Корренс, Карл

Карл Корренс нем. Carl Correns Дата рождения: 19 сентября 1864(1864-09-19) Место рождения: Мюнхен, Германский союз Дата смерти: 14 февраля 1933(1933-02-14) (68 лет) Место смерти: Берлин, Веймарская республика Страна: Германский союз Германский союз Германская империя Германская империя Веймарская республика Веймарская республика Научная сфера: биология, ботаника, генетика, микология Систематик живой природы Автор наименований ряда ботанических таксонов. В ботанической (бинарной) номенклатуре эти названия дополняются сокращением «Correns». [www.ipni.org/ipni/advPlantNameSearch.do?find_authorAbbrev=Correns&find_includePublicationAuthors=on&find_includePublicationAuthors=off&find_includeBasionymAuthors=on&find_includeBasionymAuthors=off&find_isAPNIRecord=on&find_isAPNIRecord=false&find_isGCIRecord=on&find_isGCIRecord=false&find_isIKRecord=on&find_isIKRecord=false&find_rankToReturn=all&output_format=normal&find_sortByFamily=on&find_sortByFamily=off&query_type=by_query&back_page=plantsearch Список таких таксонов] на сайте IPNI [www.ipni.org/ipni/idAuthorSearch.do?id=17445-1-1 Персональная страница] на сайте IPNI Страница на Викивидах

Карл Корренс или Карл Эрих Корренс (нем. Carl Correns или нем. Carl Erich Correns, или нем. Кarl Correns, или нем. Carl Erich Franz Joseph Correns, или нем. Carl Franz Joseph Erich Correns, 19 сентября 1864 — 14 февраля 1933) — немецкий биолог, ботаник, миколог, профессор, профессор ботаники, почётный профессор Берлинского университета, профессор биологии, пионер генетики в Германии, один из первооткрывателей законов Менделя.

Биография

Карл Корренс родился в Мюнхене 19 сентября 1864 года. Его отец был художником. Потеряв обоих родителей в раннем возрасте, Корренс был воспитан своей тётей; в начальной школе учился в Санкт-Галлен в Швейцарии.

С 1885 по 1888 год он изучал ботанику в Граце, Берлине и в Лейпциге. В 1885 году Корренс поступил в Мюнхенский университет. Карл Вильгельм фон Негели преподавал Карлу Корренсу ботанику; зная, что у Корренса нет родителей, он старался помочь ему в учёбе. Негели был тем, кто привил ему интерес к изучению признаков наследственности у растений; он также оказывал Корренсу помощь в написании диссертации. В 1892 году Карл Корренс женился на Элизабет, внучатой племяннице Карла Вильгельма фон Негели. Два сына Корренса также были видными учёными: минералог Вильгельм Карл Корренс (1893—1980) и химик Эрих Корренс (1896—1981).

По окончании Мюнхенского университета, после завершения диссертации, Карл Корренс получил в 1889 году степень доктора и стал преподавателем в университете Тюбингена. С 1897 года он был профессором Тюбингенского университета. В 1899 году Карл Корренс стал профессором ботаники в университете Тюбингена. В 1902 году он стал профессором ботаники в университете Мюнстера и директором Ботанического института и Ботанического сада. В 1903—1907 годах Карл Корренс был профессором Лейпцигского университета, а в 1909—1914 годах Мюнстерского университета. Он был также почётным профессором Берлинского университета.

Карл Корренс был членом немецкого общества естествоиспытателей «Леопольдина». В 1914—1933 годах Корренс был директором института биологии в Берлине. В 1920 году он стал профессором биологии. Он был членом Королевской Прусской Академии наук в Берлине с 1915 по 1919 год и членом Прусской Академии наук в Берлине с 1919 по 1933 год. В 1932 году Корренс был награждён Лондонским королевским обществом, получив Медаль Дарвина. В том же году он получил медаль Гарнак.

