Корф, Николай Иванович

Николай Иванович фон Корф
нем. Nikolaus Johann Rudolf Baron von Korff
Дата рождения	23 июня 1793(1793-06-23)
Место рождения	д. Сала, Ямбургский уезд, Санкт-Петербургская губерния
Дата смерти	10 октября 1869(1869-10-10) (76 лет)
Место смерти	мыза Сельцо, Петергофский уезд, Санкт-Петербургская губерния
Принадлежность	Российская империя Российская империя
Род войск	артиллерия, кавалерия
Звание	генерал от артиллерии
Командовал	2-я бригада 2-й драгунской дивизии, 2-я уланская дивизия
Сражения/войны	Отечественная война 1812 года, Заграничные походы 1813 и 1814 гг., Польская кампания 1831 г.,
Награды и премии	Орден Святой Анны 3-й ст. (1812), Орден Святого Владимира 4-й ст. (1814), Орден Святой Анны 2-й ст. (1825), Орден Святого Станислава 2-й ст. (1829), Орден Святого Станислава 1-й ст. (1830), Орден Святого Георгия 3-й ст. (1831), Орден Святой Анны 1-й ст. (1831), Орден Святого Владимира 2-й ст. (1837), Орден Белого Орла (1843), Орден Святого Александра Невского (1848).

Барон Николай Иванович (Якоб Николаус Иоганн) фон Корф (1793—1869) — генерал от артиллерии, инспектор всей артиллерии, член Государственного совета.

Биография

Родился 23 июня 1793 г. в деревне Сала Ямбургского уезда Санкт-Петербургской губернии, происходил из курляндского рода, в конце XVI в. получившего баронский титул. Его родители — отставной капитан Нарвского пехотного полка Иван Иосифович Корф и Анна Ивановна урождённая баронесса Врангель. Кроме Николая Ивановича в семье было 10 детей: Иосиф (1789—?, с 1820 г. отставной подполковник), Иван (1790—1829), Шарлотта (1791—1875), Анастасия (1792—1868), Александр (1794—1855, генерал-лейтенант, командир 1-й кавалерийской дивизии), Фёдор (1796—1858), Франц (1798—1822), Егор (1800—1880, Волынский и Подольский вице-губернатор), Анна (1801—1884), Павел (1803—1867, генерал-майор, командир лейб-гвардии Волынского полка), Елизавета (1805—после 1837).

Воспитывался в 1-м кадетском корпусе, из которого 23 февраля 1811 г. был выпущен по первому разряду подпоручиком в лейб-гвардии артиллерийский батальон, а через несколько дней переведён в лейб-гвардии Конную артиллерию. С ней Корф участвовал в Отечественной войне 1812 и Заграничных кампаниях 1813—1814 гг. В сражении под Бородином Корф, командуя 2-м дивизионом 2-й батареи гвардейской конной артиллерии, без прикрытия подскакал к неприятельской колонне и рассеял её картечью, причём сам был ранен картечью в живот, за отличие был 26 сентября награждён орденом св. Анны 3-й степени; затем Корф сражался под Малоярославцем, Дрезденом, Кульмом, Лейпцигом, Ла-Ротьером, Бриенном, Арси-сюр-Об (за отличие 8 марта 1814 г. награждён орденом св. Владимира 4-й степени), Сомпюи, Фер-Шампенуазом и Парижем. Также за кампанию во Франции имел прусский орден «Пур ле мерит».

Получив несколько боевых наград, Корф выделился как образцовый офицер, поэтому в июле 1814 г. был назначен в Варшавскую полубатарею лейб-гвардии Конной артиллерии и постепенно стал видным сотрудником цесаревича Константина Павловича по артиллерийской части. В течение 1815—1819 гг. Корф за отличную службу был произведён в поручики (1 марта 1815 г.), штабс-капитаны (5 сентября 1816 г.), капитаны (5 февраля 1818 г.), полковники (28 августа 1819 г.). 1 декабря 1820 г. был назначен командиром лейб-гвардии пешей батарейной № 5 роты, которой командовал до 21 января 1831 г., несмотря на назначение его 10 декабря 1823 г. и командиром гвардейской и гренадерской артиллерийской бригады (с 1831 г. — 3-й гвардейской и гренадерской). За выдающуюся службу Корф, помимо наград орденами, удостоился с 1820 по 1830 г. получить 18 высочайших благоволений, а 25 марта 1828 г. был произведён в генерал-майоры.

