Корчайк

Корчайк (арм. Կորճայք, Korčayk῾ — произношение: [koɹʧˈɑjkʰ] (древнеарм.), [koɾʧˈɑjkʰ] (вост.-арм.), [ɡoɾʤˈɑjkʰ] (зап.-арм.), также Korček῾) — одна из провинций Великой Армении, горная область, находившаяся на юге страны.

Описание

Изначально область занимала области по верхнему течению реки Большой Заб и её притоков и примерно соответствует современной турецкой провинции Хаккяри.  В 1897 году Ф. Андреас выдвинул теорию, согласно которой в области в древности жили куртии и производит название местности от их имени (благодаря трасформации курти—>корти—>корчи; korchayk или korchek, по арм. — корчейцы, т.е. куртии). Эту теорию поддерживает и Н. Адонц. Другая версия происхождения — от kurd-hayk, т.е. Курдо-Армения. Г. Хьюбшман считает обе версии несостоятельными. Р. Хьюсен также считает обе версии маловероятными.

По мнению К.Патканова, Корчайк являлась родовой областью курдов, имя которых в различных формах встречается в названиях кантонов.

Позднее название «Корчайк» распространилось на более западные области вплоть до реки Тигр и включила области Кордуены. Находилась в составе Великой Армении около 250 лет В царствование в Армении Аршакидов Гордиена-Кордуэна-Корчайк была разделена на 11 гаваров (округов) и управлялась особым военачальником (бдешхом).

Площадь Корчайка составляла 14707 км², .. Армянский географ VII в. Анания Ширакаци описывает провинцию следующим образом:

Корджайк, к востоку от Мокк у Ассирии, имеет 11 областей: 1. Кордук, 2. Кордрик Верхний, 3. Кордрик Средний, 4. Кордрик Нижний, 5. Айтуанк, 6. Айгарс, 7. Мотоганк, 8. Ворсиранк, 9. Каратунис, 10. Чахук, 11. Малый Албак. Производит арсеник, а из плодов шахендак.

Автор VIII века Степанос Сюнеци сообщает о наличии в области диалекта армянского языка.

История

Ничего не известно о языке и происхождении древних насельников этой области. Видимо к середине I тыс. н. э. её население было арамеизировано, в то же время в ней должны были селиться армяне. Впервые эти районы были завоёваны Арменией во времена Тиграна Великого: их царь Зарбиен был покорён Тиграном в первые годы его правления, но, тяготясь зависимостью, вступил в сношения с римлянами и был казнён армянским царем . После поражения Тиграна область захватил было парфянский царь Фраат III (правил в 70—57 гг. до н. э.), но Помпей послал своего легата Афрания, который без боя отнял область у парфян и вернул её Тиграну, ставшему к тому времени «другом и союзником римского народа» . В 36-37 гг. н. э. эта область была захвачена Адиабеной, полунезависимым царством в составе Парфии. Затем вернулась под власть Армении. В 298—338 гг. была занята римлянами. После раздела Армении в 387 г. область досталась Персии и непосредственно вошла в состав Сасанидской державы, где называлась Кардун.

В средние века окружающие области были заселены курдами, но в этой горной области преобладали ассирийцы, укрывшиеся здесь после нашествия Тамерлана.

См. также

• Кордуена
• Бохтан

Ссылки

• [www.bvahan.com/ArmenianWay/Great_Armenia/Provinces_Rus/Korchayk.htm Карта провинции согласно армянским источникам].

