Космос-434
Поделись знанием:
Пятая рота стояла подле самого леса. Огромный костер ярко горел посреди снега, освещая отягченные инеем ветви деревьев.
В середине ночи солдаты пятой роты услыхали в лесу шаги по снегу и хряск сучьев.
– Ребята, ведмедь, – сказал один солдат. Все подняли головы, прислушались, и из леса, в яркий свет костра, выступили две, держащиеся друг за друга, человеческие, странно одетые фигуры.
Это были два прятавшиеся в лесу француза. Хрипло говоря что то на непонятном солдатам языке, они подошли к костру. Один был повыше ростом, в офицерской шляпе, и казался совсем ослабевшим. Подойдя к костру, он хотел сесть, но упал на землю. Другой, маленький, коренастый, обвязанный платком по щекам солдат, был сильнее. Он поднял своего товарища и, указывая на свой рот, говорил что то. Солдаты окружили французов, подстелили больному шинель и обоим принесли каши и водки.
Ослабевший французский офицер был Рамбаль; повязанный платком был его денщик Морель.
Когда Морель выпил водки и доел котелок каши, он вдруг болезненно развеселился и начал не переставая говорить что то не понимавшим его солдатам. Рамбаль отказывался от еды и молча лежал на локте у костра, бессмысленными красными глазами глядя на русских солдат. Изредка он издавал протяжный стон и опять замолкал. Морель, показывая на плечи, внушал солдатам, что это был офицер и что его надо отогреть. Офицер русский, подошедший к костру, послал спросить у полковника, не возьмет ли он к себе отогреть французского офицера; и когда вернулись и сказали, что полковник велел привести офицера, Рамбалю передали, чтобы он шел. Он встал и хотел идти, но пошатнулся и упал бы, если бы подле стоящий солдат не поддержал его.
– Что? Не будешь? – насмешливо подмигнув, сказал один солдат, обращаясь к Рамбалю.
– Э, дурак! Что врешь нескладно! То то мужик, право, мужик, – послышались с разных сторон упреки пошутившему солдату. Рамбаля окружили, подняли двое на руки, перехватившись ими, и понесли в избу. Рамбаль обнял шеи солдат и, когда его понесли, жалобно заговорил:
– Oh, nies braves, oh, mes bons, mes bons amis! Voila des hommes! oh, mes braves, mes bons amis! [О молодцы! О мои добрые, добрые друзья! Вот люди! О мои добрые друзья!] – и, как ребенок, головой склонился на плечо одному солдату.
Между тем Морель сидел на лучшем месте, окруженный солдатами.
Морель, маленький коренастый француз, с воспаленными, слезившимися глазами, обвязанный по бабьи платком сверх фуражки, был одет в женскую шубенку. Он, видимо, захмелев, обнявши рукой солдата, сидевшего подле него, пел хриплым, перерывающимся голосом французскую песню. Солдаты держались за бока, глядя на него.
– Ну ка, ну ка, научи, как? Я живо перейму. Как?.. – говорил шутник песенник, которого обнимал Морель.
Vive Henri Quatre,
Vive ce roi vaillanti –
[Да здравствует Генрих Четвертый!
Да здравствует сей храбрый король!
и т. д. (французская песня) ]
пропел Морель, подмигивая глазом.
Сe diable a quatre…
– Виварика! Виф серувару! сидябляка… – повторил солдат, взмахнув рукой и действительно уловив напев.
– Вишь, ловко! Го го го го го!.. – поднялся с разных сторон грубый, радостный хохот. Морель, сморщившись, смеялся тоже.
– Ну, валяй еще, еще!
Qui eut le triple talent,
De boire, de battre,
Et d'etre un vert galant…
[Имевший тройной талант,
пить, драться
и быть любезником…]
– A ведь тоже складно. Ну, ну, Залетаев!..
– Кю… – с усилием выговорил Залетаев. – Кью ю ю… – вытянул он, старательно оттопырив губы, – летриптала, де бу де ба и детравагала, – пропел он.
