Костино (историческая часть Королёва)

Ко́стино (Богоро́дское) — историческая часть города Королёва, Московской области. Ранее село с усадьбой, позже дачный посёлок, позже город Костино.

Дореволюционный период

Первые упоминания о деревеньке Костино встречаются в Разъезжей межевой грамоте 1477—1484 гг., в которой упоминалась Костинская гать около реки Явузы близ Мытища

В 1585 году Костино было пожаловано В. Я. Щелкалову, ведавшему Посольским приказом в царствование Ивана Грозного. С 1613 по 1635 им владел Ф. И. Шереметев, с 1635 по 1743 — Кузьмины. При них в Костино строится каменная церковь Рождества Пресвятой Богородицы 1695 г. в стиле барокко, с измененной отчасти обработкой стенной поверхности. Она представляла собой увенчанный главкой восьмигранник в кубе.

Затем селом владел генерал-лейтенант и петербургский комендант С. Л. Игнатьев (1748 г.), позднее — его сын, отставной бригадир И. С. Игнатьев (1768 г.). В те времена усадьба представляла собой господский дом, рядом с которым находилась церковь с парком и прудом. Южнее, рядом с двумя прудами находились квадратный в плане конюшенный двор и дома прислуги. Последующие владельцы: Е. С. Титова (1776 г.), Е. А. Киреевская (1812 г.), Долгоруковы (1835 — середина 1850-х гг.), затем гофмейстер М. Д. Жеребцов. В 1859—1863 гг. он построил при церкви высокую колокольню.

Последний (с 1901 г.) владелец — предприниматель А. Н. Крафт — после формального отмежевания в 1906 г. крестьянского надела перестроил усадьбу. Она сочетала в оформлении русский и европейский стили. При ней находились обширный ландшафтный парк с белыми мраморными статуями в аллеях, большой овальный пруд с фонтаном в центре. Фасадом в парк выходил просторный одноэтажный барский дом с двумя большими террасами-флигелями, с резными украшениями карнизов и наличников. В доме были паркетные дубовые полы, изразцовые печи, туалет и ванная, отделанные кафельной плиткой. Перед домом был разбит партерный цветник, обрамленный невысоким кустарником. За домом находился яблоневый сад с двумя оранжереями. К дому управляющего примыкали соединенные в форме прямоугольника хозяйственные постройки: людская для прислуги, конюшня и каретный сарай, кучерская, скотный двор с сеновалом. Они образовывали внутренний двор. Отдельно располагались свинарник, птичник, молотильный сарай с конным приводом, баня, прачечная, овины, погреба, столярная мастерская. На станцию Болшево вела широкая берёзовая аллея.

Сохранились здания рубежа XIX—XX вв.: деревянный оштукатуренный одноэтажный главный дом (с некоторыми утратами и позднейшей пристройкой), двухэтажная прачечная, перестроенная оранжерея, служебное здание (второй этаж деревянный), деревянные одноэтажные дом садовника, дом для гостей и птичник. Имеются остатки пейзажного липового парка с прудом, фрагменты берёзовой аллеи. Парковая скульптура и большинство хозяйственных построек утрачены. Колокольня снесена в начале 1930-х гг., здание церкви разрушено в начале 1950-х гг.

Ленин в Костино

Владимир Ильич Ленин жил и работал в бывшей усадьбе Крафта с 17 января по 1 марта 1922. В честь этого был основан музей В. И. Ленина в Костине, филиал Центрального музея В. И. Ленина в Москве, который в 1992 г. был преобразован в историко-краеведческий музей. Сохранены предметы обстановки комнат, в которых жил Ленин.

Коммуна в Костино

В Костино была одной из первых основана Болшевская трудовая коммуна ОГПУ (1924), организованная по поручению Дзержинского бывшим чекистом М. С. Погребинским. Здания коммуны архитекторов А. Я. Лангмана, Л. З. Чериковера сохранились.

