Космическая медицина

Косми́ческая медици́на — совокупность медицинских наук, занимающиеся медицинскими, биологическими, инженерными и другими научными исследованиями, целью которых является обеспечение безопасности и оптимальных условий существования человека при пилотируемом космическом полёте или в открытом космосе. Космическая медицина охватывает следующие области:

• Системы жизнеобеспечения
• Синдром космической адаптации
• Радиобиология
• Космическая биология

История

СССР

Первые работы в области, близкой к космической медицине, велись сотрудниками IV сектора научно-исследовательского санитарного института РККА (предшественник НИИИАМ), которым в 1933—1935 годах руководил Владимир Владимирович Стрельцов.

А. П. Апполонов, А. А. Волохов, П. И. Егоров, И. М. Иванов, А. В. Лебединский, А. А. Сергеев разработали систему жизнеобеспечения, которая применялась на стратостатах «СССР-1» и «Осоавиахим-1». Благодаря этим работам академик Л. А. Орбели в 1934 году смог выступить на Всесоюзной конференции по изучению стратосферы с докладом под названием «План научно-исследовательской работы по вопросу о влиянии стратосферных условий на организм человека и животных», где высказывались требования, которыми должен обладать стратосферный скафандр.

Исследования В. В. Стрельцова, А. П. Апполонова, В. Г. Миролюбова, Д. И. Иванова, П. К. Исакова, В. Г. Скрыпина, М. П. Бресткина, Г. Е. Владимирова, П. И. Егорова, А. Г. Кузнецова, И. Р. Петрова и А. В. Лебединского уточнили этиопатогенетические механизмы гипоксических состояний, позволили создать режимы подачи кислорода для разных высот и помогли разработать защиту от гипоксии с помощью дополнительного кислородного обеспечения. Результаты изучения А. П. Апполонова, М. И. Вакара, Л. Г. Головкина, Н. А. Агаджаняна, В. Б. Малкина, И. Н. Чернякова влияния взрывной декомпрессии на человека и режимов давления используются в современных летательных аппаратах, чтобы обеспечить необходимый уровень безопасности экипажа. В 1940 году В. А. Спасский закончил докторскую диссертацию, исследования которой до сих пор соответствуют современными представлениями жизнедеятельности человека и медико-технических требований герметичных кабин и высотных скафандров при полётах.

В. И. Воячек, К. Л. Хилов, Г. Г. Куликовский, И. Я. Борщевский занимались медицинским обеспечением человека при скоростных полётах и изучением воздействия ускорений на вестибулярный аппарат.

П. Е. Колмыков, Г. А. Арутюнов, С. С. Холин, а также И. Я. Борщевский занимались изучением гигиены одежды пилотов, усовершенствования питания и средств защиты от неблагоприятных факторов среды.

Примерно в это же время И. К. Собенников, Г. Г. Куликовский, Е. М. Белостоцкий, К. Л. Хилов и другие разрабатывали требования к отбору и экспертизы лётчиков.

Впервые в 1946 году вопросы кратковременных перегрузок в области «голова—таз» начали исследовать сотрудники ВМА М. П. Бресткин, Г. Л. Комендантов и В. В. Левашов. Благодаря этим исследованиям, проведённым в 1949—1953 гг., научные руководители П. К. Исаков и С. А. Гозулов становятся лауреатами Государственной премии в 1953 году.

В 1949 году министр обороны СССР А. М. Василевский даёт указание по инициативе С. П. Королёва Научно-исследовательскому испытательному институту авиационной медицины (НИИИАМ) на произведение биологических и медицинских исследований. В НИИИАМ в 1951 году начинают работать над первой научно-исследовательской работой под названием «Физиолого-гигиеническое обоснование возможностей полета в особых условиях», в которой формулируют основные задачи исследований, необходимые требования к герметичным кабинам, системам жизнеобеспечения, спасения и контрольно-регистрирующей аппаратуре. В конструкторском бюро С. П. Королёва создают проекты ракет для подъёма животных в пределах 200—250 км и 500—600 км, затем начинают говорить о запуске человека в космос, разрабатывают искусственные спутники.

