Коссов, Георгий Алексеевич

Георгий Алексеевич Коссов
Рождение	4 (16) апреля 1855(1855-04-16) село Андросово Орловской губернии
Смерть	апрель 1928
Почитается	в Русской православной церкви
Канонизирован	в 2000 году
В лике	исповедников
День памяти	26 января и 26 августа (по юлианскому календарю)

Георгий Алексеевич Коссов (также известный как Егор Чекряковский; 4 апреля 1855 — апрель 1928) — русский православный священник, протоиерей, при жизни почитался как старец. 9 октября 2000 года канонизирован в лике святых Русской Православной церковью как исповедник, память совершается 26 января и 26 августа (по юлианскому календарю).

Биография отца Георгия описана в книге Сергея Нилуса «Егор Чекряковский». Его часто называют духовным наследником Св. Амвросия Оптинского.

Георгий Коссов родился в семье сельского священника в селе Андросово Орловской губернии (сейчас Железногорский район Курской области). Окончил Орловскую семинарию, преподавал в сельской школе Орловской губернии. В 1884 году он стал священником в селе Спас-Чекряк близ города Болхов Орловской губернии. Отец Георгий служил там до своей смерти в 1928 году. Он перестроил деревенский храм, организовал школу для мальчиков и девочек из приюта.

После канонизации в 2000 году мощи исповедника Георгия были перенесены в собор в городе Болхов.

Ссылки

• [www.russk.ru/st.php?idar=7005 Преемник по старчеству прп. Амвросия Оптинского] Екатерина Казакова, Болховская старина, 2 апреля 2005
• [ricolor.org/journal/wr/db/gk/ Житие священноисповедника Георгия Коссова]

Отрывок, характеризующий Коссов, Георгий Алексеевич

– Ну, вот и хорошо, – продолжал полковой командир. – Людям по чарке водки от меня, – прибавил он, чтобы солдаты слышали. – Благодарю всех! Слава Богу! – И он, обогнав роту, подъехал к другой.
– Что ж, он, право, хороший человек; с ним служить можно, – сказал Тимохин субалтерн офицеру, шедшему подле него.
– Одно слово, червонный!… (полкового командира прозвали червонным королем) – смеясь, сказал субалтерн офицер.
Счастливое расположение духа начальства после смотра перешло и к солдатам. Рота шла весело. Со всех сторон переговаривались солдатские голоса.
– Как же сказывали, Кутузов кривой, об одном глазу?
– А то нет! Вовсе кривой.
– Не… брат, глазастее тебя. Сапоги и подвертки – всё оглядел…
– Как он, братец ты мой, глянет на ноги мне… ну! думаю…
– А другой то австрияк, с ним был, словно мелом вымазан. Как мука, белый. Я чай, как амуницию чистят!
– Что, Федешоу!… сказывал он, что ли, когда стражения начнутся, ты ближе стоял? Говорили всё, в Брунове сам Бунапарте стоит.
– Бунапарте стоит! ишь врет, дура! Чего не знает! Теперь пруссак бунтует. Австрияк его, значит, усмиряет. Как он замирится, тогда и с Бунапартом война откроется. А то, говорит, в Брунове Бунапарте стоит! То то и видно, что дурак. Ты слушай больше.
– Вишь черти квартирьеры! Пятая рота, гляди, уже в деревню заворачивает, они кашу сварят, а мы еще до места не дойдем.
– Дай сухарика то, чорт.
– А табаку то вчера дал? То то, брат. Ну, на, Бог с тобой.
– Хоть бы привал сделали, а то еще верст пять пропрем не емши.
– То то любо было, как немцы нам коляски подавали. Едешь, знай: важно!
– А здесь, братец, народ вовсе оголтелый пошел. Там всё как будто поляк был, всё русской короны; а нынче, брат, сплошной немец пошел.
– Песенники вперед! – послышался крик капитана.
И перед роту с разных рядов выбежало человек двадцать. Барабанщик запевало обернулся лицом к песенникам, и, махнув рукой, затянул протяжную солдатскую песню, начинавшуюся: «Не заря ли, солнышко занималося…» и кончавшуюся словами: «То то, братцы, будет слава нам с Каменскиим отцом…» Песня эта была сложена в Турции и пелась теперь в Австрии, только с тем изменением, что на место «Каменскиим отцом» вставляли слова: «Кутузовым отцом».