Костич, Бора (футболист)

Бора Костич
Общая информация
Полное имя	Боривое Костич
Родился	14 июня 1930(1930-06-14) Обреновац, Королевство Югославия
Умер	10 января 2011(2011-01-10) (80 лет) Белград, Сербия
Гражданство	Югославия
Позиция	нападающий
Карьера
Молодёжные клубы
	Paднички (Oбpeновац)
Клубная карьера*
1951—1961	Црвена Звезда	160 (117)
1961—1962	Виченца	7 (2)
1962—1966	Црвена Звезда	97 (41)
1967	Сент-Луис Старс	28 (12)
1951—1967	Итого	292 (172)
Национальная сборная**
1956—1964	Югославия	33 (26)
Международные медали
Олимпийские игры
Золото	Рим 1960	футбол
Чемпионаты Европы
Серебро	Франция 1960
* Количество игр и голов за профессиональный клуб считается только для различных лиг национальных чемпионатов. ** Количество игр и голов за национальную сборную в официальных матчах.

Бориво́е (Бо́ра) Ко́стич (серб. Боривоје „Бора“ Костић / Borivoje "Bora" Kostić; 14 июня 1930, Обреновац, Королевство Югославия — 10 января 2011, Белград, Сербия) — югославский футболист, нападающий.

Карьера

Начал карьеру в клубе «Paднички» из Oбpeноваца. В 20 лет перешёл в «Црвену Звезду». За 14 лет провёл в составе «красно-белых» 580 матчей, забил 539 голов, выиграл 7 чемпионских титулов (1951, 1953, 1956, 1957, 1959, 1960 и 1964) и 3 Кубка страны. Только в чемпионате он сыграл 258 матчей и забил 158 мячей. За сборную Югославии в 1956—1964 провёл 33 матча, забил 26 голов, был капитаном команды. Вице-чемпион Европы 1960 года, чемпион Олимпийских игр 1960.

Статистика выступлений

Сезон	Клуб	Лига	Чемпионат
			Игры	Голы
1951	Црвена Звезда	Первая лига	3	1
1952	Црвена Звезда	Первая лига	3	0
1952/53	Црвена Звезда	Первая лига	0	0
1953/54	Црвена Звезда	Первая лига	13	5
1954/55	Црвена Звезда	Первая лига	15	6
1955/56	Црвена Звезда	Первая лига	0	0
1956/57	Црвена Звезда	Первая лига	24	27
1957/58	Црвена Звезда	Первая лига	24	11
1958/59	Црвена Звезда	Первая лига	22	25
1959/60	Црвена Звезда	Первая лига	21	19
1960/61	Црвена Звезда	Первая лига	18	9
1961/62	Виченца	Серия А	7	2
1962/63	Црвена Звезда	Первая лига	21	3
1963/64	Црвена Звезда	Первая лига	25	14
1964/65	Црвена Звезда	Первая лига	26	10
1965/66	Црвена Звезда	Первая лига	25	14
1967	Сент-Луис Старс	Чемпионат США	28	12

Достижения

Сборная Югославии

• Олимпийский чемпион: 1960
• Вице-чемпион Европы: 1960

«Црвена Звезда»

• Чемпион Югославии (7): 1951, 1953, 1956, 1957, 1959, 1960, 1964
• Обладатель Кубка Югославии (3): 1958, 1959, 1964.

Интересные факты

• 2 Июля 1959 года, в игре «Црвена Звезда» — «Динамо» (Москва), которую «красно-белые» выиграли со счётом 4:1, Костич забил Яшину с 35 метров.

Ссылки

• [www.footballplayers.ru/players/Kostic_Bora-.html Профиль на сайте «Футболисты мира»]
• [www.reprezentacija.rs/index.php?option=com_content&view=article&id=1190 Профиль на сайте Футбольного союза Сербии]

Отрывок, характеризующий Костич, Бора (футболист)

– А как же, – быстро отвечал Платон, – лошадиный праздник. И скота жалеть надо, – сказал Каратаев. – Вишь, шельма, свернулась. Угрелась, сукина дочь, – сказал он, ощупав собаку у своих ног, и, повернувшись опять, тотчас же заснул.
Наружи слышались где то вдалеке плач и крики, и сквозь щели балагана виднелся огонь; но в балагане было тихо и темно. Пьер долго не спал и с открытыми глазами лежал в темноте на своем месте, прислушиваясь к мерному храпенью Платона, лежавшего подле него, и чувствовал, что прежде разрушенный мир теперь с новой красотой, на каких то новых и незыблемых основах, воздвигался в его душе.


