Костер, Генри
Генри Костер | |
Henry Koster | |
Имя при рождении: |
Герман Костерлиц |
---|---|
Дата рождения: | |
Место рождения: | |
Дата смерти: |
21 сентября 1988 (83 года) |
Место смерти: | |
Гражданство: | |
Профессия: | |
Карьера: |
Генри Костер (англ. Henry Koster, настоящее имя Герман Костерлиц, нем. Herman Kosterlitz; 1 мая 1905, Берлин, Германская империя — 21 сентября 1988, Камарилльо, штат Калифорния, США) — немецкий и американский режиссёр и сценарист еврейского[1] происхождения.
Содержание
Биография
Вначале работал в театре в качестве декоратора, писал рецензии на фильмы, сценарии. В 1932 эмигрировал во Францию, затем в США, где завоевал популярность как создатель легких веселых комедий : Пенни (1936), Парижанка (1938), Вечная Ева (1941), Дорога Бригитты (1964), Мистер Хоббс едет в отпуск (1962), Take Her, She’s Mine (1963) и др.
Поставил также романтические кинодрамы «My Cousin Rachel» (1953), исторический фильм «The Naked Maja» (1959). Был режиссёром первого фильма, снятого кинокомпанией «Cinemascopie» — «The Robe» (1953).
Избранная фильмография
Год | Русское название | Оригинальное название | Роль | |
---|---|---|---|---|
1937 | ф | Сто мужчин и одна девушка | One Hundred Men and a Girl | режиссёр |
1947 | ф | Жена епископа | The Bishop's Wife | режиссёр |
1949 | ф | Ревизор | The Inspector General | режиссёр |
1950 | ф | Харви | Harvey | режиссёр |
1953 | ф | Плащаница | The Robe | режиссёр |
1953 | ф | Моя кузина Рэйчел | My Cousin Rachel | режиссёр |
1958 | ф | Обнажённая маха | The Naked Maja | режиссёр |
Напишите отзыв о статье "Костер, Генри"
Примечания
- ↑ [www.oppisworld.de/zeit/judentum/jperson.html Judentum-Persoenlichketen]
Ссылки
- [cinesourcemagazine.com/index.php?/site/comments/henry_koster/ CineSource Magazine — Henry Koster, A Life in Movies]
Это заготовка статьи о кинорежиссёре. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
Отрывок, характеризующий Костер, Генри
– Братцы! Родимые мои, голубчики! – плача, кричали старые солдаты, обнимая казаков и гусар. Гусары и казаки окружали пленных и торопливо предлагали кто платья, кто сапоги, кто хлеба. Пьер рыдал, сидя посреди их, и не мог выговорить ни слова; он обнял первого подошедшего к нему солдата и, плача, целовал его.Долохов стоял у ворот разваленного дома, пропуская мимо себя толпу обезоруженных французов. Французы, взволнованные всем происшедшим, громко говорили между собой; но когда они проходили мимо Долохова, который слегка хлестал себя по сапогам нагайкой и глядел на них своим холодным, стеклянным, ничего доброго не обещающим взглядом, говор их замолкал. С другой стороны стоял казак Долохова и считал пленных, отмечая сотни чертой мела на воротах.
– Сколько? – спросил Долохов у казака, считавшего пленных.
– На вторую сотню, – отвечал казак.
– Filez, filez, [Проходи, проходи.] – приговаривал Долохов, выучившись этому выражению у французов, и, встречаясь глазами с проходившими пленными, взгляд его вспыхивал жестоким блеском.
Денисов, с мрачным лицом, сняв папаху, шел позади казаков, несших к вырытой в саду яме тело Пети Ростова.
С 28 го октября, когда начались морозы, бегство французов получило только более трагический характер замерзающих и изжаривающихся насмерть у костров людей и продолжающих в шубах и колясках ехать с награбленным добром императора, королей и герцогов; но в сущности своей процесс бегства и разложения французской армии со времени выступления из Москвы нисколько не изменился.
От Москвы до Вязьмы из семидесятитрехтысячной французской армии, не считая гвардии (которая во всю войну ничего не делала, кроме грабежа), из семидесяти трех тысяч осталось тридцать шесть тысяч (из этого числа не более пяти тысяч выбыло в сражениях). Вот первый член прогрессии, которым математически верно определяются последующие.
Французская армия в той же пропорции таяла и уничтожалась от Москвы до Вязьмы, от Вязьмы до Смоленска, от Смоленска до Березины, от Березины до Вильны, независимо от большей или меньшей степени холода, преследования, заграждения пути и всех других условий, взятых отдельно. После Вязьмы войска французские вместо трех колонн сбились в одну кучу и так шли до конца. Бертье писал своему государю (известно, как отдаленно от истины позволяют себе начальники описывать положение армии). Он писал: