Косминский, Евгений Алексеевич

Евгений Алексеевич Косминский
фотопортрет 2-й пол. 1930-х
Место рождения:	Варшава, Варшавская губерния, Царство Польское, Российская империя
Научная сфера:	история
Учёная степень:	доктор исторических наук (1936)
Учёное звание:	профессор (1925)
Альма-матер:	МГУ
Научный руководитель:	Д. М. Петрушевский А. Н. Савин
Известные ученики:	М. А. Барг А. Я. Гуревич А. П. Каждан З. В. Удальцова
Награды и премии:

Евге́ний Алексе́евич Косми́нский (21 октября (2 ноября) 1886 года, Варшава — 24 июля 1959 года, Москва) — советский историк, специалист по аграрной истории средневековой Англии и историографии.

Доктор исторических наук (1936), профессор (1925), профессор МГУ. Действительный член АН СССР (30.11.1946, член-корреспондент c 28.01.1939) и АПН РСФСР (08.09.1945).

Лауреат Государственной премии СССР (1942). Заслуженный деятель науки РСФСР (1947). Почётный доктор Оксфордского университета (1956).

Биография

Внешние изображения
	[arran.ru/data/exposition/12/1/17.jpg фотопортрет 1915]
	[arran.ru/data/exposition/12/1/38.jpg фотопортрет 1920]
	[arran.ru/data/exposition/12/1/40.jpg фотопортрет конца 1920-х]
	[arran.ru/data/exposition/12/1/58.jpg вместе с супругой, 1930-е]
	[arran.ru/data/exposition/12/1/65.jpg фотопортрет 2-й пол. 1930-х]

Родился в семье учителя, Алексея Петровича Косминского (ум. 1936), ставшего впоследствии директором гимназии. Мать — Аврелия Эмильевна. Кончил с золотой медалью 1-ю Варшавскую гимназию (1904), поступил на историко-филологический факультет Варшавского университета, но уже в сентябре 1905 года перевёлся на тот же факультет Московского университета. Там он занимался в семинарах профессоров М. К. Любавского, А. Н. Савина, Д. М. Петрушевского, Р. Ю. Виппера. В 1909 году в течение трёх месяцев стажировался в Гейдельберге. В 1910 году после окончания курса с золотой медалью был оставлен при кафедре всеобщей истории Московского университета для подготовки к профессорскому званию. В 1912—1915 годах преподавал — сначала в средней школе, а затем на Варшавских высших женских курсах, где читал лекции по истории Средних веков. После сдачи магистерских экзаменов в 1915 году начал преподавать в университете в должности приват-доцента. Одновременно в 1922—1925 годах преподавал курс Новой истории во 2-м МГУ, а в 1926—1935 годах — профессор Института Красной профессуры. С выделением историко-философского отделения МГУ в самостоятельный Институт философии, литературы и истории в Москве (МИФЛИ) в 1932—1941 гг. профессорствует там. С восстановлением исторического факультета МГУ в 1934 году возглавил там кафедру истории Средних веков. Вынужден был оставить заведование кафедрой в 1949 году, во время кампании по борьбе с «космополитизмом» (обвинялся в «буржуазном объективизме», перенёс инфаркт).

С организацией в 1921 году Института истории при 1-м МГУ (затем Института истории РАНИОН) был избран его действительным членом (1921—1929), с передачей Института в Коммунистическую академию был избран его действительным членом (1929) и оставался его сотрудником института до 1932 г.. С 1936 года с образованием Института истории АН СССР до конца жизни работал там старшим научным сотрудником сектора истории Средних веков, в 1947—1952 гг. заведовал им, а в 1955—1959 гг. — сектором истории Византии.

Кроме того, в 1918—1920 годах заведовал библиотекой Государственного исторического музея, в 1924—1926 годах заведовал Кабинетом истории Англии Института Маркса — Энгельса, в 1944—1948 годах работал в Институте методов обучения АПН.

В конце 1925 г. отправлен в научную командировку в Англию. Около пяти месяцев работал в Национальном архиве Великобритании, в Британском музее, в Историческом институте и в библиотеках, собирая материалы для диссертации по теме «История английской деревни в XIII веке». Написал затем на эту тему ряд статей, в частности в английской прессе — в качестве корреспондента Economic History Society (Организация экономической истории — создана в 1926 г.). Был избран членом Американской Академии политических наук в Нью-Йорке и членом Общества по изучению экономической истории при Лондонском университете.

