Корьюс, Милица

Милица Корьюс Miliza Korjus
Основная информация
Дата рождения	18 августа 1909(1909-08-18)
Место рождения	Варшава, Российская империя
Дата смерти	26 августа 1980(1980-08-26) (71 год)
Место смерти	Калвер-Сити, Калифорния, США
Страна	Российская империя, СССР, Эстония, Германия, США
Профессии	певица, актриса

Милица Корьюс (англ. Miliza Elizabeth Korjus; 18 августа 1909 — 26 августа 1980) — оперная певица (колоратурное сопрано) и актриса польско-эстонского происхождения, исполнительница роли Карлы Доннер в музыкальном фильме «Большой вальс» (1938). За эту работу она была номинирована на премию «Оскар».

Биография

Родилась в Варшаве, в семье офицера кадетского корпуса Артура Кристиана Корьюса из Эстляндии. Мать, дворянка Анна Гинтовт, потомок древнего литовского рода Гинтовтов-Дзевалтовских. По некоторым сведениям, сербское имя Милица было дано в честь великой княгини Милицы Николаевны.

В Первую мировую войну корпус перевели в Москву, где Эмилия (присвоенное ей в Москве имя) поступила в Елизаветинскую гимназию.

В Киеве

После развода родителей, в 1918 году переехала с матерью и сестрами в Киев, где училась в музыкальной школе, пела со старшей сестрой Ниной в церковном хоре. С начала 1927 года — солистка украинской капеллы «Думка», с которой гастролировала по СССР.

Отец, узнав о творческих успехах Милы и скромном материальном положении для продолжения музыкального образования, предложил ей перебраться к нему в Таллин.

В Таллине

В июне 1927 года, находясь на гастролях капеллы «Думка» в Ленинграде, Эмилия сумела пересечь границу с Эстонией и воссоединилась с отцом и младшим братом. Отец занимал пост заместителя начальника штаба эстонской армии. Благодаря связям отца будущая звезда начала обучаться вокалу у русских музыкантов и педагогов В. А. Маламы и С. И. Мамонтова, эмигрировавших из Советской России. Она выступала на сценах Тарту и Таллина (одним из партнёров по сцене у неё был Карл Отс, отец Георга Отса), однако эстонская музыкальная элита не приняла начинающую певицу. Тем не менее, спустя много лет, в 1970 году одна из советских пластинок с её зарубежными записями (Д 27189-90) вышла в серии «Выдающиеся эстонские вокалисты» (эст. Eesti väljapaistvaid lauljaid).

«Берлинский соловей»

В 1929 году Милица Корьюс вышла замуж за немецкого физика, доктора наук Куно Фёльша и поселилась с ним в Германии.

В ноябре 1932 года у них родилась дочь Мелисса (чтобы её родить, Милица на короткое время вернулась в Таллин).

Актриса с успехом дебютировала в Магдебургской, а затем в Венской и Берлинской опере, в последней она выступала с перерывами до 1937 года, получив прозвище «Берлинский соловей».

Там в 1936 году её заметил продюсер Ирвинг Тальберг и пригласил в Голливуд для кинопроб и возможного подписания контракта на 10 лет.

Милица отправилась в Голливуд с дочерью, но из-за скоропостижной смерти Ирвинга Тальберга вынуждена была вернуться.

Через некоторое время её снова пригласили приехать в Голливуд и без кинопроб приступить к съемкам фильма «Большой вальс». Милица выехала из Германии с мужем и дочерью и с тех пор осталась жить в США.

«Большой вальс»

Кинодебют Милицы Корьюс состоялся ещё в 1935 году в фильме Берлинской киностудии «Пражский студент», где она записала вокальную партию Юлии «Warum?».

В фильме «Большой вальс» она сыграла роль примадонны Венской оперы Карлы Доннер. Фильм вышел на экраны в 1938 году и имел оглушительный мировой успех.

В 1938-40 г.г. была ведущей солисткой Метрополитен-опера. Много гастролировала.

На время оставила оперную сцену, чтобы сняться ещё в киноленте «Шандор Роза (Пушки и скрипки)», но за 2 недели до начала съемок 28 мая 1940 года в Мексике Милица Корьюс попала в автомобильную катастрофу и сломала ногу, что чуть было не закончилось ампутацией. По этой причине была вынуждена рано завершить сценическую карьеру.