В балагане, в который поступил Пьер и в котором он пробыл четыре недели, было двадцать три человека пленных солдат, три офицера и два чиновника.
Все они потом как в тумане представлялись Пьеру, но Платон Каратаев остался навсегда в душе Пьера самым сильным и дорогим воспоминанием и олицетворением всего русского, доброго и круглого. Когда на другой день, на рассвете, Пьер увидал своего соседа, первое впечатление чего то круглого подтвердилось вполне: вся фигура Платона в его подпоясанной веревкою французской шинели, в фуражке и лаптях, была круглая, голова была совершенно круглая, спина, грудь, плечи, даже руки, которые он носил, как бы всегда собираясь обнять что то, были круглые; приятная улыбка и большие карие нежные глаза были круглые.
Платону Каратаеву должно было быть за пятьдесят лет, судя по его рассказам о походах, в которых он участвовал давнишним солдатом. Он сам не знал и никак не мог определить, сколько ему было лет; но зубы его, ярко белые и крепкие, которые все выкатывались своими двумя полукругами, когда он смеялся (что он часто делал), были все хороши и целы; ни одного седого волоса не было в его бороде и волосах, и все тело его имело вид гибкости и в особенности твердости и сносливости.
Лицо его, несмотря на мелкие круглые морщинки, имело выражение невинности и юности; голос у него был приятный и певучий. Но главная особенность его речи состояла в непосредственности и спорости. Он, видимо, никогда не думал о том, что он сказал и что он скажет; и от этого в быстроте и верности его интонаций была особенная неотразимая убедительность.
Физические силы его и поворотливость были таковы первое время плена, что, казалось, он не понимал, что такое усталость и болезнь. Каждый день утром а вечером он, ложась, говорил: «Положи, господи, камушком, подними калачиком»; поутру, вставая, всегда одинаково пожимая плечами, говорил: «Лег – свернулся, встал – встряхнулся». И действительно, стоило ему лечь, чтобы тотчас же заснуть камнем, и стоило встряхнуться, чтобы тотчас же, без секунды промедления, взяться за какое нибудь дело, как дети, вставши, берутся за игрушки. Он все умел делать, не очень хорошо, но и не дурно. Он пек, парил, шил, строгал, тачал сапоги. Он всегда был занят и только по ночам позволял себе разговоры, которые он любил, и песни. Он пел песни, не так, как поют песенники, знающие, что их слушают, но пел, как поют птицы, очевидно, потому, что звуки эти ему было так же необходимо издавать, как необходимо бывает потянуться или расходиться; и звуки эти всегда бывали тонкие, нежные, почти женские, заунывные, и лицо его при этом бывало очень серьезно.
Попав в плен и обросши бородою, он, видимо, отбросил от себя все напущенное на него, чуждое, солдатское и невольно возвратился к прежнему, крестьянскому, народному складу.
– Солдат в отпуску – рубаха из порток, – говаривал он. Он неохотно говорил про свое солдатское время, хотя не жаловался, и часто повторял, что он всю службу ни разу бит не был. Когда он рассказывал, то преимущественно рассказывал из своих старых и, видимо, дорогих ему воспоминаний «христианского», как он выговаривал, крестьянского быта. Поговорки, которые наполняли его речь, не были те, большей частью неприличные и бойкие поговорки, которые говорят солдаты, но это были те народные изречения, которые кажутся столь незначительными, взятые отдельно, и которые получают вдруг значение глубокой мудрости, когда они сказаны кстати.
Часто он говорил совершенно противоположное тому, что он говорил прежде, но и то и другое было справедливо. Он любил говорить и говорил хорошо, украшая свою речь ласкательными и пословицами, которые, Пьеру казалось, он сам выдумывал; но главная прелесть его рассказов состояла в том, что в его речи события самые простые, иногда те самые, которые, не замечая их, видел Пьер, получали характер торжественного благообразия. Он любил слушать сказки, которые рассказывал по вечерам (всё одни и те же) один солдат, но больше всего он любил слушать рассказы о настоящей жизни. Он радостно улыбался, слушая такие рассказы, вставляя слова и делая вопросы, клонившиеся к тому, чтобы уяснить себе благообразие того, что ему рассказывали. Привязанностей, дружбы, любви, как понимал их Пьер, Каратаев не имел никаких; но он любил и любовно жил со всем, с чем его сводила жизнь, и в особенности с человеком – не с известным каким нибудь человеком, а с теми людьми, которые были перед его глазами. Он любил свою шавку, любил товарищей, французов, любил Пьера, который был его соседом; но Пьер чувствовал, что Каратаев, несмотря на всю свою ласковую нежность к нему (которою он невольно отдавал должное духовной жизни Пьера), ни на минуту не огорчился бы разлукой с ним. И Пьер то же чувство начинал испытывать к Каратаеву.