфира есть шар, законченный в самом себе и вместе с тем только атом недоступного человеку по огромности целого, – так и каждая личность носит в самой себе свои цели и между тем носит их для того, чтобы служить недоступным человеку целям общим.
Пчела, сидевшая на цветке, ужалила ребенка. И ребенок боится пчел и говорит, что цель пчелы состоит в том, чтобы жалить людей. Поэт любуется пчелой, впивающейся в чашечку цветка, и говорит, цель пчелы состоит во впивании в себя аромата цветов. Пчеловод, замечая, что пчела собирает цветочную пыль к приносит ее в улей, говорит, что цель пчелы состоит в собирании меда. Другой пчеловод, ближе изучив жизнь роя, говорит, что пчела собирает пыль для выкармливанья молодых пчел и выведения матки, что цель ее состоит в продолжении рода. Ботаник замечает, что, перелетая с пылью двудомного цветка на пестик, пчела оплодотворяет его, и ботаник в этом видит цель пчелы. Другой, наблюдая переселение растений, видит, что пчела содействует этому переселению, и этот новый наблюдатель может сказать, что в этом состоит цель пчелы. Но конечная цель пчелы не исчерпывается ни тою, ни другой, ни третьей целью, которые в состоянии открыть ум человеческий. Чем выше поднимается ум человеческий в открытии этих целей, тем очевиднее для него недоступность конечной цели.
Человеку доступно только наблюдение над соответственностью жизни пчелы с другими явлениями жизни. То же с целями исторических лиц и народов.


Свадьба Наташи, вышедшей в 13 м году за Безухова, было последнее радостное событие в старой семье Ростовых. В тот же год граф Илья Андреевич умер, и, как это всегда бывает, со смертью его распалась старая семья.
События последнего года: пожар Москвы и бегство из нее, смерть князя Андрея и отчаяние Наташи, смерть Пети, горе графини – все это, как удар за ударом, падало на голову старого графа. Он, казалось, не понимал и чувствовал себя не в силах понять значение всех этих событий и, нравственно согнув свою старую голову, как будто ожидал и просил новых ударов, которые бы его покончили. Он казался то испуганным и растерянным, то неестественно оживленным и предприимчивым.
Свадьба Наташи на время заняла его своей внешней стороной. Он заказывал обеды, ужины и, видимо, хотел казаться веселым; но веселье его не сообщалось, как прежде, а, напротив, возбуждало сострадание в людях, знавших и любивших его.
После отъезда Пьера с женой он затих и стал жаловаться на тоску. Через несколько дней он заболел и слег в постель. С первых дней его болезни, несмотря на утешения докторов, он понял, что ему не вставать. Графиня, не раздеваясь, две недели провела в кресле у его изголовья. Всякий раз, как она давала ему лекарство, он, всхлипывая, молча целовал ее руку. В последний день он, рыдая, просил прощения у жены и заочно у сына за разорение именья – главную вину, которую он за собой чувствовал. Причастившись и особоровавшись, он тихо умер, и на другой день толпа знакомых, приехавших отдать последний долг покойнику, наполняла наемную квартиру Ростовых. Все эти знакомые, столько раз обедавшие и танцевавшие у него, столько раз смеявшиеся над ним, теперь все с одинаковым чувством внутреннего упрека и умиления, как бы оправдываясь перед кем то, говорили: «Да, там как бы то ни было, а прекрасжейший был человек. Таких людей нынче уж не встретишь… А у кого ж нет своих слабостей?..»
Именно в то время, когда дела графа так запутались, что нельзя было себе представить, чем это все кончится, если продолжится еще год, он неожиданно умер.
Николай был с русскими войсками в Париже, когда к нему пришло известие о смерти отца. Он тотчас же подал в отставку и, не дожидаясь ее, взял отпуск и приехал в Москву. Положение денежных дел через месяц после смерти графа совершенно обозначилось, удивив всех громадностию суммы разных мелких долгов, существования которых никто и не подозревал. Долгов было вдвое больше, чем имения.
Родные и друзья советовали Николаю отказаться от наследства. Но Николай в отказе от наследства видел выражение укора священной для него памяти отца и потому не хотел слышать об отказе и принял наследство с обязательством уплаты долгов.
Кредиторы, так долго молчавшие, будучи связаны при жизни графа тем неопределенным, но могучим влиянием, которое имела на них его распущенная доброта, вдруг все подали ко взысканию. Явилось, как это всегда бывает, соревнование – кто прежде получит, – и те самые люди, которые, как Митенька и другие, имели безденежные векселя – подарки, явились теперь самыми требовательными кредиторами. Николаю не давали ни срока, ни отдыха, и те, которые, по видимому, жалели старика, бывшего виновником их потери (если были потери), теперь безжалостно накинулись на очевидно невинного перед ними молодого наследника, добровольно взявшего на себя уплату.
Ни один из предполагаемых Николаем оборотов не удался; имение с молотка было продано за полцены, а половина долгов оставалась все таки не уплаченною. Николай взял предложенные ему зятем Безуховым тридцать тысяч для уплаты той части долгов, которые он признавал за денежные, настоящие долги. А чтобы за оставшиеся долги не быть посаженным в яму, чем ему угрожали кредиторы, он снова поступил на службу.
Ехать в армию, где он был на первой вакансии полкового командира, нельзя было потому, что мать теперь держалась за сына, как за последнюю приманку жизни; и потому, несмотря на нежелание оставаться в Москве в кругу людей, знавших его прежде, несмотря на свое отвращение к статской службе, он взял в Москве место по статской части и, сняв любимый им мундир, поселился с матерью и Соней на маленькой квартире, на Сивцевом Вражке.
Наташа и Пьер жили в это время в Петербурге, не имея ясного понятия о положении Николая. Николай, заняв у зятя деньги, старался скрыть от него свое бедственное положение. Положение Николая было особенно дурно потому, что своими тысячью двумястами рублями жалованья он не только должен был содержать себя, Соню и мать, но он должен был содержать мать так, чтобы она не замечала, что они бедны. Графиня не могла понять возможности жизни без привычных ей с детства условий роскоши и беспрестанно, не понимая того, как это трудно было для сына, требовала то экипажа, которого у них не было, чтобы послать за знакомой, то дорогого кушанья для себя и вина для сына, то денег, чтобы сделать подарок сюрприз Наташе, Соне и тому же Николаю.
Соня вела домашнее хозяйство, ухаживала за теткой, читала ей вслух, переносила ее капризы и затаенное нерасположение и помогала Николаю скрывать от старой графини то положение нужды, в котором они находились. Николай чувствовал себя в неоплатном долгу благодарности перед Соней за все, что она делала для его матери, восхищался ее терпением и преданностью, но старался отдаляться от нее.
Он в душе своей как будто упрекал ее за то, что она была слишком совершенна, и за то, что не в чем было упрекать ее. В ней было все, за что ценят людей; но было мало того, что бы заставило его любить ее. И он чувствовал, что чем больше он ценит, тем меньше любит ее. Он поймал ее на слове, в ее письме, которым она давала ему свободу, и теперь держал себя с нею так, как будто все то, что было между ними, уже давным давно забыто и ни в каком случае не может повториться.
Положение Николая становилось хуже и хуже. Мысль о том, чтобы откладывать из своего жалованья, оказалась мечтою. Он не только не откладывал, но, удовлетворяя требования матери, должал по мелочам. Выхода из его положения ему не представлялось никакого. Мысль о женитьбе на богатой наследнице, которую ему предлагали его родственницы, была ему противна. Другой выход из его положения – смерть матери – никогда не приходила ему в голову. Он ничего не желал, ни на что не надеялся; и в самой глубине души испытывал мрачное и строгое наслаждение в безропотном перенесении своего положения. Он старался избегать прежних знакомых с их соболезнованием и предложениями оскорбительной помощи, избегал всякого рассеяния и развлечения, даже дома ничем не занимался, кроме раскладывания карт с своей матерью, молчаливыми прогулками по комнате и курением трубки за трубкой. Он как будто старательно соблюдал в себе то мрачное настроение духа, в котором одном он чувствовал себя в состоянии переносить свое положение.


В начале зимы княжна Марья приехала в Москву. Из городских слухов она узнала о положении Ростовых и о том, как «сын жертвовал собой для матери», – так говорили в городе.
«Я и не ожидала от него другого», – говорила себе княжна Марья, чувствуя радостное подтверждение своей любви к нему. Вспоминая свои дружеские и почти родственные отношения ко всему семейству, она считала своей обязанностью ехать к ним. Но, вспоминая свои отношения к Николаю в Воронеже, она боялась этого. Сделав над собой большое усилие, она, однако, через несколько недель после своего приезда в город приехала к Ростовым.
Николай первый встретил ее, так как к графине можно было проходить только через его комнату. При первом взгляде на нее лицо Николая вместо выражения радости, которую ожидала увидать на нем княжна Марья, приняло невиданное прежде княжной выражение холодности, сухости и гордости. Николай спросил о ее здоровье, проводил к матери и, посидев минут пять, вышел из комнаты.
Когда княжна выходила от графини, Николай опять встретил ее и особенно торжественно и сухо проводил до передней. Он ни слова не ответил на ее замечания о здоровье графини. «Вам какое дело? Оставьте меня в покое», – говорил его взгляд.
– И что шляется? Чего ей нужно? Терпеть не могу этих барынь и все эти любезности! – сказал он вслух при Соне, видимо не в силах удерживать свою досаду, после того как карета княжны отъехала от дома.
– Ах, как можно так говорить, Nicolas! – сказала Соня, едва скрывая свою радость. – Она такая добрая, и maman так любит ее.
Николай ничего не отвечал и хотел бы вовсе не говорить больше о княжне. Но со времени ее посещения старая графиня всякий день по нескольку раз заговаривала о ней.
Графиня хвалила ее, требовала, чтобы сын съездил к ней, выражала желание видеть ее почаще, но вместе с тем всегда становилась не в духе, когда она о ней говорила.
Николай старался молчать, когда мать говорила о княжне, но молчание его раздражало графиню.
– Она очень достойная и прекрасная девушка, – говорила она, – и тебе надо к ней съездить. Все таки ты увидишь кого нибудь; а то тебе скука, я думаю, с нами.
– Да я нисколько не желаю, маменька.
– То хотел видеть, а теперь не желаю. Я тебя, мой милый, право, не понимаю. То тебе скучно, то ты вдруг никого не хочешь видеть.
– Да я не говорил, что мне скучно.
– Как же, ты сам сказал, что ты и видеть ее не желаешь. Она очень достойная девушка и всегда тебе нравилась; а теперь вдруг какие то резоны. Всё от меня скрывают.
– Да нисколько, маменька.
– Если б я тебя просила сделать что нибудь неприятное, а то я тебя прошу съездить отдать визит. Кажется, и учтивость требует… Я тебя просила и теперь больше не вмешиваюсь, когда у тебя тайны от матери.
– Да я поеду, если вы хотите.
– Мне все равно; я для тебя желаю.
Николай вздыхал, кусая усы, и раскладывал карты, стараясь отвлечь внимание матери на другой предмет.
На другой, на третий и на четвертый день повторялся тот же и тот же разговор.
После своего посещения Ростовых и того неожиданного, холодного приема, сделанного ей Николаем, княжна Марья призналась себе, что она была права, не желая ехать первая к Ростовым.
«Я ничего и не ожидала другого, – говорила она себе, призывая на помощь свою гордость. – Мне нет никакого дела до него, и я только хотела видеть старушку, которая была всегда добра ко мне и которой я многим обязана».
Но она не могла успокоиться этими рассуждениями: чувство, похожее на раскаяние, мучило ее, когда она вспоминала свое посещение. Несмотря на то, что она твердо решилась не ездить больше к Ростовым и забыть все это, она чувствовала себя беспрестанно в неопределенном положении. И когда она спрашивала себя, что же такое было то, что мучило ее, она должна была признаваться, что это были ее отношения к Ростову. Его холодный, учтивый тон не вытекал из его чувства к ней (она это знала), а тон этот прикрывал что то. Это что то ей надо было разъяснить; и до тех пор она чувствовала, что не могла быть покойна.
В середине зимы она сидела в классной, следя за уроками племянника, когда ей пришли доложить о приезде Ростова. С твердым решением не выдавать своей тайны и не выказать своего смущения она пригласила m lle Bourienne и с ней вместе вышла в гостиную.
При первом взгляде на лицо Николая она увидала, что он приехал только для того, чтобы исполнить долг учтивости, и решилась твердо держаться в том самом тоне, в котором он обратится к ней.
Они заговорили о здоровье графини, об общих знакомых, о последних новостях войны, и когда прошли те требуемые приличием десять минут, после которых гость может встать, Николай поднялся, прощаясь.
Княжна с помощью m lle Bourienne выдержала разговор очень хорошо; но в самую последнюю минуту, в то время как он поднялся, она так устала говорить о том, до чего ей не было дела, и мысль о том, за что ей одной так мало дано радостей в жизни, так заняла ее, что она в припадке рассеянности, устремив вперед себя свои лучистые глаза, сидела неподвижно, не замечая, что он поднялся.
Николай посмотрел на нее и, желая сделать вид, что он не замечает ее рассеянности, сказал несколько слов m lle Bourienne и опять взглянул на княжну. Она сидела так же неподвижно, и на нежном лице ее выражалось страдание. Ему вдруг стало жалко ее и смутно представилось, что, может быть, он был причиной той печали, которая выражалась на ее лице. Ему захотелось помочь ей, сказать ей что нибудь приятное; но он не мог придумать, что бы сказать ей.
– Прощайте, княжна, – сказал он. Она опомнилась, вспыхнула и тяжело вздохнула.
– Ах, виновата, – сказала она, как бы проснувшись. – Вы уже едете, граф; ну, прощайте! А подушку графине?
– Постойте, я сейчас принесу ее, – сказала m lle Bourienne и вышла из комнаты.
Оба молчали, изредка взглядывая друг на друга.
– Да, княжна, – сказал, наконец, Николай, грустно улыбаясь, – недавно кажется, а сколько воды утекло с тех пор, как мы с вами в первый раз виделись в Богучарове. Как мы все казались в несчастии, – а я бы дорого дал, чтобы воротить это время… да не воротишь.