В 1954 году руководство института заявляет о необходимости создать специальный отдел численностью в 20 человек для исследований и разработки медицинского обеспечения полётов в верхние слои атмосферы. В 1956 году сформировывают такой отдел, начальником которого ставят В. И. Яздовского.

Благодаря созданию этого отдела увеличивается темп работы над исследованиями. В НИИИАМ начинают проведение двух научно-исследовательских работ: "Исследование возможности выживания и жизнедеятельности животных при длительном полете объектов «Д» и «ОД» и «Исследование возможности выживания и жизнедеятельности животных при полетах в герметическом отсеке изделий Р-2А и Р-5 в верхние слои атмосферы», которые направлены на создание установок для автономного существования животных до 15 суток в их кабинах, автоматических устройств для подачи еды и воды животным и на осуществление отладки аппаратуры для слежения за физиологическими функциями животного и гигиенических требований внутри кабины. В период 1957—1958 гг. отдел производит пуски геофизических ракет до 212 км (11 запусков) и 450—473 км (3 пуска).

Из-за короткого времени полётов (около 10 минут) невозможно было оценить полностью воздействия невесомости и космической радиации на живой организм. Поэтому в 3 ноября 1957 года был осуществлён запуск второго искусственного спутника с собакой по кличке Лайка.

Сотрудники НИИИАМ В. И. Яздовский, О. Г. Газенко, А. М. Генин, А. А. Гюрджиан, А. Д. Серяпин, Е. М. Юганов, И. И. Касьян, А. Р. Котовская, И. С. Балаховский, Е. А. Петрова, Б. Г. Буйлов и другие занимались отбором животных, их тренировкой, созданием рациона, приучиванием к автоматическим кормушкам, созданием устройств для ассенизации отходов жизнедеятельности и передачи информации с корабля.

Хотя проект запуска Лайки и не предполагал её возвращения на Землю, но успешное проведение запуска доказало на практике безопасность длительного нахождения животного в невесомости. С этого момента наступило начало космической эры человечества, которое было отмечено постановлением конгресса Международной астронавтической федерацией в сентябре 1967 года.

В 1958 году выпускаются первые открытые публикации: «Исследования жизнедеятельности животных при полетах в негерметизированной кабине ракет до высоты 100 км», «Исследования жизнедеятельности животных при полетах в герметических кабинах до высоты 212 км» и «Человек в космосе». Из-за секретности работы сотрудников института авиационной медицины А. М. Генина, О. Г. Газенко, А. Р. Котовскую, И. И. Касьяна, А. В. Покровского, А. Д. Серяпина, В. И. Яздовского, Е. М. Юганова публиковали под ложными фамилиями.

Кроме исследований жизнедеятельности животных в условиях верхних слоёв атмосферы, изучалось и состояние организма человека во время стратосферных полётов (в том числе рекордных) на стратостате СС — «Волга» в 1959—1962 годах. Некоторые пилоты стратостата, стали в дальнейшем космонавтами (В. Г. Лазарев).

Проводившиеся в НИИАМ исследования Ю. Ф. Удалова были посвящены биохимии при разных экстремальных воздействиях, а также биохимии применительно к проблемам питания, с уклоном в проблему витаминов.