Был ответственным редактором ежегодников «Средние века» (1942—1959) и «Византийский временник» (1947—1959), а также издававшегося на английском языке журнала «News» (1952—1955). В 1947 г. при АН СССР его усилиями было возобновлено издание сборника «Византийский временник», став его официальным главным редактором Е. А. Косминский затем фактически передал его исполнявшей должности ответственного секретаря, затем заместителя главного редактора З. В. Удальцовой. Под редакцией Ε.А. Косминского и его ученика Я. А. Левицкого в 1954 г. был опубликован двухтомный коллективный труд специалистов по истории Англии — «Английская буржуазная революция XVII в.» (в английском переводе издана в Оксфорде в 1956).

Почётный член Исторической ассоциации Великобритании.

Супруга с 1917 г. Надежда Николаевна Косминская (урожд. Токарева).

Умер 24 июля 1959 года в Москве. Похоронен на Новодевичьем кладбище в Москве.

В 1930—1940 годах в московском доме учёных, Институте истории АН СССР и в академическом санатории «Узкое» устраивались выставки живописных и графичес­ких работ Е. А. Косминского.

Его близкая ученица Е. В. Гутнова в своих мемуарах писала о нём: «Это был очень крупный и талантливый историк, достаточно известный не только у нас в стране, но и за границей, в частности в Англии… помимо этого он был обаятельным и многогранно талантливым человеком. Внешне очень интересный, хотя нельзя сказать, что красивый, высокий, большой, с крупной головой и тоже крупными, но вместе с тем приятными чертами лица, при первом общении Евгений Алексеевич казался по-английски сдержанным, холодноватым и, как считали некоторые, даже надменным… Однако, повседневно общаясь с ним, мы узнали его как милого, доброго, отзывчивого наставника, в высшей степени интеллигентного и воспитанного, с которым, в конечном итоге, было легко и просто. Его барственный вид и манеры на поверку оказались своего рода защитной маской тонкого и по-своему застенчивого человека, ограждавшей его от далеких ему людей, но отбрасываемой им в более тесном кругу». О его лекциях Гутнова вспоминала: «Лекции Косминского по форме не отличались особым блеском, они производили впечатление некоторой суховатости и в них особенно не обыгрывались даже самые яркие события средневековья. Но они пленяли своей необычайной глубиной, строгой продуманностью и логикой всех основных положений… Лектор искал в излагавшихся им событиях прежде всего их внутренний смысл, закономерности развития феодального общества. При чтении лекций он как будто размышлял над их материалом, делился с нами, несмышленышами, рождавшимися мыслями, вскрывал какие-то глубинные, не выступавшие на поверхность движения истории».

Как рассказывала Ада Сванидзе: «[к тому, что Косминский был историком (Сванидзе называет его гением)] он рисовал ещё великолепно, он сделал потрясающие совершенно иллюстрации к „Острову пингвинов“ настоящие, великолепные совершенно, профессиональные. И он прекрасно делал карикатуры. К тому же прекрасно сочинял стихи, как на русском, так и на латинском языке».

Публикации

• Английская деревня в XIII веке. М.—Л., 1935.
• Исследования по аграрной истории Англии XIII века. М.—Л., 1947.
• Studies in the Agrarian History of England in the XIIIth Century. Oxford, 1956.
• Историография Средних веков (V — середина XIX века). М., 1963.
• Проблемы английского феодализма и историографии Средних веков. М., 1963.

Награды

• 2 ордена Ленина (10.06.1945; 1954)
• 2 ордена Трудового Красного Знамени (1944; 1946)

Ссылки

• Косминский Евгений Алексеевич — статья из Большой советской энциклопедии.
• [www.ras.ru/win/db/show_per.asp?P=.id-50829.ln-ru Профиль Евгения Алексеевича Косминского] на официальном сайте РАН
• [about-msu.ru/next.asp?m1=person1&type=aka&fio=%CA%EE%F1%EC%E8%ED%F1%EA%E8%E9%20%C5%E2%E3%E5%ED%E8%E9%20%C0%EB%E5%EA%F1%E5%E5%E2%E8%F7 Статья] на сайте «Всё о Московском университете»
• [letopis.msu.ru/peoples/1273 Статья] на сайте «Летопись Московского университета»
• [didacts.ru/dictionary/1041/word/kosminskii-evgenii-aleksandrovich Статья] в «Российской педагогической энциклопедии»
• [isaran.ru/?q=ru/fund&guid=7C65497D-8F37-75A3-C094-E31F7903A621&ida=1 Историческая справка] на сайте Архива РАН
• [vremennik.biz/opus/BB/16/51722 Некролог] в «Византийском временнике»
• Удод О. А. [www.history.org.ua/eng_index.php?l=EHU&verbvar=Kosm%B3nskiy_E&abcvar=14&bbcvar=33 Космiнський Євген Олексійович]  (укр.)