Княжна пристально глядела ему в глаза своим лучистым взглядом, когда он говорил это. Она как будто старалась понять тот тайный смысл его слов, который бы объяснил ей его чувство к ней.
– Да, да, – сказала она, – но вам нечего жалеть прошедшего, граф. Как я понимаю вашу жизнь теперь, вы всегда с наслаждением будете вспоминать ее, потому что самоотвержение, которым вы живете теперь…
– Я не принимаю ваших похвал, – перебил он ее поспешно, – напротив, я беспрестанно себя упрекаю; но это совсем неинтересный и невеселый разговор.
И опять взгляд его принял прежнее сухое и холодное выражение. Но княжна уже увидала в нем опять того же человека, которого она знала и любила, и говорила теперь только с этим человеком.
– Я думала, что вы позволите мне сказать вам это, – сказала она. – Мы так сблизились с вами… и с вашим семейством, и я думала, что вы не почтете неуместным мое участие; но я ошиблась, – сказала она. Голос ее вдруг дрогнул. – Я не знаю почему, – продолжала она, оправившись, – вы прежде были другой и…
– Есть тысячи причин почему (он сделал особое ударение на слово почему). Благодарю вас, княжна, – сказал он тихо. – Иногда тяжело.
«Так вот отчего! Вот отчего! – говорил внутренний голос в душе княжны Марьи. – Нет, я не один этот веселый, добрый и открытый взгляд, не одну красивую внешность полюбила в нем; я угадала его благородную, твердую, самоотверженную душу, – говорила она себе. – Да, он теперь беден, а я богата… Да, только от этого… Да, если б этого не было…» И, вспоминая прежнюю его нежность и теперь глядя на его доброе и грустное лицо, она вдруг поняла причину его холодности.
– Почему же, граф, почему? – вдруг почти вскрикнула она невольно, подвигаясь к нему. – Почему, скажите мне? Вы должны сказать. – Он молчал. – Я не знаю, граф, вашего почему, – продолжала она. – Но мне тяжело, мне… Я признаюсь вам в этом. Вы за что то хотите лишить меня прежней дружбы. И мне это больно. – У нее слезы были в глазах и в голосе. – У меня так мало было счастия в жизни, что мне тяжела всякая потеря… Извините меня, прощайте. – Она вдруг заплакала и пошла из комнаты.
– Княжна! постойте, ради бога, – вскрикнул он, стараясь остановить ее. – Княжна!
Она оглянулась. Несколько секунд они молча смотрели в глаза друг другу, и далекое, невозможное вдруг стало близким, возможным и неизбежным.
……


Осенью 1814 го года Николай женился на княжне Марье и с женой, матерью и Соней переехал на житье в Лысые Горы.
В три года он, не продавая именья жены, уплатил оставшиеся долги и, получив небольшое наследство после умершей кузины, заплатил и долг Пьеру.
Еще через три года, к 1820 му году, Николай так устроил свои денежные дела, что прикупил небольшое именье подле Лысых Гор и вел переговоры о выкупе отцовского Отрадного, что составляло его любимую мечту.
Начав хозяйничать по необходимости, он скоро так пристрастился к хозяйству, что оно сделалось для него любимым и почти исключительным занятием. Николай был хозяин простой, не любил нововведений, в особенности английских, которые входили тогда в моду, смеялся над теоретическими сочинениями о хозяйстве, не любил заводов, дорогих производств, посевов дорогих хлебов и вообще не занимался отдельно ни одной частью хозяйства. У него перед глазами всегда было только одно именье, а не какая нибудь отдельная часть его. В именье же главным предметом был не азот и не кислород, находящиеся в почве и воздухе, не особенный плуг и назем, а то главное орудие, чрез посредство которого действует и азот, и кислород, и назем, и плуг – то есть работник мужик. Когда Николай взялся за хозяйство и стал вникать в различные его части, мужик особенно привлек к себе его внимание; мужик представлялся ему не только орудием, но и целью и судьею. Он сначала всматривался в мужика, стараясь понять, что ему нужно, что он считает дурным и хорошим, и только притворялся, что распоряжается и приказывает, в сущности же только учился у мужиков и приемам, и речам, и суждениям о том, что хорошо и что дурно. И только тогда, когда понял вкусы и стремления мужика, научился говорить его речью и понимать тайный смысл его речи, когда почувствовал себя сроднившимся с ним, только тогда стал он смело управлять им, то есть исполнять по отношению к мужикам ту самую должность, исполнение которой от него требовалось. И хозяйство Николая приносило самые блестящие результаты.
Принимая в управление имение, Николай сразу, без ошибки, по какому то дару прозрения, назначал бурмистром, старостой, выборным тех самых людей, которые были бы выбраны самими мужиками, если б они могли выбирать, и начальники его никогда не переменялись. Прежде чем исследовать химические свойства навоза, прежде чем вдаваться в дебет и кредит (как он любил насмешливо говорить), он узнавал количество скота у крестьян и увеличивал это количество всеми возможными средствами. Семьи крестьян он поддерживал в самых больших размерах, не позволяя делиться. Ленивых, развратных и слабых он одинаково преследовал и старался изгонять из общества.
При посевах и уборке сена и хлебов он совершенно одинаково следил за своими и мужицкими полями. И у редких хозяев были так рано и хорошо посеяны и убраны поля и так много дохода, как у Николая.
С дворовыми он не любил иметь никакого дела, называл их дармоедами и, как все говорили, распустил и избаловал их; когда надо было сделать какое нибудь распоряжение насчет дворового, в особенности когда надо было наказывать, он бывал в нерешительности и советовался со всеми в доме; только когда возможно было отдать в солдаты вместо мужика дворового, он делал это без малейшего колебания. Во всех же распоряжениях, касавшихся мужиков, он никогда не испытывал ни малейшего сомнения. Всякое распоряжение его – он это знал – будет одобрено всеми против одного или нескольких.
Он одинаково не позволял себе утруждать или казнить человека потому только, что ему этого так хотелось, как и облегчать и награждать человека потому, что в этом состояло его личное желание. Он не умел бы сказать, в чем состояло это мерило того, что должно и чего не должно; но мерило это в его душе было твердо и непоколебимо.
Он часто говаривал с досадой о какой нибудь неудаче или беспорядке: «С нашим русским народом», – и воображал себе, что он терпеть не может мужика.
Но он всеми силами души любил этот наш русский народ и его быт и потому только понял и усвоил себе тот единственный путь и прием хозяйства, которые приносили хорошие результаты.
Графиня Марья ревновала своего мужа к этой любви его и жалела, что не могла в ней участвовать, но не могла понять радостей и огорчений, доставляемых ему этим отдельным, чуждым для нее миром. Она не могла понять, отчего он бывал так особенно оживлен и счастлив, когда он, встав на заре и проведя все утро в поле или на гумне, возвращался к ее чаю с посева, покоса или уборки. Она не понимала, чем он восхищался, рассказывая с восторгом про богатого хозяйственного мужика Матвея Ермишина, который всю ночь с семьей возил снопы, и еще ни у кого ничего не было убрано, а у него уже стояли одонья. Она не понимала, отчего он так радостно, переходя от окна к балкону, улыбался под усами и подмигивал, когда на засыхающие всходы овса выпадал теплый частый дождик, или отчего, когда в покос или уборку угрожающая туча уносилась ветром, он, красный, загорелый и в поту, с запахом полыни и горчавки в волосах, приходя с гумна, радостно потирая руки, говорил: «Ну еще денек, и мое и крестьянское все будет в гумне».