Когда в 1830 г. вспыхнуло в Варшаве возмущение, Корф, находившийся со своей ротой в 4 милях от города, бесстрашно с «неимоверной скоростью» прибыл и присоединился к отряду цесаревича Константина Павловича. Во время войны 1831 г. Корф исполнял должность дежурного генерала штаба цесаревича и участвовал в сражениях под Прагой, Гроховом, Остроленкой, на Панарских высотах под Вильной, в преследовании мятежников от Вильны до «вогнания их в прусские владения», причём 18 октября 1831 г. получил орден св. Георгия 3-й степени (№ 450)

В воздаяние отличнаго мужества и храбрости, оказанных 25 и 26 августа 1831 года при штурме варшавских укреплений.

Другими наградами Корфа за Польскую кампанию были орден св. Анны 1-й степени (7 августа 1831 г., за отличие под Вильно) и императорская корона к этому ордену (19 мая 1832 г., за отличие при Остроленке). Не менее почётной наградой Корфа было назначение его 29 августа 1831 г. комендантом покоренной Варшавы.

13 сентября 1831 г. Корф был назначен военным начальником Подлясского воеводства, но в 1835 г. вернулся в строй и 3 марта получил в командование 2-ю бригаду 2-й драгунской дивизии а 18 июля — 2-ю уланскую дивизию. Ревностная служба Корфа как начальника дивизии была отмечена рядом монарших наград, в том числе объявлением ему 13 высочайших благоволений в 1835—1837 гг. и производством 18 апреля 1837 г. в генерал-лейтенанты. Также он 4 сентября 1837 г. получил орден св. Владимира 2-й степени.

19 апреля 1842 г. Корф был назначен начальником 1-й драгунской дивизии, но через несколько месяцев по личному выбору императора Николая I назначен на ответственную должность директора департамента военных поселений. Сверх обычных многосложных занятий, Корф лично в 1847—1851 гг. осмотрел учреждения и строения своего ведомства, деятельно руководил возведением различных сооружений, оборудованием Санкт-Петербургского арсенала машинами и механизмами, устройством «капсюльного заведения» на Охтенском пороховом заводе и устройством помещений для военно-топографического депо и другими работами. За труды по Департаменту военных поселений Корф был награждён орденами Белого Орла (6 декабря 1843 г.) и св. Александра Невского (17 апреля 1846 г., алмазные знаки к этому ордену пожалованы 6 декабря 1848 г.).

6 декабря 1851 г. Корф за отличие был произведён в генералы от артиллерии, а в следующем году сделан инспектором всей артиллерии. Став во главе артиллерийского ведомства, Корф проявил кипучую деятельность, вызванную не только военными обстоятельствами, но и настоятельной необходимостью провести ряд реформ. Сформирование свыше 120 батарей, многих подвижных и летучих парков, крепостных артиллерийских рот, усиление существовавших артиллерийских частей, снаряжение войск по военному положению, приведение крепостей в оборонительное состояние, введение нарезных ружей, вооружение ими некоторой части войск, улучшения по ружейному производству и по селитряному делу, введение оружейных мастеров в полках и батальонах, замена лёгких пушек 12-фунтовыми облегчёнными, издание руководства по артиллерийской службе — вот краткий перечень разносторонней деятельности Корфа на пользу артиллерии.

В конце 1855 г. Корф был назначен шефом легкой № 3 батареи лейб-гвардии Конной артиллерии (Варшавской). 25 января 1856 г. Корф, при вступлении в должность генерал-фельдцейхмейстера великого князя Михаила Николаевича, был назначен его товарищем и членом Государственного совета и присутствующим на заседаниях Департамента по делам Царства Польского. В 1856—1861 гг. Корф был деятельным сотрудником генерал-фельдцейхмейстера. В 1862 г. Корф получил почётное назначение состоять при Особе Его Величества с оставлением членом Государственного совета.

