Короны Российской империи

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Короны Российской империи — регалии российских императоров, некоторые из которых хранятся в Музеях Кремля (Оружейной палате и Алмазном фонде), а другие были разобраны либо проданы за рубеж.





История

В русском царстве использовались Шапки Русского царства, в частности, для коронаций — Шапка Мономаха. Последний царь и первый император Петр Великий в качестве императора не короновался, будучи уже венчан на царство по старому обычаю. Первой императорской коронацией в России стал обряд, проведенный им над своей женой Екатериной Алексеевной, будущей самодержицей Екатериной I. Ради этого обряда были тщательно пересмотрены старинные царские традиции, и много заимствовано из обрядов Западной Европы, в частности, Священной Римской империи. Первая русская императорская корона была изготовлена именно для Екатерины I. Однако вскоре после праздника эта корона была разобрана, и в Оружейной палате сохранился только её обод.

Обыкновение делать «одноразовые» короны сохранялось на протяжении почти всего XVIII века. Таким образом, были разобраны короны следующих императоров — Петра II и Елизаветы, хотя корона Анны Иоанновны и уцелела (ныне в Оружейной палате). Екатерина II, взойдя на трон после не успевшего короноваться Петра III, заказала знаменитую Большую Императорскую корону, которой в будущем коронуются все её потомки (ныне в Алмазном фонде). Павел I, став гроссмейстером Мальтийского ордена, заказал себе Мальтийскую корону, которая даже была ненадолго помещена в имперский герб; после присоединения Грузии в Петербург также были привезены грузинские регалии, и Грузинская корона заняла место в сокровищнице и в гербе.

Императрицы надевали при некоторых церемониях так называемые «малые» или «выходные короны»; они составляли частную собственность императриц и после их смерти уничтожались, а камни раздавались согласно завещанию. До революции сохранилось лишь 2 из таких корон. Кроме того, до определенного периода аналогично разбирали и «венчальные короны» невест, хотя потом стали короноваться одной сохранившейся.

Список

в Оружейной палате:
в Алмазном фонде:

Проданные

  • Грузинская корона (1798) — корона царя Грузии Георгия XII была изготовлена в России при императоре Павле ювелирами П. Э. Теременом и Н. Г. Лихтом и выслана в Грузию в 1798 году. В 1801 году корона последнего грузинского царя была отправлена в Санкт-Петербург, где вошла в состав Российских императорских регалий. Корона имела восемь золотых дуг, сверху держава и крест из яхонтов и бриллиантов. Продана на запад в 1930 правительством Советской Грузии, предположительно хранится в частной коллекции.
  • Императорская венчальная корона (1840/1884) — бриллиантовая венчальная корона работы знаменитой петербургской фирмы «Болин». До 1884 года (свадьбы вел. кн. Сергея Александровича и Елизаветы Федоровны) для каждой невесты делались новые короны, которые потом разбирались, однако после этой свадьбы в доме Романовых стали пользоваться только этой регалией[5]. Последняя невеста, голову которой она украшала в 1894 г., — Александра Фёдоровна. В 1927 году была продана на аукционе «Кристис» в Лондоне. Позже её купила Мерривезер Пост для своего музея царских сокровищ в поместье Хиллвуд под Вашингтоном[6].
  • Малая императорская корона № 2 — фигурирует на первых советских фотографиях регалий. Очевидно, была продана.

Разобранные

  • Корона Петра II (1728) Создана по образцу короны Екатерины I. Была передана в кремлёвскую сокровищницу 16 августа 1728, забрана оттуда 31 декабря 1729. При передаче была составлена опись, согласно которой «нижняя лента» — обод; «подзор с листами» над ободом; две «пукли» — полушария; «серебряная чеканная лента» — центральная арка; «лента по сторонам пуклей» — по центру полушарий; навершие; помимо алмазов, бриллиантов и крупных жемчужин корону украшало большое количество цветных камней («водокшанских лалов», «яхонтов лазоревых» — изумрудов), а венчал её «лал большой» ценой 60 тыс. рублей в ободке из бриллиантов, над которым возвышался крест из 9 «четвероугольных греческих алмазов»[7].
Малые короны:

Императрицы надевали при некоторых церемониях так называемые малые или выходные короны; они составляли частную собственность императриц и после их смерти уничтожались, а камни раздавались согласно завещанию. До революции сохранилось лишь 2 из таких корон (см. выше).