Карл Корренс умер в Берлине 14 февраля 1933 года. Он был похоронен на лесном кладбище Далема, что находится на юго-западе Берлина, округ Штеглиц-Целендорф. В его честь в 1938 году был открыт треугольный парк в непосредственной близости от Института Кайзера. Многие работы Корренса так и остались неопубликованными и были уничтожены в результате бомбардировки Берлина в 1945 году.

Научная деятельность

Карл Корренс специализировался на Мохообразных, водорослях, семенных растениях и на микологии. Основная заслуга Корренса заключается во вторичном открытии и подтверждении (одновременно с голландцем Xуго де Фризом и австрийцем Эрихом Чермаком) законов наследственности, установленных Грегором Менделем. Первые результаты исследований Корренса о явлении наследственности у растений были опубликованы в 1900 году. Труды Карла Корренса посвящены дальнейшему изучению явлений наследственности у растений: ксений, определению пола, пестролистности и плазматической наследственности. Корренс привёл первые доказательства плазматической наследственности в своей работе 1909 года о пестролистности Mirabilis jalapa. В основе этой наследственности лежит то, что хлоропласты (органоиды, осуществляющие фотосинтез), наследуются исключительно по материнской линии. В 1908 году Карл впервые описал ген, входящий в состав внеядерного генома. Корренс предвосхитил понимание закономерностей сцепления и обмена наследственных факторов в хромосомах (1902) и менделевского наследования пола у растений.

Научные работы

• G. Mendels Regel über das Verhalten der Nachkommenschaft der Rassenbastarde, Berichte der Deutschen Botanischen Gesellschaft 18 (1900), 158—168.
• Über Levkojenbastarde – Zur Kenntnis der Grenzen der Mendelschen Regeln, Botanisches Centralblatt 84 (1900), 1—16 (erstmalige Beschreibung der Genkopplung)
• Experimentelle Untersuchungen über die Entstehung der Arten auf botanischem Gebiet, Archiv für Rassen- und Gesellschafts-Biologie 1 (1904), 27—52.
• Die Bestimmung und Vererbung des Geschlechtes, nach Versuchen mit höheren Pflanzen, Verhandlungen der Gesellschaft Deutscher Naturforscher und Ärzte 1907, 794—802.
• Zur Kenntnis der Rolle von Kern und Plasma bei der Vererbung, Zeitschrift für induktive Abstammungs- und Vererbungslehre 1 (1909), 291—328.

Литература

• Большая советская энциклопедия: В 30 т. — М.: «Советская энциклопедия», 1969—1978. (рус.)
• Большой Энциклопедический словарь. — 2000. (рус.)
• Энциклопедический словарь. — 2009. (рус.)
• Большая энциклопедия Кирилла и Мефодия. — «Кирилл и Мефодий», 1998—2011. (рус.)
• Гайсинович А. Е. Зарождение генетики. — М.: «Наука», 1967. — 196 с. (рус.)
• Brummitt RK; Powell CE. (1992). Authors of Plant Names. Royal Botanic Gardens, Kew. ISBN 1-84246-085-4. (англ.)
• Hagemann, R (2000). «Erwin Baur or Carl Correns: who really created the theory of plastid inheritance?». J. Hered. 91 (6): 435–40. DOI:10.1093/jhered/91.6.435. PMID 11218080. (англ.)
• Saha, M S (November 1981). «The Carl Correns papers». The Mendel newsletter; archival resources for the history of genetics & allied sciences 21: 1–6. PMID 11615874. (англ.)
• Rheinberger, H J (2000). «[Carl Correns' experiments with Pisum, 1896–1899.]». History and philosophy of the life sciences 22 (2): 187–218. PMID 11488142. (англ.)
• Rheinberger, H J (December 2000). «Mendelian inheritance in Germany between 1900 and 1910. The case of Carl Correns (1864–1933)». C. R. Acad. Sci. III, Sci. Vie 323 (12): 1089–96. PMID 11147095. (англ.)
• Corcos, A F; Monaghan F V (1987). «Correns, an independent discoverer of Mendelism? I. An historical/critical note». J. Hered. 78 (5): 330. PMID 3316376. (англ.)