Наименование корабля-спутника	Дата запуска	Длительность полёта	Наименование биообъектов	Особенности биологического обеспечения полета	Выполнение задачи
Второй искусственный спутник Земли	3 ноября 1957 года		Собака Лайка	Регистрация ЭКГ, артериального давления, частоты дыхания, двигательной активности	Спутник не имел системы возвращения на Землю
Второй космический корабль-спутник	19 августа 1960 года	1 сутки	Собаки Белка и Стрелка, мыши, семена, культуры клеток, насекомые	Регистрация ЭКГ, артериального давления, дыхания, температуры тела, двигательной активности у собак	Первые животные возвращены из космоса на Землю
Третий космический корабль-спутник	1 декабря 1960 года	1 сутки	Собаки Пчёлка и Мушка, морские свинки, крысы, мыши, семена	Регистрация у собак ЭКГ, дыхания, температуры тела, двигательной активности, электромиограммы	Спутник не возвращен по техническим причинам
Четвертый космический корабль-спутник	9 марта 1961 года	1,5 часа	Собака Чернушка, мыши, морская свинка, мухи, семена, бактерии	Регистрация ЭКГ, дыхания, сфигмограммы	Спуск по программе, животные возвращены
Пятый космический корабль-спутник	25 марта 1961 года	1,5 часа	Собака Звёздочка, крысы, морские свинки, мухи, семена, бактерии, культуры клеток	Регистрация ЭКГ, дыхания, сфигмограммы	Спуск по программе, животные возвращены

См. также

• Институт медико-биологических проблем РАН
• Егоров, Борис Борисович — первый врач-космонавт, Герой Советского Союза, полковник медицинской службы, доктор медицинских наук, профессор, академик Международной академии астронавтики.

Литература

• Береговой Г. Т., Завалова И. Д., Ломов Б. Ф., Пономаренко В. А. Экспериментально-психологические исследования в авиации и космонавтике. М., 1978
• Божко А. Н. Год в «Звездолёте». М., 1975
• Гагарин Ю. А., Лебедев В. И. Психология и космос. М., 1968
• Денисов В. Г., Онищенко В. Ф. Инженерная психология в авиации и космонавтике. — М.: Машиностроение, 1972
• Деятельность космонавта в полете и повышение её эффективности.: Сб. статей — М.: Машиностроение, 1981
• Кубасов В. Н., Таран В. А., Максимов С. Н. Профессиональная подготовка космонавтов. — М.: Машиностроение, 1985
• Кузнецов О. Н., Лебедев В. И. Психология и психопатология одиночества. — М.: Медицина, 1972
• Лебедев В. И. Личность в экстремальных условиях. — М., Политиздат, 1989
• Леонов А. А., Лебедев В. И. Восприятие пространства и времени в космосе. — М.: Наука, 1968
• Леонов А. А., Лебедев В. И. Психологические проблемы межпланетного полета. М., 1975
• Невесомость. Медико-биологические исследования / Редкол. В. П. Парин, О. Г. Газенко, Е. М. Юганов и др. — М.: Медицина, 1974
• Особенности деятельности космонавтов в полете.: Сб. статей — М.: Машиностроение, 1976
• Психологические проблемы космических полетов.: Сб. статей- М.: Наука, 1979
• Севастьянов В. И. Психологические проблемы космических полетов. М., 1979.
• Хачатурьянц Л. С., Гримак Л. П., Хрунов Е. В. Экспериментальная психофизиология в космических исследованиях. — М.: Наука, 1976
• Человек в длительном космическом полете / Пер с англ. П. В. Симонова и Ю. П. Симонов; Под ред. О. Г. Газенко. — М.: Мир, 1974
• Экспериментально-психологические исследования в авиации и космонавтике / Г. Т. Береговой, Н. Д. Завалов, Б. Ф. Ломов, В. А. Пономаренко. — М.: Наука, 1978

Ссылки

• [www.imbp.ru/webpages/win1251/Web_projects.html Люди и события космической медицины в СССР и России.]
• [tvroscosmos.ru/frm/zhurnal/2012/0112_1.php Кто «болеет» за космонавтов?] Журнал «Российский космос». январь 2012 года.

Отрывок, характеризующий Космическая медицина

Наташа не могла спокойно видеть его таким жалким. Она начала громко всхлипывать.
– Г'афиня, я виноват перед вами, – продолжал Денисов прерывающимся голосом, – но знайте, что я так боготво'ю вашу дочь и всё ваше семейство, что две жизни отдам… – Он посмотрел на графиню и, заметив ее строгое лицо… – Ну п'ощайте, г'афиня, – сказал он, поцеловал ее руку и, не взглянув на Наташу, быстрыми, решительными шагами вышел из комнаты.

