Костолевский, Игорь Матвеевич

Игорь Костолевский
Имя при рождении:	Игорь Матвеевич Костолевский
Профессия:	актёр
Награды:

И́горь Матве́евич Костоле́вский (род. 10 сентября 1948 года, Москва) — советский и российский актёр театра и кино, заслуженный артист РСФСР, народный артист Российской Федерации (1995), лауреат Государственной премии России.

Биография и творчество

Ранние годы

Игорь Матвеевич Костолевский родился в семье начальника «Экспортлеса» Министерства внешней торговли СССР Матвея Матвеевича Костолевского (1908—?) и Витты Семёновны Костолевской (1910—2011). В детстве занимался боксом, но с годами понял, что драться — это не лучший способ отстаивать свою правоту. Закончив школу, два года работал испытателем в НИИ кварцевой промышленности, затем в 1966 году поступил в Московский инженерно-строительный институт.

Начало театральной и кинематографической карьеры

На третьем курсе Игорь ушёл из института и — после неудачной попытки сдать экзамены в Школу-студию МХАТ — поступил в ГИТИС, на курс Андрея Александровича Гончарова. Ещё в студенческие годы Игорь с большим воодушевлением исполнял характерные роли. Закончив институт в 1973 году и оказавшись в числе трёх лучших выпускников, Костолевский поступил в труппу академического театра имени Вл. Маяковского, с которым будет связана почти вся его сценическая карьера. Уже в первые годы делил гримёрку с Владимиром Самойловым, Борисом Тениным, выходил на сцену с Арменом Джигарханяном, Натальей Гундаревой. Играл в спектаклях «Характеры» В. Шукшина, «Свои люди — сочтёмся» А. Островского, «Кин IV» Г. Горина. О работе в театре при А. А. Гончарове, который дал актёру амплуа «комедийный простак», Костолевский, занятый в начале карьеры в основном в массовках, потом вспоминал, что благодарен главному режиссёру за то, что тот поставил его в экстремальные условия, когда нужно было выживать. «Это была тяжёлая, но полезная школа», — признал Костолевский уже в зрелые годы.

Костолевский начал сниматься в 1970 году, дебютировав в картине «Семья, как семья». Обладая благородной, запоминающейся внешностью, высокий и элегантный актёр с бархатным голосом, кудрявой головой и рыцарскими манерами с самого начала кинематографической карьеры и на многие десятилетия прочно вошёл в амплуа романтического героя, героя-любовника, мелодраматического персонажа. Два года спустя Игорь сыграл друга Сони Гурвич в фильме Станислава Ростоцкого «А зори здесь тихие». Особенностью этой роли было почти полное отсутствие текста у персонажа Костолевского и обилие немых сцен с крупными планами, где огромное значение имела игра глаз. Киноведами отмечалось, что молодому актёру удалось продемонстрировать поразительную естественность кинематографического бытия, добиться максимальной человеческой достоверности созданного им образа.

Популярность в театре и кино. Главные роли

Настоящую популярность в кино принесла Костолевскому его первая главная роль — декабриста Ивана Анненкова в фильме «Звезда пленительного счастья» (1975) Владимира Мотыля. Режиссёра фильма о декабристах привлекли одухотворённость внешнего облика Костолевского, выразительность созданного им образа, сочетавшего в себе робость и страсть одновременно, способность Игоря убедить зрителей в реальности своего кавалергарда, «прочный запас человечности». В героико-романтической ленте, имевшей бурный успех, критиками отмечены характерные черты актёрской манеры Костолевского — интеллектуальное обаяние, эмоциональная открытость, мягкость в сочетании с грустной иронией, незаметно переходящей в лиризм. Эти качества проявились и в комедийной мелодраме «Безымянная звезда» Михаила Козакова (1979): обе картины сделали Костолевского, по оценке Первого канала, «кумиром миллионов», «покорителем женских сердец». После выхода на экран этих фильмов Игоря стали узнавать на улицах. Новую волну популярности актёру принесла роль советского разведчика Андрея Бородина, срывающего планы фашистских агентов по ликвидации «большой тройки» — Сталина, Рузвельта, Черчилля в остросюжетном политическом детективе «Тегеран-43» (1980). Режиссёр фильма Владимир Наумов особо выделял мужественное начало в актёре. Работая над ролью, Костолевский познакомился и консультировался с прототипом — легендарным советским разведчиком Геворком Вартаняном. Песня «Вечная любовь» на музыку Жоржа Гарваренца в исполнении Шарля Азнавура стала всемирным хитом и прочно ассоциируется с образом героя Костолевского. Спустя 30 лет оркестры московских ресторанов, увидев входящего в заведение Костолевского, принимаются исполнять эту ностальгическую мелодию.