Ссылки

• [wordweb.ru/sto/58.htm Грегор Мендель (1822—1884)] (рус.)
• [d-nb.info/gnd/118676938/about/html DNB, Katalog der Deutschen Nationalbibliothek: Carl Correns] (нем.)
• [www.uni-leipzig.de/unigeschichte/professorenkatalog/leipzig/Correns_774 Carl Erich Correns] (нем.)
• [www.bbaw.de/die-akademie/akademiegeschichte/mitglieder-historisch/alphabetische-sortierung?altmitglied_id=499 Carl Erich Correns] (нем.)
• [viaf.org/viaf/74647052/ Virtual International Authority File: Carl Correns] (англ.)
• [runeberg.org/nfco/0101.html 169—170 (Nordisk familjebok / Uggleupplagan. 35. Supplement. Cambrai — Glis): Кarl Correns] (швед.)

Отрывок, характеризующий Корренс, Карл

В третьем часу еще никто не заснул, как явился вахмистр с приказом выступать к местечку Островне.
Все с тем же говором и хохотом офицеры поспешно стали собираться; опять поставили самовар на грязной воде. Но Ростов, не дождавшись чаю, пошел к эскадрону. Уже светало; дождик перестал, тучи расходились. Было сыро и холодно, особенно в непросохшем платье. Выходя из корчмы, Ростов и Ильин оба в сумерках рассвета заглянули в глянцевитую от дождя кожаную докторскую кибиточку, из под фартука которой торчали ноги доктора и в середине которой виднелся на подушке чепчик докторши и слышалось сонное дыхание.
– Право, она очень мила! – сказал Ростов Ильину, выходившему с ним.
– Прелесть какая женщина! – с шестнадцатилетней серьезностью отвечал Ильин.
Через полчаса выстроенный эскадрон стоял на дороге. Послышалась команда: «Садись! – солдаты перекрестились и стали садиться. Ростов, выехав вперед, скомандовал: «Марш! – и, вытянувшись в четыре человека, гусары, звуча шлепаньем копыт по мокрой дороге, бренчаньем сабель и тихим говором, тронулись по большой, обсаженной березами дороге, вслед за шедшей впереди пехотой и батареей.
Разорванные сине лиловые тучи, краснея на восходе, быстро гнались ветром. Становилось все светлее и светлее. Ясно виднелась та курчавая травка, которая заседает всегда по проселочным дорогам, еще мокрая от вчерашнего дождя; висячие ветви берез, тоже мокрые, качались от ветра и роняли вбок от себя светлые капли. Яснее и яснее обозначались лица солдат. Ростов ехал с Ильиным, не отстававшим от него, стороной дороги, между двойным рядом берез.
Ростов в кампании позволял себе вольность ездить не на фронтовой лошади, а на казацкой. И знаток и охотник, он недавно достал себе лихую донскую, крупную и добрую игреневую лошадь, на которой никто не обскакивал его. Ехать на этой лошади было для Ростова наслаждение. Он думал о лошади, об утре, о докторше и ни разу не подумал о предстоящей опасности.
Прежде Ростов, идя в дело, боялся; теперь он не испытывал ни малейшего чувства страха. Не оттого он не боялся, что он привык к огню (к опасности нельзя привыкнуть), но оттого, что он выучился управлять своей душой перед опасностью. Он привык, идя в дело, думать обо всем, исключая того, что, казалось, было бы интереснее всего другого, – о предстоящей опасности. Сколько он ни старался, ни упрекал себя в трусости первое время своей службы, он не мог этого достигнуть; но с годами теперь это сделалось само собою. Он ехал теперь рядом с Ильиным между березами, изредка отрывая листья с веток, которые попадались под руку, иногда дотрогиваясь ногой до паха лошади, иногда отдавая, не поворачиваясь, докуренную трубку ехавшему сзади гусару, с таким спокойным и беззаботным видом, как будто он ехал кататься. Ему жалко было смотреть на взволнованное лицо Ильина, много и беспокойно говорившего; он по опыту знал то мучительное состояние ожидания страха и смерти, в котором находился корнет, и знал, что ничто, кроме времени, не поможет ему.