На другой день Ростов проводил Денисова, который не хотел более ни одного дня оставаться в Москве. Денисова провожали у цыган все его московские приятели, и он не помнил, как его уложили в сани и как везли первые три станции.
После отъезда Денисова, Ростов, дожидаясь денег, которые не вдруг мог собрать старый граф, провел еще две недели в Москве, не выезжая из дому, и преимущественно в комнате барышень.
Соня была к нему нежнее и преданнее чем прежде. Она, казалось, хотела показать ему, что его проигрыш был подвиг, за который она теперь еще больше любит его; но Николай теперь считал себя недостойным ее.
Он исписал альбомы девочек стихами и нотами, и не простившись ни с кем из своих знакомых, отослав наконец все 43 тысячи и получив росписку Долохова, уехал в конце ноября догонять полк, который уже был в Польше.



После своего объяснения с женой, Пьер поехал в Петербург. В Торжке на cтанции не было лошадей, или не хотел их смотритель. Пьер должен был ждать. Он не раздеваясь лег на кожаный диван перед круглым столом, положил на этот стол свои большие ноги в теплых сапогах и задумался.
– Прикажете чемоданы внести? Постель постелить, чаю прикажете? – спрашивал камердинер.
Пьер не отвечал, потому что ничего не слыхал и не видел. Он задумался еще на прошлой станции и всё продолжал думать о том же – о столь важном, что он не обращал никакого .внимания на то, что происходило вокруг него. Его не только не интересовало то, что он позже или раньше приедет в Петербург, или то, что будет или не будет ему места отдохнуть на этой станции, но всё равно было в сравнении с теми мыслями, которые его занимали теперь, пробудет ли он несколько часов или всю жизнь на этой станции.
Смотритель, смотрительша, камердинер, баба с торжковским шитьем заходили в комнату, предлагая свои услуги. Пьер, не переменяя своего положения задранных ног, смотрел на них через очки, и не понимал, что им может быть нужно и каким образом все они могли жить, не разрешив тех вопросов, которые занимали его. А его занимали всё одни и те же вопросы с самого того дня, как он после дуэли вернулся из Сокольников и провел первую, мучительную, бессонную ночь; только теперь в уединении путешествия, они с особенной силой овладели им. О чем бы он ни начинал думать, он возвращался к одним и тем же вопросам, которых он не мог разрешить, и не мог перестать задавать себе. Как будто в голове его свернулся тот главный винт, на котором держалась вся его жизнь. Винт не входил дальше, не выходил вон, а вертелся, ничего не захватывая, всё на том же нарезе, и нельзя было перестать вертеть его.
Вошел смотритель и униженно стал просить его сиятельство подождать только два часика, после которых он для его сиятельства (что будет, то будет) даст курьерских. Смотритель очевидно врал и хотел только получить с проезжего лишние деньги. «Дурно ли это было или хорошо?», спрашивал себя Пьер. «Для меня хорошо, для другого проезжающего дурно, а для него самого неизбежно, потому что ему есть нечего: он говорил, что его прибил за это офицер. А офицер прибил за то, что ему ехать надо было скорее. А я стрелял в Долохова за то, что я счел себя оскорбленным, а Людовика XVI казнили за то, что его считали преступником, а через год убили тех, кто его казнил, тоже за что то. Что дурно? Что хорошо? Что надо любить, что ненавидеть? Для чего жить, и что такое я? Что такое жизнь, что смерть? Какая сила управляет всем?», спрашивал он себя. И не было ответа ни на один из этих вопросов, кроме одного, не логического ответа, вовсе не на эти вопросы. Ответ этот был: «умрешь – всё кончится. Умрешь и всё узнаешь, или перестанешь спрашивать». Но и умереть было страшно.
