Корсак

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Корсак
Научная классификация
Международное научное название

Vulpes corsac (Linnaeus, 1768)

Ареал

Охранный статус

<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение

Вызывающие наименьшие опасения
IUCN 3.1 Least Concern: [www.iucnredlist.org/search ???]

Систематика
на Викивидах

Изображения
на Викискладе

Корса́к[1], или степная лисица (лат. Vulpes corsac) — хищное млекопитающее рода лисиц семейства псовых.





Внешний вид

Корсак похож на обыкновенную лисицу, но заметно мельче (длина тела 50—60 см, хвоста — 25—35 см), с более крупными ушами и длинными конечностями. Высота в холке около 30 см. Вес — 4—6 кг. Морда короткая, сильно заостренная; скулы широкие; уши большие, широкие в основании, к концам заострённые.

Обычная окраска светлая, серая или рыжевато-серая, встречаются оттенки красного; брюхо беловатое или желтоватое, кончик хвоста тёмно-бурый или чёрный, подбородок светлый. Выражен сезонный морфизм в длине меха: зимой мех длинный и пышный, летом — короткий и прилегающий. Зимой возле хребта у корсака заметен седой налёт.

От обыкновенной лисы корсак отличается тёмным концом хвоста, от афганской лисы — менее длинным хвостом и белой окраской подбородка и нижней губы.

Распространение

Корсак распространён в степях, полупустынях и отчасти в пустынях Юго-Восточной Европы и Азии наряду с обыкновенной и афганской лисами. Корсак водится от северного Ирана, Казахстана, Азербайджана, Армении, Афганистана и Средней Азии до Монголии и северо-восточного Китая.

В России встречается: на западе изредка доходит в районе Волги и Дона и на Северном Кавказе, на север — до Нижнего Поволжья, южной оконечности Урала, юга Западной Сибири; граница ареала огибает Алтай с запада и по северному склону Зайсанской котловины идет до государственной границы с Монголией. Другой участок ареала в России — юг Забайкалья.

Образ жизни и питание

Корсак предпочитает холмистые местности с невысокой растительностью: полупустыни и сухие степи, зимой малоснежные или с уплотнённым снежным покровом. Реже встречается в лесостепной зоне, заходит в предгорья. Густой растительности, лесов и распаханных полей он избегает. Площадь индивидуального участка может достигать 35—40 км²; на нём имеется сеть нор, троп, места запахового мечения.

Живёт корсак в норах, что обусловлено его средой обитания — засушливыми районами с жаркими днями и холодными ночами летом и с суровыми зимами. В качестве жилья использует норы сурков, приспосабливает норы сусликов и больших песчанок, изредка занимает старые норы барсуков и лисиц. Самостоятельно норы роет редко. Иногда норы располагаются группами, но только одна из них является жилой. Нора корсака обычно неглубокая, длиной около 2,5 м и с несколькими входами для эвакуации на случай непредвиденной ситуации.

Охотится корсак в одиночку, преимущественно в сумерках, но в неволе демонстрирует и дневную активность. Обладает хорошим обонянием, зрением и слухом. Охотясь, он медленно идёт или трусит против ветра и, почуяв добычу, скрадывает её либо стремится настичь. Человека подчас подпускает очень близко. Иногда, не имея возможности скрыться, затаивается, прикидываясь мёртвым, но при первой же возможности убегает.

Питается корсак, в основном, мелкими грызунами (полёвки, пеструшки, мыши, тушканчики), пресмыкающимися, насекомыми, птицами и их яйцами. Реже добывает сусликов, ежей, зайцев. При недостатке пищи ест падаль и всевозможные отбросы. Растительные корма почти не трогает. Подолгу может обходиться без воды. В зимнее время, из-за снижения количества пищи и трудностей, связанных с её поиском в глубоком снегу, численность корсаков может падать в десятки раз. Во многих районах корсаки по осени откочевывают к югу, иногда вслед за стадами сайгаков, которые вытаптывают снег и тем облегчают корсакам передвижение и охоту. Массовые миграции корсаков могут быть также вызваны степными пожарами, катастрофическим вымиранием грызунов и т. д. Во время таких миграций корсаки появляются далеко за пределами ареала и даже забегают в города.