  • Малая корона Анны Иоанновны (1730) была выполнена по случаю её коронации в комплекте с большой для торжественных выходов на поздравительные аудиенции
  • Малая корона Елизаветы Петровны (1742)
  • Короны других императриц (?) — Екатерины II, Марии Федоровны, Елизаветы Алексеевны, Александры Федоровны, (1-й), м. б. Александры Федоровны. (2-й)

Герб

Герб Российской империи имеет изображение 5 царских шапок и 4 императорских корон, которые венчают щиты, окружающие главный щит герба, а также 1 короны и 1 шапки ерихонской по центру.


Илл. Герб Описание
Герб царства Польского «в червлёном щите серебряный коронованный орёл с золотыми клювом и когтями…»
Герб увенчивает корона Анны Иоанновны.
Родовой Его Императорского Величества герб Использована вымышленная корона

«Щит увенчан велико-герцогскою короною»
То есть короной великого герцогства, так как герб принадлежал Гольштейн-Готторп-Романовым

(На илл. справа: Геральдическая корона великого герцогства Люксембургского, аналогичная использованной в этом гербе)

Герб великого княжества Финляндского Использована вымышленная корона

«В червлёном щите, золотой коронованный лев, держащий в правой лапе меч прямой, а в левой — меч выгнутый, на который опирается заднею правою лапою (лев), сопровождаемый восемью серебряными розами…»

Герб увенчивает Финляндская корона. Этой короны на самом деле не существует, но в силу Высочайшего Повеления от 1857 года она должна была изображаться в гербах Финских губерний и города Гельсингфорса (ныне Хельсинки). Но это правило не соблюдалось. В государственном гербе корона Великого Княжества Финляндского изображалась золотой, состоящей из венца, украшенного камнями, к которому прикреплены сходящиеся под яблоком две дуги, украшенные жемчугом, и два государственных орла. Яблоко увенчано алмазным крестом. Но в Финляндских сочинениях герб Великого Княжества был представлен короной западноевропейских Великих Княжеств.

Герб царства Грузинского

«щит четверочастный, с оконечностью и малым в середине щитом»

Герб увенчивает Грузинская корона.
Главный щит

Герб увенчивает Большая императорская корона

Также в Российской империи использовалась Древняя царская корона, которая на самом деле не существует. Она помещалась в гербах областей и градоначальств и изображалась в виде золотого венца — обруча, украшенного камнями, имеющего четыре листа сельдерея, и жемчужины, увенчанные крестами.

См. также

Напишите отзыв о статье "Короны Российской империи"

Примечания

  1. [dlib.rsl.ru/viewer/01003336286#?page=714&view=page Из книги «Житие и славные дела Петра Великаго» 1774 г.]
  2. Быкова Ю. И.. Коронационные венцы Екатерины I и Петра II. Сходство и различия // Петровское время в лицах – 2014. Труды Государственного Эрмитажа. Т. LXXIII. — СПб., 2014. — С. 91–104.
  3. Быкова Ю. И.. К вопросу об авторстве коронационных регалий императрицы Анны Иоанновны // Петровское время в лицах – 2013. К 400-летию Дома Романовых (1613–2013). Труды Государственного Эрмитажа. Т. LXX. — СПб., 2013. — С. 102–114; Быкова Ю. И.. К вопросу об авторстве коронационных регалий императрицы Анны Иоанновны // Московский Кремль в государственной жизни России. Тезисы докладов. Юбилейная научная конференция Музеи Московского Кремля, 31 октября – 1 ноября 2013 года. — М., 2013. — С. 17–19.
  4. [www.bibliotekar.ru/bek3/217.htm Корона // Брокгауз и Эфрон]
  5. [sv-scena.ru/athenaeum/czarskie-denjgi-dokhody-i-raskhody-doma-romanovykh.raskhody-imperatorskoj-semji.Razdel-1-1-1-54-44.html Расходы императорской семьи]
  6. [trio.hillwoodmuseum.org/detail.php?type=related&kv=13139&t=objects Hillwood Mansion]
  7. Каталог выставки «Венчания на царство и коронации в Московском Кремле», Музеи Московского Кремля, 2013. С. 15; Быкова Ю. И.. Коронационные венцы Екатерины I и Петра II. Сходство и различия // Петровское время в лицах – 2014. Труды Государственного Эрмитажа. Т. LXXIII. — СПб., 2014. — С. 91–104.

