Костромской кремль

Костромской кремль — историческое ядро города Кострома, занимающее высокий холм на левом берегу Волги. Поскольку все его значимые постройки были снесены в советское время, о местоположении кремля в настоящее время можно судить по домам соборного причта над валами и обозначающей вход на его территорию ротонде 2-й половины XX века (т. н. «беседка Островского»).

Хотя костромские краеведы долгое время были убеждены, что кремль существовал на его нынешнем месте ещё во времена удельного княжества, археологическими исследованиями установлено, что город возник в устье реки Сула вверх по течению Волги. Деревянные укрепления города неоднократно горели и были подвержены нападениям новгородских ушкуйников, поэтому после очередного разорения в 1416 году кремль был перенесён на нынешнее возвышенное место. Вероятно, тогда же городской собор был переименован из Феодоровского в Успенский.

Первое каменное здание кремля и всего города — Успенский собор — датируется началом правления Ивана Грозного. В связи с особым почтением, которое новая династия Романовых оказывала хранившейся в соборе Феодоровской иконе Богоматери, он был в XVII веке расширен, с прибавлением обширного Феодоровского придела. Из росписи кремля 1678 года следует, что он был обнесён деревянной стеной с многочисленными башнями — Чудовой, Тайничной, Наугольной, Водяной, Вознесенской, Богословской, Ильинской, Воскресенской, Спасской и Пречистенской. Ближе к Волге стоял Здвиженский монастырь с шатровым храмом. В старинных описях также упоминается о существовании в кремле церквей Троицкой и Похвалы Богородицы.

Пожар 1773 года уничтожил Здвиженский монастырь и шатровую соборную колокольню. Успенский собор был поновлён, а на месте монастыря по проекту местного умельца С. А. Воротилова был возвёдён тёплый Богоявленский собор в стиле позднего барокко, с архиерейской усыпальницей в подклете. Строительные работы в кремле не затихали до 1791 года. Тогда же был устроен новый вход со стороны города, в виде вычурных по архитектурному решению Триумфальных ворот, и была возведена 64-метровая ярусная колокольня — главная архитектурная доминанта дореволюционной Костромы.

В 1922 году кремлёвские храмы были переданы обновленцам, в 1929 г. закрыты, в 1934 г. — снесены. По этой причине в историческом центре Костромы образовался пустырь, который поспешили занять исполинским памятником Ленину. Он был поставлен на пьедестал, подготовленный в 1913 г. (во время празднования 300-летия династии) для грандиозного памятника в честь царствующего дома Романовых. Памятник и сейчас господствует над этой частью города. В постсоветское время велись разговоры о воссоздании Успенского собора, был [new-sobor.narod.ru/gallery.html заложен камень в его основание], однако дальше этого строительство не пошло.

Воссоздание

• 19 июля 2015 г. во время посещения Костромы Патриархом Московским и Всея Руси Кириллом был установлен и освящен закладной камень в основание Успенского собора. По окончании молебного пения Предстоятель со словом: «Дорогие костромичи, только что мы совершили действие, имеющее глубокий духовный смысл и большое историческое значение. На месте, где мы стоим, некогда был центр города, здесь находился кремль — сердце Костромы. И трудно представить, чем нужно было руководствоваться, чтобы уничтожить это место и тем самым нанести глубокую рану городу, его истории, духовному состоянию народа..."
• 6 сентября 2015 г., по итогам рабочей встречи Министра культуры В.Р. Мединского и губернатора области С.К. Ситникова принято решение, что Министерство культуры РФ окажет максимальную поддержку Костромской области по восстановлению Костромского кремля.
• 20 мая 2016 г. отслужен торжественный молебен перед началом строительства соборной колокольни. В нём приняли участие Ферапонт епископ Костромской и Галичский, губернатор области С.К. Ситников, православный благотворитель В.И. Тырышкин.
• В начале августа 2016 года началось бетонирование основания 64 - метровой колокольни, с которой начнется восстановление Костромского кремля.

Ссылки

• [new-sobor.narod.ru/history.html Кремлёвские соборы Костромы: историко-архитектурная справка]
• [kostromka.ru/kostroma/land/05/zontikov/31.php Схема расположения стен и башен Костромского кремля. Постатейная роспись 1678 года]
• [ps-spb2008.narod.ru/kostroma2.htm Костромской кремль на фотографиях С. М. Прокудина-Горского]
• [www.kreml-kostroma.ru Возрождение Костромского кремля]