Высокие оценки киноведов получили работы Костолевского в фильмах «Весенний призыв» (1975, режиссёр П. Любимов) и, особенно, «Ася» (1977) режиссёра И. Хейфица (c Еленой Кореневой), где роль актёра строилась на свойственном ему мягком обаянии и сдержанной непосредственности. Вместе с тем некоторые критики отмечали, что режиссёров каждой новой мелодрамы привлекает «милая типажность» Костолевского, что в годы молодости причислялось к профессиональным недостаткам артиста. Поняв это, артист решительно освобождался из плена стереотипов, выбирая для себя разноплановые роли, не основанные на внешней привлекательности персонажа.

В 1978 году Костолевский стал лауреатом премии Ленинского комсомола за исполнение роли Евгения Столетова в шестисерийном телефильме «И это всё о нём». Романтизм сочувственно созданного актёром трагического образа только что ушедшего из жизни молодого героя вкупе с волнующей музыкой Евгения Крылатова способствовал необыкновенной популярности этого фильма. Вскоре Костолевский вступил в КПСС. В 1984 году Игорю было присвоено звание Заслуженный артист РСФСР. Событием 1985 года стала мелодрама «Законный брак» Альберта Мкртчяна, где Игорь в дуэте с Наталией Белохвостиковой с обжигающей правдой жизни сыграл тему похороненной войной любви в сопровождении музыкального шедевра Исаака Шварца. В этом фильме Костолевский впервые виртуозно станцевал в кадре чечётку. По опросу журнала «Советский экран» Костолевский был признан Лучшим актёром 1986 года.

Наиболее значительными работами в Театре им. Маяковского стали пьеса «Родственники» Э.Брагинского и Э.Рязанова, где Костолевский обнаружил лирико-комедийный талант, «Дикарка» А.Островского, где актёр действовал в более широком диапазоне — от лирики до фарса, «Бег» М.Булгакова, чеховская «Чайка» (Треплёв), где дуэт с Татьяной Дорониной в роли Аркадиной строился, по оценке критиков, на притягательности несовместимого. Важной для Костолевского стала роль парикмахера-лауреата по прозвищу Кинг в постановке Бориса Морозова по пьесе В.Арро «Смотрите, кто пришёл!» (1983), где актёр впервые в своей карьере исполнил персонажа с притягательной магией неопределённости. По мнению театроведов, провидчески сыгранный Костолевским Кинг оказался предтечей образа нового русского, нувориша 1990-х, хотя и с опережающей смутное время уверенностью в том, что духовное содержание жизни является непременным условием счастья. В поставленном Петром Фоменко спектакле «Плоды просвещения» по Л.Толстому, в «Круге» по С.Моэму, в «Кине IV» по Г.Горину Костолевский, согласно оценке критики, обнаружил «яркое комедийное дарование», «замечательное владение секретами трагикомедии».

На зарубежных площадках

Обогатило творческую палитру Костолевского сотрудничество с зарубежными театральными режиссёрами. Во второй половине 1980-х Костолевский, испытывавший проблемы с ролями в родном театре, заключил контракт в Норвегии, уехал туда на полгода и сыграл одну из лучших своих ролей — Вестника в «Орестее» Эсхила. В спектакле, длившемся 6 часов, с большой силой раскрылся трагический, бунтарский дар актёра, явившего весь ужас войны, в которой судьба победителя ненамного лучше участи побеждённого. В рецензиях указывалось: «с измождённым лицом, в растерзанной солдатской рубахе он казался посланцем всех ушедших из жизни на поле брани». После возвращения в Россию артист вновь сыграл в «Орестее», на сцене Театра Российской армии, по приглашению режиссёра Петера Штайна, но уже роль Аполлона. После этого у Костолевского на родине возобновился весьма насыщенный и плодотворный театральный период: он был занят в спектаклях «Кин IV», «Нора» Ибсена, «Женитьба» в Театре на Покровке, «Арто и его двойник» у режиссёра Валерия Фокина, а также во множестве других постановок.

Из работ на прочих сценических площадках выделяются главные роли в спектаклях «В ожидании Годо» (1992, Швейцария), «Виктор, или Дети у власти» (1994, Московский театр сатиры), «АРТ» (1998).

Признание и наше время

В 1995 году Костолевский был удостоен звания Народный артист Российской Федерации.

В 2000 году актёру присуждена Государственная премия РФ за исполнение роли Подколёсина в спектакле Театра на Покровке «Женитьба» Н. В. Гоголя. Особенность этого необычного действа в том, что актёр на сцене почти недвижим, меняются только его позы и положение тела, а всё внимание зрителя фокусируется на лице мятущегося Подколёсина, на наблюдении за разнообразием «неподвижностей», передающем всю гамму настроений, мыслей и чувств Ивана Кузьмича, меняющихся где-то на дне его души.

В 2004 году, в год столетия со дня смерти Антона Чехова, в рамках антологии рассказов русского классика на «Радио России» Костолевский прочитал одну из самых загадочных его повестей «Чёрный монах». В том же году Игорь снялся сразу в двух сериалах — «Шпионские игры» и «Усадьба». В 2004 году актёр награждён Орденом Почёта .