Отрывок, характеризующий Короны Российской империи

– Vos informations peuvent etre meilleures que les miennes, – вдруг ядовито напустилась Анна Павловна на неопытного молодого человека. – Mais je sais de bonne source que ce medecin est un homme tres savant et tres habile. C'est le medecin intime de la Reine d'Espagne. [Ваши известия могут быть вернее моих… но я из хороших источников знаю, что этот доктор очень ученый и искусный человек. Это лейб медик королевы испанской.] – И таким образом уничтожив молодого человека, Анна Павловна обратилась к Билибину, который в другом кружке, подобрав кожу и, видимо, сбираясь распустить ее, чтобы сказать un mot, говорил об австрийцах.
– Je trouve que c'est charmant! [Я нахожу, что это прелестно!] – говорил он про дипломатическую бумагу, при которой отосланы были в Вену австрийские знамена, взятые Витгенштейном, le heros de Petropol [героем Петрополя] (как его называли в Петербурге).
– Как, как это? – обратилась к нему Анна Павловна, возбуждая молчание для услышания mot, которое она уже знала.
И Билибин повторил следующие подлинные слова дипломатической депеши, им составленной:
– L'Empereur renvoie les drapeaux Autrichiens, – сказал Билибин, – drapeaux amis et egares qu'il a trouve hors de la route, [Император отсылает австрийские знамена, дружеские и заблудшиеся знамена, которые он нашел вне настоящей дороги.] – докончил Билибин, распуская кожу.
– Charmant, charmant, [Прелестно, прелестно,] – сказал князь Василий.
– C'est la route de Varsovie peut etre, [Это варшавская дорога, может быть.] – громко и неожиданно сказал князь Ипполит. Все оглянулись на него, не понимая того, что он хотел сказать этим. Князь Ипполит тоже с веселым удивлением оглядывался вокруг себя. Он так же, как и другие, не понимал того, что значили сказанные им слова. Он во время своей дипломатической карьеры не раз замечал, что таким образом сказанные вдруг слова оказывались очень остроумны, и он на всякий случай сказал эти слова, первые пришедшие ему на язык. «Может, выйдет очень хорошо, – думал он, – а ежели не выйдет, они там сумеют это устроить». Действительно, в то время как воцарилось неловкое молчание, вошло то недостаточно патриотическое лицо, которого ждала для обращения Анна Павловна, и она, улыбаясь и погрозив пальцем Ипполиту, пригласила князя Василия к столу, и, поднося ему две свечи и рукопись, попросила его начать. Все замолкло.
– Всемилостивейший государь император! – строго провозгласил князь Василий и оглянул публику, как будто спрашивая, не имеет ли кто сказать что нибудь против этого. Но никто ничего не сказал. – «Первопрестольный град Москва, Новый Иерусалим, приемлет Христа своего, – вдруг ударил он на слове своего, – яко мать во объятия усердных сынов своих, и сквозь возникающую мглу, провидя блистательную славу твоея державы, поет в восторге: «Осанна, благословен грядый!» – Князь Василий плачущим голосом произнес эти последние слова.
Билибин рассматривал внимательно свои ногти, и многие, видимо, робели, как бы спрашивая, в чем же они виноваты? Анна Павловна шепотом повторяла уже вперед, как старушка молитву причастия: «Пусть дерзкий и наглый Голиаф…» – прошептала она.
Князь Василий продолжал:
– «Пусть дерзкий и наглый Голиаф от пределов Франции обносит на краях России смертоносные ужасы; кроткая вера, сия праща российского Давида, сразит внезапно главу кровожаждущей его гордыни. Се образ преподобного Сергия, древнего ревнителя о благе нашего отечества, приносится вашему императорскому величеству. Болезную, что слабеющие мои силы препятствуют мне насладиться любезнейшим вашим лицезрением. Теплые воссылаю к небесам молитвы, да всесильный возвеличит род правых и исполнит во благих желания вашего величества».
– Quelle force! Quel style! [Какая сила! Какой слог!] – послышались похвалы чтецу и сочинителю. Воодушевленные этой речью, гости Анны Павловны долго еще говорили о положении отечества и делали различные предположения об исходе сражения, которое на днях должно было быть дано.
– Vous verrez, [Вы увидите.] – сказала Анна Павловна, – что завтра, в день рождения государя, мы получим известие. У меня есть хорошее предчувствие.


