Космическая трилогия

Космическая трилогия
Автор:	К. С. Льюис
Жанр:	фантастика
Даты публикации:	1939-1945

«Космическая трило́гия» — цикл научно-фантастических романов К. С. Льюиса, написанный в 1939—1945 годах. Состоит из книг «За пределы безмолвной планеты», «Переландра» и «Мерзейшая мощь».

Е. Н. Ковтун в книге «Художественный вымысел в литературе XX века» на примере космической трилогии рассматривает взаимопроникновение научной фантастики и фэнтези. Космическая трилогия начинается в рамках научной фантастики стиля Жюль Верна и Герберта Уэллса. По мере развития сюжета от первой книги трилогии к третьей появляются и усиливаются элементы фэнтези. Однако «волшебные» элементы развиваются в рамках рационально-фантастической гипотезы (путешествие на другие планеты, искусственное продление жизни и другое). В последней части трилогии происходит соединение научной и христианско-мифологической картины мира в авторскую концепцию бытия. Постепенный переход от научной фантастики к фэнтези проявляется в сюжетной композиционной схеме трилогии и в изменении функций и трактовки главных персонажей. В первой части трилогии, романе «За пределы безмолвной планеты», главный герой филолог Рэнсом в качестве пленника отправляется на космическом корабле на Марс. В романе «Переландра» Рэнсом чудесным образом переносится на Венеру как посланец духа для спасения человечества этой планеты от грехопадения. В романе «Мерзейшая мощь» Рэнсом выполняет функцию орудия Господа и спасает уже Землю от нравственной катастрофы. В своей трилогии Льюис использует идеи Вольтера (роман «Микромегаса») и Д. Эстор (роман «Путешествие в другие миры» 1894 год). В указанных романах космические путешествия сочетаются с мистическим общением человеческих душ. Новизна трилогии Льюиса заключается в том, что данное сочетание научно-фантастических и фэнтезийных элементов используется не для отрицания или пародирования реальности, а как дополнение и расширение материального мира. В первой книге трилогии идет практически буквальное воспроизведение штампов научной фантастики раннего периода (по мнению Ковтун, имеющее элемент скрытой иронии): элемент случайности и тайны, описание космического путешествия с подробным описанием конструкции межпланетного корабля и приключенческий сюжет. Главный злодей Уэстон является классическим образом «сумасшедшего ученого» американской science fiction начала ХХ века, непоколебимо верящего в величие науки и стремящегося любой ценой воплотить в жизнь свои научные идеи. По замыслу Льюиса, Уэстон (как воплощение философии научной фантастики) преувеличивает роль научно-технического прогресса и игнорирует духовные ценности.

Литература

• Ковтун Е. Н. [slavcenteur.ru/Proba/Kovtun/kovtun_vymysel.pdf Художественный вымысел в литературе 20 века]. — Высшая школа, 2008. — 1500 экз. — ISBN 978-5-06-005661-7.

Отрывок, характеризующий Космическая трилогия

Французский гусарский полковник, видимо, только что с постели, выехал из деревни на красивой сытой серой лошади, сопутствуемый двумя гусарами. На офицере, на солдатах и на их лошадях был вид довольства и щегольства.
Это было то первое время кампании, когда войска еще находились в исправности, почти равной смотровой, мирной деятельности, только с оттенком нарядной воинственности в одежде и с нравственным оттенком того веселья и предприимчивости, которые всегда сопутствуют началам кампаний.
Французский полковник с трудом удерживал зевоту, но был учтив и, видимо, понимал все значение Балашева. Он провел его мимо своих солдат за цепь и сообщил, что желание его быть представленну императору будет, вероятно, тотчас же исполнено, так как императорская квартира, сколько он знает, находится недалеко.
Они проехали деревню Рыконты, мимо французских гусарских коновязей, часовых и солдат, отдававших честь своему полковнику и с любопытством осматривавших русский мундир, и выехали на другую сторону села. По словам полковника, в двух километрах был начальник дивизии, который примет Балашева и проводит его по назначению.
Солнце уже поднялось и весело блестело на яркой зелени.
Только что они выехали за корчму на гору, как навстречу им из под горы показалась кучка всадников, впереди которой на вороной лошади с блестящею на солнце сбруей ехал высокий ростом человек в шляпе с перьями и черными, завитыми по плечи волосами, в красной мантии и с длинными ногами, выпяченными вперед, как ездят французы. Человек этот поехал галопом навстречу Балашеву, блестя и развеваясь на ярком июньском солнце своими перьями, каменьями и золотыми галунами.
Балашев уже был на расстоянии двух лошадей от скачущего ему навстречу с торжественно театральным лицом всадника в браслетах, перьях, ожерельях и золоте, когда Юльнер, французский полковник, почтительно прошептал: «Le roi de Naples». [Король Неаполитанский.] Действительно, это был Мюрат, называемый теперь неаполитанским королем. Хотя и было совершенно непонятно, почему он был неаполитанский король, но его называли так, и он сам был убежден в этом и потому имел более торжественный и важный вид, чем прежде. Он так был уверен в том, что он действительно неаполитанский король, что, когда накануне отъезда из Неаполя, во время его прогулки с женою по улицам Неаполя, несколько итальянцев прокричали ему: «Viva il re!», [Да здравствует король! (итал.) ] он с грустной улыбкой повернулся к супруге и сказал: «Les malheureux, ils ne savent pas que je les quitte demain! [Несчастные, они не знают, что я их завтра покидаю!]
Но несмотря на то, что он твердо верил в то, что он был неаполитанский король, и что он сожалел о горести своих покидаемых им подданных, в последнее время, после того как ему ведено было опять поступить на службу, и особенно после свидания с Наполеоном в Данциге, когда августейший шурин сказал ему: «Je vous ai fait Roi pour regner a maniere, mais pas a la votre», [Я вас сделал королем для того, чтобы царствовать не по своему, а по моему.] – он весело принялся за знакомое ему дело и, как разъевшийся, но не зажиревший, годный на службу конь, почуяв себя в упряжке, заиграл в оглоблях и, разрядившись как можно пестрее и дороже, веселый и довольный, скакал, сам не зная куда и зачем, по дорогам Польши.
Увидав русского генерала, он по королевски, торжественно, откинул назад голову с завитыми по плечи волосами и вопросительно поглядел на французского полковника. Полковник почтительно передал его величеству значение Балашева, фамилию которого он не мог выговорить.