В 2000-е годы Костолевский — один из самых успешных и востребованных актёров Маяковки, он играет по 12-13 спектаклей в месяц. Режиссёр Сергей Арцибашев задействовал актёра в широком репертуаре, включающем роли Ивана Карамазова в «Братьях Карамазовых», Подколёсина в «Женитьбе», Плюшкина в «Мёртвых душах».

В сезонах 2013—2014, 2014—2015, с приходом в Театр им. Маяковского нового режиссёра Миндаугаса Карбаускиса, Костолевский занят в спектаклях «Враг народа», «Таланты и поклонники», «Мёртвые души» и «Женитьба», а также в пьесе «Кант» литовского драматурга Мариуса Ивашкявичуса. Снялся в сериале Владимира Хотиненко «Бесы» по Ф.Достоевскому.

За роль Стокмана в спектакле «Враг народа» (2014) удостоен приза XVIII театрального фестиваля «Норвежская пьеса на московской сцене» в номинации «Лучший актёр».

Костолевский — член Союза кинематографистов и Союза театральных деятелей РФ.

Личная жизнь

• С 1981 до конца 1990-х годов был женат на актрисе театра им. Маяковского Елене Романовой (род.1957).
  • От этого брака есть сын Алексей (род. 1983), окончил факультет международного права МГИМО.
• С 2001 по настоящее время женат на французской актрисе Консуэло де Авиланд (род. 1955), происходящей из семьи французских аристократов. В настоящее время она является официальным представителем ОАО «РЖД» в Париже, внесла (при участии В. Якунина) большой личный вклад в возобновление прямого железнодорожного сообщения между Москвой и Парижем, Ниццей. 10 декабря 2015 года награждена президентом России В. Путиным Орденом Дружбы РФ за большой личный вклад в развитие российско-французских отношений.
• Двоюродный брат — композитор и дирижёр Матвей Робертович Костолевский (род. 1942), заслуженный артист Российской Федерации.

Награды

• Международная премия Станиславского (2016) — за вклад в актерское искусство.
• Орден «За заслуги перед Отечеством» IV степени (январь 2009) — за большой вклад в развитие отечественного театрального и кинематографического искусства
• Орден Почёта (2 февраля 2004) — за многолетнюю плодотворную деятельность в области культуры и искусства
• Народный артист Российской Федерации (1995)
• Заслуженный артист РСФСР (1984)
• Премия Ленинского комсомола (1978) — за исполнение роли Евгения Столетова в телесериале «И это всё о нём»
• Лучший актёр 1986 года по опросу журнала «Советский экран»

Фильмография

1. 1970 — Семья как семья — студент МАИ
2. 1970 — В Москве проездом — сержант
3. 1972 — А зори здесь тихие… — Миша, знакомый Сони Гурвич
4. 1975 — Звезда пленительного счастья — Иван Александрович Анненков, декабрист, кавалергард
5. 1975 — Повторная свадьба — Вася
6. 1976 — Весенний призыв — Алик Полухин
7. 1976 — Степанова памятка — Василий Саввич Турчанинов
8. 1977 — Ася — Гагин
9. 1977 — И это всё о нём — Евгений Столетов
10. 1978 — Безымянная звезда — Марин Мирою, учитель
11. 1979 — Гараж — сын Милосердова
12. 1979 — Человек меняет кожу — Кларк
13. 1980 — Тегеран-43 — Андрей Бородин, разведчик
14. 1981 — И с вами снова я… — Дантес
15. 1981 — Ошибка Тони Вендиса — Тони Вендис
16. 1981 — Отпуск за свой счёт — Юра
17. 1981 — Сказка, рассказанная ночью — студент
18. 1982 — Никто не заменит тебя — Алексей Голенищев
19. 1983 — Компаньоны (к/м) — Рей
20. 1984 — Прежде, чем расстаться — Юрий Александрович
21. 1985 — Законный брак — Игорь Волошин
22. 1986 — Ночные шёпоты — Александрас
23. 1986 — По главной улице с оркестром — Игорь
24. 1986 — Прости — Кирилл
25. 1987 — Гобсек — Максим де Трай
26. 1987 — Риск — текст за кадром
27. 1988 — Шут — учитель
28. 1989 — Вход в лабиринт («Сети рэкета» киновариант) — Муромцев
29. 1990 — Вечный муж — Вельчанинов
30. 1991 — Жажда страсти — инспектор
31. 1992 — Лестница света — Миша
32. 1993 — Завтрак с видом на Эльбрус — Павел
33. 1993 — Кодекс бесчестия — Ребров
34. 1993 — Танго на Дворцовой площади — Александр
35. 1994 — Нимб
36. 1995 — Квадрат — Андрей
37. 1996 — Игра воображения — Павел Антошин
38. 1998 — Самозванцы — Бельский
39. 1998 — Зал ожидания — банкир Зимин
40. 2001 — Русская красавица — Владимир Сергеевич
41. 2003 — Другая женщина, другой мужчина… — Илья
42. 2004 — Усадьба — Аркадий Бимов
43. 2004 — 2008 — Шпионские игры — Сергей Матвеев, полковник ГРУ
44. 2006 — Старые дела — Мазаев
45. 2007 — Война и мир — царь Александр I
46. 2008 — Время счастья — врач-гинеколог Александр Николаевич Белецкий
47. 2008 — Синие, как море, глаза — Коста
48. 2010 — Химик — генерал Игорь Сергеевич, начальник Управления ФСБ
49. 2010 — В лесах и на горах — купец Макар Тихонович Масленников
50. 2010 — Башня — профессор Генрих Оскарович Бергер
51. 2010 — Индус — Юрий Григорьевич Гальперин
52. 2011 — Время счастья 2 — врач-гинеколог Александр Николаевич Белецкий
53. 2014 — Бесы — Степан Трофимович Верховенский
54. 2016 — Преступление