Дальнейшее развитие

Вокруг Болшевской трудкоммуны образовался сначала рабочий посёлок, а с 1940 года город Костино, информация справочника Всё Подмосковье 1967 года, издательство Мысль, город Москва}. В 1959 году он был включён в состав Калининграда (переименован в Королёв в 1996). Колокольня в усадьбе Крафта была снесена в начале 1930-х гг., здание церкви разрушено в начале 1950-х. В середине 2000-х Храм Рождества Пресвятой Богородицы был восстановлен. В Костино находится головное предприятие ОАО «Корпорация „Тактическое ракетное вооружение“», бывший Государственный научно-производственный центр «Звезда-Стрела».

См. также

• Церковь Рождества Пресвятой Богородицы (Королёв)

Литература

• Коршун Василий Евгеньевич. Научное издание — История Подмосковных селений. Книга 3 — От Мытищ до Пушкина. Фотопутеводитель. Издательство «Компания Спутник +», 2002
• Коршун Василий Евгеньевич. Загадки Пушкинского района // Под ред. д. и. н. А. К. Станюковича. — М.: «Родонит», 2005. — 112 с. с илл.
• Р. Д. Позамантир Калининград – Королёв. Былое … — М.: 2005.
• Бондаренко Л. К., Позамантир Р.Д. В.И. Ленин в Костине. — М.: 1986.
• Позамантир Р. Д., Бондаренко Л.К. Калининград — Королёв. К космическим высотам — из глубины веков. — М.: 1998.
• Позамантир Р. Д., Мержанов С.Б., Бондаренко Л.К., Сороколетов Ю.Д. Калининград — Королёв. Полвека, ставшие эпохой. — М.: 2005.
• Бондаренко Л. К., Позамантир Р.Д. Восток Москвы: сквозь даль столетий. — М.: 2006.
• Бондаренко Л. К., Позамантир Р.Д. От пушечных залпов — до космических стартов. — Королёв: 2008.

Ссылки

• (недоступная ссылка — Историко-краеведческий музей в г. Королёв история)
• [www.otrok.ru/teach/enc/index.php?n=25&f=29 О школах-коммунах]
• [www.hramvkostino.ru/ Храм Рождества Пресвятой Богородицы в Костино]
• [zabyg17.livejournal.com/112543.html Фотографии г. Королёв]

Отрывок, характеризующий Костино (историческая часть Королёва)

– Соня, – сказала графиня, поднимая голову от письма, когда племянница проходила мимо нее. – Соня, ты не напишешь Николеньке? – сказала графиня тихим, дрогнувшим голосом, и во взгляде ее усталых, смотревших через очки глаз Соня прочла все, что разумела графиня этими словами. В этом взгляде выражались и мольба, и страх отказа, и стыд за то, что надо было просить, и готовность на непримиримую ненависть в случае отказа.
Соня подошла к графине и, став на колени, поцеловала ее руку.
– Я напишу, maman, – сказала она.
Соня была размягчена, взволнована и умилена всем тем, что происходило в этот день, в особенности тем таинственным совершением гаданья, которое она сейчас видела. Теперь, когда она знала, что по случаю возобновления отношений Наташи с князем Андреем Николай не мог жениться на княжне Марье, она с радостью почувствовала возвращение того настроения самопожертвования, в котором она любила и привыкла жить. И со слезами на глазах и с радостью сознания совершения великодушного поступка она, несколько раз прерываясь от слез, которые отуманивали ее бархатные черные глаза, написала то трогательное письмо, получение которого так поразило Николая.