Еще менее могла она понять, почему он, с его добрым сердцем, с его всегдашнею готовностью предупредить ее желания, приходил почти в отчаяние, когда она передавала ему просьбы каких нибудь баб или мужиков, обращавшихся к ней, чтобы освободить их от работ, почему он, добрый Nicolas, упорно отказывал ей, сердито прося ее не вмешиваться не в свое дело. Она чувствовала, что у него был особый мир, страстно им любимый, с какими то законами, которых она не понимала.
Когда она иногда, стараясь понять его, говорила ему о его заслуге, состоящей в том, что он делает добро своих подданных, он сердился и отвечал: «Вот уж нисколько: никогда и в голову мне не приходит; и для их блага вот чего не сделаю. Все это поэзия и бабьи сказки, – все это благо ближнего. Мне нужно, чтобы наши дети не пошли по миру; мне надо устроить наше состояние, пока я жив; вот и все. Для этого нужен порядок, нужна строгость… Вот что!» – говорил он, сжимая свой сангвинический кулак. «И справедливость, разумеется, – прибавлял он, – потому что если крестьянин гол и голоден, и лошаденка у него одна, так он ни на себя, ни на меня не сработает».
И, должно быть, потому, что Николай не позволял себе мысли о том, что он делает что нибудь для других, для добродетели, – все, что он делал, было плодотворно: состояние его быстро увеличивалось; соседние мужики приходили просить его, чтобы он купил их, и долго после его смерти в народе хранилась набожная память об его управлении. «Хозяин был… Наперед мужицкое, а потом свое. Ну и потачки не давал. Одно слово – хозяин!»


Одно, что мучило Николая по отношению к его хозяйничанию, это была его вспыльчивость в соединении с старой гусарской привычкой давать волю рукам. В первое время он не видел в этом ничего предосудительного, но на второй год своей женитьбы его взгляд на такого рода расправы вдруг изменился.
Однажды летом из Богучарова был вызван староста, заменивший умершего Дрона, обвиняемый в разных мошенничествах и неисправностях. Николай вышел к нему на крыльцо, и с первых ответов старосты в сенях послышались крики и удары. Вернувшись к завтраку домой, Николай подошел к жене, сидевшей с низко опущенной над пяльцами головой, и стал рассказывать ей, по обыкновению, все то, что занимало его в это утро, и между прочим и про богучаровского старосту. Графиня Марья, краснея, бледнея и поджимая губы, сидела все так же, опустив голову, и ничего не отвечала на слова мужа.
– Эдакой наглый мерзавец, – говорил он, горячась при одном воспоминании. – Ну, сказал бы он мне, что был пьян, не видал… Да что с тобой, Мари? – вдруг спросил он.
Графиня Марья подняла голову, хотела что то сказать, но опять поспешно потупилась и собрала губы.
– Что ты? что с тобой, дружок мой?..
Некрасивая графиня Марья всегда хорошела, когда плакала. Она никогда не плакала от боли или досады, но всегда от грусти и жалости. И когда она плакала, лучистые глаза ее приобретали неотразимую прелесть.
Как только Николай взял ее за руку, она не в силах была удержаться и заплакала.
– Nicolas, я видела… он виноват, но ты, зачем ты! Nicolas!.. – И она закрыла лицо руками.
Николай замолчал, багрово покраснел и, отойдя от нее, молча стал ходить по комнате. Он понял, о чем она плакала; но вдруг он не мог в душе своей согласиться с ней, что то, с чем он сжился с детства, что он считал самым обыкновенным, – было дурно.
«Любезности это, бабьи сказки, или она права?» – спрашивал он сам себя. Не решив сам с собою этого вопроса, он еще раз взглянул на ее страдающее и любящее лицо и вдруг понял, что она была права, а он давно уже виноват сам перед собою.
– Мари, – сказал он тихо, подойдя к ней, – этого больше не будет никогда; даю тебе слово. Никогда, – повторил он дрогнувшим голосом, как мальчик, который просит прощения.
Слезы еще чаще полились из глаз графини. Она взяла руку мужа и поцеловала ее.
– Nicolas, когда ты разбил камэ? – чтобы переменить разговор, сказала она, разглядывая его руку, на которой был перстень с головой Лаокоона.
– Нынче; все то же. Ах, Мари, не напоминай мне об этом. – Он опять вспыхнул. – Даю тебе честное слово, что этого больше не будет. И пусть это будет мне память навсегда, – сказал он, указывая на разбитый перстень.
С тех пор, как только при объяснениях со старостами и приказчиками кровь бросалась ему в лицо и руки начинали сжиматься в кулаки, Николай вертел разбитый перстень на пальце и опускал глаза перед человеком, рассердившим его. Однако же раза два в год он забывался и тогда, придя к жене, признавался и опять давал обещание, что уже теперь это было последний раз.
– Мари, ты, верно, меня презираешь? – говорил он ей. – Я стою этого.
– Ты уйди, уйди поскорее, ежели чувствуешь себя не в силах удержаться, – с грустью говорила графиня Марья, стараясь утешить мужа.
В дворянском обществе губернии Николай был уважаем, но не любим. Дворянские интересы не занимали его. И за это то одни считали его гордым, другие – глупым человеком. Все время его летом, с весеннего посева и до уборки, проходило в занятиях по хозяйству. Осенью он с тою же деловою серьезностию, с которою занимался хозяйством, предавался охоте, уходя на месяц и на два в отъезд с своей охотой. Зимой он ездил по другим деревням и занимался чтением. Чтение его составляли книги преимущественно исторические, выписывавшиеся им ежегодно на известную сумму. Он составлял себе, как говорил, серьезную библиотеку и за правило поставлял прочитывать все те книги, которые он покупал. Он с значительным видом сиживал в кабинете за этим чтением, сперва возложенным на себя как обязанность, а потом сделавшимся привычным занятием, доставлявшим ему особого рода удовольствие и сознание того, что он занят серьезным делом. За исключением поездок по делам, бо льшую часть времени зимой он проводил дома, сживаясь с семьей и входя в мелкие отношения между матерью и детьми. С женой он сходился все ближе и ближе, с каждым днем открывая в ней новые душевные сокровища.
Соня со времени женитьбы Николая жила в его доме. Еще перед своей женитьбой Николай, обвиняя себя и хваля ее, рассказал своей невесте все, что было между ним и Соней. Он просил княжну Марью быть ласковой и доброй с его кузиной. Графиня Марья чувствовала вполне вину своего мужа; чувствовала и свою вину перед Соней; думала, что ее состояние имело влияние на выбор Николая, не могла ни в чем упрекнуть Соню, желала любить ее; но не только не любила, а часто находила против нее в своей душе злые чувства и не могла преодолеть их.