Торжковская торговка визгливым голосом предлагала свой товар и в особенности козловые туфли. «У меня сотни рублей, которых мне некуда деть, а она в прорванной шубе стоит и робко смотрит на меня, – думал Пьер. И зачем нужны эти деньги? Точно на один волос могут прибавить ей счастья, спокойствия души, эти деньги? Разве может что нибудь в мире сделать ее и меня менее подверженными злу и смерти? Смерть, которая всё кончит и которая должна притти нынче или завтра – всё равно через мгновение, в сравнении с вечностью». И он опять нажимал на ничего не захватывающий винт, и винт всё так же вертелся на одном и том же месте.
Слуга его подал ему разрезанную до половины книгу романа в письмах m mе Suza. [мадам Сюза.] Он стал читать о страданиях и добродетельной борьбе какой то Аmelie de Mansfeld. [Амалии Мансфельд.] «И зачем она боролась против своего соблазнителя, думал он, – когда она любила его? Не мог Бог вложить в ее душу стремления, противного Его воле. Моя бывшая жена не боролась и, может быть, она была права. Ничего не найдено, опять говорил себе Пьер, ничего не придумано. Знать мы можем только то, что ничего не знаем. И это высшая степень человеческой премудрости».
Всё в нем самом и вокруг него представлялось ему запутанным, бессмысленным и отвратительным. Но в этом самом отвращении ко всему окружающему Пьер находил своего рода раздражающее наслаждение.
– Осмелюсь просить ваше сиятельство потесниться крошечку, вот для них, – сказал смотритель, входя в комнату и вводя за собой другого, остановленного за недостатком лошадей проезжающего. Проезжающий был приземистый, ширококостый, желтый, морщинистый старик с седыми нависшими бровями над блестящими, неопределенного сероватого цвета, глазами.
Пьер снял ноги со стола, встал и перелег на приготовленную для него кровать, изредка поглядывая на вошедшего, который с угрюмо усталым видом, не глядя на Пьера, тяжело раздевался с помощью слуги. Оставшись в заношенном крытом нанкой тулупчике и в валеных сапогах на худых костлявых ногах, проезжий сел на диван, прислонив к спинке свою очень большую и широкую в висках, коротко обстриженную голову и взглянул на Безухого. Строгое, умное и проницательное выражение этого взгляда поразило Пьера. Ему захотелось заговорить с проезжающим, но когда он собрался обратиться к нему с вопросом о дороге, проезжающий уже закрыл глаза и сложив сморщенные старые руки, на пальце одной из которых был большой чугунный перстень с изображением Адамовой головы, неподвижно сидел, или отдыхая, или о чем то глубокомысленно и спокойно размышляя, как показалось Пьеру. Слуга проезжающего был весь покрытый морщинами, тоже желтый старичек, без усов и бороды, которые видимо не были сбриты, а никогда и не росли у него. Поворотливый старичек слуга разбирал погребец, приготовлял чайный стол, и принес кипящий самовар. Когда всё было готово, проезжающий открыл глаза, придвинулся к столу и налив себе один стакан чаю, налил другой безбородому старичку и подал ему. Пьер начинал чувствовать беспокойство и необходимость, и даже неизбежность вступления в разговор с этим проезжающим.
Слуга принес назад свой пустой, перевернутый стакан с недокусанным кусочком сахара и спросил, не нужно ли чего.
– Ничего. Подай книгу, – сказал проезжающий. Слуга подал книгу, которая показалась Пьеру духовною, и проезжающий углубился в чтение. Пьер смотрел на него. Вдруг проезжающий отложил книгу, заложив закрыл ее и, опять закрыв глаза и облокотившись на спинку, сел в свое прежнее положение. Пьер смотрел на него и не успел отвернуться, как старик открыл глаза и уставил свой твердый и строгий взгляд прямо в лицо Пьеру.
Пьер чувствовал себя смущенным и хотел отклониться от этого взгляда, но блестящие, старческие глаза неотразимо притягивали его к себе.