27 апреля 1866 г. Корф был уволен в заграничный отпуск; по возвращении весной 1867 г. вновь приступил к своим обязанностям.

Среди прочих наград Корф имел ордена св. Анны 2-й степени (30 июня 1825 г.), св. Станислава 2-й степени (19 июня 1829 г.) и св. Станислава 1-й степени (19 июня 1830 г.).

Умер 10 октября 1869 г. на мызе Сельцо Петергофского уезда Санкт-Петербургской губернии.

Семья

Был женат (с 22 апреля 1826 г.) на Марианне Иосифовне урождённой Красовской (1808—1866), у них были дети: Иван (1827—1883), Иосиф (1829—1873), Константин (1832—1895, обер-гофмейстер), Александр (1833—1903, генерал-лейтенант), Луиза (1835—1916, замужем за послом в Великобритании действительным тайным советником А. П. Моренгеймом), Михаил (1839—1905).

Источники

• Военная энциклопедия / Под ред. В. Ф. Новицкого и др. — СПб.: т-во И. В. Сытина, 1911—1915.
• Корф, Николай Иванович // Русский биографический словарь : в 25 томах. — СПб.—М., 1896—1918.
• Федорченко В. И. Свита российских императоров. Т. 1. М., 2005
• Шилов Д. Н., Кузьмин Ю. А. Члены Государственного совета Российской империи. 1801—1906: Биобиблиографический справочник. СПб., 2007

Отрывок, характеризующий Корф, Николай Иванович

Охотник дядюшки с другой стороны скакал на перерез волку, и собаки его опять остановили зверя. Опять его окружили.
Николай, его стремянной, дядюшка и его охотник вертелись над зверем, улюлюкая, крича, всякую минуту собираясь слезть, когда волк садился на зад и всякий раз пускаясь вперед, когда волк встряхивался и подвигался к засеке, которая должна была спасти его. Еще в начале этой травли, Данила, услыхав улюлюканье, выскочил на опушку леса. Он видел, как Карай взял волка и остановил лошадь, полагая, что дело было кончено. Но когда охотники не слезли, волк встряхнулся и опять пошел на утек. Данила выпустил своего бурого не к волку, а прямой линией к засеке так же, как Карай, – на перерез зверю. Благодаря этому направлению, он подскакивал к волку в то время, как во второй раз его остановили дядюшкины собаки.
Данила скакал молча, держа вынутый кинжал в левой руке и как цепом молоча своим арапником по подтянутым бокам бурого.
Николай не видал и не слыхал Данилы до тех пор, пока мимо самого его не пропыхтел тяжело дыша бурый, и он услыхал звук паденья тела и увидал, что Данила уже лежит в середине собак на заду волка, стараясь поймать его за уши. Очевидно было и для собак, и для охотников, и для волка, что теперь всё кончено. Зверь, испуганно прижав уши, старался подняться, но собаки облепили его. Данила, привстав, сделал падающий шаг и всей тяжестью, как будто ложась отдыхать, повалился на волка, хватая его за уши. Николай хотел колоть, но Данила прошептал: «Не надо, соструним», – и переменив положение, наступил ногою на шею волку. В пасть волку заложили палку, завязали, как бы взнуздав его сворой, связали ноги, и Данила раза два с одного бока на другой перевалил волка.
С счастливыми, измученными лицами, живого, матерого волка взвалили на шарахающую и фыркающую лошадь и, сопутствуемые визжавшими на него собаками, повезли к тому месту, где должны были все собраться. Молодых двух взяли гончие и трех борзые. Охотники съезжались с своими добычами и рассказами, и все подходили смотреть матёрого волка, который свесив свою лобастую голову с закушенною палкой во рту, большими, стеклянными глазами смотрел на всю эту толпу собак и людей, окружавших его. Когда его трогали, он, вздрагивая завязанными ногами, дико и вместе с тем просто смотрел на всех. Граф Илья Андреич тоже подъехал и потрогал волка.
– О, материщий какой, – сказал он. – Матёрый, а? – спросил он у Данилы, стоявшего подле него.
– Матёрый, ваше сиятельство, – отвечал Данила, поспешно снимая шапку.
Граф вспомнил своего прозеванного волка и свое столкновение с Данилой.
– Однако, брат, ты сердит, – сказал граф. – Данила ничего не сказал и только застенчиво улыбнулся детски кроткой и приятной улыбкой.


