Кицикис, Костас

Костас Кицикис (греч. Κώστας Κιτσίκης, 1893, Афины — 1969) — греческий архитектор.

Биографические сведения

Костас Кицикис родился в 1893 году в Афинах. Он был младшим братом Никоса Кицикиса, ректора Афинского технического университета, а позже члена Греческого парламента, а также дядей историка и геополитика Димитриса Кицикиса. Учился в Техническом университете Берлина (расположенном в районе Шарлоттенбург), который и окончил в декабре 1913 года. Уже через месяц его нанял городской совет Берлина, где он работал под руководством немецкого архитектора Людвига Гофманна.

В 1915 он возвращается в Грецию и принимает участие в Первой мировой войне. Однако даже война не помешала его работе: до её завершения Кицикис создал проекты трех зданий в Афинах: для Г. Милиони (улица Суцтзу), Мерлина (пересечение улицы Гамбетта и Канингос) и Г. Кукура (район Тисий), перевел три трактата («План Афин» Людвига Гоффманна (1916), «Основные понятия архитектуры» Гоффмана и Моусона (1916) и «К развитию мегаполиса Афин» (1916). Сразу после демобилизации 1917 начал работать в качестве временного архитектора Министерства связи.

В ноябре 1917 года, всего через несколько месяцев после большого пожара в Салониках (август 1917), тогдашний министр Александрос Папанастасиу назначил Кицикиса на должность члена Международной комиссии по разработке нового плана развития Салоник. Однако министерство сразу выдвинуло требование: построить как можно больше простых зданий, чтобы быстрее обеспечить жильем всех пострадавших от пожара. Именно на Кицикиса положили разработку строительных норм и правил нового Генерального плана развития Салоник. Одновременно быстрое разрастание Афин и его пригородов заставило министерство озаботиться вопросами, связанными с археологическими памятниками, реформой городского плана, содержанием дорог, подрядчиков, предписаниями полиции на дорогах и использованием гидравлических систем. В июне 1920 года Костас Кицикис принимает участие в конференции в Лондоне, где докладывает о проекте восстановления Салоник и новом проекте развития Афин.

К 1921 году Костас Кицикис спроектировал возведение около 100 зданий в центре Афин. Именно ему принадлежит авторство проекта многоквартирного жилого дома, приспособленного к греческому климату, с многочисленными балконами, открытыми террасами и лоджиями. Такие здания в Афинах «выросли» в три этапа: в период 1921—1932, 1932—1938 и 1938—1950 гг. Также еще в 1920 году началось долгосрочное сотрудничество К. Кицикиса с Коммерческим банком Греции, который финансировал планирование около 40 домов, которые появились на пересечении улиц Эолу и Софокла.

В 1939 Костас Кицикис принял предложение стать профессором Афинского университета. Вскоре увидела свет его книга «Σπουδαί-Τίτλοι-Δράσις, Επιστημονικαί και επαγγελματικαί μελέται και εργασίαι», посвященная общим вопросам архитектуры, архитектурным стилям новой греческой архитектуры и городскому хаосу Афин.

В 1948 он принял участие в создании Международного союза архитекторов. В 1949 он принимает участие в подписании Устава Совета Европы. В 1950 стал членом Комитета по архитектуре, а в 1951 году назначен представителем Комитета экспертов по вопросам культуры Совета Европы. В 1954 стал президентом Международного Союза архитекторов и в том же году организовал Средиземноморскую конференцию в Афинах, а также докладывал в Совете Европы с предложением создания Дельфийского фестиваля под эгидой Совета. В 1956 предложил создание культурного центра в Дельфах для возрождения амфиктионий. В 1962 году организует в Афинах Первую международную конференцию по развлечениям.

Отрывок, характеризующий Кицикис, Костас

Денисов засмеялся.
– Вам же хуже. Богданыч злопамятен, поплатитесь за упрямство, – сказал Кирстен.
– Ей Богу, не упрямство! Я не могу вам описать, какое чувство, не могу…
– Ну, ваша воля, – сказал штаб ротмистр. – Что ж, мерзавец то этот куда делся? – спросил он у Денисова.
– Сказался больным, завтг'а велено пг'иказом исключить, – проговорил Денисов.
– Это болезнь, иначе нельзя объяснить, – сказал штаб ротмистр.
– Уж там болезнь не болезнь, а не попадайся он мне на глаза – убью! – кровожадно прокричал Денисов.
В комнату вошел Жерков.
– Ты как? – обратились вдруг офицеры к вошедшему.
– Поход, господа. Мак в плен сдался и с армией, совсем.
– Врешь!
– Сам видел.
– Как? Мака живого видел? с руками, с ногами?
– Поход! Поход! Дать ему бутылку за такую новость. Ты как же сюда попал?
– Опять в полк выслали, за чорта, за Мака. Австрийской генерал пожаловался. Я его поздравил с приездом Мака…Ты что, Ростов, точно из бани?
– Тут, брат, у нас, такая каша второй день.
Вошел полковой адъютант и подтвердил известие, привезенное Жерковым. На завтра велено было выступать.
– Поход, господа!
– Ну, и слава Богу, засиделись.


Кутузов отступил к Вене, уничтожая за собой мосты на реках Инне (в Браунау) и Трауне (в Линце). 23 го октября .русские войска переходили реку Энс. Русские обозы, артиллерия и колонны войск в середине дня тянулись через город Энс, по сю и по ту сторону моста.
День был теплый, осенний и дождливый. Пространная перспектива, раскрывавшаяся с возвышения, где стояли русские батареи, защищавшие мост, то вдруг затягивалась кисейным занавесом косого дождя, то вдруг расширялась, и при свете солнца далеко и ясно становились видны предметы, точно покрытые лаком. Виднелся городок под ногами с своими белыми домами и красными крышами, собором и мостом, по обеим сторонам которого, толпясь, лилися массы русских войск. Виднелись на повороте Дуная суда, и остров, и замок с парком, окруженный водами впадения Энса в Дунай, виднелся левый скалистый и покрытый сосновым лесом берег Дуная с таинственною далью зеленых вершин и голубеющими ущельями. Виднелись башни монастыря, выдававшегося из за соснового, казавшегося нетронутым, дикого леса; далеко впереди на горе, по ту сторону Энса, виднелись разъезды неприятеля.
Между орудиями, на высоте, стояли спереди начальник ариергарда генерал с свитским офицером, рассматривая в трубу местность. Несколько позади сидел на хоботе орудия Несвицкий, посланный от главнокомандующего к ариергарду.
Казак, сопутствовавший Несвицкому, подал сумочку и фляжку, и Несвицкий угощал офицеров пирожками и настоящим доппелькюмелем. Офицеры радостно окружали его, кто на коленах, кто сидя по турецки на мокрой траве.
– Да, не дурак был этот австрийский князь, что тут замок выстроил. Славное место. Что же вы не едите, господа? – говорил Несвицкий.
– Покорно благодарю, князь, – отвечал один из офицеров, с удовольствием разговаривая с таким важным штабным чиновником. – Прекрасное место. Мы мимо самого парка проходили, двух оленей видели, и дом какой чудесный!
– Посмотрите, князь, – сказал другой, которому очень хотелось взять еще пирожок, но совестно было, и который поэтому притворялся, что он оглядывает местность, – посмотрите ка, уж забрались туда наши пехотные. Вон там, на лужку, за деревней, трое тащут что то. .Они проберут этот дворец, – сказал он с видимым одобрением.
– И то, и то, – сказал Несвицкий. – Нет, а чего бы я желал, – прибавил он, прожевывая пирожок в своем красивом влажном рте, – так это вон туда забраться.
Он указывал на монастырь с башнями, видневшийся на горе. Он улыбнулся, глаза его сузились и засветились.
– А ведь хорошо бы, господа!
Офицеры засмеялись.
– Хоть бы попугать этих монашенок. Итальянки, говорят, есть молоденькие. Право, пять лет жизни отдал бы!
– Им ведь и скучно, – смеясь, сказал офицер, который был посмелее.