На гауптвахте, куда был отведен Пьер, офицер и солдаты, взявшие его, обращались с ним враждебно, но вместе с тем и уважительно. Еще чувствовалось в их отношении к нему и сомнение о том, кто он такой (не очень ли важный человек), и враждебность вследствие еще свежей их личной борьбы с ним.
Но когда, в утро другого дня, пришла смена, то Пьер почувствовал, что для нового караула – для офицеров и солдат – он уже не имел того смысла, который имел для тех, которые его взяли. И действительно, в этом большом, толстом человеке в мужицком кафтане караульные другого дня уже не видели того живого человека, который так отчаянно дрался с мародером и с конвойными солдатами и сказал торжественную фразу о спасении ребенка, а видели только семнадцатого из содержащихся зачем то, по приказанию высшего начальства, взятых русских. Ежели и было что нибудь особенное в Пьере, то только его неробкий, сосредоточенно задумчивый вид и французский язык, на котором он, удивительно для французов, хорошо изъяснялся. Несмотря на то, в тот же день Пьера соединили с другими взятыми подозрительными, так как отдельная комната, которую он занимал, понадобилась офицеру.
Все русские, содержавшиеся с Пьером, были люди самого низкого звания. И все они, узнав в Пьере барина, чуждались его, тем более что он говорил по французски. Пьер с грустью слышал над собою насмешки.
На другой день вечером Пьер узнал, что все эти содержащиеся (и, вероятно, он в том же числе) должны были быть судимы за поджигательство. На третий день Пьера водили с другими в какой то дом, где сидели французский генерал с белыми усами, два полковника и другие французы с шарфами на руках. Пьеру, наравне с другими, делали с той, мнимо превышающею человеческие слабости, точностью и определительностью, с которой обыкновенно обращаются с подсудимыми, вопросы о том, кто он? где он был? с какою целью? и т. п.
Вопросы эти, оставляя в стороне сущность жизненного дела и исключая возможность раскрытия этой сущности, как и все вопросы, делаемые на судах, имели целью только подставление того желобка, по которому судящие желали, чтобы потекли ответы подсудимого и привели его к желаемой цели, то есть к обвинению. Как только он начинал говорить что нибудь такое, что не удовлетворяло цели обвинения, так принимали желобок, и вода могла течь куда ей угодно. Кроме того, Пьер испытал то же, что во всех судах испытывает подсудимый: недоумение, для чего делали ему все эти вопросы. Ему чувствовалось, что только из снисходительности или как бы из учтивости употреблялась эта уловка подставляемого желобка. Он знал, что находился во власти этих людей, что только власть привела его сюда, что только власть давала им право требовать ответы на вопросы, что единственная цель этого собрания состояла в том, чтоб обвинить его. И поэтому, так как была власть и было желание обвинить, то не нужно было и уловки вопросов и суда. Очевидно было, что все ответы должны были привести к виновности. На вопрос, что он делал, когда его взяли, Пьер отвечал с некоторою трагичностью, что он нес к родителям ребенка, qu'il avait sauve des flammes [которого он спас из пламени]. – Для чего он дрался с мародером? Пьер отвечал, что он защищал женщину, что защита оскорбляемой женщины есть обязанность каждого человека, что… Его остановили: это не шло к делу. Для чего он был на дворе загоревшегося дома, на котором его видели свидетели? Он отвечал, что шел посмотреть, что делалось в Москве. Его опять остановили: у него не спрашивали, куда он шел, а для чего он находился подле пожара? Кто он? повторили ему первый вопрос, на который он сказал, что не хочет отвечать. Опять он отвечал, что не может сказать этого.
– Запишите, это нехорошо. Очень нехорошо, – строго сказал ему генерал с белыми усами и красным, румяным лицом.
На четвертый день пожары начались на Зубовском валу.
Пьера с тринадцатью другими отвели на Крымский Брод, в каретный сарай купеческого дома. Проходя по улицам, Пьер задыхался от дыма, который, казалось, стоял над всем городом. С разных сторон виднелись пожары. Пьер тогда еще не понимал значения сожженной Москвы и с ужасом смотрел на эти пожары.
В каретном сарае одного дома у Крымского Брода Пьер пробыл еще четыре дня и во время этих дней из разговора французских солдат узнал, что все содержащиеся здесь ожидали с каждым днем решения маршала. Какого маршала, Пьер не мог узнать от солдат. Для солдата, очевидно, маршал представлялся высшим и несколько таинственным звеном власти.