Старый граф поехал домой; Наташа с Петей обещались сейчас же приехать. Охота пошла дальше, так как было еще рано. В середине дня гончих пустили в поросший молодым частым лесом овраг. Николай, стоя на жнивье, видел всех своих охотников.
Насупротив от Николая были зеленя и там стоял его охотник, один в яме за выдавшимся кустом орешника. Только что завели гончих, Николай услыхал редкий гон известной ему собаки – Волторна; другие собаки присоединились к нему, то замолкая, то опять принимаясь гнать. Через минуту подали из острова голос по лисе, и вся стая, свалившись, погнала по отвершку, по направлению к зеленям, прочь от Николая.
Он видел скачущих выжлятников в красных шапках по краям поросшего оврага, видел даже собак, и всякую секунду ждал того, что на той стороне, на зеленях, покажется лисица.
Охотник, стоявший в яме, тронулся и выпустил собак, и Николай увидал красную, низкую, странную лисицу, которая, распушив трубу, торопливо неслась по зеленям. Собаки стали спеть к ней. Вот приблизились, вот кругами стала вилять лисица между ними, всё чаще и чаще делая эти круги и обводя вокруг себя пушистой трубой (хвостом); и вот налетела чья то белая собака, и вслед за ней черная, и всё смешалось, и звездой, врозь расставив зады, чуть колеблясь, стали собаки. К собакам подскакали два охотника: один в красной шапке, другой, чужой, в зеленом кафтане.
«Что это такое? подумал Николай. Откуда взялся этот охотник? Это не дядюшкин».
Охотники отбили лисицу и долго, не тороча, стояли пешие. Около них на чумбурах стояли лошади с своими выступами седел и лежали собаки. Охотники махали руками и что то делали с лисицей. Оттуда же раздался звук рога – условленный сигнал драки.
– Это Илагинский охотник что то с нашим Иваном бунтует, – сказал стремянный Николая.
Николай послал стремяного подозвать к себе сестру и Петю и шагом поехал к тому месту, где доезжачие собирали гончих. Несколько охотников поскакало к месту драки.
Николай слез с лошади, остановился подле гончих с подъехавшими Наташей и Петей, ожидая сведений о том, чем кончится дело. Из за опушки выехал дравшийся охотник с лисицей в тороках и подъехал к молодому барину. Он издалека снял шапку и старался говорить почтительно; но он был бледен, задыхался, и лицо его было злобно. Один глаз был у него подбит, но он вероятно и не знал этого.
– Что у вас там было? – спросил Николай.
– Как же, из под наших гончих он травить будет! Да и сука то моя мышастая поймала. Поди, судись! За лисицу хватает! Я его лисицей ну катать. Вот она, в тороках. А этого хочешь?… – говорил охотник, указывая на кинжал и вероятно воображая, что он всё еще говорит с своим врагом.
Николай, не разговаривая с охотником, попросил сестру и Петю подождать его и поехал на то место, где была эта враждебная, Илагинская охота.
Охотник победитель въехал в толпу охотников и там, окруженный сочувствующими любопытными, рассказывал свой подвиг.
Дело было в том, что Илагин, с которым Ростовы были в ссоре и процессе, охотился в местах, по обычаю принадлежавших Ростовым, и теперь как будто нарочно велел подъехать к острову, где охотились Ростовы, и позволил травить своему охотнику из под чужих гончих.
Николай никогда не видал Илагина, но как и всегда в своих суждениях и чувствах не зная середины, по слухам о буйстве и своевольстве этого помещика, всей душой ненавидел его и считал своим злейшим врагом. Он озлобленно взволнованный ехал теперь к нему, крепко сжимая арапник в руке, в полной готовности на самые решительные и опасные действия против своего врага.