Телеспектакли

• 1980 — История кавалера де Грие и Манон Леско — кавалер де Грие
• 1985 — Сцены из драмы «Маскарад» (телеспектакль по мотивам драмы М. Ю. Лермонтова «Маскарад») — князь Звездич

Дубляж

• 1972 — Надо убить эту любовь — Анджей (Анджей Малец)
• 1979 — Тэсс — Энджел Клэр (Питер Фёрт)
• 2015 — Маленький принц — Змея (Бенисио Дель Торо)

Театральные работы

• Арнольд («Круг» С. Моэма)
• Василий Леонидович («Плоды просвещения» Л. Толстого)
• Голубков («Бег» М. Булгакова)
• Иван Иванович («Как поссорились» по Н. Гоголю)
• Иван Карамазов («Карамазовы» по Ф. Достоевскому)
• Моцарт и Сальери («Директор театра» по произведениям А. С. Пушкина, В. А. Моцарта, А. Сальери. Театральное агентство «Арт-Партнёр ХХI»)
• Плюшкин, губернатор («Мёртвые души» Н. Гоголя)
• Подколёсин («Женитьба» Н. Гоголя)
• Принц Уэльский («Кин IV» Г. Горина)
• Торвальд Хельмер («Кукольный дом» («Нора») Г. Ибсена)
• Треплёв («Чайка» А. Чехова)
• Эрик Ларсен («Загадочные вариации» Э. Шмитта)
• Князь Дулебов — «Таланты и поклонники» Александра Островского (реж. Миндаугас Карбаускис)
• Иоганн Шульц — «Кант» Марюса Ивашкявичюса
• Петер Стокман — «Враг народа» Г. Ибсена. Версия Саши Денисовой.

Ссылки

• [newstube.ru/theme/igor'-kostolevskij Видеопортрет Игоря Костолевского на сайте www.newstube.ru]
• Игорь Костолевский (англ.) на сайте Internet Movie Database
• [echo.msk.ru/programs/dithyramb/545682-echo Интервью Игоря Костолевского] на радио [echo.msk.ru «Эхо Москвы»] 12.10.2008
• [www.mayakovsky.ru/actors/truppa/igor-kostolevskiy/ Страница актёра на сайте Театра Маяковского]

Отрывок, характеризующий Костолевский, Игорь Матвеевич

– Andre, ты хоч… – вдруг сказала княжна Марья содрогнувшимся голосом, – ты хочешь видеть Николушку? Он все время вспоминал о тебе.
Князь Андрей чуть заметно улыбнулся в первый раз, но княжна Марья, так знавшая его лицо, с ужасом поняла, что это была улыбка не радости, не нежности к сыну, но тихой, кроткой насмешки над тем, что княжна Марья употребляла, по ее мнению, последнее средство для приведения его в чувства.
– Да, я очень рад Николушке. Он здоров?

Когда привели к князю Андрею Николушку, испуганно смотревшего на отца, но не плакавшего, потому что никто не плакал, князь Андрей поцеловал его и, очевидно, не знал, что говорить с ним.
Когда Николушку уводили, княжна Марья подошла еще раз к брату, поцеловала его и, не в силах удерживаться более, заплакала.
Он пристально посмотрел на нее.
– Ты об Николушке? – сказал он.
Княжна Марья, плача, утвердительно нагнула голову.
– Мари, ты знаешь Еван… – но он вдруг замолчал.
– Что ты говоришь?
– Ничего. Не надо плакать здесь, – сказал он, тем же холодным взглядом глядя на нее.

Когда княжна Марья заплакала, он понял, что она плакала о том, что Николушка останется без отца. С большим усилием над собой он постарался вернуться назад в жизнь и перенесся на их точку зрения.
«Да, им это должно казаться жалко! – подумал он. – А как это просто!»
«Птицы небесные ни сеют, ни жнут, но отец ваш питает их», – сказал он сам себе и хотел то же сказать княжне. «Но нет, они поймут это по своему, они не поймут! Этого они не могут понимать, что все эти чувства, которыми они дорожат, все наши, все эти мысли, которые кажутся нам так важны, что они – не нужны. Мы не можем понимать друг друга». – И он замолчал.

