Корсаков, Николай Александрович
| Николай Александрович Корсаков | |
 Н. А. Корсаков. Акварель неизвестного художника | |
| Основная информация | |
|---|---|
| Дата рождения | |
| Дата смерти | |
| Место смерти | |
| Страна | |
| Профессии | |
Николай Александрович Корсаков (1800, Россия — 26 сентября 1820, Флоренция, Италия) — русский поэт, композитор и лицейский друг Пушкина.
Содержание
Биография
Николай происходил из знатного, но обедневшего рода Корсаковых. Отец — отставной гвардии прапорщик Александр Степанович Корсаков, мать — урождённая Резанова (сестра Николая Резанова). Брат М. А. Дондукова-Корсакова и П. А. Корсакова.
Корсаков был соучеником Пушкина в Царскосельском лицее. В Лицее он занимал комнату № 43. В 1812 году Корсаков первым стал выпускать литературный рукописный журнал «Неопытное перо», авторами которого стали он сам, Пушкин и Дельвиг; в этом журнале было помещено стихотворение Пушкина «Роза».
Корсаков писал стихи, в основном сатирические или юмористические, но наиболее был известен, как музыкант. В стихотворении «Пирующие студенты» (1814) Пушкин упоминает его игру на гитаре и называет Корсакова «милый наш певец, любимый Аполлоном». Популярностью пользовались его романсы на стихи Пушкина и Илличевского: «Делия драгая», «К живописцу», «Вчера мне Маша приказала». По словам Пущина, «эти стансы пелись тогда юными девицами почти во всех домах, где Лицей имел право гражданства».
После окончания Лицея (Корсаков получил похвальный лист № 3 с правом на серебряную медаль), он стал сотрудником Министерства иностранных дел. Осенью 1819 года он был прикомандирован к русской миссии в Риме. В Италии он заболел и вскоре скончался во Флоренции от чахотки.
Е. А. Энгельгардт, директор Императорского Царскосельского Лицея, впоследствии рассказывал В. П. Гаевскому: «…За час до смерти он сочинил следующую надпись для своего памятника, и когда ему сказали, что во Флоренции не сумеют вырезать русские буквы, он сам начертал её крупными буквами и велел скопировать её на камень»[1].
Прохожий, поспеши к стране родной своей!
Ах, грустно умереть далеко от друзей!
Все личные бумаги Н. А. Корсакова бесследно утеряны. Официальная краткая биография его не содержит точной даты рождения.
Пушкин посвятил Н. А. Корсакову стихотворение «Гроб юноши» и упоминает его в стихотворении «19 октября»:
Он не пришел, кудрявый наш певец,
С огнём в очах, с гитарой сладкогласной:
Под миртами Италии прекрасной
Он тихо спит, и дружеский резец
Не начертал над русскою могилой
Слов несколько на языке родном,
Чтоб некогда нашел привет унылый
Сын севера, бродя в краю чужом.
По мнению авторов исследования о лицейских товарищах Пушкина, М. и С. Руденских, «Николай Корсаков из всех соучеников Пушкина, пожалуй, наиболее близко стоял к нему и по своему темпераменту и по значительной природной одарённости»[2].
Сборник стихов
- «Дух лицейских трубадуров» — сборник пиитический, составленный в 1816 году, собственноручно господами пиитами"…
Напишите отзыв о статье "Корсаков, Николай Александрович"
Ссылки
- rodtour.ru/korsakov-nikolaj-aleksandrovich.html
- [vivovoco.astronet.ru/VV/PAPERS/NYE/FRIENDS/FR_CH08.HTM Н.Эйдельман. Прекрасен наш союз]
- [www.peoples.ru/art/literature/poetry/oldage/korsakov/ «Крохи жития любимца Аполлона». Биографический очерк]
- [sputnik.master-telecom.ru/Kultura/Pushkin/www.pushkin.ru/images/photo94.html Портрет]
Примечания
Литература
- Вересаев В. Спутники Пушкина. Т. 1.
- Руденская М. П., Руденская С. Д. Они учились с Пушкиным. — Л., 1976. — С. 181—187.