Едва он выехал за уступ леса, как он увидал подвигающегося ему навстречу толстого барина в бобровом картузе на прекрасной вороной лошади, сопутствуемого двумя стремянными.
Вместо врага Николай нашел в Илагине представительного, учтивого барина, особенно желавшего познакомиться с молодым графом. Подъехав к Ростову, Илагин приподнял бобровый картуз и сказал, что очень жалеет о том, что случилось; что велит наказать охотника, позволившего себе травить из под чужих собак, просит графа быть знакомым и предлагает ему свои места для охоты.
Наташа, боявшаяся, что брат ее наделает что нибудь ужасное, в волнении ехала недалеко за ним. Увидав, что враги дружелюбно раскланиваются, она подъехала к ним. Илагин еще выше приподнял свой бобровый картуз перед Наташей и приятно улыбнувшись, сказал, что графиня представляет Диану и по страсти к охоте и по красоте своей, про которую он много слышал.
Илагин, чтобы загладить вину своего охотника, настоятельно просил Ростова пройти в его угорь, который был в версте, который он берег для себя и в котором было, по его словам, насыпано зайцев. Николай согласился, и охота, еще вдвое увеличившаяся, тронулась дальше.
Итти до Илагинского угоря надо было полями. Охотники разровнялись. Господа ехали вместе. Дядюшка, Ростов, Илагин поглядывали тайком на чужих собак, стараясь, чтобы другие этого не замечали, и с беспокойством отыскивали между этими собаками соперниц своим собакам.
Ростова особенно поразила своей красотой небольшая чистопсовая, узенькая, но с стальными мышцами, тоненьким щипцом (мордой) и на выкате черными глазами, краснопегая сучка в своре Илагина. Он слыхал про резвость Илагинских собак, и в этой красавице сучке видел соперницу своей Милке.
В середине степенного разговора об урожае нынешнего года, который завел Илагин, Николай указал ему на его краснопегую суку.
– Хороша у вас эта сучка! – сказал он небрежным тоном. – Резва?
– Эта? Да, эта – добрая собака, ловит, – равнодушным голосом сказал Илагин про свою краснопегую Ерзу, за которую он год тому назад отдал соседу три семьи дворовых. – Так и у вас, граф, умолотом не хвалятся? – продолжал он начатый разговор. И считая учтивым отплатить молодому графу тем же, Илагин осмотрел его собак и выбрал Милку, бросившуюся ему в глаза своей шириной.
– Хороша у вас эта чернопегая – ладна! – сказал он.
– Да, ничего, скачет, – отвечал Николай. «Вот только бы побежал в поле матёрый русак, я бы тебе показал, какая эта собака!» подумал он, и обернувшись к стремянному сказал, что он дает рубль тому, кто подозрит, т. е. найдет лежачего зайца.
– Я не понимаю, – продолжал Илагин, – как другие охотники завистливы на зверя и на собак. Я вам скажу про себя, граф. Меня веселит, знаете, проехаться; вот съедешься с такой компанией… уже чего же лучше (он снял опять свой бобровый картуз перед Наташей); а это, чтобы шкуры считать, сколько привез – мне всё равно!
– Ну да.
– Или чтоб мне обидно было, что чужая собака поймает, а не моя – мне только бы полюбоваться на травлю, не так ли, граф? Потом я сужу…
– Ату – его, – послышался в это время протяжный крик одного из остановившихся борзятников. Он стоял на полубугре жнивья, подняв арапник, и еще раз повторил протяжно: – А – ту – его! (Звук этот и поднятый арапник означали то, что он видит перед собой лежащего зайца.)
– А, подозрил, кажется, – сказал небрежно Илагин. – Что же, потравим, граф!
– Да, подъехать надо… да – что ж, вместе? – отвечал Николай, вглядываясь в Ерзу и в красного Ругая дядюшки, в двух своих соперников, с которыми еще ни разу ему не удалось поровнять своих собак. «Ну что как с ушей оборвут мою Милку!» думал он, рядом с дядюшкой и Илагиным подвигаясь к зайцу.