Костенко, Павел Иванович (Герой Советского Союза)

Павел Иванович Костенко
Дата рождения	1917(1917)
Место рождения	г. Кривой Рог, Екатеринославская губерния, Российская империя
Дата смерти	11 января 1944(1944-01-11)
Место смерти	д. Булганак, Маяк-Салынский район, Крымская АССР, РСФСР, СССР
Принадлежность	СССР СССР
Род войск	морская пехота
Звание
Часть	255-я морская стрелковая бригада 142-й отдельный батальон морской пехоты
Командовал	помощник командира взвода
Сражения/войны	Великая Отечественная война
Награды и премии

Павел Иванович Костенко (1917 год, Кривой Рог, Екатеринославская губерния, Российская империя — 11.1.1944, деревня Булганак, Маяк-Салынский район, Крымская АССР, РСФСР, СССР — участник Великой Отечественной войны, помощник командира взвода 1-й стрелковой роты 142-го отдельного батальона морской пехоты (255-я морская стрелковая бригада, Отдельная Приморская армия), главный старшина. Закрыл своим телом амбразуру пулемёта

Биография

Родился в 1917 году в Кривом Роге в семье шахтёра, окончил семилетнюю школу и курсы шофёров, работал шофёром .

25 октября 1938 года был призван в РККА, попал на Черноморский флот. Проходил службу на одном из надводных кораблей Черноморского флота, по-видимому, базировавшегося на черноморском побережье Кавказа, поскольку до августа 1942 года в боях не участвовал.

7 августа 1942 года в Геленджике вошёл в состав 144-го отдельного батальона морской пехоты 83-й бригады морской пехоты и с сентября 1942 года участвовал в боях в его составе на Северо-Кавказском фронте на туапсинском направлении. Первый бой был принят 25 сентября 1942 года близ станицы Шапсугская.

В феврале 1943 года 83-я морская стрелковая бригада принимала участие в десанте на Малую землю. Связной оперуполномоченного особого отдела 144-го батальона старшина 1-й статьи Костенко отличился при высадке десанта 8 февраля 1943 года и в дальнейших боях на плацдарме. Так, 12-13 марта 1943 года, выполняя обязанности заместителя командира взвода, старшина Костенко отбивал со взводом атаки противника и лично уничтожил 7 солдат. Был награждён медалью «За отвагу».

Осенью 1943 года бригада принимала участие в Керченско-Эльтигенской десантной операции. В составе бригады помощник командира взвода 1-й стрелковой роты главный старшина Костенко переправился на плацдарм, созданный севернее Керчи, 22 ноября 1943 года был ранен. В боях на плацдарме также отличился, 10 декабря 1943 года удержав со своим подразделением танки, прорвавшиеся в тыл бригады до получения приказа на отход. Лично уничтожил 12 солдат противника, был награждён орденом Славы 3-й степени.

11 января 1944 года, будучи в должности помощника командира взвода 142-го отдельного батальона морской пехоты 255-й морской стрелковой бригады, в бою на плацдарме за высоту 125,6 в 2 километрах восточнее деревни Булганак, в ходе контратаки закрыл своим телом амбразуру пулемёта.

Был похоронен в деревне Баксы.

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 16 мая 1944 года за образцовое выполнение боевых заданий командования на фронте борьбы с немецко-фашистским захватчиками и проявленные при этом мужество и героизм главному старшине Костенко Павлу Ивановичу посмертно присвоено звание Героя Советского Союза.

Именем героя названы улицы в Кривом Роге и в посёлке Капканы. На месте гибели установлена стела. Бюст героя установлен на аллее Героев-черноморцев в Феодосии.

Ссылки

 [www.warheroes.ru/hero/hero.asp?Hero_id=3203 Костенко, Павел Иванович (Герой Советского Союза)]. Сайт «Герои Страны».

• [www.podvignaroda.ru/?n=19986144 Наградной лист].
• [www.obd-memorial.ru/html/info.htm?id=53292827 Донесение о безвозвратных потерях].

Отрывок, характеризующий Костенко, Павел Иванович (Герой Советского Союза)

Не успела она сказать эти слова, как Пьер вскочил и с испуганным лицом схватил за руку княжну Марью.
– Отчего вы думаете? Вы думаете, что я могу надеяться? Вы думаете?!
– Да, думаю, – улыбаясь, сказала княжна Марья. – Напишите родителям. И поручите мне. Я скажу ей, когда будет можно. Я желаю этого. И сердце мое чувствует, что это будет.
– Нет, это не может быть! Как я счастлив! Но это не может быть… Как я счастлив! Нет, не может быть! – говорил Пьер, целуя руки княжны Марьи.
– Вы поезжайте в Петербург; это лучше. А я напишу вам, – сказала она.
– В Петербург? Ехать? Хорошо, да, ехать. Но завтра я могу приехать к вам?
На другой день Пьер приехал проститься. Наташа была менее оживлена, чем в прежние дни; но в этот день, иногда взглянув ей в глаза, Пьер чувствовал, что он исчезает, что ни его, ни ее нет больше, а есть одно чувство счастья. «Неужели? Нет, не может быть», – говорил он себе при каждом ее взгляде, жесте, слове, наполнявших его душу радостью.
Когда он, прощаясь с нею, взял ее тонкую, худую руку, он невольно несколько дольше удержал ее в своей.
«Неужели эта рука, это лицо, эти глаза, все это чуждое мне сокровище женской прелести, неужели это все будет вечно мое, привычное, такое же, каким я сам для себя? Нет, это невозможно!..»
– Прощайте, граф, – сказала она ему громко. – Я очень буду ждать вас, – прибавила она шепотом.
И эти простые слова, взгляд и выражение лица, сопровождавшие их, в продолжение двух месяцев составляли предмет неистощимых воспоминаний, объяснений и счастливых мечтаний Пьера. «Я очень буду ждать вас… Да, да, как она сказала? Да, я очень буду ждать вас. Ах, как я счастлив! Что ж это такое, как я счастлив!» – говорил себе Пьер.


В душе Пьера теперь не происходило ничего подобного тому, что происходило в ней в подобных же обстоятельствах во время его сватовства с Элен.
Он не повторял, как тогда, с болезненным стыдом слов, сказанных им, не говорил себе: «Ах, зачем я не сказал этого, и зачем, зачем я сказал тогда „je vous aime“?» [я люблю вас] Теперь, напротив, каждое слово ее, свое он повторял в своем воображении со всеми подробностями лица, улыбки и ничего не хотел ни убавить, ни прибавить: хотел только повторять. Сомнений в том, хорошо ли, или дурно то, что он предпринял, – теперь не было и тени. Одно только страшное сомнение иногда приходило ему в голову. Не во сне ли все это? Не ошиблась ли княжна Марья? Не слишком ли я горд и самонадеян? Я верю; а вдруг, что и должно случиться, княжна Марья скажет ей, а она улыбнется и ответит: «Как странно! Он, верно, ошибся. Разве он не знает, что он человек, просто человек, а я?.. Я совсем другое, высшее».
Только это сомнение часто приходило Пьеру. Планов он тоже не делал теперь никаких. Ему казалось так невероятно предстоящее счастье, что стоило этому совершиться, и уж дальше ничего не могло быть. Все кончалось.
Радостное, неожиданное сумасшествие, к которому Пьер считал себя неспособным, овладело им. Весь смысл жизни, не для него одного, но для всего мира, казался ему заключающимся только в его любви и в возможности ее любви к нему. Иногда все люди казались ему занятыми только одним – его будущим счастьем. Ему казалось иногда, что все они радуются так же, как и он сам, и только стараются скрыть эту радость, притворяясь занятыми другими интересами. В каждом слове и движении он видел намеки на свое счастие. Он часто удивлял людей, встречавшихся с ним, своими значительными, выражавшими тайное согласие, счастливыми взглядами и улыбками. Но когда он понимал, что люди могли не знать про его счастье, он от всей души жалел их и испытывал желание как нибудь объяснить им, что все то, чем они заняты, есть совершенный вздор и пустяки, не стоящие внимания.
Когда ему предлагали служить или когда обсуждали какие нибудь общие, государственные дела и войну, предполагая, что от такого или такого исхода такого то события зависит счастие всех людей, он слушал с кроткой соболезнующею улыбкой и удивлял говоривших с ним людей своими странными замечаниями. Но как те люди, которые казались Пьеру понимающими настоящий смысл жизни, то есть его чувство, так и те несчастные, которые, очевидно, не понимали этого, – все люди в этот период времени представлялись ему в таком ярком свете сиявшего в нем чувства, что без малейшего усилия, он сразу, встречаясь с каким бы то ни было человеком, видел в нем все, что было хорошего и достойного любви.
Рассматривая дела и бумаги своей покойной жены, он к ее памяти не испытывал никакого чувства, кроме жалости в том, что она не знала того счастья, которое он знал теперь. Князь Василий, особенно гордый теперь получением нового места и звезды, представлялся ему трогательным, добрым и жалким стариком.
Пьер часто потом вспоминал это время счастливого безумия. Все суждения, которые он составил себе о людях и обстоятельствах за этот период времени, остались для него навсегда верными. Он не только не отрекался впоследствии от этих взглядов на людей и вещи, но, напротив, в внутренних сомнениях и противуречиях прибегал к тому взгляду, который он имел в это время безумия, и взгляд этот всегда оказывался верен.