– Ай, важно! Вот так хранцуз! ой… го го го го! – Что ж, еще есть хочешь?
– Дай ему каши то; ведь не скоро наестся с голоду то.
Опять ему дали каши; и Морель, посмеиваясь, принялся за третий котелок. Радостные улыбки стояли на всех лицах молодых солдат, смотревших на Мореля. Старые солдаты, считавшие неприличным заниматься такими пустяками, лежали с другой стороны костра, но изредка, приподнимаясь на локте, с улыбкой взглядывали на Мореля.
– Тоже люди, – сказал один из них, уворачиваясь в шинель. – И полынь на своем кореню растет.
– Оо! Господи, господи! Как звездно, страсть! К морозу… – И все затихло.
Звезды, как будто зная, что теперь никто не увидит их, разыгрались в черном небе. То вспыхивая, то потухая, то вздрагивая, они хлопотливо о чем то радостном, но таинственном перешептывались между собой.
Х
Войска французские равномерно таяли в математически правильной прогрессии. И тот переход через Березину, про который так много было писано, была только одна из промежуточных ступеней уничтожения французской армии, а вовсе не решительный эпизод кампании. Ежели про Березину так много писали и пишут, то со стороны французов это произошло только потому, что на Березинском прорванном мосту бедствия, претерпеваемые французской армией прежде равномерно, здесь вдруг сгруппировались в один момент и в одно трагическое зрелище, которое у всех осталось в памяти. Со стороны же русских так много говорили и писали про Березину только потому, что вдали от театра войны, в Петербурге, был составлен план (Пфулем же) поимки в стратегическую западню Наполеона на реке Березине. Все уверились, что все будет на деле точно так, как в плане, и потому настаивали на том, что именно Березинская переправа погубила французов. В сущности же, результаты Березинской переправы были гораздо менее гибельны для французов потерей орудий и пленных, чем Красное, как то показывают цифры.
Единственное значение Березинской переправы заключается в том, что эта переправа очевидно и несомненно доказала ложность всех планов отрезыванья и справедливость единственно возможного, требуемого и Кутузовым и всеми войсками (массой) образа действий, – только следования за неприятелем. Толпа французов бежала с постоянно усиливающейся силой быстроты, со всею энергией, направленной на достижение цели. Она бежала, как раненый зверь, и нельзя ей было стать на дороге. Это доказало не столько устройство переправы, сколько движение на мостах. Когда мосты были прорваны, безоружные солдаты, московские жители, женщины с детьми, бывшие в обозе французов, – все под влиянием силы инерции не сдавалось, а бежало вперед в лодки, в мерзлую воду.
Стремление это было разумно. Положение и бегущих и преследующих было одинаково дурно. Оставаясь со своими, каждый в бедствии надеялся на помощь товарища, на определенное, занимаемое им место между своими. Отдавшись же русским, он был в том же положении бедствия, но становился на низшую ступень в разделе удовлетворения потребностей жизни. Французам не нужно было иметь верных сведений о том, что половина пленных, с которыми не знали, что делать, несмотря на все желание русских спасти их, – гибли от холода и голода; они чувствовали, что это не могло быть иначе. Самые жалостливые русские начальники и охотники до французов, французы в русской службе не могли ничего сделать для пленных. Французов губило бедствие, в котором находилось русское войско. Нельзя было отнять хлеб и платье у голодных, нужных солдат, чтобы отдать не вредным, не ненавидимым, не виноватым, но просто ненужным французам. Некоторые и делали это; но это было только исключение.
Назади была верная погибель; впереди была надежда. Корабли были сожжены; не было другого спасения, кроме совокупного бегства, и на это совокупное бегство были устремлены все силы французов.
Чем дальше бежали французы, чем жальче были их остатки, в особенности после Березины, на которую, вследствие петербургского плана, возлагались особенные надежды, тем сильнее разгорались страсти русских начальников, обвинявших друг друга и в особенности Кутузова. Полагая, что неудача Березинского петербургского плана будет отнесена к нему, недовольство им, презрение к нему и подтрунивание над ним выражались сильнее и сильнее. Подтрунивание и презрение, само собой разумеется, выражалось в почтительной форме, в той форме, в которой Кутузов не мог и спросить, в чем и за что его обвиняют. С ним не говорили серьезно; докладывая ему и спрашивая его разрешения, делали вид исполнения печального обряда, а за спиной его подмигивали и на каждом шагу старались его обманывать.
Всеми этими людьми, именно потому, что они не могли понимать его, было признано, что со стариком говорить нечего; что он никогда не поймет всего глубокомыслия их планов; что он будет отвечать свои фразы (им казалось, что это только фразы) о золотом мосте, о том, что за границу нельзя прийти с толпой бродяг, и т. п. Это всё они уже слышали от него. И все, что он говорил: например, то, что надо подождать провиант, что люди без сапог, все это было так просто, а все, что они предлагали, было так сложно и умно, что очевидно было для них, что он был глуп и стар, а они были не властные, гениальные полководцы.
В особенности после соединения армий блестящего адмирала и героя Петербурга Витгенштейна это настроение и штабная сплетня дошли до высших пределов. Кутузов видел это и, вздыхая, пожимал только плечами. Только один раз, после Березины, он рассердился и написал Бенигсену, доносившему отдельно государю, следующее письмо:
«По причине болезненных ваших припадков, извольте, ваше высокопревосходительство, с получения сего, отправиться в Калугу, где и ожидайте дальнейшего повеления и назначения от его императорского величества».
Но вслед за отсылкой Бенигсена к армии приехал великий князь Константин Павлович, делавший начало кампании и удаленный из армии Кутузовым. Теперь великий князь, приехав к армии, сообщил Кутузову о неудовольствии государя императора за слабые успехи наших войск и за медленность движения. Государь император сам на днях намеревался прибыть к армии.
Старый человек, столь же опытный в придворном деле, как и в военном, тот Кутузов, который в августе того же года был выбран главнокомандующим против воли государя, тот, который удалил наследника и великого князя из армии, тот, который своей властью, в противность воле государя, предписал оставление Москвы, этот Кутузов теперь тотчас же понял, что время его кончено, что роль его сыграна и что этой мнимой власти у него уже нет больше. И не по одним придворным отношениям он понял это. С одной стороны, он видел, что военное дело, то, в котором он играл свою роль, – кончено, и чувствовал, что его призвание исполнено. С другой стороны, он в то же самое время стал чувствовать физическую усталость в своем старом теле и необходимость физического отдыха.
| Космос-434 | |
| 11Ф94, Т2Л, Т2К серии №3 | |
| Производитель | |
|---|---|
| Задачи |
испытательный полёт по лунной программе |
| Спутник | |
| Запуск | |
| Ракета-носитель |
11А511 «Союз-Л» (№ Ю15000-17) |
| Стартовая площадка | |
| Длительность полёта |
3663 суток (10,03 года) |
| Сход с орбиты | |
| NSSDC ID |
[nssdc.gsfc.nasa.gov/nmc/spacecraftOrbit.do?id=1971-069A 1971-069A] |
| SCN |
[www.n2yo.com/satellite/?s=05407 05407] |
| Технические характеристики | |
| Платформа |
Т2К |
| Масса |
7255 |
| Размеры |
5 м |
| Диаметр |
3,34 м |
| Элементы орбиты | |
| Тип орбиты |
эллиптическая |
| Эксцентриситет |
0,00664 |
| Наклонение |
51,6° |
| Период обращения |
89 минуты |
| Апоцентр |
285 км |
| Перицентр |
197 км |
| [nssdc.gsfc.nasa.gov/nmc/spacecraftOrbit.do?id=1971-069A Сайт проекта] | |
Ко́смос-434 (11Ф94, Т2Л, Т2К серии № 3) — советский беспилотный космический аппарат запущенный для проведения третьего (последнего) испытательного полёта космического корабля 11Ф94 «ЛК» в рамках лунной программы по высадке человека на поверхность Луны. В ходе полёта были проведены испытания лунного посадочного модуля «Т2К» на околоземной орбите.[1]
Содержание
Описания полёта
Запуск
Космический аппарат «Космос-434» был запущен 12 августа 1971 года ракетой-носителем «Союз-Л» (индекс — 11А511Л, серийный номер — Ю15000-17) со стартовой площадки № 31 космодрома Байконур.[2] Официальная цель полёта — исследование верхних слоев атмосферы и космического пространства.[3]
Программа полёта
Перед «Космосом-434» орбитальные испытания лунного модуля «Т2К» проводились космическими аппаратами «Космос-379» и «Космос-398». Программа полета предполагала:
- Выход на низкую околоземную орбиту — после запуска аппарат вышел на орбиту высотой 188—267 км;[2]
- Имитация пребывания на Луне — в течение трех дней проходила проверка бортовой аппаратуры и имитация сброса лунного посадочного модуля ЛПУ (Лунное посадочное устройство);
- Имитация перелёта к Луне — 15 августа 1971 года космический аппарат совершил повторное включения двигательных установок блока «Е» и вышел на орбиту 203 — 10903 км;[4]
- Имитация выхода на лунную орбиту — в режиме максимальной тяги бортовая аппаратура провела имитацию выхода «ЛК» на лунную орбиту для предполагаемой стыковки с кораблем «Союз 7К-ЛОК».[3] В результате данного манёвра апогей орбиты увеличился до отметки 11804 км;[4]
- Имитация сближения и стыковки с кораблем «Союз 7К-ЛОК» — в ходе отработки программ перелёта и выхода на орбиту космический аппарат совершил серию манёвров по коррекции и стабилизации траектории движения.[3]
Также следует заметит, что в третьем орбитальном полёте беспилотного прототипа Лунного корабля включение ЖРД аппарата в дроссельном режиме было самым продолжительным за три полета.[3] Космический аппарат «Космос-434» успешно выполнил программу полёта, что позволило проверить возможности посадочного модуля «Т2К» и двигательной установки блока «Е».[5] Успешные запуски аппаратов «Т2К» подтвердили высокую надежность систем и аппаратуры «ЛК» и возможность его использования для полета человека на Луну.
Сход с орбиты
22 августа 1981 года космический аппарат «Космос-434» сошёл с орбиты и вошёл в плотные слои атмосферы над территорией Австралии. Обломки корабля полностью сгорели над пустынной местностью.[2]
Интересный факт
В начале 1980-х годов после падения станции «Скайлэб» на Австралию и разведывательного спутника «Космос-954» с ядерным оборудованием на борту на территорию Канады, сообщение о предстоящем падении отработавшего советского космического аппарата «Космос-434» вызвало беспокойство западной общественности.[3] Опасения было связано с тем, что ряд иностранных наблюдателей выдвигали версию о том, что на спутнике якобы установлен ядерный реактор. Следует также заметить, что поскольку «Космос-434» совершал орбитальные манёвры и передавал телеметрические сигналы, присущие советским пилотируемым космическим кораблям, некоторые западные обозреватели считали, что он является автоматическим вариантом пилотируемого корабля.[3] Ответной реакцией советского руководства было заявление официального представителя Министерства иностранных дел СССР, в котором он заверил австралийское сообщество, что на борту «Космоса-434» не было радиоактивных материалов и что спутник представлял собой всего лишь «экспериментальный блок лунного модуля».[3] Из этого заявления можно сделать вывод, что основным назначением космических аппаратов типа спутника «Космос-434» являлся полет в пилотируемом, а не в беспилотном варианте.[3]
См. также
Напишите отзыв о статье "Космос-434"
Примечания
- ↑ Яцкин В.; Красильников Ю. [www.skeptik.net/conspir/append4.htm Советские программы лунных пилотируемых полётов]. Летали ли американцы на Луну? Приложение №4. Клуб Скептиков. Проверено 5 мая 2013. [www.webcitation.org/6GnfLp3cM Архивировано из первоисточника 22 мая 2013].
- ↑ 1 2 3 [nssdc.gsfc.nasa.gov/nmc/masterCatalog.do?sc=1971-069A Cosmos 434] (англ.). NASA. Проверено 5 мая 2013.
- ↑ 1 2 3 4 5 6 7 Афанасьев И. Б. [www.epizodsspace.narod.ru/bibl/znan/12-91/08.html Лунный комплекс Л3 (ОКБ-1)] // [www.epizodsspace.narod.ru/bibl/znan/12-91/obl.html Неизвестные корабли] / Под ред. полковника Бузинова В. М.. — М.: Знание, 1991. — 64 с. — (Новое в жизни, науке, технике. Сер. «Космонавтика, астрономия»; № 12). — 14 363 экз. — ISBN 5-07-002194-X, ББК 39.6.
- ↑ 1 2 David S. F. Portree. [ston.jsc.nasa.gov/collections/TRS/_techrep/RP1357.pdf Mir Hardware Heritage] (англ.) P. 21. NASA STI (March 1995). Проверено 3 мая 2013. [www.webcitation.org/6GnfPNk24 Архивировано из первоисточника 22 мая 2013].
- ↑ Рождаев В. [www.aktualii.org/content/social/111 34 года назад мы были в одном шаге от луны]. УРА-Информ. — Интервью с академиком Мишиным. Проверено 5 мая 2013. [www.webcitation.org/6GnfQ2dfv Архивировано из первоисточника 22 мая 2013].
Литература
- Афанасьев И. Б. [www.epizodsspace.narod.ru/bibl/znan/12-91/obl.html Неизвестные корабли] / Под ред. полковника Бузинова В. М.. — М.: Знание, 1991. — 64 с. — (Новое в жизни, науке, технике. Сер. «Космонавтика, астрономия»; № 12). — 14 363 экз. — ISBN 5-07-002194-X, ББК 39.6.
- Ребров М. [www.astronaut.ru/bookcase/books/spacecrash/text/09.htm Глава 2. Версия проекта «Л»] // [www.astronaut.ru/bookcase/books/spacecrash/spacecrash.htm Космические катастрофы. Странички из секретного досье.]. — М.: Экспринт НВ, 1996. — 15 000 экз. — ISBN 5-85729-006-6.
- Филин В. М. [www.epizodsspace.narod.ru/bibl/filin/09.html Т2К] // [astronaut.ru/bookcase/books/filin/filin.htm Воспоминание о Лунном корабле. Неизвестная страница истории отечественной космонавтики]. — М.: Культура, 1992. — 78 с. — 20 000 экз. — ISBN 5-7158-0050-1.
Ссылки
- David S. F. Portree. [ston.jsc.nasa.gov/collections/TRS/_techrep/RP1357.pdf Mir Hardware Heritage] (англ.) P. 21, 145, 146. NASA STI (March 1995). Проверено 3 мая 2013. [www.webcitation.org/6GnfPNk24 Архивировано из первоисточника 22 мая 2013].
- David S. F. Portree. [en.wikisource.org/wiki/Mir_Hardware_Heritage Mir Hardware Heritage] (англ.) P. 21, 145, 146. NASA STI (March 1995). Проверено 3 мая 2013.
- Яцкин В.; Красильников Ю. [www.skeptik.net/conspir/append4.htm Советские программы лунных пилотируемых полётов]. Летали ли американцы на Луну? Приложение №4. Клуб Скептиков. Проверено 5 мая 2013. [www.webcitation.org/6GnfLp3cM Архивировано из первоисточника 22 мая 2013].
- Тодоров Н.. [kuasar.narod.ru/history/ussr-moon-program/index.htm Советские лунные программы] Лунный корабль для проекта Н1-Л3.. Проверено 5 мая 2013. [www.webcitation.org/6GnfSoPZC Архивировано из первоисточника 22 мая 2013].
- [www.astronautix.com/lvs/soya511l.htm Soyuz 11A511L] (англ.). Encyclopedia Astronautica. Проверено 3 мая 2013. [www.webcitation.org/6GnfTeIf1 Архивировано из первоисточника 22 мая 2013].
- [astronautix.com/craft/lk.htm LK] (англ.). Encyclopedia Astronautica. Проверено 3 мая 2013. [www.webcitation.org/6GnfUNcby Архивировано из первоисточника 22 мая 2013].
- [www.astronautix.com/craft/l3.htm L3] (англ.). Encyclopedia Astronautica. Проверено 3 мая 2013. [www.webcitation.org/6GnfVkCZc Архивировано из первоисточника 22 мая 2013].
- [www.astronautix.com/articles/sovjects.htm Soviet Manned Lunar Projects] (англ.). Encyclopedia Astronautica. Проверено 3 мая 2013. [www.webcitation.org/6GnfWMi2j Архивировано из первоисточника 22 мая 2013].
Отрывок, характеризующий Космос-434
– О о? пойти посмотреть… – Несколько солдат направились к пятой роте.Пятая рота стояла подле самого леса. Огромный костер ярко горел посреди снега, освещая отягченные инеем ветви деревьев.
В середине ночи солдаты пятой роты услыхали в лесу шаги по снегу и хряск сучьев.
– Ребята, ведмедь, – сказал один солдат. Все подняли головы, прислушались, и из леса, в яркий свет костра, выступили две, держащиеся друг за друга, человеческие, странно одетые фигуры.
Это были два прятавшиеся в лесу француза. Хрипло говоря что то на непонятном солдатам языке, они подошли к костру. Один был повыше ростом, в офицерской шляпе, и казался совсем ослабевшим. Подойдя к костру, он хотел сесть, но упал на землю. Другой, маленький, коренастый, обвязанный платком по щекам солдат, был сильнее. Он поднял своего товарища и, указывая на свой рот, говорил что то. Солдаты окружили французов, подстелили больному шинель и обоим принесли каши и водки.
Ослабевший французский офицер был Рамбаль; повязанный платком был его денщик Морель.
Когда Морель выпил водки и доел котелок каши, он вдруг болезненно развеселился и начал не переставая говорить что то не понимавшим его солдатам. Рамбаль отказывался от еды и молча лежал на локте у костра, бессмысленными красными глазами глядя на русских солдат. Изредка он издавал протяжный стон и опять замолкал. Морель, показывая на плечи, внушал солдатам, что это был офицер и что его надо отогреть. Офицер русский, подошедший к костру, послал спросить у полковника, не возьмет ли он к себе отогреть французского офицера; и когда вернулись и сказали, что полковник велел привести офицера, Рамбалю передали, чтобы он шел. Он встал и хотел идти, но пошатнулся и упал бы, если бы подле стоящий солдат не поддержал его.
– Что? Не будешь? – насмешливо подмигнув, сказал один солдат, обращаясь к Рамбалю.
– Э, дурак! Что врешь нескладно! То то мужик, право, мужик, – послышались с разных сторон упреки пошутившему солдату. Рамбаля окружили, подняли двое на руки, перехватившись ими, и понесли в избу. Рамбаль обнял шеи солдат и, когда его понесли, жалобно заговорил:
– Oh, nies braves, oh, mes bons, mes bons amis! Voila des hommes! oh, mes braves, mes bons amis! [О молодцы! О мои добрые, добрые друзья! Вот люди! О мои добрые друзья!] – и, как ребенок, головой склонился на плечо одному солдату.
Между тем Морель сидел на лучшем месте, окруженный солдатами.
Морель, маленький коренастый француз, с воспаленными, слезившимися глазами, обвязанный по бабьи платком сверх фуражки, был одет в женскую шубенку. Он, видимо, захмелев, обнявши рукой солдата, сидевшего подле него, пел хриплым, перерывающимся голосом французскую песню. Солдаты держались за бока, глядя на него.
– Ну ка, ну ка, научи, как? Я живо перейму. Как?.. – говорил шутник песенник, которого обнимал Морель.
Vive Henri Quatre,
Vive ce roi vaillanti –
[Да здравствует Генрих Четвертый!
Да здравствует сей храбрый король!
и т. д. (французская песня) ]
пропел Морель, подмигивая глазом.
Сe diable a quatre…
– Виварика! Виф серувару! сидябляка… – повторил солдат, взмахнув рукой и действительно уловив напев.
– Вишь, ловко! Го го го го го!.. – поднялся с разных сторон грубый, радостный хохот. Морель, сморщившись, смеялся тоже.
– Ну, валяй еще, еще!
Qui eut le triple talent,
De boire, de battre,
Et d'etre un vert galant…
[Имевший тройной талант,
пить, драться
и быть любезником…]
– A ведь тоже складно. Ну, ну, Залетаев!..
– Кю… – с усилием выговорил Залетаев. – Кью ю ю… – вытянул он, старательно оттопырив губы, – летриптала, де бу де ба и детравагала, – пропел он.
– Ай, важно! Вот так хранцуз! ой… го го го го! – Что ж, еще есть хочешь?
– Дай ему каши то; ведь не скоро наестся с голоду то.
Опять ему дали каши; и Морель, посмеиваясь, принялся за третий котелок. Радостные улыбки стояли на всех лицах молодых солдат, смотревших на Мореля. Старые солдаты, считавшие неприличным заниматься такими пустяками, лежали с другой стороны костра, но изредка, приподнимаясь на локте, с улыбкой взглядывали на Мореля.
– Тоже люди, – сказал один из них, уворачиваясь в шинель. – И полынь на своем кореню растет.
– Оо! Господи, господи! Как звездно, страсть! К морозу… – И все затихло.
Звезды, как будто зная, что теперь никто не увидит их, разыгрались в черном небе. То вспыхивая, то потухая, то вздрагивая, они хлопотливо о чем то радостном, но таинственном перешептывались между собой.
Х
Войска французские равномерно таяли в математически правильной прогрессии. И тот переход через Березину, про который так много было писано, была только одна из промежуточных ступеней уничтожения французской армии, а вовсе не решительный эпизод кампании. Ежели про Березину так много писали и пишут, то со стороны французов это произошло только потому, что на Березинском прорванном мосту бедствия, претерпеваемые французской армией прежде равномерно, здесь вдруг сгруппировались в один момент и в одно трагическое зрелище, которое у всех осталось в памяти. Со стороны же русских так много говорили и писали про Березину только потому, что вдали от театра войны, в Петербурге, был составлен план (Пфулем же) поимки в стратегическую западню Наполеона на реке Березине. Все уверились, что все будет на деле точно так, как в плане, и потому настаивали на том, что именно Березинская переправа погубила французов. В сущности же, результаты Березинской переправы были гораздо менее гибельны для французов потерей орудий и пленных, чем Красное, как то показывают цифры.
Единственное значение Березинской переправы заключается в том, что эта переправа очевидно и несомненно доказала ложность всех планов отрезыванья и справедливость единственно возможного, требуемого и Кутузовым и всеми войсками (массой) образа действий, – только следования за неприятелем. Толпа французов бежала с постоянно усиливающейся силой быстроты, со всею энергией, направленной на достижение цели. Она бежала, как раненый зверь, и нельзя ей было стать на дороге. Это доказало не столько устройство переправы, сколько движение на мостах. Когда мосты были прорваны, безоружные солдаты, московские жители, женщины с детьми, бывшие в обозе французов, – все под влиянием силы инерции не сдавалось, а бежало вперед в лодки, в мерзлую воду.