- Черейский Л. А. Пушкин и его окружение. — Л.: Наука, 1975. — С. 196.
|
||||||
Отрывок, характеризующий Корсаков, Николай Александрович
– Ну, что вы, мама? Ну, что вам за охота? Что ж тут удивительного?В середине третьего экосеза зашевелились стулья в гостиной, где играли граф и Марья Дмитриевна, и большая часть почетных гостей и старички, потягиваясь после долгого сиденья и укладывая в карманы бумажники и кошельки, выходили в двери залы. Впереди шла Марья Дмитриевна с графом – оба с веселыми лицами. Граф с шутливою вежливостью, как то по балетному, подал округленную руку Марье Дмитриевне. Он выпрямился, и лицо его озарилось особенною молодецки хитрою улыбкой, и как только дотанцовали последнюю фигуру экосеза, он ударил в ладоши музыкантам и закричал на хоры, обращаясь к первой скрипке:
– Семен! Данилу Купора знаешь?
Это был любимый танец графа, танцованный им еще в молодости. (Данило Купор была собственно одна фигура англеза .)
– Смотрите на папа, – закричала на всю залу Наташа (совершенно забыв, что она танцует с большим), пригибая к коленам свою кудрявую головку и заливаясь своим звонким смехом по всей зале.
Действительно, всё, что только было в зале, с улыбкою радости смотрело на веселого старичка, который рядом с своею сановитою дамой, Марьей Дмитриевной, бывшей выше его ростом, округлял руки, в такт потряхивая ими, расправлял плечи, вывертывал ноги, слегка притопывая, и всё более и более распускавшеюся улыбкой на своем круглом лице приготовлял зрителей к тому, что будет. Как только заслышались веселые, вызывающие звуки Данилы Купора, похожие на развеселого трепачка, все двери залы вдруг заставились с одной стороны мужскими, с другой – женскими улыбающимися лицами дворовых, вышедших посмотреть на веселящегося барина.
– Батюшка то наш! Орел! – проговорила громко няня из одной двери.
Граф танцовал хорошо и знал это, но его дама вовсе не умела и не хотела хорошо танцовать. Ее огромное тело стояло прямо с опущенными вниз мощными руками (она передала ридикюль графине); только одно строгое, но красивое лицо ее танцовало. Что выражалось во всей круглой фигуре графа, у Марьи Дмитриевны выражалось лишь в более и более улыбающемся лице и вздергивающемся носе. Но зато, ежели граф, всё более и более расходясь, пленял зрителей неожиданностью ловких выверток и легких прыжков своих мягких ног, Марья Дмитриевна малейшим усердием при движении плеч или округлении рук в поворотах и притопываньях, производила не меньшее впечатление по заслуге, которую ценил всякий при ее тучности и всегдашней суровости. Пляска оживлялась всё более и более. Визави не могли ни на минуту обратить на себя внимания и даже не старались о том. Всё было занято графом и Марьею Дмитриевной. Наташа дергала за рукава и платье всех присутствовавших, которые и без того не спускали глаз с танцующих, и требовала, чтоб смотрели на папеньку. Граф в промежутках танца тяжело переводил дух, махал и кричал музыкантам, чтоб они играли скорее. Скорее, скорее и скорее, лише, лише и лише развертывался граф, то на цыпочках, то на каблуках, носясь вокруг Марьи Дмитриевны и, наконец, повернув свою даму к ее месту, сделал последнее па, подняв сзади кверху свою мягкую ногу, склонив вспотевшую голову с улыбающимся лицом и округло размахнув правою рукой среди грохота рукоплесканий и хохота, особенно Наташи. Оба танцующие остановились, тяжело переводя дыхание и утираясь батистовыми платками.
– Вот как в наше время танцовывали, ma chere, – сказал граф.
– Ай да Данила Купор! – тяжело и продолжительно выпуская дух и засучивая рукава, сказала Марья Дмитриевна.
В то время как у Ростовых танцовали в зале шестой англез под звуки от усталости фальшививших музыкантов, и усталые официанты и повара готовили ужин, с графом Безухим сделался шестой удар. Доктора объявили, что надежды к выздоровлению нет; больному дана была глухая исповедь и причастие; делали приготовления для соборования, и в доме была суетня и тревога ожидания, обыкновенные в такие минуты. Вне дома, за воротами толпились, скрываясь от подъезжавших экипажей, гробовщики, ожидая богатого заказа на похороны графа. Главнокомандующий Москвы, который беспрестанно присылал адъютантов узнавать о положении графа, в этот вечер сам приезжал проститься с знаменитым Екатерининским вельможей, графом Безухим.