Отрывок, характеризующий Корчайк

– Это гадость! Это мерзость! – закричала она. – Это не может быть, чтобы вы приказали.
Берг и графиня недоумевающе и испуганно смотрели на нее. Граф остановился у окна, прислушиваясь.
– Маменька, это нельзя; посмотрите, что на дворе! – закричала она. – Они остаются!..
– Что с тобой? Кто они? Что тебе надо?
– Раненые, вот кто! Это нельзя, маменька; это ни на что не похоже… Нет, маменька, голубушка, это не то, простите, пожалуйста, голубушка… Маменька, ну что нам то, что мы увезем, вы посмотрите только, что на дворе… Маменька!.. Это не может быть!..
Граф стоял у окна и, не поворачивая лица, слушал слова Наташи. Вдруг он засопел носом и приблизил свое лицо к окну.
Графиня взглянула на дочь, увидала ее пристыженное за мать лицо, увидала ее волнение, поняла, отчего муж теперь не оглядывался на нее, и с растерянным видом оглянулась вокруг себя.
– Ах, да делайте, как хотите! Разве я мешаю кому нибудь! – сказала она, еще не вдруг сдаваясь.
– Маменька, голубушка, простите меня!
Но графиня оттолкнула дочь и подошла к графу.
– Mon cher, ты распорядись, как надо… Я ведь не знаю этого, – сказала она, виновато опуская глаза.
– Яйца… яйца курицу учат… – сквозь счастливые слезы проговорил граф и обнял жену, которая рада была скрыть на его груди свое пристыженное лицо.
– Папенька, маменька! Можно распорядиться? Можно?.. – спрашивала Наташа. – Мы все таки возьмем все самое нужное… – говорила Наташа.
Граф утвердительно кивнул ей головой, и Наташа тем быстрым бегом, которым она бегивала в горелки, побежала по зале в переднюю и по лестнице на двор.
Люди собрались около Наташи и до тех пор не могли поверить тому странному приказанию, которое она передавала, пока сам граф именем своей жены не подтвердил приказания о том, чтобы отдавать все подводы под раненых, а сундуки сносить в кладовые. Поняв приказание, люди с радостью и хлопотливостью принялись за новое дело. Прислуге теперь это не только не казалось странным, но, напротив, казалось, что это не могло быть иначе, точно так же, как за четверть часа перед этим никому не только не казалось странным, что оставляют раненых, а берут вещи, но казалось, что не могло быть иначе.
Все домашние, как бы выплачивая за то, что они раньше не взялись за это, принялись с хлопотливостью за новое дело размещения раненых. Раненые повыползли из своих комнат и с радостными бледными лицами окружили подводы. В соседних домах тоже разнесся слух, что есть подводы, и на двор к Ростовым стали приходить раненые из других домов. Многие из раненых просили не снимать вещей и только посадить их сверху. Но раз начавшееся дело свалки вещей уже не могло остановиться. Было все равно, оставлять все или половину. На дворе лежали неубранные сундуки с посудой, с бронзой, с картинами, зеркалами, которые так старательно укладывали в прошлую ночь, и всё искали и находили возможность сложить то и то и отдать еще и еще подводы.
– Четверых еще можно взять, – говорил управляющий, – я свою повозку отдаю, а то куда же их?
– Да отдайте мою гардеробную, – говорила графиня. – Дуняша со мной сядет в карету.
Отдали еще и гардеробную повозку и отправили ее за ранеными через два дома. Все домашние и прислуга были весело оживлены. Наташа находилась в восторженно счастливом оживлении, которого она давно не испытывала.
– Куда же его привязать? – говорили люди, прилаживая сундук к узкой запятке кареты, – надо хоть одну подводу оставить.
– Да с чем он? – спрашивала Наташа.
– С книгами графскими.
– Оставьте. Васильич уберет. Это не нужно.
В бричке все было полно людей; сомневались о том, куда сядет Петр Ильич.
– Он на козлы. Ведь ты на козлы, Петя? – кричала Наташа.
Соня не переставая хлопотала тоже; но цель хлопот ее была противоположна цели Наташи. Она убирала те вещи, которые должны были остаться; записывала их, по желанию графини, и старалась захватить с собой как можно больше.


Во втором часу заложенные и уложенные четыре экипажа Ростовых стояли у подъезда. Подводы с ранеными одна за другой съезжали со двора.
Коляска, в которой везли князя Андрея, проезжая мимо крыльца, обратила на себя внимание Сони, устраивавшей вместе с девушкой сиденья для графини в ее огромной высокой карете, стоявшей у подъезда.
– Это чья же коляска? – спросила Соня, высунувшись в окно кареты.
– А вы разве не знали, барышня? – отвечала горничная. – Князь раненый: он у нас ночевал и тоже с нами едут.
– Да кто это? Как фамилия?
– Самый наш жених бывший, князь Болконский! – вздыхая, отвечала горничная. – Говорят, при смерти.
Соня выскочила из кареты и побежала к графине. Графиня, уже одетая по дорожному, в шали и шляпе, усталая, ходила по гостиной, ожидая домашних, с тем чтобы посидеть с закрытыми дверями и помолиться перед отъездом. Наташи не было в комнате.
– Maman, – сказала Соня, – князь Андрей здесь, раненый, при смерти. Он едет с нами.
Графиня испуганно открыла глаза и, схватив за руку Соню, оглянулась.
– Наташа? – проговорила она.
И для Сони и для графини известие это имело в первую минуту только одно значение. Они знали свою Наташу, и ужас о том, что будет с нею при этом известии, заглушал для них всякое сочувствие к человеку, которого они обе любили.
– Наташа не знает еще; но он едет с нами, – сказала Соня.
– Ты говоришь, при смерти?
Соня кивнула головой.
Графиня обняла Соню и заплакала.
«Пути господни неисповедимы!» – думала она, чувствуя, что во всем, что делалось теперь, начинала выступать скрывавшаяся прежде от взгляда людей всемогущая рука.
– Ну, мама, все готово. О чем вы?.. – спросила с оживленным лицом Наташа, вбегая в комнату.
– Ни о чем, – сказала графиня. – Готово, так поедем. – И графиня нагнулась к своему ридикюлю, чтобы скрыть расстроенное лицо. Соня обняла Наташу и поцеловала ее.