Коропчевский, Дмитрий Андреевич
| Дмитрий Андреевич Коропчевский |
Дмитрий Андреевич Коропчевский (1842—1903) — русский писатель и переводчик, антрополог, редактор журнала «Знание» в 1870—1877 гг. и «Слово» в 1878—1881 гг.
Биография
среднее образование получил в 4-й Московской гимназии (1854—1859)[1], высшее — на естественном отделении физико-математического факультета Московского университета. В 1870-х редактировал журнал «Знание», а, после его закрытия, «Слово». Им издан ряд ценных переводов: Тейлора, «Первобытная культура» (СПб., 1872); Леббока, «Начала цивилизации» (СПб., 1876) и др.
Главные оригинальные работы Коропчевского: «Рассказы про дикого человека» (Москва 1887); «Современная наука. I. Психология войны. II. Народное предубеждение против портрета. III. Волшебное значение маски. IV. Древнейший спорт» (СПб., 1889); «Д. Ливингстон» («Биографическая Библиотека» Ф. Павленкова. — СПб., 1889); «Меланезийцы» (СПб., 1889); «Полинезийцы» (СПб., 1889); «Микронезийцы» (СПб., 1889). С конца 1880-х Коропчевский помещал, под псевдонимом Г. Таранского, романы и повести в «Наблюдателе», «Труде» и др.
Напишите отзыв о статье "Коропчевский, Дмитрий Андреевич"
Примечания
- ↑ Коропчевский Д. А. Гимназия пятидесятых годов. (Воспоминания воспитанника Московской 4-й гимназии). — Русская Школа. — 1897. — Т. 2. — № 9/10. — С. 56—80; № 11. — С. 46—68.
Источники
- Коропчевский Дмитрий Андреевич // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
|
Это заготовка статьи о писателе России. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
Отрывок, характеризующий Коропчевский, Дмитрий Андреевич
Анисья Федоровна охотно пошла своей легкой поступью исполнить поручение своего господина и принесла гитару.Дядюшка ни на кого не глядя сдунул пыль, костлявыми пальцами стукнул по крышке гитары, настроил и поправился на кресле. Он взял (несколько театральным жестом, отставив локоть левой руки) гитару повыше шейки и подмигнув Анисье Федоровне, начал не Барыню, а взял один звучный, чистый аккорд, и мерно, спокойно, но твердо начал весьма тихим темпом отделывать известную песню: По у ли и ице мостовой. В раз, в такт с тем степенным весельем (тем самым, которым дышало всё существо Анисьи Федоровны), запел в душе у Николая и Наташи мотив песни. Анисья Федоровна закраснелась и закрывшись платочком, смеясь вышла из комнаты. Дядюшка продолжал чисто, старательно и энергически твердо отделывать песню, изменившимся вдохновенным взглядом глядя на то место, с которого ушла Анисья Федоровна. Чуть чуть что то смеялось в его лице с одной стороны под седым усом, особенно смеялось тогда, когда дальше расходилась песня, ускорялся такт и в местах переборов отрывалось что то.
– Прелесть, прелесть, дядюшка; еще, еще, – закричала Наташа, как только он кончил. Она, вскочивши с места, обняла дядюшку и поцеловала его. – Николенька, Николенька! – говорила она, оглядываясь на брата и как бы спрашивая его: что же это такое?
Николаю тоже очень нравилась игра дядюшки. Дядюшка второй раз заиграл песню. Улыбающееся лицо Анисьи Федоровны явилось опять в дверях и из за ней еще другие лица… «За холодной ключевой, кричит: девица постой!» играл дядюшка, сделал опять ловкий перебор, оторвал и шевельнул плечами.
– Ну, ну, голубчик, дядюшка, – таким умоляющим голосом застонала Наташа, как будто жизнь ее зависела от этого. Дядюшка встал и как будто в нем было два человека, – один из них серьезно улыбнулся над весельчаком, а весельчак сделал наивную и аккуратную выходку перед пляской.