Отрывок, характеризующий Косминский, Евгений Алексеевич

– Ну, хорошо, спасибо, ступай!
Николай взял два письма. Одно было от матери, другое от Сони. Он узнал их по почеркам и распечатал первое письмо Сони. Не успел он прочесть нескольких строк, как лицо его побледнело и глаза его испуганно и радостно раскрылись.
– Нет, это не может быть! – проговорил он вслух. Не в силах сидеть на месте, он с письмом в руках, читая его. стал ходить по комнате. Он пробежал письмо, потом прочел его раз, другой, и, подняв плечи и разведя руками, он остановился посреди комнаты с открытым ртом и остановившимися глазами. То, о чем он только что молился, с уверенностью, что бог исполнит его молитву, было исполнено; но Николай был удивлен этим так, как будто это было что то необыкновенное, и как будто он никогда не ожидал этого, и как будто именно то, что это так быстро совершилось, доказывало то, что это происходило не от бога, которого он просил, а от обыкновенной случайности.
Тот, казавшийся неразрешимым, узел, который связывал свободу Ростова, был разрешен этим неожиданным (как казалось Николаю), ничем не вызванным письмом Сони. Она писала, что последние несчастные обстоятельства, потеря почти всего имущества Ростовых в Москве, и не раз высказываемые желания графини о том, чтобы Николай женился на княжне Болконской, и его молчание и холодность за последнее время – все это вместе заставило ее решиться отречься от его обещаний и дать ему полную свободу.
«Мне слишком тяжело было думать, что я могу быть причиной горя или раздора в семействе, которое меня облагодетельствовало, – писала она, – и любовь моя имеет одною целью счастье тех, кого я люблю; и потому я умоляю вас, Nicolas, считать себя свободным и знать, что несмотря ни на что, никто сильнее не может вас любить, как ваша Соня».
Оба письма были из Троицы. Другое письмо было от графини. В письме этом описывались последние дни в Москве, выезд, пожар и погибель всего состояния. В письме этом, между прочим, графиня писала о том, что князь Андрей в числе раненых ехал вместе с ними. Положение его было очень опасно, но теперь доктор говорит, что есть больше надежды. Соня и Наташа, как сиделки, ухаживают за ним.
С этим письмом на другой день Николай поехал к княжне Марье. Ни Николай, ни княжна Марья ни слова не сказали о том, что могли означать слова: «Наташа ухаживает за ним»; но благодаря этому письму Николай вдруг сблизился с княжной в почти родственные отношения.
На другой день Ростов проводил княжну Марью в Ярославль и через несколько дней сам уехал в полк.