Только что солнце показалось на чистой полосе из под тучи, как ветер стих, как будто он не смел портить этого прелестного после грозы летнего утра; капли еще падали, но уже отвесно, – и все затихло. Солнце вышло совсем, показалось на горизонте и исчезло в узкой и длинной туче, стоявшей над ним. Через несколько минут солнце еще светлее показалось на верхнем крае тучи, разрывая ее края. Все засветилось и заблестело. И вместе с этим светом, как будто отвечая ему, раздались впереди выстрелы орудий.
Не успел еще Ростов обдумать и определить, как далеки эти выстрелы, как от Витебска прискакал адъютант графа Остермана Толстого с приказанием идти на рысях по дороге.
Эскадрон объехал пехоту и батарею, также торопившуюся идти скорее, спустился под гору и, пройдя через какую то пустую, без жителей, деревню, опять поднялся на гору. Лошади стали взмыливаться, люди раскраснелись.
– Стой, равняйся! – послышалась впереди команда дивизионера.
– Левое плечо вперед, шагом марш! – скомандовали впереди.
И гусары по линии войск прошли на левый фланг позиции и стали позади наших улан, стоявших в первой линии. Справа стояла наша пехота густой колонной – это были резервы; повыше ее на горе видны были на чистом чистом воздухе, в утреннем, косом и ярком, освещении, на самом горизонте, наши пушки. Впереди за лощиной видны были неприятельские колонны и пушки. В лощине слышна была наша цепь, уже вступившая в дело и весело перещелкивающаяся с неприятелем.
Ростову, как от звуков самой веселой музыки, стало весело на душе от этих звуков, давно уже не слышанных. Трап та та тап! – хлопали то вдруг, то быстро один за другим несколько выстрелов. Опять замолкло все, и опять как будто трескались хлопушки, по которым ходил кто то.
Гусары простояли около часу на одном месте. Началась и канонада. Граф Остерман с свитой проехал сзади эскадрона, остановившись, поговорил с командиром полка и отъехал к пушкам на гору.
Вслед за отъездом Остермана у улан послышалась команда:
– В колонну, к атаке стройся! – Пехота впереди их вздвоила взводы, чтобы пропустить кавалерию. Уланы тронулись, колеблясь флюгерами пик, и на рысях пошли под гору на французскую кавалерию, показавшуюся под горой влево.
Как только уланы сошли под гору, гусарам ведено было подвинуться в гору, в прикрытие к батарее. В то время как гусары становились на место улан, из цепи пролетели, визжа и свистя, далекие, непопадавшие пули.
Давно не слышанный этот звук еще радостнее и возбудительное подействовал на Ростова, чем прежние звуки стрельбы. Он, выпрямившись, разглядывал поле сражения, открывавшееся с горы, и всей душой участвовал в движении улан. Уланы близко налетели на французских драгун, что то спуталось там в дыму, и через пять минут уланы понеслись назад не к тому месту, где они стояли, но левее. Между оранжевыми уланами на рыжих лошадях и позади их, большой кучей, видны были синие французские драгуны на серых лошадях.