– Имею удовольствие говорить с графом Безухим, ежели я не ошибаюсь, – сказал проезжающий неторопливо и громко. Пьер молча, вопросительно смотрел через очки на своего собеседника.
– Я слышал про вас, – продолжал проезжающий, – и про постигшее вас, государь мой, несчастье. – Он как бы подчеркнул последнее слово, как будто он сказал: «да, несчастье, как вы ни называйте, я знаю, что то, что случилось с вами в Москве, было несчастье». – Весьма сожалею о том, государь мой.
Пьер покраснел и, поспешно спустив ноги с постели, нагнулся к старику, неестественно и робко улыбаясь.
– Я не из любопытства упомянул вам об этом, государь мой, но по более важным причинам. – Он помолчал, не выпуская Пьера из своего взгляда, и подвинулся на диване, приглашая этим жестом Пьера сесть подле себя. Пьеру неприятно было вступать в разговор с этим стариком, но он, невольно покоряясь ему, подошел и сел подле него.
– Вы несчастливы, государь мой, – продолжал он. – Вы молоды, я стар. Я бы желал по мере моих сил помочь вам.
– Ах, да, – с неестественной улыбкой сказал Пьер. – Очень вам благодарен… Вы откуда изволите проезжать? – Лицо проезжающего было не ласково, даже холодно и строго, но несмотря на то, и речь и лицо нового знакомца неотразимо привлекательно действовали на Пьера.
– Но если по каким либо причинам вам неприятен разговор со мною, – сказал старик, – то вы так и скажите, государь мой. – И он вдруг улыбнулся неожиданно, отечески нежной улыбкой.
– Ах нет, совсем нет, напротив, я очень рад познакомиться с вами, – сказал Пьер, и, взглянув еще раз на руки нового знакомца, ближе рассмотрел перстень. Он увидал на нем Адамову голову, знак масонства.
– Позвольте мне спросить, – сказал он. – Вы масон?
– Да, я принадлежу к братству свободных каменьщиков, сказал проезжий, все глубже и глубже вглядываясь в глаза Пьеру. – И от себя и от их имени протягиваю вам братскую руку.
– Я боюсь, – сказал Пьер, улыбаясь и колеблясь между доверием, внушаемым ему личностью масона, и привычкой насмешки над верованиями масонов, – я боюсь, что я очень далек от пониманья, как это сказать, я боюсь, что мой образ мыслей насчет всего мироздания так противоположен вашему, что мы не поймем друг друга.
– Мне известен ваш образ мыслей, – сказал масон, – и тот ваш образ мыслей, о котором вы говорите, и который вам кажется произведением вашего мысленного труда, есть образ мыслей большинства людей, есть однообразный плод гордости, лени и невежества. Извините меня, государь мой, ежели бы я не знал его, я бы не заговорил с вами. Ваш образ мыслей есть печальное заблуждение.
– Точно так же, как я могу предполагать, что и вы находитесь в заблуждении, – сказал Пьер, слабо улыбаясь.
– Я никогда не посмею сказать, что я знаю истину, – сказал масон, всё более и более поражая Пьера своею определенностью и твердостью речи. – Никто один не может достигнуть до истины; только камень за камнем, с участием всех, миллионами поколений, от праотца Адама и до нашего времени, воздвигается тот храм, который должен быть достойным жилищем Великого Бога, – сказал масон и закрыл глаза.
– Я должен вам сказать, я не верю, не… верю в Бога, – с сожалением и усилием сказал Пьер, чувствуя необходимость высказать всю правду.
Масон внимательно посмотрел на Пьера и улыбнулся, как улыбнулся бы богач, державший в руках миллионы, бедняку, который бы сказал ему, что нет у него, у бедняка, пяти рублей, могущих сделать его счастие.
– Да, вы не знаете Его, государь мой, – сказал масон. – Вы не можете знать Его. Вы не знаете Его, оттого вы и несчастны.
– Да, да, я несчастен, подтвердил Пьер; – но что ж мне делать?
– Вы не знаете Его, государь мой, и оттого вы очень несчастны. Вы не знаете Его, а Он здесь, Он во мне. Он в моих словах, Он в тебе, и даже в тех кощунствующих речах, которые ты произнес сейчас! – строгим дрожащим голосом сказал масон.