Однажды она разговорилась с другом своим Наташей о Соне и о своей к ней несправедливости.
– Знаешь что, – сказала Наташа, – вот ты много читала Евангелие; там есть одно место прямо о Соне.
– Что? – с удивлением спросила графиня Марья.
– «Имущему дастся, а у неимущего отнимется», помнишь? Она – неимущий: за что? не знаю; в ней нет, может быть, эгоизма, – я не знаю, но у нее отнимется, и все отнялось. Мне ее ужасно жалко иногда; я ужасно желала прежде, чтобы Nicolas женился на ней; но я всегда как бы предчувствовала, что этого не будет. Она пустоцвет, знаешь, как на клубнике? Иногда мне ее жалко, а иногда я думаю, что она не чувствует этого, как чувствовали бы мы.
И несмотря на то, что графиня Марья толковала Наташе, что эти слова Евангелия надо понимать иначе, – глядя на Соню, она соглашалась с объяснением, данным Наташей. Действительно, казалось, что Соня не тяготится своим положением и совершенно примирилась с своим назначением пустоцвета. Она дорожила, казалось, не столько людьми, сколько всей семьей. Она, как кошка, прижилась не к людям, а к дому. Она ухаживала за старой графиней, ласкала и баловала детей, всегда была готова оказать те мелкие услуги, на которые она была способна; но все это принималось невольно с слишком слабою благодарностию…
Усадьба Лысых Гор была вновь отстроена, но уже не на ту ногу, на которой она была при покойном князе.
Постройки, начатые во времена нужды, были более чем просты. Огромный дом, на старом каменном фундаменте, был деревянный, оштукатуренный только снутри. Большой поместительный дом с некрашеным дощатым полом был меблирован самыми простыми жесткими диванами и креслами, столами и стульями из своих берез и работы своих столяров. Дом был поместителен, с комнатами для дворни и отделениями для приезжих. Родные Ростовых и Болконских иногда съезжались гостить в Лысые Горы семьями, на своих шестнадцати лошадях, с десятками слуг, и жили месяцами. Кроме того, четыре раза в год, в именины и рожденья хозяев, съезжалось до ста человек гостей на один два дня. Остальное время года шла ненарушимо правильная жизнь с обычными занятиями, чаями, завтраками, обедами, ужинами из домашней провизии.


Выл канун зимнего Николина дня, 5 е декабря 1820 года. В этот год Наташа с детьми и мужем с начала осени гостила у брата. Пьер был в Петербурге, куда он поехал по своим особенным делам, как он говорил, на три недели, и где он теперь проживал уже седьмую. Его ждали каждую минуту.
5 го декабря, кроме семейства Безуховых, у Ростовых гостил еще старый друг Николая, отставной генерал Василий Федорович Денисов.
6 го числа, в день торжества, в который съедутся гости, Николай знал, что ему придется снять бешмет, надеть сюртук и с узкими носками узкие сапоги и ехать в новую построенную им церковь, а потом принимать поздравления и предлагать закуски и говорить о дворянских выборах и урожае; но канун дня он еще считал себя вправе провести обычно. До обеда Николай поверил счеты бурмистра из рязанской деревни, по именью племянника жены, написал два письма по делам и прошелся на гумно, скотный и конный дворы. Приняв меры против ожидаемого на завтра общего пьянства по случаю престольного праздника, он пришел к обеду и, не успев с глазу на глаз переговорить с женою, сел за длинный стол в двадцать приборов, за который собрались все домашние. За столом были мать, жившая при ней старушка Белова, жена, трое детей, гувернантка, гувернер, племянник с своим гувернером, Соня, Денисов, Наташа, ее трое детей, их гувернантка и старичок Михаил Иваныч, архитектор князя, живший в Лысых Горах на покое.
Графиня Марья сидела на противоположном конце стола. Как только муж сел на свое место, по тому жесту, с которым он, сняв салфетку, быстро передвинул стоявшие перед ним стакан и рюмку, графиня Марья решила, что он не в духе, как это иногда с ним бывает, в особенности перед супом и когда он прямо с хозяйства придет к обеду. Графиня Марья знала очень хорошо это его настроение, и, когда она сама была в хорошем расположении, она спокойно ожидала, пока он поест супу, и тогда уже начинала говорить с ним и заставляла его признаваться, что он без причины был не в духе; но нынче она совершенно забыла это свое наблюдение; ей стало больно, что он без причины на нее сердится, и она почувствовала себя несчастной. Она спросила его, где он был. Он отвечал. Она еще спросила, все ли в порядке по хозяйству. Он неприятно поморщился от ее ненатурального тона и поспешно ответил.
«Так я не ошибалась, – подумала графиня Марья, – и за что он на меня сердится?» В тоне, которым он отвечал ей, графиня Марья слышала недоброжелательство к себе и желание прекратить разговор. Она чувствовала, что ее слова были неестественны; но она не могла удержаться, чтобы не сделать еще несколько вопросов.
Разговор за обедом благодаря Денисову скоро сделался общим и оживленным, и графиня Марья не говорила с мужем. Когда вышли из за стола и пришли благодарить старую графиню, графиня Марья поцеловала, подставляя свою руку, мужа и спросила, за что он на нее сердится.
– У тебя всегда странные мысли; и не думал сердиться, – сказал он.
Но слово всегда отвечало графине Марье: да, сержусь и не хочу сказать.
Николай жил с своей женой так хорошо, что даже Соня и старая графиня, желавшие из ревности несогласия между ними, не могли найти предлога для упрека; но и между ними бывали минуты враждебности. Иногда, именно после самых счастливых периодов, на них находило вдруг чувство отчужденности и враждебности; это чувство являлось чаще всего во времена беременности графини Марьи. Теперь она находилась в этом периоде.
– Ну, messieurs et mesdames, – сказал Николай громко и как бы весело (графине Марье казалось, что это нарочно, чтобы ее оскорбить), – я с шести часов на ногах. Завтра уж надо страдать, а нынче пойти отдохнуть. – И, не сказав больше ничего графине Марье, он ушел в маленькую диванную и лег на диван.
«Вот это всегда так, – думала графиня Марья. – Со всеми говорит, только не со мною. Вижу, вижу, что я ему противна. Особенно в этом положении». Она посмотрела на свой высокий живот и в зеркало на свое желто бледное, исхудавшее лицо с более, чем когда нибудь, большими глазами.
И все ей стало неприятно: и крик и хохот Денисова, и разговор Наташи, и в особенности тот взгляд, который на нее поспешно бросила Соня.
Соня всегда была первым предлогом, который избирала графиня Марья для своего раздражения.
Посидев с гостями и не понимая ничего из того, что они говорили, она потихоньку вышла и пошла в детскую.
Дети на стульях ехали в Москву и пригласили ее с собою. Она села, поиграла с ними, но мысль о муже и о беспричинной досаде его не переставая мучила ее. Она встала и пошла, с трудом ступая на цыпочки, в маленькую диванную.
«Может, он не спит; я объяснюсь с ним», – сказала она себе. Андрюша, старший мальчик, подражая ей, пошел за ней на цыпочках. Графиня Марья не заметила его.