Основные враги — волк и лисица. Волки охотятся на корсаков, которые, несмотря на способность развивать хорошую скорость (до 40—50 км/ч), скоро устают и сбавляют темп. С другой стороны, корсаки часто подбирают останки сайгаков, джейранов и других животных, растерзанных волками. Что касается обычной лисицы, то она является основным пищевым конкурентом корсака.

Корсаки издают такие же звуки, как песцы и лисицы: лают, скулят, визжат, тявкают и рычат.

Размножение

Корсаки — моногамны; пары у них, по-видимому, сохраняются на всю жизнь. Гон наблюдается в январе—феврале, обычно по ночам, и сопровождается лаем самцов и стычками за молодых или «холостых» самок. Спаривание происходит в норе.

Продолжительность беременности, вероятно, равна 52—60 дням, так что детёныши появляются на свет в марте—апреле. В выводке бывает от 2 до 11—16 детёнышей, чаще всего 3—6. Новорождённые слепы, покрыты светло-бурым волосом. Их масса около 60 г, длина тела 13—14 см. Прозревают они на 14—16-й день; в месячном возрасте начинают есть мясо. В возрасте 4—5 месяцев достигают размеров взрослых особей и расселяются. Однако с наступлением холодов молодые корсаки вновь собираются вместе и зимуют в одной норе.

Половозрелость у корсаков наступает в возрасте 9—10 месяцев. Продолжительность жизни в природных условиях неизвестна; предположительно, до 6 лет.

Статус популяции

Корсак является объектом пушного промысла (используется зимняя шкурка). Приносит пользу истреблением грызунов. Точные данные о численности корсака отсутствуют.

Подвиды

  • Vulpes corsac kalmykorum
  • Vulpes corsac turkmenika

См. также

Напишите отзыв о статье "Корсак"

Примечания

  1. Concise Oxford English Dictionary / Julie Pearsall. — 10. — Oxford University Press, 2002. — P. 321. — ISBN 0-19-860572-2.

Ссылки

  • [www.sevin.ru/vertebrates/index.html?Mammals/213.html Позвоночные животные России: Корсак]


Отрывок, характеризующий Корсак

Молодой офицер, стоя в калитке, как бы в нерешительности войти или не войти ему, пощелкал языком.
– Ах, какая досада!.. – проговорил он. – Мне бы вчера… Ах, как жалко!..
Мавра Кузминишна между тем внимательно и сочувственно разглядывала знакомые ей черты ростовской породы в лице молодого человека, и изорванную шинель, и стоптанные сапоги, которые были на нем.
– Вам зачем же графа надо было? – спросила она.
– Да уж… что делать! – с досадой проговорил офицер и взялся за калитку, как бы намереваясь уйти. Он опять остановился в нерешительности.
– Видите ли? – вдруг сказал он. – Я родственник графу, и он всегда очень добр был ко мне. Так вот, видите ли (он с доброй и веселой улыбкой посмотрел на свой плащ и сапоги), и обносился, и денег ничего нет; так я хотел попросить графа…
Мавра Кузминишна не дала договорить ему.
– Вы минуточку бы повременили, батюшка. Одною минуточку, – сказала она. И как только офицер отпустил руку от калитки, Мавра Кузминишна повернулась и быстрым старушечьим шагом пошла на задний двор к своему флигелю.
В то время как Мавра Кузминишна бегала к себе, офицер, опустив голову и глядя на свои прорванные сапоги, слегка улыбаясь, прохаживался по двору. «Как жалко, что я не застал дядюшку. А славная старушка! Куда она побежала? И как бы мне узнать, какими улицами мне ближе догнать полк, который теперь должен подходить к Рогожской?» – думал в это время молодой офицер. Мавра Кузминишна с испуганным и вместе решительным лицом, неся в руках свернутый клетчатый платочек, вышла из за угла. Не доходя несколько шагов, она, развернув платок, вынула из него белую двадцатипятирублевую ассигнацию и поспешно отдала ее офицеру.
– Были бы их сиятельства дома, известно бы, они бы, точно, по родственному, а вот может… теперича… – Мавра Кузминишна заробела и смешалась. Но офицер, не отказываясь и не торопясь, взял бумажку и поблагодарил Мавру Кузминишну. – Как бы граф дома были, – извиняясь, все говорила Мавра Кузминишна. – Христос с вами, батюшка! Спаси вас бог, – говорила Мавра Кузминишна, кланяясь и провожая его. Офицер, как бы смеясь над собою, улыбаясь и покачивая головой, почти рысью побежал по пустым улицам догонять свой полк к Яузскому мосту.
А Мавра Кузминишна еще долго с мокрыми глазами стояла перед затворенной калиткой, задумчиво покачивая головой и чувствуя неожиданный прилив материнской нежности и жалости к неизвестному ей офицерику.


В недостроенном доме на Варварке, внизу которого был питейный дом, слышались пьяные крики и песни. На лавках у столов в небольшой грязной комнате сидело человек десять фабричных. Все они, пьяные, потные, с мутными глазами, напруживаясь и широко разевая рты, пели какую то песню. Они пели врозь, с трудом, с усилием, очевидно, не для того, что им хотелось петь, но для того только, чтобы доказать, что они пьяны и гуляют. Один из них, высокий белокурый малый в чистой синей чуйке, стоял над ними. Лицо его с тонким прямым носом было бы красиво, ежели бы не тонкие, поджатые, беспрестанно двигающиеся губы и мутные и нахмуренные, неподвижные глаза. Он стоял над теми, которые пели, и, видимо воображая себе что то, торжественно и угловато размахивал над их головами засученной по локоть белой рукой, грязные пальцы которой он неестественно старался растопыривать. Рукав его чуйки беспрестанно спускался, и малый старательно левой рукой опять засучивал его, как будто что то было особенно важное в том, чтобы эта белая жилистая махавшая рука была непременно голая. В середине песни в сенях и на крыльце послышались крики драки и удары. Высокий малый махнул рукой.
– Шабаш! – крикнул он повелительно. – Драка, ребята! – И он, не переставая засучивать рукав, вышел на крыльцо.
Фабричные пошли за ним. Фабричные, пившие в кабаке в это утро под предводительством высокого малого, принесли целовальнику кожи с фабрики, и за это им было дано вино. Кузнецы из соседних кузень, услыхав гульбу в кабаке и полагая, что кабак разбит, силой хотели ворваться в него. На крыльце завязалась драка.
Целовальник в дверях дрался с кузнецом, и в то время как выходили фабричные, кузнец оторвался от целовальника и упал лицом на мостовую.
Другой кузнец рвался в дверь, грудью наваливаясь на целовальника.
Малый с засученным рукавом на ходу еще ударил в лицо рвавшегося в дверь кузнеца и дико закричал:
– Ребята! наших бьют!
В это время первый кузнец поднялся с земли и, расцарапывая кровь на разбитом лице, закричал плачущим голосом:
– Караул! Убили!.. Человека убили! Братцы!..
– Ой, батюшки, убили до смерти, убили человека! – завизжала баба, вышедшая из соседних ворот. Толпа народа собралась около окровавленного кузнеца.
– Мало ты народ то грабил, рубахи снимал, – сказал чей то голос, обращаясь к целовальнику, – что ж ты человека убил? Разбойник!
Высокий малый, стоя на крыльце, мутными глазами водил то на целовальника, то на кузнецов, как бы соображая, с кем теперь следует драться.
– Душегуб! – вдруг крикнул он на целовальника. – Вяжи его, ребята!
– Как же, связал одного такого то! – крикнул целовальник, отмахнувшись от набросившихся на него людей, и, сорвав с себя шапку, он бросил ее на землю. Как будто действие это имело какое то таинственно угрожающее значение, фабричные, обступившие целовальника, остановились в нерешительности.
– Порядок то я, брат, знаю очень прекрасно. Я до частного дойду. Ты думаешь, не дойду? Разбойничать то нонче никому не велят! – прокричал целовальник, поднимая шапку.
– И пойдем, ишь ты! И пойдем… ишь ты! – повторяли друг за другом целовальник и высокий малый, и оба вместе двинулись вперед по улице. Окровавленный кузнец шел рядом с ними. Фабричные и посторонний народ с говором и криком шли за ними.
У угла Маросейки, против большого с запертыми ставнями дома, на котором была вывеска сапожного мастера, стояли с унылыми лицами человек двадцать сапожников, худых, истомленных людей в халатах и оборванных чуйках.