Маленькому сыну князя Андрея было семь лет. Он едва умел читать, он ничего не знал. Он многое пережил после этого дня, приобретая знания, наблюдательность, опытность; но ежели бы он владел тогда всеми этими после приобретенными способностями, он не мог бы лучше, глубже понять все значение той сцены, которую он видел между отцом, княжной Марьей и Наташей, чем он ее понял теперь. Он все понял и, не плача, вышел из комнаты, молча подошел к Наташе, вышедшей за ним, застенчиво взглянул на нее задумчивыми прекрасными глазами; приподнятая румяная верхняя губа его дрогнула, он прислонился к ней головой и заплакал.
С этого дня он избегал Десаля, избегал ласкавшую его графиню и либо сидел один, либо робко подходил к княжне Марье и к Наташе, которую он, казалось, полюбил еще больше своей тетки, и тихо и застенчиво ласкался к ним.
Княжна Марья, выйдя от князя Андрея, поняла вполне все то, что сказало ей лицо Наташи. Она не говорила больше с Наташей о надежде на спасение его жизни. Она чередовалась с нею у его дивана и не плакала больше, но беспрестанно молилась, обращаясь душою к тому вечному, непостижимому, которого присутствие так ощутительно было теперь над умиравшим человеком.


Князь Андрей не только знал, что он умрет, но он чувствовал, что он умирает, что он уже умер наполовину. Он испытывал сознание отчужденности от всего земного и радостной и странной легкости бытия. Он, не торопясь и не тревожась, ожидал того, что предстояло ему. То грозное, вечное, неведомое и далекое, присутствие которого он не переставал ощущать в продолжение всей своей жизни, теперь для него было близкое и – по той странной легкости бытия, которую он испытывал, – почти понятное и ощущаемое.
Прежде он боялся конца. Он два раза испытал это страшное мучительное чувство страха смерти, конца, и теперь уже не понимал его.
Первый раз он испытал это чувство тогда, когда граната волчком вертелась перед ним и он смотрел на жнивье, на кусты, на небо и знал, что перед ним была смерть. Когда он очнулся после раны и в душе его, мгновенно, как бы освобожденный от удерживавшего его гнета жизни, распустился этот цветок любви, вечной, свободной, не зависящей от этой жизни, он уже не боялся смерти и не думал о ней.
Чем больше он, в те часы страдальческого уединения и полубреда, которые он провел после своей раны, вдумывался в новое, открытое ему начало вечной любви, тем более он, сам не чувствуя того, отрекался от земной жизни. Всё, всех любить, всегда жертвовать собой для любви, значило никого не любить, значило не жить этою земною жизнию. И чем больше он проникался этим началом любви, тем больше он отрекался от жизни и тем совершеннее уничтожал ту страшную преграду, которая без любви стоит между жизнью и смертью. Когда он, это первое время, вспоминал о том, что ему надо было умереть, он говорил себе: ну что ж, тем лучше.
Но после той ночи в Мытищах, когда в полубреду перед ним явилась та, которую он желал, и когда он, прижав к своим губам ее руку, заплакал тихими, радостными слезами, любовь к одной женщине незаметно закралась в его сердце и опять привязала его к жизни. И радостные и тревожные мысли стали приходить ему. Вспоминая ту минуту на перевязочном пункте, когда он увидал Курагина, он теперь не мог возвратиться к тому чувству: его мучил вопрос о том, жив ли он? И он не смел спросить этого.