– Chere Marie, il dort, je crois; il est si fatigue, [Мари, он спит, кажется; он устал.] – сказала (как казалось графине Марье везде ей встречавшаяся) Соня в большой диванной. – Андрюша не разбудил бы его.
Графиня Марья оглянулась, увидала за собой Андрюшу, почувствовала, что Соня права, и именно от этого вспыхнула и, видимо, с трудом удержалась от жесткого слова. Она ничего не сказала и, чтобы не послушаться ее, сделала знак рукой, чтобы Андрюша не шумел, а все таки шел за ней, и подошла к двери. Соня прошла в другую дверь. Из комнаты, в которой спал Николай, слышалось его ровное, знакомое жене до малейших оттенков дыхание. Она, слыша это дыхание, видела перед собой его гладкий красивый лоб, усы, все лицо, на которое она так часто подолгу глядела, когда он спал, в тишине ночи. Николай вдруг пошевелился и крякнул. И в то же мгновение Андрюша из за двери закричал:
– Папенька, маменька тут стоит.
Графиня Марья побледнела от испуга и стала делать знаки сыну. Он замолк, и с минуту продолжалось страшное для графини Марьи молчание. Она знала, как не любил Николай, чтобы его будили. Вдруг за дверью послышалось новое кряхтение, движение, и недовольный голос Николая сказал:
– Ни минуты не дадут покоя. Мари, ты? Зачем ты привела его сюда?
– Я подошла только посмотреть, я не видала… извини…
Николай прокашлялся и замолк. Графиня Марья отошла от двери и проводила сына в детскую. Через пять минут маленькая черноглазая трехлетняя Наташа, любимица отца, узнав от брата, что папенька спит в маленькой диванной, не замеченная матерью, побежала к отцу. Черноглазая девочка смело скрыпнула дверью, подошла энергическими шажками тупых ножек к дивану и, рассмотрев положение отца, спавшего к ней спиною, поднялась на цыпочки и поцеловала лежавшую под головой руку отца. Николай обернулся с умиленной улыбкой на лице.
– Наташа, Наташа! – слышался из двери испуганный шепот графини Марьи, – папенька спать хочет.
– Нет, мама, он не хочет спать, – с убедительностью отвечала маленькая Наташа, – он смеется.
Николай спустил ноги, поднялся и взял на руки дочь.
– Взойди, Маша, – сказал он жене. Графиня Марья вошла в комнату и села подле мужа.
– Я и не видала, как он за мной прибежал, – робко сказала она. – Я так…
Николай, держа одной рукой дочь, поглядел на жену и, заметив виноватое выражение ее лица, другой рукой обнял ее и поцеловал в волоса.
– Можно целовать мама ? – спросил он у Наташи.
Наташа застенчиво улыбнулась.
– Опять, – сказала она, с повелительным жестом указывая на то место, куда Николай поцеловал жену.
– Я не знаю, отчего ты думаешь, что я не в духе, – сказал Николай, отвечая на вопрос, который, он знал, был в душе его жены.
– Ты не можешь себе представить, как я бываю несчастна, одинока, когда ты такой. Мне все кажется…
– Мари, полно, глупости. Как тебе не совестно, – сказал он весело.
– Мне кажется, что ты не можешь любить меня, что я так дурна… и всегда… а теперь… в этом по…
– Ах, какая ты смешная! Не по хорошу мил, а по милу хорош. Это только Malvina и других любят за то, что они красивы; а жену разве я люблю? Я не люблю, а так, не знаю, как тебе сказать. Без тебя и когда вот так у нас какая то кошка пробежит, я как будто пропал и ничего не могу. Ну, что я люблю палец свой? Я не люблю, а попробуй, отрежь его…
– Нет, я не так, но я понимаю. Так ты на меня не сердишься?
– Ужасно сержусь, – сказал он, улыбаясь, и, встав и оправив волосы, стал ходить по комнате.
– Ты знаешь, Мари, о чем я думал? – начал он, теперь, когда примирение было сделано, тотчас же начиная думать вслух при жене. Он не спрашивал о том, готова ли она слушать его; ему все равно было. Мысль пришла ему, стало быть, и ей. И он рассказал ей свое намерении уговорить Пьера остаться с ними до весны.
Графиня Марья выслушала его, сделала замечания и начала в свою очередь думать вслух свои мысли. Ее мысли были о детях.
– Как женщина видна уже теперь, – сказала она по французски, указывая на Наташу. – Вы нас, женщин, упрекаете в нелогичности. Вот она – наша логика. Я говорю: папа хочет спать, а она говорит: нет, он смеется. И она права, – сказала графиня Марья, счастливо улыбаясь.
– Да, да! – И Николай, взяв на свою сильную руку дочь, высоко поднял ее, посадил на плечо, перехватив за ножки, и стал с ней ходить по комнате. У отца и у дочери были одинаково бессмысленно счастливые лица.
– А знаешь, ты, может быть, несправедлив. Ты слишком любишь эту, – шепотом по французски сказала графиня Марья.
– Да, но что ж делать?.. Я стараюсь не показать…
В это время в сенях и передней послышались звуки блока и шагов, похожих на звуки приезда.
– Кто то приехал.
– Я уверена, что Пьер. Я пойду узнаю, – сказала графиня Марья и вышла из комнаты.
В ее отсутствие Николай позволил себе галопом прокатить дочь вокруг комнаты. Запыхавшись, он быстро скинул смеющуюся девочку и прижал ее к груди. Его прыжки напомнили ему танцы, и он, глядя на детское круглое счастливое личико, думал о том, какою она будет, когда он начнет вывозить ее старичком и, как, бывало, покойник отец танцовывал с дочерью Данилу Купора, пройдется с нею мазурку.
– Он, он, Nicolas, – сказала через несколько минут графиня Марья, возвращаясь в комнату. – Теперь ожила наша Наташа. Надо было видеть ее восторг и как ему досталось сейчас же за то, что он просрочил. – Ну, пойдем скорее, пойдем! Расстаньтесь же наконец, – сказала она, улыбаясь, глядя на девочку, жавшуюся к отцу. Николай вышел, держа дочь за руку.
Графиня Марья осталась в диванной.
– Никогда, никогда не поверила бы, – прошептала она сама с собой, – что можно быть так счастливой. – Лицо ее просияло улыбкой; но в то же самое время она вздохнула, и тихая грусть выразилась в ее глубоком взгляде. Как будто, кроме того счастья, которое она испытывала, было другое, недостижимое в этой жизни счастье, о котором она невольно вспомнила в эту минуту.