Стремление это было разумно. Положение и бегущих и преследующих было одинаково дурно. Оставаясь со своими, каждый в бедствии надеялся на помощь товарища, на определенное, занимаемое им место между своими. Отдавшись же русским, он был в том же положении бедствия, но становился на низшую ступень в разделе удовлетворения потребностей жизни. Французам не нужно было иметь верных сведений о том, что половина пленных, с которыми не знали, что делать, несмотря на все желание русских спасти их, – гибли от холода и голода; они чувствовали, что это не могло быть иначе. Самые жалостливые русские начальники и охотники до французов, французы в русской службе не могли ничего сделать для пленных. Французов губило бедствие, в котором находилось русское войско. Нельзя было отнять хлеб и платье у голодных, нужных солдат, чтобы отдать не вредным, не ненавидимым, не виноватым, но просто ненужным французам. Некоторые и делали это; но это было только исключение.
Назади была верная погибель; впереди была надежда. Корабли были сожжены; не было другого спасения, кроме совокупного бегства, и на это совокупное бегство были устремлены все силы французов.
Чем дальше бежали французы, чем жальче были их остатки, в особенности после Березины, на которую, вследствие петербургского плана, возлагались особенные надежды, тем сильнее разгорались страсти русских начальников, обвинявших друг друга и в особенности Кутузова. Полагая, что неудача Березинского петербургского плана будет отнесена к нему, недовольство им, презрение к нему и подтрунивание над ним выражались сильнее и сильнее. Подтрунивание и презрение, само собой разумеется, выражалось в почтительной форме, в той форме, в которой Кутузов не мог и спросить, в чем и за что его обвиняют. С ним не говорили серьезно; докладывая ему и спрашивая его разрешения, делали вид исполнения печального обряда, а за спиной его подмигивали и на каждом шагу старались его обманывать.
Всеми этими людьми, именно потому, что они не могли понимать его, было признано, что со стариком говорить нечего; что он никогда не поймет всего глубокомыслия их планов; что он будет отвечать свои фразы (им казалось, что это только фразы) о золотом мосте, о том, что за границу нельзя прийти с толпой бродяг, и т. п. Это всё они уже слышали от него. И все, что он говорил: например, то, что надо подождать провиант, что люди без сапог, все это было так просто, а все, что они предлагали, было так сложно и умно, что очевидно было для них, что он был глуп и стар, а они были не властные, гениальные полководцы.
В особенности после соединения армий блестящего адмирала и героя Петербурга Витгенштейна это настроение и штабная сплетня дошли до высших пределов. Кутузов видел это и, вздыхая, пожимал только плечами. Только один раз, после Березины, он рассердился и написал Бенигсену, доносившему отдельно государю, следующее письмо:
«По причине болезненных ваших припадков, извольте, ваше высокопревосходительство, с получения сего, отправиться в Калугу, где и ожидайте дальнейшего повеления и назначения от его императорского величества».
Но вслед за отсылкой Бенигсена к армии приехал великий князь Константин Павлович, делавший начало кампании и удаленный из армии Кутузовым. Теперь великий князь, приехав к армии, сообщил Кутузову о неудовольствии государя императора за слабые успехи наших войск и за медленность движения. Государь император сам на днях намеревался прибыть к армии.
Старый человек, столь же опытный в придворном деле, как и в военном, тот Кутузов, который в августе того же года был выбран главнокомандующим против воли государя, тот, который удалил наследника и великого князя из армии, тот, который своей властью, в противность воле государя, предписал оставление Москвы, этот Кутузов теперь тотчас же понял, что время его кончено, что роль его сыграна и что этой мнимой власти у него уже нет больше. И не по одним придворным отношениям он понял это. С одной стороны, он видел, что военное дело, то, в котором он играл свою роль, – кончено, и чувствовал, что его призвание исполнено. С другой стороны, он в то же самое время стал чувствовать физическую усталость в своем старом теле и необходимость физического отдыха.
