Корчма

Запрос «шинок» перенаправляется сюда; см. также другие значения.

Корчма́, шино́к — питейный дом, неоткупной, с вольной продажей, иногда постоялый двор, с продажей крепких напитков. Исторически названия корчма и шинок употреблялись в Польше, Украине, Белоруссии. В Русском государстве аналогом был кабак.

Содержание шинков называли шинкарством, занимались продажей напитков шинкарь и шинкарка.

По мнению И. С. Свенцицкой, называть шинками будет вернее те питейные заведения, которые уже были в Древней Месопотамии со второго тысячелетия до нашей эры. В нескольких статьях «Законов Хаммурапи» имеется упоминание о шинкарках и шинках.

Описание

Название было распространено до Октябрьской революции на Украине, в Белоруссии и на юге России.

В России после учреждения кабака Иваном Грозным происходит постепенное вытеснение корчмы.

Начиная с XI века встречаются следы корчмы почти у всех славян. Древнейшие напитки, продаваемые в корчме — квас, пиво и мёд. Почти в каждом городе была одна корчма, а в иных по две и более. Также корчма могла размещаться в крупных селах, на торговых путях, переправах и других людных местах. Продажа спиртного облагалась налогом, — так, в Великом княжестве Литовском это была капщина.

В корчмах же у западных славян приставы передавали народу постановления правительства, судьи творили суд, разбирались дела между приезжими; корчмы долго заменяли ратуши и гостиные дворы.

Сначала западно-славянские корчмы были вольными учреждениями, и только позже сделались княжескими, казёнными; тогда стали появляться и тайные. Следы корчмы у восточных славян, особенно на юге, сохранились долее всего.

Развитию корчества способствовал обычай — платить за работу водкой. В конце XVII века корчемником считался тот, кто «вино даёт за работу или мастерство больше ведра».

Корчма в кино

Корчма была экранизирована режиссёром Борисом Ивченко в фильме «Пропавшая грамота» (1972).

• PL Gloger-Encyklopedja staropolska ilustrowana T.2 212-1.jpg

  Корчма в Осовце (Польша) в XVIII веке

• Karczma przy ul. Łęczyńskiej w Lublinie z I połowy XIX wieku (1964, T. Chrzanowski).JPG

  Корчма «Budzyń» в Люблине (Польша), 1964

• Rzym inn Sucha Beskidzka.jpg

  Корчма «Rzym» в Сухе-Бескидзке (Польша)

• Slawkow Austeria.JPG

  Австерия в Славкуве (Польша)

• Poland - Jelesnia, old inn.jpg

  Корчма в Елесне (Польша)

• Ptaszkowo karczma.JPG

  Корчма в Пташкове (Польша)

См. также

• HoReCa

Ссылки

• Прыжов И. [www.memoirs.ru/rarhtml/1257Pryzov.htm Корчма. Исторический очерк // Русский архив, 1866. — Вып. 7. — Стб. 1053—1064.]
• Нина Акифьева, [magazines.russ.ru/ural/2003/7/akif-pr.html «Питейные» заметки: исторический аспект] // «Урал» 2003, № 7

Отрывок, характеризующий Корчма

– О гой! – послышался в это время тот неподражаемый охотничий подклик, который соединяет в себе и самый глубокий бас, и самый тонкий тенор; и из за угла вышел доезжачий и ловчий Данило, по украински в скобку обстриженный, седой, морщинистый охотник с гнутым арапником в руке и с тем выражением самостоятельности и презрения ко всему в мире, которое бывает только у охотников. Он снял свою черкесскую шапку перед барином, и презрительно посмотрел на него. Презрение это не было оскорбительно для барина: Николай знал, что этот всё презирающий и превыше всего стоящий Данило всё таки был его человек и охотник.
– Данила! – сказал Николай, робко чувствуя, что при виде этой охотничьей погоды, этих собак и охотника, его уже обхватило то непреодолимое охотничье чувство, в котором человек забывает все прежние намерения, как человек влюбленный в присутствии своей любовницы.
– Что прикажете, ваше сиятельство? – спросил протодиаконский, охриплый от порсканья бас, и два черные блестящие глаза взглянули исподлобья на замолчавшего барина. «Что, или не выдержишь?» как будто сказали эти два глаза.
– Хорош денек, а? И гоньба, и скачка, а? – сказал Николай, чеша за ушами Милку.
Данило не отвечал и помигал глазами.
– Уварку посылал послушать на заре, – сказал его бас после минутного молчанья, – сказывал, в отрадненский заказ перевела, там выли. (Перевела значило то, что волчица, про которую они оба знали, перешла с детьми в отрадненский лес, который был за две версты от дома и который был небольшое отъемное место.)
– А ведь ехать надо? – сказал Николай. – Приди ка ко мне с Уваркой.
– Как прикажете!
– Так погоди же кормить.
– Слушаю.
Через пять минут Данило с Уваркой стояли в большом кабинете Николая. Несмотря на то, что Данило был не велик ростом, видеть его в комнате производило впечатление подобное тому, как когда видишь лошадь или медведя на полу между мебелью и условиями людской жизни. Данило сам это чувствовал и, как обыкновенно, стоял у самой двери, стараясь говорить тише, не двигаться, чтобы не поломать как нибудь господских покоев, и стараясь поскорее всё высказать и выйти на простор, из под потолка под небо.
Окончив расспросы и выпытав сознание Данилы, что собаки ничего (Даниле и самому хотелось ехать), Николай велел седлать. Но только что Данила хотел выйти, как в комнату вошла быстрыми шагами Наташа, еще не причесанная и не одетая, в большом, нянином платке. Петя вбежал вместе с ней.
– Ты едешь? – сказала Наташа, – я так и знала! Соня говорила, что не поедете. Я знала, что нынче такой день, что нельзя не ехать.
– Едем, – неохотно отвечал Николай, которому нынче, так как он намеревался предпринять серьезную охоту, не хотелось брать Наташу и Петю. – Едем, да только за волками: тебе скучно будет.
– Ты знаешь, что это самое большое мое удовольствие, – сказала Наташа.
– Это дурно, – сам едет, велел седлать, а нам ничего не сказал.
– Тщетны россам все препоны, едем! – прокричал Петя.
– Да ведь тебе и нельзя: маменька сказала, что тебе нельзя, – сказал Николай, обращаясь к Наташе.
– Нет, я поеду, непременно поеду, – сказала решительно Наташа. – Данила, вели нам седлать, и Михайла чтоб выезжал с моей сворой, – обратилась она к ловчему.
И так то быть в комнате Даниле казалось неприлично и тяжело, но иметь какое нибудь дело с барышней – для него казалось невозможным. Он опустил глаза и поспешил выйти, как будто до него это не касалось, стараясь как нибудь нечаянно не повредить барышне.