Х
Наташа вышла замуж ранней весной 1813 года, и у ней в 1820 году было уже три дочери и один сын, которого она страстно желала и теперь сама кормила. Она пополнела и поширела, так что трудно было узнать в этой сильной матери прежнюю тонкую, подвижную Наташу. Черты лица ее определились и имели выражение спокойной мягкости и ясности. В ее лице не было, как прежде, этого непрестанно горевшего огня оживления, составлявшего ее прелесть. Теперь часто видно было одно ее лицо и тело, а души вовсе не было видно. Видна была одна сильная, красивая и плодовитая самка. Очень редко зажигался в ней теперь прежний огонь. Это бывало только тогда, когда, как теперь, возвращался муж, когда выздоравливал ребенок или когда она с графиней Марьей вспоминала о князе Андрее (с мужем она, предполагая, что он ревнует ее к памяти князя Андрея, никогда не говорила о нем), и очень редко, когда что нибудь случайно вовлекало ее в пение, которое она совершенно оставила после замужества. И в те редкие минуты, когда прежний огонь зажигался в ее развившемся красивом теле, она бывала еще более привлекательна, чем прежде.
Со времени своего замужества Наташа жила с мужем в Москве, в Петербурге, и в подмосковной деревне, и у матери, то есть у Николая. В обществе молодую графиню Безухову видели мало, и те, которые видели, остались ею недовольны. Она не была ни мила, ни любезна. Наташа не то что любила уединение (она не знала, любила ли она или нет; ей даже казалось, что нет), но она, нося, рожая, кормя детей и принимая участие в каждой минуте жизни мужа, не могла удовлетворить этим потребностям иначе, как отказавшись от света. Все, знавшие Наташу до замужества, удивлялись происшедшей в ней перемене, как чему то необыкновенному. Одна старая графиня, материнским чутьем понявшая, что все порывы Наташи имели началом только потребность иметь семью, иметь мужа, как она, не столько шутя, сколько взаправду, кричала в Отрадном, мать удивлялась удивлению людей, не понимавших Наташи, и повторяла, что она всегда знала, что Наташа будет примерной женой и матерью.
– Она только до крайности доводит свою любовь к мужу и детям, – говорила графиня, – так что это даже глупо.
Наташа не следовала тому золотому правилу, проповедоваемому умными людьми, в особенности французами, и состоящему в том, что девушка, выходя замуж, не должна опускаться, не должна бросать свои таланты, должна еще более, чем в девушках, заниматься своей внешностью, должна прельщать мужа так же, как она прежде прельщала не мужа. Наташа, напротив, бросила сразу все свои очарованья, из которых у ней было одно необычайно сильное – пение. Она оттого и бросила его, что это было сильное очарованье. Она, то что называют, опустилась. Наташа не заботилась ни о своих манерах, ни о деликатности речей, ни о том, чтобы показываться мужу в самых выгодных позах, ни о своем туалете, ни о том, чтобы не стеснять мужа своей требовательностью. Она делала все противное этим правилам. Она чувствовала, что те очарования, которые инстинкт ее научал употреблять прежде, теперь только были бы смешны в глазах ее мужа, которому она с первой минуты отдалась вся – то есть всей душой, не оставив ни одного уголка не открытым для него. Она чувствовала, что связь ее с мужем держалась не теми поэтическими чувствами, которые привлекли его к ней, а держалась чем то другим, неопределенным, но твердым, как связь ее собственной души с ее телом.
Взбивать локоны, надевать роброны и петь романсы, для того чтобы привлечь к себе своего мужа, показалось бы ей так же странным, как украшать себя для того, чтобы быть самой собою довольной. Украшать же себя для того, чтобы нравиться другим, – может быть, теперь это и было бы приятно ей, – она не знала, – но было совершенно некогда. Главная же причина, по которой она не занималась ни пением, ни туалетом, ни обдумыванием своих слов, состояла в том, что ей было совершенно некогда заниматься этим.
Известно, что человек имеет способность погрузиться весь в один предмет, какой бы он ни казался ничтожный. И известно, что нет такого ничтожного предмета, который бы при сосредоточенном внимании, обращенном на него, не разросся до бесконечности.
Предмет, в который погрузилась вполне Наташа, – была семья, то есть муж, которого надо было держать так, чтобы он нераздельно принадлежал ей, дому, – и дети, которых надо было носить, рожать, кормить, воспитывать.
И чем больше она вникала, не умом, а всей душой, всем существом своим, в занимавший ее предмет, тем более предмет этот разрастался под ее вниманием, и тем слабее и ничтожнее казались ей ее силы, так что она их все сосредоточивала на одно и то же, и все таки не успевала сделать всего того, что ей казалось нужно.
Толки и рассуждения о правах женщин, об отношениях супругов, о свободе и правах их, хотя и не назывались еще, как теперь, вопросами, были тогда точно такие же, как и теперь; но эти вопросы не только не интересовали Наташу, но она решительно не понимала их.
Вопросы эти и тогда, как и теперь, существовали только для тех людей, которые в браке видят одно удовольствие, получаемое супругами друг от друга, то есть одно начало брака, а не все его значение, состоящее в семье.
Рассуждения эти и теперешние вопросы, подобные вопросам о том, каким образом получить как можно более удовольствия от обеда, тогда, как и теперь, не существуют для людей, для которых цель обеда есть питание и цель супружества – семья.
Если цель обеда – питание тела, то тот, кто съест вдруг два обеда, достигнет, может быть, большего удовольствия, но не достигнет цели, ибо оба обеда не переварятся желудком.
Если цель брака есть семья, то тот, кто захочет иметь много жен и мужей, может быть, получит много удовольствия, но ни в каком случае не будет иметь семьи.
Весь вопрос, ежели цель обеда есть питание, а цель брака – семья, разрешается только тем, чтобы не есть больше того, что может переварить желудок, и не иметь больше жен и мужей, чем столько, сколько нужно для семьи, то есть одной и одного. Наташе нужен был муж. Муж был дан ей. И муж дал ей семью. И в другом, лучшем муже она не только не видела надобности, но, так как все силы душевные ее были устремлены на то, чтобы служить этому мужу и семье, она и не могла себе представить и не видела никакого интереса в представлении о том, что бы было, если б было другое.
Наташа не любила общества вообще, но она тем более дорожила обществом родных – графини Марьи, брата, матери и Сони. Она дорожила обществом тех людей, к которым она, растрепанная, в халате, могла выйти большими шагами из детской с радостным лицом и показать пеленку с желтым вместо зеленого пятна, и выслушать утешения о том, что теперь ребенку гораздо лучше.
Наташа до такой степени опустилась, что ее костюмы, ее прическа, ее невпопад сказанные слова, ее ревность – она ревновала к Соне, к гувернантке, ко всякой красивой и некрасивой женщине – были обычным предметом шуток всех ее близких. Общее мнение было то, что Пьер был под башмаком своей жены, и действительно это было так. С самых первых дней их супружества Наташа заявила свои требования. Пьер удивился очень этому совершенно новому для него воззрению жены, состоящему в том, что каждая минута его жизни принадлежит ей и семье; Пьер удивился требованиям своей жены, но был польщен ими и подчинился им.
Подвластность Пьера заключалась в том, что он не смел не только ухаживать, но не смел с улыбкой говорить с другой женщиной, не смел ездить в клубы, на обеды так, для того чтобы провести время, не смел расходовать денег для прихоти, не смел уезжать на долгие сроки, исключая как по делам, в число которых жена включала и его занятия науками, в которых она ничего не понимала, но которым она приписывала большую важность. Взамен этого Пьер имел полное право у себя в доме располагать не только самим собой, как он хотел, но и всей семьею. Наташа у себя в доме ставила себя на ногу рабы мужа; и весь дом ходил на цыпочках, когда Пьер занимался – читал или писал в своем кабинете. Стоило Пьеру показать какое нибудь пристрастие, чтобы то, что он любил, постоянно исполнялось. Стоило ему выразить желание, чтобы Наташа вскакивала и бежала исполнять его.