Предчувствие Анны Павловны действительно оправдалось. На другой день, во время молебствия во дворце по случаю дня рождения государя, князь Волконский был вызван из церкви и получил конверт от князя Кутузова. Это было донесение Кутузова, писанное в день сражения из Татариновой. Кутузов писал, что русские не отступили ни на шаг, что французы потеряли гораздо более нашего, что он доносит второпях с поля сражения, не успев еще собрать последних сведений. Стало быть, это была победа. И тотчас же, не выходя из храма, была воздана творцу благодарность за его помощь и за победу.
Предчувствие Анны Павловны оправдалось, и в городе все утро царствовало радостно праздничное настроение духа. Все признавали победу совершенною, и некоторые уже говорили о пленении самого Наполеона, о низложении его и избрании новой главы для Франции.
Вдали от дела и среди условий придворной жизни весьма трудно, чтобы события отражались во всей их полноте и силе. Невольно события общие группируются около одного какого нибудь частного случая. Так теперь главная радость придворных заключалась столько же в том, что мы победили, сколько и в том, что известие об этой победе пришлось именно в день рождения государя. Это было как удавшийся сюрприз. В известии Кутузова сказано было тоже о потерях русских, и в числе их названы Тучков, Багратион, Кутайсов. Тоже и печальная сторона события невольно в здешнем, петербургском мире сгруппировалась около одного события – смерти Кутайсова. Его все знали, государь любил его, он был молод и интересен. В этот день все встречались с словами:
– Как удивительно случилось. В самый молебен. А какая потеря Кутайсов! Ах, как жаль!
– Что я вам говорил про Кутузова? – говорил теперь князь Василий с гордостью пророка. – Я говорил всегда, что он один способен победить Наполеона.
Но на другой день не получалось известия из армии, и общий голос стал тревожен. Придворные страдали за страдания неизвестности, в которой находился государь.
– Каково положение государя! – говорили придворные и уже не превозносили, как третьего дня, а теперь осуждали Кутузова, бывшего причиной беспокойства государя. Князь Василий в этот день уже не хвастался более своим protege Кутузовым, а хранил молчание, когда речь заходила о главнокомандующем. Кроме того, к вечеру этого дня как будто все соединилось для того, чтобы повергнуть в тревогу и беспокойство петербургских жителей: присоединилась еще одна страшная новость. Графиня Елена Безухова скоропостижно умерла от этой страшной болезни, которую так приятно было выговаривать. Официально в больших обществах все говорили, что графиня Безухова умерла от страшного припадка angine pectorale [грудной ангины], но в интимных кружках рассказывали подробности о том, как le medecin intime de la Reine d'Espagne [лейб медик королевы испанской] предписал Элен небольшие дозы какого то лекарства для произведения известного действия; но как Элен, мучимая тем, что старый граф подозревал ее, и тем, что муж, которому она писала (этот несчастный развратный Пьер), не отвечал ей, вдруг приняла огромную дозу выписанного ей лекарства и умерла в мучениях, прежде чем могли подать помощь. Рассказывали, что князь Василий и старый граф взялись было за итальянца; но итальянец показал такие записки от несчастной покойницы, что его тотчас же отпустили.
Общий разговор сосредоточился около трех печальных событий: неизвестности государя, погибели Кутайсова и смерти Элен.
На третий день после донесения Кутузова в Петербург приехал помещик из Москвы, и по всему городу распространилось известие о сдаче Москвы французам. Это было ужасно! Каково было положение государя! Кутузов был изменник, и князь Василий во время visites de condoleance [визитов соболезнования] по случаю смерти его дочери, которые ему делали, говорил о прежде восхваляемом им Кутузове (ему простительно было в печали забыть то, что он говорил прежде), он говорил, что нельзя было ожидать ничего другого от слепого и развратного старика.
– Я удивляюсь только, как можно было поручить такому человеку судьбу России.
Пока известие это было еще неофициально, в нем можно было еще сомневаться, но на другой день пришло от графа Растопчина следующее донесение:
«Адъютант князя Кутузова привез мне письмо, в коем он требует от меня полицейских офицеров для сопровождения армии на Рязанскую дорогу. Он говорит, что с сожалением оставляет Москву. Государь! поступок Кутузова решает жребий столицы и Вашей империи. Россия содрогнется, узнав об уступлении города, где сосредоточивается величие России, где прах Ваших предков. Я последую за армией. Я все вывез, мне остается плакать об участи моего отечества».
Получив это донесение, государь послал с князем Волконским следующий рескрипт Кутузову:
«Князь Михаил Иларионович! С 29 августа не имею я никаких донесений от вас. Между тем от 1 го сентября получил я через Ярославль, от московского главнокомандующего, печальное известие, что вы решились с армиею оставить Москву. Вы сами можете вообразить действие, какое произвело на меня это известие, а молчание ваше усугубляет мое удивление. Я отправляю с сим генерал адъютанта князя Волконского, дабы узнать от вас о положении армии и о побудивших вас причинах к столь печальной решимости».


Девять дней после оставления Москвы в Петербург приехал посланный от Кутузова с официальным известием об оставлении Москвы. Посланный этот был француз Мишо, не знавший по русски, но quoique etranger, Busse de c?ur et d'ame, [впрочем, хотя иностранец, но русский в глубине души,] как он сам говорил про себя.
Государь тотчас же принял посланного в своем кабинете, во дворце Каменного острова. Мишо, который никогда не видал Москвы до кампании и который не знал по русски, чувствовал себя все таки растроганным, когда он явился перед notre tres gracieux souverain [нашим всемилостивейшим повелителем] (как он писал) с известием о пожаре Москвы, dont les flammes eclairaient sa route [пламя которой освещало его путь].
Хотя источник chagrin [горя] г на Мишо и должен был быть другой, чем тот, из которого вытекало горе русских людей, Мишо имел такое печальное лицо, когда он был введен в кабинет государя, что государь тотчас же спросил у него:
– M'apportez vous de tristes nouvelles, colonel? [Какие известия привезли вы мне? Дурные, полковник?]
– Bien tristes, sire, – отвечал Мишо, со вздохом опуская глаза, – l'abandon de Moscou. [Очень дурные, ваше величество, оставление Москвы.]
– Aurait on livre mon ancienne capitale sans se battre? [Неужели предали мою древнюю столицу без битвы?] – вдруг вспыхнув, быстро проговорил государь.
Мишо почтительно передал то, что ему приказано было передать от Кутузова, – именно то, что под Москвою драться не было возможности и что, так как оставался один выбор – потерять армию и Москву или одну Москву, то фельдмаршал должен был выбрать последнее.
Государь выслушал молча, не глядя на Мишо.
– L'ennemi est il en ville? [Неприятель вошел в город?] – спросил он.
– Oui, sire, et elle est en cendres a l'heure qu'il est. Je l'ai laissee toute en flammes, [Да, ваше величество, и он обращен в пожарище в настоящее время. Я оставил его в пламени.] – решительно сказал Мишо; но, взглянув на государя, Мишо ужаснулся тому, что он сделал. Государь тяжело и часто стал дышать, нижняя губа его задрожала, и прекрасные голубые глаза мгновенно увлажились слезами.
Но это продолжалось только одну минуту. Государь вдруг нахмурился, как бы осуждая самого себя за свою слабость. И, приподняв голову, твердым голосом обратился к Мишо.
– Je vois, colonel, par tout ce qui nous arrive, – сказал он, – que la providence exige de grands sacrifices de nous… Je suis pret a me soumettre a toutes ses volontes; mais dites moi, Michaud, comment avez vous laisse l'armee, en voyant ainsi, sans coup ferir abandonner mon ancienne capitale? N'avez vous pas apercu du decouragement?.. [Я вижу, полковник, по всему, что происходит, что провидение требует от нас больших жертв… Я готов покориться его воле; но скажите мне, Мишо, как оставили вы армию, покидавшую без битвы мою древнюю столицу? Не заметили ли вы в ней упадка духа?]