Письмо Сони к Николаю, бывшее осуществлением его молитвы, было написано из Троицы. Вот чем оно было вызвано. Мысль о женитьбе Николая на богатой невесте все больше и больше занимала старую графиню. Она знала, что Соня была главным препятствием для этого. И жизнь Сони последнее время, в особенности после письма Николая, описывавшего свою встречу в Богучарове с княжной Марьей, становилась тяжелее и тяжелее в доме графини. Графиня не пропускала ни одного случая для оскорбительного или жестокого намека Соне.
Но несколько дней перед выездом из Москвы, растроганная и взволнованная всем тем, что происходило, графиня, призвав к себе Соню, вместо упреков и требований, со слезами обратилась к ней с мольбой о том, чтобы она, пожертвовав собою, отплатила бы за все, что было для нее сделано, тем, чтобы разорвала свои связи с Николаем.
– Я не буду покойна до тех пор, пока ты мне не дашь этого обещания.
Соня разрыдалась истерически, отвечала сквозь рыдания, что она сделает все, что она на все готова, но не дала прямого обещания и в душе своей не могла решиться на то, чего от нее требовали. Надо было жертвовать собой для счастья семьи, которая вскормила и воспитала ее. Жертвовать собой для счастья других было привычкой Сони. Ее положение в доме было таково, что только на пути жертвованья она могла выказывать свои достоинства, и она привыкла и любила жертвовать собой. Но прежде во всех действиях самопожертвованья она с радостью сознавала, что она, жертвуя собой, этим самым возвышает себе цену в глазах себя и других и становится более достойною Nicolas, которого она любила больше всего в жизни; но теперь жертва ее должна была состоять в том, чтобы отказаться от того, что для нее составляло всю награду жертвы, весь смысл жизни. И в первый раз в жизни она почувствовала горечь к тем людям, которые облагодетельствовали ее для того, чтобы больнее замучить; почувствовала зависть к Наташе, никогда не испытывавшей ничего подобного, никогда не нуждавшейся в жертвах и заставлявшей других жертвовать себе и все таки всеми любимой. И в первый раз Соня почувствовала, как из ее тихой, чистой любви к Nicolas вдруг начинало вырастать страстное чувство, которое стояло выше и правил, и добродетели, и религии; и под влиянием этого чувства Соня невольно, выученная своею зависимою жизнью скрытности, в общих неопределенных словах ответив графине, избегала с ней разговоров и решилась ждать свидания с Николаем с тем, чтобы в этом свидании не освободить, но, напротив, навсегда связать себя с ним.
Хлопоты и ужас последних дней пребывания Ростовых в Москве заглушили в Соне тяготившие ее мрачные мысли. Она рада была находить спасение от них в практической деятельности. Но когда она узнала о присутствии в их доме князя Андрея, несмотря на всю искреннюю жалость, которую она испытала к нему и к Наташе, радостное и суеверное чувство того, что бог не хочет того, чтобы она была разлучена с Nicolas, охватило ее. Она знала, что Наташа любила одного князя Андрея и не переставала любить его. Она знала, что теперь, сведенные вместе в таких страшных условиях, они снова полюбят друг друга и что тогда Николаю вследствие родства, которое будет между ними, нельзя будет жениться на княжне Марье. Несмотря на весь ужас всего происходившего в последние дни и во время первых дней путешествия, это чувство, это сознание вмешательства провидения в ее личные дела радовало Соню.
В Троицкой лавре Ростовы сделали первую дневку в своем путешествии.
В гостинице лавры Ростовым были отведены три большие комнаты, из которых одну занимал князь Андрей. Раненому было в этот день гораздо лучше. Наташа сидела с ним. В соседней комнате сидели граф и графиня, почтительно беседуя с настоятелем, посетившим своих давнишних знакомых и вкладчиков. Соня сидела тут же, и ее мучило любопытство о том, о чем говорили князь Андрей с Наташей. Она из за двери слушала звуки их голосов. Дверь комнаты князя Андрея отворилась. Наташа с взволнованным лицом вышла оттуда и, не замечая приподнявшегося ей навстречу и взявшегося за широкий рукав правой руки монаха, подошла к Соне и взяла ее за руку.
– Наташа, что ты? Поди сюда, – сказала графиня.
Наташа подошла под благословенье, и настоятель посоветовал обратиться за помощью к богу и его угоднику.
Тотчас после ухода настоятеля Нашата взяла за руку свою подругу и пошла с ней в пустую комнату.
– Соня, да? он будет жив? – сказала она. – Соня, как я счастлива и как я несчастна! Соня, голубчик, – все по старому. Только бы он был жив. Он не может… потому что, потому… что… – И Наташа расплакалась.
– Так! Я знала это! Слава богу, – проговорила Соня. – Он будет жив!