Болезнь его шла своим физическим порядком, но то, что Наташа называла: это сделалось с ним, случилось с ним два дня перед приездом княжны Марьи. Это была та последняя нравственная борьба между жизнью и смертью, в которой смерть одержала победу. Это было неожиданное сознание того, что он еще дорожил жизнью, представлявшейся ему в любви к Наташе, и последний, покоренный припадок ужаса перед неведомым.
Это было вечером. Он был, как обыкновенно после обеда, в легком лихорадочном состоянии, и мысли его были чрезвычайно ясны. Соня сидела у стола. Он задремал. Вдруг ощущение счастья охватило его.
«А, это она вошла!» – подумал он.
Действительно, на месте Сони сидела только что неслышными шагами вошедшая Наташа.
С тех пор как она стала ходить за ним, он всегда испытывал это физическое ощущение ее близости. Она сидела на кресле, боком к нему, заслоняя собой от него свет свечи, и вязала чулок. (Она выучилась вязать чулки с тех пор, как раз князь Андрей сказал ей, что никто так не умеет ходить за больными, как старые няни, которые вяжут чулки, и что в вязании чулка есть что то успокоительное.) Тонкие пальцы ее быстро перебирали изредка сталкивающиеся спицы, и задумчивый профиль ее опущенного лица был ясно виден ему. Она сделала движенье – клубок скатился с ее колен. Она вздрогнула, оглянулась на него и, заслоняя свечу рукой, осторожным, гибким и точным движением изогнулась, подняла клубок и села в прежнее положение.
Он смотрел на нее, не шевелясь, и видел, что ей нужно было после своего движения вздохнуть во всю грудь, но она не решалась этого сделать и осторожно переводила дыханье.
В Троицкой лавре они говорили о прошедшем, и он сказал ей, что, ежели бы он был жив, он бы благодарил вечно бога за свою рану, которая свела его опять с нею; но с тех пор они никогда не говорили о будущем.
«Могло или не могло это быть? – думал он теперь, глядя на нее и прислушиваясь к легкому стальному звуку спиц. – Неужели только затем так странно свела меня с нею судьба, чтобы мне умереть?.. Неужели мне открылась истина жизни только для того, чтобы я жил во лжи? Я люблю ее больше всего в мире. Но что же делать мне, ежели я люблю ее?» – сказал он, и он вдруг невольно застонал, по привычке, которую он приобрел во время своих страданий.
Услыхав этот звук, Наташа положила чулок, перегнулась ближе к нему и вдруг, заметив его светящиеся глаза, подошла к нему легким шагом и нагнулась.
– Вы не спите?
– Нет, я давно смотрю на вас; я почувствовал, когда вы вошли. Никто, как вы, но дает мне той мягкой тишины… того света. Мне так и хочется плакать от радости.
Наташа ближе придвинулась к нему. Лицо ее сияло восторженною радостью.
– Наташа, я слишком люблю вас. Больше всего на свете.
– А я? – Она отвернулась на мгновение. – Отчего же слишком? – сказала она.
– Отчего слишком?.. Ну, как вы думаете, как вы чувствуете по душе, по всей душе, буду я жив? Как вам кажется?
– Я уверена, я уверена! – почти вскрикнула Наташа, страстным движением взяв его за обе руки.
Он помолчал.
– Как бы хорошо! – И, взяв ее руку, он поцеловал ее.
Наташа была счастлива и взволнована; и тотчас же она вспомнила, что этого нельзя, что ему нужно спокойствие.
– Однако вы не спали, – сказала она, подавляя свою радость. – Постарайтесь заснуть… пожалуйста.
Он выпустил, пожав ее, ее руку, она перешла к свече и опять села в прежнее положение. Два раза она оглянулась на него, глаза его светились ей навстречу. Она задала себе урок на чулке и сказала себе, что до тех пор она не оглянется, пока не кончит его.
Действительно, скоро после этого он закрыл глаза и заснул. Он спал недолго и вдруг в холодном поту тревожно проснулся.
Засыпая, он думал все о том же, о чем он думал все ото время, – о жизни и смерти. И больше о смерти. Он чувствовал себя ближе к ней.
«Любовь? Что такое любовь? – думал он. – Любовь мешает смерти. Любовь есть жизнь. Все, все, что я понимаю, я понимаю только потому, что люблю. Все есть, все существует только потому, что я люблю. Все связано одною ею. Любовь есть бог, и умереть – значит мне, частице любви, вернуться к общему и вечному источнику». Мысли эти показались ему утешительны. Но это были только мысли. Чего то недоставало в них, что то было односторонне личное, умственное – не было очевидности. И было то же беспокойство и неясность. Он заснул.
Он видел во сне, что он лежит в той же комнате, в которой он лежал в действительности, но что он не ранен, а здоров. Много разных лиц, ничтожных, равнодушных, являются перед князем Андреем. Он говорит с ними, спорит о чем то ненужном. Они сбираются ехать куда то. Князь Андрей смутно припоминает, что все это ничтожно и что у него есть другие, важнейшие заботы, но продолжает говорить, удивляя их, какие то пустые, остроумные слова. Понемногу, незаметно все эти лица начинают исчезать, и все заменяется одним вопросом о затворенной двери. Он встает и идет к двери, чтобы задвинуть задвижку и запереть ее. Оттого, что он успеет или не успеет запереть ее, зависит все. Он идет, спешит, ноги его не двигаются, и он знает, что не успеет запереть дверь, но все таки болезненно напрягает все свои силы. И мучительный страх охватывает его. И этот страх есть страх смерти: за дверью стоит оно. Но в то же время как он бессильно неловко подползает к двери, это что то ужасное, с другой стороны уже, надавливая, ломится в нее. Что то не человеческое – смерть – ломится в дверь, и надо удержать ее. Он ухватывается за дверь, напрягает последние усилия – запереть уже нельзя – хоть удержать ее; но силы его слабы, неловки, и, надавливаемая ужасным, дверь отворяется и опять затворяется.
Еще раз оно надавило оттуда. Последние, сверхъестественные усилия тщетны, и обе половинки отворились беззвучно. Оно вошло, и оно есть смерть. И князь Андрей умер.
Но в то же мгновение, как он умер, князь Андрей вспомнил, что он спит, и в то же мгновение, как он умер, он, сделав над собою усилие, проснулся.
«Да, это была смерть. Я умер – я проснулся. Да, смерть – пробуждение!» – вдруг просветлело в его душе, и завеса, скрывавшая до сих пор неведомое, была приподнята перед его душевным взором. Он почувствовал как бы освобождение прежде связанной в нем силы и ту странную легкость, которая с тех пор не оставляла его.
Когда он, очнувшись в холодном поту, зашевелился на диване, Наташа подошла к нему и спросила, что с ним. Он не ответил ей и, не понимая ее, посмотрел на нее странным взглядом.
Это то было то, что случилось с ним за два дня до приезда княжны Марьи. С этого же дня, как говорил доктор, изнурительная лихорадка приняла дурной характер, но Наташа не интересовалась тем, что говорил доктор: она видела эти страшные, более для нее несомненные, нравственные признаки.
С этого дня началось для князя Андрея вместе с пробуждением от сна – пробуждение от жизни. И относительно продолжительности жизни оно не казалось ему более медленно, чем пробуждение от сна относительно продолжительности сновидения.

Ничего не было страшного и резкого в этом, относительно медленном, пробуждении.
Последние дни и часы его прошли обыкновенно и просто. И княжна Марья и Наташа, не отходившие от него, чувствовали это. Они не плакали, не содрогались и последнее время, сами чувствуя это, ходили уже не за ним (его уже не было, он ушел от них), а за самым близким воспоминанием о нем – за его телом. Чувства обеих были так сильны, что на них не действовала внешняя, страшная сторона смерти, и они не находили нужным растравлять свое горе. Они не плакали ни при нем, ни без него, но и никогда не говорили про него между собой. Они чувствовали, что не могли выразить словами того, что они понимали.
Они обе видели, как он глубже и глубже, медленно и спокойно, опускался от них куда то туда, и обе знали, что это так должно быть и что это хорошо.
Его исповедовали, причастили; все приходили к нему прощаться. Когда ему привели сына, он приложил к нему свои губы и отвернулся, не потому, чтобы ему было тяжело или жалко (княжна Марья и Наташа понимали это), но только потому, что он полагал, что это все, что от него требовали; но когда ему сказали, чтобы он благословил его, он исполнил требуемое и оглянулся, как будто спрашивая, не нужно ли еще что нибудь сделать.
Когда происходили последние содрогания тела, оставляемого духом, княжна Марья и Наташа были тут.
– Кончилось?! – сказала княжна Марья, после того как тело его уже несколько минут неподвижно, холодея, лежало перед ними. Наташа подошла, взглянула в мертвые глаза и поспешила закрыть их. Она закрыла их и не поцеловала их, а приложилась к тому, что было ближайшим воспоминанием о нем.
«Куда он ушел? Где он теперь?..»

Когда одетое, обмытое тело лежало в гробу на столе, все подходили к нему прощаться, и все плакали.
Николушка плакал от страдальческого недоумения, разрывавшего его сердце. Графиня и Соня плакали от жалости к Наташе и о том, что его нет больше. Старый граф плакал о том, что скоро, он чувствовал, и ему предстояло сделать тот же страшный шаг.
Наташа и княжна Марья плакали тоже теперь, но они плакали не от своего личного горя; они плакали от благоговейного умиления, охватившего их души перед сознанием простого и торжественного таинства смерти, совершившегося перед ними.



Для человеческого ума недоступна совокупность причин явлений. Но потребность отыскивать причины вложена в душу человека. И человеческий ум, не вникнувши в бесчисленность и сложность условий явлений, из которых каждое отдельно может представляться причиною, хватается за первое, самое понятное сближение и говорит: вот причина. В исторических событиях (где предметом наблюдения суть действия людей) самым первобытным сближением представляется воля богов, потом воля тех людей, которые стоят на самом видном историческом месте, – исторических героев. Но стоит только вникнуть в сущность каждого исторического события, то есть в деятельность всей массы людей, участвовавших в событии, чтобы убедиться, что воля исторического героя не только не руководит действиями масс, но сама постоянно руководима. Казалось бы, все равно понимать значение исторического события так или иначе. Но между человеком, который говорит, что народы Запада пошли на Восток, потому что Наполеон захотел этого, и человеком, который говорит, что это совершилось, потому что должно было совершиться, существует то же различие, которое существовало между людьми, утверждавшими, что земля стоит твердо и планеты движутся вокруг нее, и теми, которые говорили, что они не знают, на чем держится земля, но знают, что есть законы, управляющие движением и ее, и других планет. Причин исторического события – нет и не может быть, кроме единственной причины всех причин. Но есть законы, управляющие событиями, отчасти неизвестные, отчасти нащупываемые нами. Открытие этих законов возможно только тогда, когда мы вполне отрешимся от отыскиванья причин в воле одного человека, точно так же, как открытие законов движения планет стало возможно только тогда, когда люди отрешились от представления утвержденности земли.

После Бородинского сражения, занятия неприятелем Москвы и сожжения ее, важнейшим эпизодом войны 1812 года историки признают движение русской армии с Рязанской на Калужскую дорогу и к Тарутинскому лагерю – так называемый фланговый марш за Красной Пахрой. Историки приписывают славу этого гениального подвига различным лицам и спорят о том, кому, собственно, она принадлежит. Даже иностранные, даже французские историки признают гениальность русских полководцев, говоря об этом фланговом марше. Но почему военные писатели, а за ними и все, полагают, что этот фланговый марш есть весьма глубокомысленное изобретение какого нибудь одного лица, спасшее Россию и погубившее Наполеона, – весьма трудно понять. Во первых, трудно понять, в чем состоит глубокомыслие и гениальность этого движения; ибо для того, чтобы догадаться, что самое лучшее положение армии (когда ее не атакуют) находиться там, где больше продовольствия, – не нужно большого умственного напряжения. И каждый, даже глупый тринадцатилетний мальчик, без труда мог догадаться, что в 1812 году самое выгодное положение армии, после отступления от Москвы, было на Калужской дороге. Итак, нельзя понять, во первых, какими умозаключениями доходят историки до того, чтобы видеть что то глубокомысленное в этом маневре. Во вторых, еще труднее понять, в чем именно историки видят спасительность этого маневра для русских и пагубность его для французов; ибо фланговый марш этот, при других, предшествующих, сопутствовавших и последовавших обстоятельствах, мог быть пагубным для русского и спасительным для французского войска. Если с того времени, как совершилось это движение, положение русского войска стало улучшаться, то из этого никак не следует, чтобы это движение было тому причиною.
Этот фланговый марш не только не мог бы принести какие нибудь выгоды, но мог бы погубить русскую армию, ежели бы при том не было совпадения других условий. Что бы было, если бы не сгорела Москва? Если бы Мюрат не потерял из виду русских? Если бы Наполеон не находился в бездействии? Если бы под Красной Пахрой русская армия, по совету Бенигсена и Барклая, дала бы сражение? Что бы было, если бы французы атаковали русских, когда они шли за Пахрой? Что бы было, если бы впоследствии Наполеон, подойдя к Тарутину, атаковал бы русских хотя бы с одной десятой долей той энергии, с которой он атаковал в Смоленске? Что бы было, если бы французы пошли на Петербург?.. При всех этих предположениях спасительность флангового марша могла перейти в пагубность.
В третьих, и самое непонятное, состоит в том, что люди, изучающие историю, умышленно не хотят видеть того, что фланговый марш нельзя приписывать никакому одному человеку, что никто никогда его не предвидел, что маневр этот, точно так же как и отступление в Филях, в настоящем никогда никому не представлялся в его цельности, а шаг за шагом, событие за событием, мгновение за мгновением вытекал из бесчисленного количества самых разнообразных условий, и только тогда представился во всей своей цельности, когда он совершился и стал прошедшим.
На совете в Филях у русского начальства преобладающею мыслью было само собой разумевшееся отступление по прямому направлению назад, то есть по Нижегородской дороге. Доказательствами тому служит то, что большинство голосов на совете было подано в этом смысле, и, главное, известный разговор после совета главнокомандующего с Ланским, заведовавшим провиантскою частью. Ланской донес главнокомандующему, что продовольствие для армии собрано преимущественно по Оке, в Тульской и Калужской губерниях и что в случае отступления на Нижний запасы провианта будут отделены от армии большою рекою Окой, через которую перевоз в первозимье бывает невозможен. Это был первый признак необходимости уклонения от прежде представлявшегося самым естественным прямого направления на Нижний. Армия подержалась южнее, по Рязанской дороге, и ближе к запасам. Впоследствии бездействие французов, потерявших даже из виду русскую армию, заботы о защите Тульского завода и, главное, выгоды приближения к своим запасам заставили армию отклониться еще южнее, на Тульскую дорогу. Перейдя отчаянным движением за Пахрой на Тульскую дорогу, военачальники русской армии думали оставаться у Подольска, и не было мысли о Тарутинской позиции; но бесчисленное количество обстоятельств и появление опять французских войск, прежде потерявших из виду русских, и проекты сражения, и, главное, обилие провианта в Калуге заставили нашу армию еще более отклониться к югу и перейти в середину путей своего продовольствия, с Тульской на Калужскую дорогу, к Тарутину. Точно так же, как нельзя отвечать на тот вопрос, когда оставлена была Москва, нельзя отвечать и на то, когда именно и кем решено было перейти к Тарутину. Только тогда, когда войска пришли уже к Тарутину вследствие бесчисленных дифференциальных сил, тогда только стали люди уверять себя, что они этого хотели и давно предвидели.


Знаменитый фланговый марш состоял только в том, что русское войско, отступая все прямо назад по обратному направлению наступления, после того как наступление французов прекратилось, отклонилось от принятого сначала прямого направления и, не видя за собой преследования, естественно подалось в ту сторону, куда его влекло обилие продовольствия.