Корф, Павел Иванович

Корф Павел Иванович
Дата рождения	1803(1803)
Дата смерти	6 (18) апреля 1867(1867-04-18)
Принадлежность	Российская империя Российская империя
Звание	Генерал-адъютант
Сражения/войны	Польское восстание 1830 года, Польское восстание 1863 года
Награды и премии

Барон Па́вел Ива́нович Корф (1803 — 6 (18) апреля 1867) — генерал-лейтенант, генерал-адъютант.

Биография

Окончил курс в 1-м кадетском корпусе в 1820 году и начал службу прапорщиком лейб-гвардии Волынского полка.

Участвовал в действиях против польских мятежников в 1830—1831 годах. В 1847 году произведён в генерал-майоры и в конце 1849 года назначен командиром лейб-гвардии Волынского полка. 11 декабря 1840 г. награждён орденом св. Георгия 4-й степени (№ 6228 по списку Григоровича — Степанова). В 1855 году, командуя 3-й гвардейской пехотной дивизией, находился в составе войск, охранявших берега Эстляндской губернии. В 1862 году назначен генерал-адъютантом и начальником варшавского гвардейского отряда.

Во время последнего польского восстания Корф был назначен командующим войсками варшавского военного отдела и своими распоряжениями много содействовал подавлению мятежа во вверенном ему районе.

В 1864 году награждён орденом святого Александра Невского.

Семья

Его брат, Николай Иванович был генералом от артиллерии и членом Государственного совета. Сын, Павел Павлович, в 1912—1917 годах — церемониймейстер Двора.

Источники

• [vivaldi.nlr.ru/bx000010293/view#page=246 Бар. Корф 3 Павел Иванович] // Список генералам по старшинству. Исправлено по 20-е января. — СПб.: Военная типография, 1867. — С. 221.
• [dlib.rsl.ru/viewer/01002921660#?page=256 Корф, Павел Иванович] // Русский биографический словарь: Кнаппе — Кюхельбекер / Изд. под наблюдением председателя Императорского Русского Исторического Общества А. А. Половцова. — Санкт-Петербург: тип. Гл. упр. уделов, 1903 [2]. — Т. 9. — С. 294. — 708 с.

Отрывок, характеризующий Корф, Павел Иванович

Слышались вопросы и ответы. Целовальник, воспользовавшись увеличением толпы, отстал от народа и вернулся к своему кабаку.
Высокий малый, не замечая исчезновения своего врага целовальника, размахивая оголенной рукой, не переставал говорить, обращая тем на себя общее внимание. На него то преимущественно жался народ, предполагая от него получить разрешение занимавших всех вопросов.
– Он покажи порядок, закон покажи, на то начальство поставлено! Так ли я говорю, православные? – говорил высокий малый, чуть заметно улыбаясь.
– Он думает, и начальства нет? Разве без начальства можно? А то грабить то мало ли их.
– Что пустое говорить! – отзывалось в толпе. – Как же, так и бросят Москву то! Тебе на смех сказали, а ты и поверил. Мало ли войсков наших идет. Так его и пустили! На то начальство. Вон послушай, что народ то бает, – говорили, указывая на высокого малого.
У стены Китай города другая небольшая кучка людей окружала человека в фризовой шинели, держащего в руках бумагу.
– Указ, указ читают! Указ читают! – послышалось в толпе, и народ хлынул к чтецу.
Человек в фризовой шинели читал афишку от 31 го августа. Когда толпа окружила его, он как бы смутился, но на требование высокого малого, протеснившегося до него, он с легким дрожанием в голосе начал читать афишку сначала.
«Я завтра рано еду к светлейшему князю, – читал он (светлеющему! – торжественно, улыбаясь ртом и хмуря брови, повторил высокий малый), – чтобы с ним переговорить, действовать и помогать войскам истреблять злодеев; станем и мы из них дух… – продолжал чтец и остановился („Видал?“ – победоносно прокричал малый. – Он тебе всю дистанцию развяжет…»)… – искоренять и этих гостей к черту отправлять; я приеду назад к обеду, и примемся за дело, сделаем, доделаем и злодеев отделаем».
Последние слова были прочтены чтецом в совершенном молчании. Высокий малый грустно опустил голову. Очевидно было, что никто не понял этих последних слов. В особенности слова: «я приеду завтра к обеду», видимо, даже огорчили и чтеца и слушателей. Понимание народа было настроено на высокий лад, а это было слишком просто и ненужно понятно; это было то самое, что каждый из них мог бы сказать и что поэтому не мог говорить указ, исходящий от высшей власти.
Все стояли в унылом молчании. Высокий малый водил губами и пошатывался.
– У него спросить бы!.. Это сам и есть?.. Как же, успросил!.. А то что ж… Он укажет… – вдруг послышалось в задних рядах толпы, и общее внимание обратилось на выезжавшие на площадь дрожки полицеймейстера, сопутствуемого двумя конными драгунами.
Полицеймейстер, ездивший в это утро по приказанию графа сжигать барки и, по случаю этого поручения, выручивший большую сумму денег, находившуюся у него в эту минуту в кармане, увидав двинувшуюся к нему толпу людей, приказал кучеру остановиться.
– Что за народ? – крикнул он на людей, разрозненно и робко приближавшихся к дрожкам. – Что за народ? Я вас спрашиваю? – повторил полицеймейстер, не получавший ответа.
– Они, ваше благородие, – сказал приказный во фризовой шинели, – они, ваше высокородие, по объявлению сиятельнейшего графа, не щадя живота, желали послужить, а не то чтобы бунт какой, как сказано от сиятельнейшего графа…
– Граф не уехал, он здесь, и об вас распоряжение будет, – сказал полицеймейстер. – Пошел! – сказал он кучеру. Толпа остановилась, скучиваясь около тех, которые слышали то, что сказало начальство, и глядя на отъезжающие дрожки.
Полицеймейстер в это время испуганно оглянулся, что то сказал кучеру, и лошади его поехали быстрее.