В 1941-44 гг. жила в Мексике. Подлечившись, снялась в фильме «Рыцарь империи» (1942 г.), однако пиком её кинокарьеры так и оставалась Карла Доннер.

С 1944 года проживала в США в пригороде Лос-Анджелеса Калвер Сити. Занималась воспитанием дочери Мелиссы и сыновей Ричарда и Эрнста, изредка давала сольные концерты в США и Канаде.

С 1944 г. жила отдельно от мужа Куно Фёльша. В 1952 году вышла второй раз замуж за Вальтера Шектора.

Скончалась на 72-м году жизни в Калвер Сити. Похоронена на Вествудском кладбище близ Лос-Анджелеса.

Семья

Мать и сестра Милицы Корьюс Тамара погибли в блокадном Ленинграде.

Старшая сестра Нина осталась в Киеве. Пела в церковном хоре, была регентом церковного хора Никольского храма. Похоронена на Лукьяновском кладбище.

Младший брат Николай остался жить с отцом, умершим в 1936 г., в Таллине (из неподтверждённых источников погиб в Норильлаге).

Первый муж — физик (physicist) Куно Фёльш (Kuno Foelsch).

Второй муж — врач (physician) Вальтер Шектор (Walter Shector).

Дочь актрисы, Мелисса Фолш (Foelsch) Уэллс — дипломат, заместитель генерального секретаря ООН (1993—1994), была послом США в Эстонии в 1998—2001 годах, послом США в Заире и других странах.

Сыновья, Ричард и Эрнст, проживают в США.

Ссылки

• Милица Корьюс (англ.) на сайте Internet Movie Database
• [www.findagrave.com/cgi-bin/fg.cgi?page=gr&GRid=9464 Милица Корьюс] (англ.) на сайте Find a Grave

Источники

• [www.tunnel.ru/view/post:267104 Большой вальс / The Great Waltz] // [www.tunnel.ru На Завалинке].

Отрывок, характеризующий Корьюс, Милица

– Я? Я? Что я говорил вам, – вдруг сказал Пьер, вставая и начиная ходить по комнате. – Я всегда это думал… Эта девушка такое сокровище, такое… Это редкая девушка… Милый друг, я вас прошу, вы не умствуйте, не сомневайтесь, женитесь, женитесь и женитесь… И я уверен, что счастливее вас не будет человека.
– Но она!
– Она любит вас.
– Не говори вздору… – сказал князь Андрей, улыбаясь и глядя в глаза Пьеру.
– Любит, я знаю, – сердито закричал Пьер.
– Нет, слушай, – сказал князь Андрей, останавливая его за руку. – Ты знаешь ли, в каком я положении? Мне нужно сказать все кому нибудь.
– Ну, ну, говорите, я очень рад, – говорил Пьер, и действительно лицо его изменилось, морщина разгладилась, и он радостно слушал князя Андрея. Князь Андрей казался и был совсем другим, новым человеком. Где была его тоска, его презрение к жизни, его разочарованность? Пьер был единственный человек, перед которым он решался высказаться; но зато он ему высказывал всё, что у него было на душе. То он легко и смело делал планы на продолжительное будущее, говорил о том, как он не может пожертвовать своим счастьем для каприза своего отца, как он заставит отца согласиться на этот брак и полюбить ее или обойдется без его согласия, то он удивлялся, как на что то странное, чуждое, от него независящее, на то чувство, которое владело им.
– Я бы не поверил тому, кто бы мне сказал, что я могу так любить, – говорил князь Андрей. – Это совсем не то чувство, которое было у меня прежде. Весь мир разделен для меня на две половины: одна – она и там всё счастье надежды, свет; другая половина – всё, где ее нет, там всё уныние и темнота…
– Темнота и мрак, – повторил Пьер, – да, да, я понимаю это.
– Я не могу не любить света, я не виноват в этом. И я очень счастлив. Ты понимаешь меня? Я знаю, что ты рад за меня.
– Да, да, – подтверждал Пьер, умиленными и грустными глазами глядя на своего друга. Чем светлее представлялась ему судьба князя Андрея, тем мрачнее представлялась своя собственная.