Весь дом руководился только мнимыми повелениями мужа, то есть желаниями Пьера, которые Наташа старалась угадывать. Образ, место жизни, знакомства, связи, занятия Наташи, воспитание детей – не только все делалось по выраженной воле Пьера, но Наташа стремилась угадать то, что могло вытекать из высказанных в разговорах мыслей Пьера. И она верно угадывала то, в чем состояла сущность желаний Пьера, и, раз угадав ее, она уже твердо держалась раз избранного. Когда Пьер сам уже хотел изменить своему желанию, она боролась против него его же оружием.
Так, в тяжелое время, навсегда памятное Пьеру, Наташе, после родов первого слабого ребенка, когда им пришлось переменить трех кормилиц и Наташа заболела от отчаяния, Пьер однажды сообщил ей мысли Руссо, с которыми он был совершенно согласен, о неестественности и вреде кормилиц. С следующим ребенком, несмотря на противудействие матери, докторов и самого мужа, восстававших против ее кормления, как против вещи тогда неслыханной и вредной, она настояла на своем и с тех пор всех детей кормила сама.
Весьма часто, в минуты раздражения, случалось, что муж с женой спорили подолгу, потом после спора Пьер, к радости и удивлению своему, находил не только в словах, но и в действиях жены свою ту самую мысль, против которой она спорила. И не только он находил ту же мысль, но он находил ее очищенною от всего того, что было лишнего, вызванного увлечением и спором, в выражении мысли Пьера.
После семи лет супружества Пьер чувствовал радостное, твердое сознание того, что он не дурной человек, и чувствовал он это потому, что он видел себя отраженным в своей жене. В себе он чувствовал все хорошее и дурное смешанным и затемнявшим одно другое. Но на жене его отражалось только то, что было истинно хорошо: все не совсем хорошее было откинуто. И отражение это произошло не путем логической мысли, а другим – таинственным, непосредственным отражением.


Два месяца тому назад Пьер, уже гостя у Ростовых, получил письмо от князя Федора, призывавшего его в Петербург для обсуждения важных вопросов, занимавших в Петербурге членов одного общества, которого Пьер был одним из главных основателей.
Прочтя это письмо, Наташа, как она читала все письма мужа, несмотря на всю тяжесть для нее отсутствия мужа, сама предложила ему ехать в Петербург. Всему, что было умственным, отвлеченным делом мужа, она приписывала, не понимая его, огромную важность и постоянно находилась в страхе быть помехой в этой деятельности ее мужа. На робкий, вопросительный взгляд Пьера после прочтения письма она отвечала просьбой, чтобы он ехал, но только определил бы ей верно время возвращения. И отпуск был дан на четыре недели.
С того времени, как вышел срок отпуска Пьера, две недели тому назад, Наташа находилась в неперестававшем состоянии страха, грусти и раздражения.
Денисов, отставной, недовольный настоящим положением дел генерал, приехавший в эти последние две недели, с удивлением и грустью, как на непохожий портрет когда то любимого человека, смотрел на Наташу. Унылый, скучающий взгляд, невпопад ответы и разговоры о детской, было все, что он видел и слышал от прежней волшебницы.
Наташа была все это время грустна и раздражена, в особенности тогда, когда, утешая ее, мать, брат или графиня Марья старались извинить Пьера и придумать причины его замедления.
– Все глупости, все пустяки, – говорила Наташа, – все его размышления, которые ни к чему не ведут, и все эти дурацкие общества, – говорила она о тех самых делах, в великую важность которых она твердо верила. И она уходила в детскую кормить своего единственного мальчика Петю.
Никто ничего не мог ей сказать столько успокоивающего, разумного, сколько это маленькое трехмесячное существо, когда оно лежало у ее груди и она чувствовала его движение рта и сопенье носиком. Существо это говорило: «Ты сердишься, ты ревнуешь, ты хотела бы ему отмстить, ты боишься, а я вот он. А я вот он…» И отвечать нечего было. Это было больше, чем правда.
Наташа в эти две недели беспокойства так часто прибегала к ребенку за успокоением, так возилась над ним, что она перекормила его и он заболел. Она ужасалась его болезни, а вместе с тем этого то ей и нужно было. Ухаживая за ним, она легче переносила беспокойство о муже.
Она кормила, когда зашумел у подъезда возок Пьера, и няня, знавшая, чем обрадовать барыню, неслышно, но быстро, с сияющим лицом, вошла в дверь.
– Приехал? – быстрым шепотом спросила Наташа, боясь пошевелиться, чтобы не разбудить засыпавшего ребенка.
– Приехали, матушка, – прошептала няня.
Кровь бросилась в лицо Наташи, и ноги невольно сделали движение; но вскочить и бежать было нельзя. Ребенок опять открыл глазки, взглянул. «Ты тут», – как будто сказал он и опять лениво зачмокал губами.
Потихоньку отняв грудь, Наташа покачала его, передала няне и пошла быстрыми шагами в дверь. Но у двери она остановилась, как бы почувствовав упрек совести за то, что, обрадовавшись, слишком скоро оставила ребенка, и оглянулась. Няня, подняв локти, переносила ребенка за перильца кроватки.
– Да уж идите, идите, матушка, будьте покойны, идите, – улыбаясь, прошептала няня, с фамильярностью, устанавливающейся между няней и барыней.
И Наташа легкими шагами побежала в переднюю. Денисов, с трубкой, вышедший в залу из кабинета, тут в первый раз узнал Наташу. Яркий, блестящий, радостный свет лился потоками из ее преобразившегося лица.
– Приехал! – проговорила она ему на бегу, и Денисов почувствовал, что он был в восторге от того, что приехал Пьер, которого он очень мало любил. Вбежав в переднюю, Наташа увидала высокую фигуру в шубе, разматывающую шарф.
«Он! он! Правда! Вот он! – проговорила она сама с собой и, налетев на него, обняла, прижала к себе, головой к груди, и потом, отстранив, взглянула на заиндевевшее, румяное и счастливое лицо Пьера. – Да, это он; счастливый, довольный…»
И вдруг она вспомнила все те муки ожидания, которые она перечувствовала в последние две недели: сияющая на ее лице радость скрылась; она нахмурилась, и поток упреков и злых слов излился на Пьера.
– Да, тебе хорошо! Ты очень рад, ты веселился… А каково мне? Хоть бы ты детей пожалел. Я кормлю, у меня молоко испортилось. Петя был при смерти. А тебе очень весело. Да, тебе весело.
Пьер знал, что он не виноват, потому что ему нельзя было приехать раньше; знал, что этот взрыв с ее стороны неприличен, и знал, что через две минуты это пройдет; он знал, главное, что ему самому было весело и радостно. Он бы хотел улыбнуться, но и не посмел подумать об этом. Он сделал жалкое, испуганное лицо и согнулся.