Соня была взволнована не меньше своей подруги – и ее страхом и горем, и своими личными, никому не высказанными мыслями. Она, рыдая, целовала, утешала Наташу. «Только бы он был жив!» – думала она. Поплакав, поговорив и отерев слезы, обе подруги подошли к двери князя Андрея. Наташа, осторожно отворив двери, заглянула в комнату. Соня рядом с ней стояла у полуотворенной двери.
Князь Андрей лежал высоко на трех подушках. Бледное лицо его было покойно, глаза закрыты, и видно было, как он ровно дышал.
– Ах, Наташа! – вдруг почти вскрикнула Соня, хватаясь за руку своей кузины и отступая от двери.
– Что? что? – спросила Наташа.
– Это то, то, вот… – сказала Соня с бледным лицом и дрожащими губами.
Наташа тихо затворила дверь и отошла с Соней к окну, не понимая еще того, что ей говорили.
– Помнишь ты, – с испуганным и торжественным лицом говорила Соня, – помнишь, когда я за тебя в зеркало смотрела… В Отрадном, на святках… Помнишь, что я видела?..
– Да, да! – широко раскрывая глаза, сказала Наташа, смутно вспоминая, что тогда Соня сказала что то о князе Андрее, которого она видела лежащим.
– Помнишь? – продолжала Соня. – Я видела тогда и сказала всем, и тебе, и Дуняше. Я видела, что он лежит на постели, – говорила она, при каждой подробности делая жест рукою с поднятым пальцем, – и что он закрыл глаза, и что он покрыт именно розовым одеялом, и что он сложил руки, – говорила Соня, убеждаясь, по мере того как она описывала виденные ею сейчас подробности, что эти самые подробности она видела тогда. Тогда она ничего не видела, но рассказала, что видела то, что ей пришло в голову; но то, что она придумала тогда, представлялось ей столь же действительным, как и всякое другое воспоминание. То, что она тогда сказала, что он оглянулся на нее и улыбнулся и был покрыт чем то красным, она не только помнила, но твердо была убеждена, что еще тогда она сказала и видела, что он был покрыт розовым, именно розовым одеялом, и что глаза его были закрыты.
– Да, да, именно розовым, – сказала Наташа, которая тоже теперь, казалось, помнила, что было сказано розовым, и в этом самом видела главную необычайность и таинственность предсказания.
– Но что же это значит? – задумчиво сказала Наташа.
– Ах, я не знаю, как все это необычайно! – сказала Соня, хватаясь за голову.
Через несколько минут князь Андрей позвонил, и Наташа вошла к нему; а Соня, испытывая редко испытанное ею волнение и умиление, осталась у окна, обдумывая всю необычайность случившегося.
В этот день был случай отправить письма в армию, и графиня писала письмо сыну.
– Соня, – сказала графиня, поднимая голову от письма, когда племянница проходила мимо нее. – Соня, ты не напишешь Николеньке? – сказала графиня тихим, дрогнувшим голосом, и во взгляде ее усталых, смотревших через очки глаз Соня прочла все, что разумела графиня этими словами. В этом взгляде выражались и мольба, и страх отказа, и стыд за то, что надо было просить, и готовность на непримиримую ненависть в случае отказа.
Соня подошла к графине и, став на колени, поцеловала ее руку.
– Я напишу, maman, – сказала она.
Соня была размягчена, взволнована и умилена всем тем, что происходило в этот день, в особенности тем таинственным совершением гаданья, которое она сейчас видела. Теперь, когда она знала, что по случаю возобновления отношений Наташи с князем Андреем Николай не мог жениться на княжне Марье, она с радостью почувствовала возвращение того настроения самопожертвования, в котором она любила и привыкла жить. И со слезами на глазах и с радостью сознания совершения великодушного поступка она, несколько раз прерываясь от слез, которые отуманивали ее бархатные черные глаза, написала то трогательное письмо, получение которого так поразило Николая.


На гауптвахте, куда был отведен Пьер, офицер и солдаты, взявшие его, обращались с ним враждебно, но вместе с тем и уважительно. Еще чувствовалось в их отношении к нему и сомнение о том, кто он такой (не очень ли важный человек), и враждебность вследствие еще свежей их личной борьбы с ним.
Но когда, в утро другого дня, пришла смена, то Пьер почувствовал, что для нового караула – для офицеров и солдат – он уже не имел того смысла, который имел для тех, которые его взяли. И действительно, в этом большом, толстом человеке в мужицком кафтане караульные другого дня уже не видели того живого человека, который так отчаянно дрался с мародером и с конвойными солдатами и сказал торжественную фразу о спасении ребенка, а видели только семнадцатого из содержащихся зачем то, по приказанию высшего начальства, взятых русских. Ежели и было что нибудь особенное в Пьере, то только его неробкий, сосредоточенно задумчивый вид и французский язык, на котором он, удивительно для французов, хорошо изъяснялся. Несмотря на то, в тот же день Пьера соединили с другими взятыми подозрительными, так как отдельная комната, которую он занимал, понадобилась офицеру.