Для женитьбы нужно было согласие отца, и для этого на другой день князь Андрей уехал к отцу.
Отец с наружным спокойствием, но внутренней злобой принял сообщение сына. Он не мог понять того, чтобы кто нибудь хотел изменять жизнь, вносить в нее что нибудь новое, когда жизнь для него уже кончалась. – «Дали бы только дожить так, как я хочу, а потом бы делали, что хотели», говорил себе старик. С сыном однако он употребил ту дипломацию, которую он употреблял в важных случаях. Приняв спокойный тон, он обсудил всё дело.
Во первых, женитьба была не блестящая в отношении родства, богатства и знатности. Во вторых, князь Андрей был не первой молодости и слаб здоровьем (старик особенно налегал на это), а она была очень молода. В третьих, был сын, которого жалко было отдать девчонке. В четвертых, наконец, – сказал отец, насмешливо глядя на сына, – я тебя прошу, отложи дело на год, съезди за границу, полечись, сыщи, как ты и хочешь, немца, для князя Николая, и потом, ежели уж любовь, страсть, упрямство, что хочешь, так велики, тогда женись.
– И это последнее мое слово, знай, последнее… – кончил князь таким тоном, которым показывал, что ничто не заставит его изменить свое решение.
Князь Андрей ясно видел, что старик надеялся, что чувство его или его будущей невесты не выдержит испытания года, или что он сам, старый князь, умрет к этому времени, и решил исполнить волю отца: сделать предложение и отложить свадьбу на год.
Через три недели после своего последнего вечера у Ростовых, князь Андрей вернулся в Петербург.

На другой день после своего объяснения с матерью, Наташа ждала целый день Болконского, но он не приехал. На другой, на третий день было то же самое. Пьер также не приезжал, и Наташа, не зная того, что князь Андрей уехал к отцу, не могла себе объяснить его отсутствия.
Так прошли три недели. Наташа никуда не хотела выезжать и как тень, праздная и унылая, ходила по комнатам, вечером тайно от всех плакала и не являлась по вечерам к матери. Она беспрестанно краснела и раздражалась. Ей казалось, что все знают о ее разочаровании, смеются и жалеют о ней. При всей силе внутреннего горя, это тщеславное горе усиливало ее несчастие.
Однажды она пришла к графине, хотела что то сказать ей, и вдруг заплакала. Слезы ее были слезы обиженного ребенка, который сам не знает, за что он наказан.
Графиня стала успокоивать Наташу. Наташа, вслушивавшаяся сначала в слова матери, вдруг прервала ее:
– Перестаньте, мама, я и не думаю, и не хочу думать! Так, поездил и перестал, и перестал…
Голос ее задрожал, она чуть не заплакала, но оправилась и спокойно продолжала: – И совсем я не хочу выходить замуж. И я его боюсь; я теперь совсем, совсем, успокоилась…
На другой день после этого разговора Наташа надела то старое платье, которое было ей особенно известно за доставляемую им по утрам веселость, и с утра начала тот свой прежний образ жизни, от которого она отстала после бала. Она, напившись чаю, пошла в залу, которую она особенно любила за сильный резонанс, и начала петь свои солфеджи (упражнения пения). Окончив первый урок, она остановилась на середине залы и повторила одну музыкальную фразу, особенно понравившуюся ей. Она прислушалась радостно к той (как будто неожиданной для нее) прелести, с которой эти звуки переливаясь наполнили всю пустоту залы и медленно замерли, и ей вдруг стало весело. «Что об этом думать много и так хорошо», сказала она себе и стала взад и вперед ходить по зале, ступая не простыми шагами по звонкому паркету, но на всяком шагу переступая с каблучка (на ней были новые, любимые башмаки) на носок, и так же радостно, как и к звукам своего голоса прислушиваясь к этому мерному топоту каблучка и поскрипыванью носка. Проходя мимо зеркала, она заглянула в него. – «Вот она я!» как будто говорило выражение ее лица при виде себя. – «Ну, и хорошо. И никого мне не нужно».
Лакей хотел войти, чтобы убрать что то в зале, но она не пустила его, опять затворив за ним дверь, и продолжала свою прогулку. Она возвратилась в это утро опять к своему любимому состоянию любви к себе и восхищения перед собою. – «Что за прелесть эта Наташа!» сказала она опять про себя словами какого то третьего, собирательного, мужского лица. – «Хороша, голос, молода, и никому она не мешает, оставьте только ее в покое». Но сколько бы ни оставляли ее в покое, она уже не могла быть покойна и тотчас же почувствовала это.