Ростов своим зорким охотничьим глазом один из первых увидал этих синих французских драгун, преследующих наших улан. Ближе, ближе подвигались расстроенными толпами уланы, и французские драгуны, преследующие их. Уже можно было видеть, как эти, казавшиеся под горой маленькими, люди сталкивались, нагоняли друг друга и махали руками или саблями.
Ростов, как на травлю, смотрел на то, что делалось перед ним. Он чутьем чувствовал, что ежели ударить теперь с гусарами на французских драгун, они не устоят; но ежели ударить, то надо было сейчас, сию минуту, иначе будет уже поздно. Он оглянулся вокруг себя. Ротмистр, стоя подле него, точно так же не спускал глаз с кавалерии внизу.
– Андрей Севастьяныч, – сказал Ростов, – ведь мы их сомнем…
– Лихая бы штука, – сказал ротмистр, – а в самом деле…
Ростов, не дослушав его, толкнул лошадь, выскакал вперед эскадрона, и не успел он еще скомандовать движение, как весь эскадрон, испытывавший то же, что и он, тронулся за ним. Ростов сам не знал, как и почему он это сделал. Все это он сделал, как он делал на охоте, не думая, не соображая. Он видел, что драгуны близко, что они скачут, расстроены; он знал, что они не выдержат, он знал, что была только одна минута, которая не воротится, ежели он упустит ее. Пули так возбудительно визжали и свистели вокруг него, лошадь так горячо просилась вперед, что он не мог выдержать. Он тронул лошадь, скомандовал и в то же мгновение, услыхав за собой звук топота своего развернутого эскадрона, на полных рысях, стал спускаться к драгунам под гору. Едва они сошли под гору, как невольно их аллюр рыси перешел в галоп, становившийся все быстрее и быстрее по мере того, как они приближались к своим уланам и скакавшим за ними французским драгунам. Драгуны были близко. Передние, увидав гусар, стали поворачивать назад, задние приостанавливаться. С чувством, с которым он несся наперерез волку, Ростов, выпустив во весь мах своего донца, скакал наперерез расстроенным рядам французских драгун. Один улан остановился, один пеший припал к земле, чтобы его не раздавили, одна лошадь без седока замешалась с гусарами. Почти все французские драгуны скакали назад. Ростов, выбрав себе одного из них на серой лошади, пустился за ним. По дороге он налетел на куст; добрая лошадь перенесла его через него, и, едва справясь на седле, Николай увидал, что он через несколько мгновений догонит того неприятеля, которого он выбрал своей целью. Француз этот, вероятно, офицер – по его мундиру, согнувшись, скакал на своей серой лошади, саблей подгоняя ее. Через мгновенье лошадь Ростова ударила грудью в зад лошади офицера, чуть не сбила ее с ног, и в то же мгновенье Ростов, сам не зная зачем, поднял саблю и ударил ею по французу.
В то же мгновение, как он сделал это, все оживление Ростова вдруг исчезло. Офицер упал не столько от удара саблей, который только слегка разрезал ему руку выше локтя, сколько от толчка лошади и от страха. Ростов, сдержав лошадь, отыскивал глазами своего врага, чтобы увидать, кого он победил. Драгунский французский офицер одной ногой прыгал на земле, другой зацепился в стремени. Он, испуганно щурясь, как будто ожидая всякую секунду нового удара, сморщившись, с выражением ужаса взглянул снизу вверх на Ростова. Лицо его, бледное и забрызганное грязью, белокурое, молодое, с дырочкой на подбородке и светлыми голубыми глазами, было самое не для поля сражения, не вражеское лицо, а самое простое комнатное лицо. Еще прежде, чем Ростов решил, что он с ним будет делать, офицер закричал: «Je me rends!» [Сдаюсь!] Он, торопясь, хотел и не мог выпутать из стремени ногу и, не спуская испуганных голубых глаз, смотрел на Ростова. Подскочившие гусары выпростали ему ногу и посадили его на седло. Гусары с разных сторон возились с драгунами: один был ранен, но, с лицом в крови, не давал своей лошади; другой, обняв гусара, сидел на крупе его лошади; третий взлеаал, поддерживаемый гусаром, на его лошадь. Впереди бежала, стреляя, французская пехота. Гусары торопливо поскакали назад с своими пленными. Ростов скакал назад с другими, испытывая какое то неприятное чувство, сжимавшее ему сердце. Что то неясное, запутанное, чего он никак не мог объяснить себе, открылось ему взятием в плен этого офицера и тем ударом, который он нанес ему.