Отрывок, характеризующий Костромской кремль

Из за оглушающих со всех сторон звуков своих орудий, из за свиста и ударов снарядов неприятелей, из за вида вспотевшей, раскрасневшейся, торопящейся около орудий прислуги, из за вида крови людей и лошадей, из за вида дымков неприятеля на той стороне (после которых всякий раз прилетало ядро и било в землю, в человека, в орудие или в лошадь), из за вида этих предметов у него в голове установился свой фантастический мир, который составлял его наслаждение в эту минуту. Неприятельские пушки в его воображении были не пушки, а трубки, из которых редкими клубами выпускал дым невидимый курильщик.
– Вишь, пыхнул опять, – проговорил Тушин шопотом про себя, в то время как с горы выскакивал клуб дыма и влево полосой относился ветром, – теперь мячик жди – отсылать назад.
– Что прикажете, ваше благородие? – спросил фейерверкер, близко стоявший около него и слышавший, что он бормотал что то.
– Ничего, гранату… – отвечал он.
«Ну ка, наша Матвевна», говорил он про себя. Матвевной представлялась в его воображении большая крайняя, старинного литья пушка. Муравьями представлялись ему французы около своих орудий. Красавец и пьяница первый номер второго орудия в его мире был дядя ; Тушин чаще других смотрел на него и радовался на каждое его движение. Звук то замиравшей, то опять усиливавшейся ружейной перестрелки под горою представлялся ему чьим то дыханием. Он прислушивался к затиханью и разгоранью этих звуков.
– Ишь, задышала опять, задышала, – говорил он про себя.
Сам он представлялся себе огромного роста, мощным мужчиной, который обеими руками швыряет французам ядра.
– Ну, Матвевна, матушка, не выдавай! – говорил он, отходя от орудия, как над его головой раздался чуждый, незнакомый голос:
– Капитан Тушин! Капитан!
Тушин испуганно оглянулся. Это был тот штаб офицер, который выгнал его из Грунта. Он запыхавшимся голосом кричал ему:
– Что вы, с ума сошли. Вам два раза приказано отступать, а вы…
«Ну, за что они меня?…» думал про себя Тушин, со страхом глядя на начальника.
– Я… ничего… – проговорил он, приставляя два пальца к козырьку. – Я…
Но полковник не договорил всего, что хотел. Близко пролетевшее ядро заставило его, нырнув, согнуться на лошади. Он замолк и только что хотел сказать еще что то, как еще ядро остановило его. Он поворотил лошадь и поскакал прочь.
– Отступать! Все отступать! – прокричал он издалека. Солдаты засмеялись. Через минуту приехал адъютант с тем же приказанием.
Это был князь Андрей. Первое, что он увидел, выезжая на то пространство, которое занимали пушки Тушина, была отпряженная лошадь с перебитою ногой, которая ржала около запряженных лошадей. Из ноги ее, как из ключа, лилась кровь. Между передками лежало несколько убитых. Одно ядро за другим пролетало над ним, в то время как он подъезжал, и он почувствовал, как нервическая дрожь пробежала по его спине. Но одна мысль о том, что он боится, снова подняла его. «Я не могу бояться», подумал он и медленно слез с лошади между орудиями. Он передал приказание и не уехал с батареи. Он решил, что при себе снимет орудия с позиции и отведет их. Вместе с Тушиным, шагая через тела и под страшным огнем французов, он занялся уборкой орудий.
– А то приезжало сейчас начальство, так скорее драло, – сказал фейерверкер князю Андрею, – не так, как ваше благородие.
Князь Андрей ничего не говорил с Тушиным. Они оба были и так заняты, что, казалось, и не видали друг друга. Когда, надев уцелевшие из четырех два орудия на передки, они двинулись под гору (одна разбитая пушка и единорог были оставлены), князь Андрей подъехал к Тушину.
– Ну, до свидания, – сказал князь Андрей, протягивая руку Тушину.
– До свидания, голубчик, – сказал Тушин, – милая душа! прощайте, голубчик, – сказал Тушин со слезами, которые неизвестно почему вдруг выступили ему на глаза.


Ветер стих, черные тучи низко нависли над местом сражения, сливаясь на горизонте с пороховым дымом. Становилось темно, и тем яснее обозначалось в двух местах зарево пожаров. Канонада стала слабее, но трескотня ружей сзади и справа слышалась еще чаще и ближе. Как только Тушин с своими орудиями, объезжая и наезжая на раненых, вышел из под огня и спустился в овраг, его встретило начальство и адъютанты, в числе которых были и штаб офицер и Жерков, два раза посланный и ни разу не доехавший до батареи Тушина. Все они, перебивая один другого, отдавали и передавали приказания, как и куда итти, и делали ему упреки и замечания. Тушин ничем не распоряжался и молча, боясь говорить, потому что при каждом слове он готов был, сам не зная отчего, заплакать, ехал сзади на своей артиллерийской кляче. Хотя раненых велено было бросать, много из них тащилось за войсками и просилось на орудия. Тот самый молодцоватый пехотный офицер, который перед сражением выскочил из шалаша Тушина, был, с пулей в животе, положен на лафет Матвевны. Под горой бледный гусарский юнкер, одною рукой поддерживая другую, подошел к Тушину и попросился сесть.
– Капитан, ради Бога, я контужен в руку, – сказал он робко. – Ради Бога, я не могу итти. Ради Бога!
Видно было, что юнкер этот уже не раз просился где нибудь сесть и везде получал отказы. Он просил нерешительным и жалким голосом.
– Прикажите посадить, ради Бога.
– Посадите, посадите, – сказал Тушин. – Подложи шинель, ты, дядя, – обратился он к своему любимому солдату. – А где офицер раненый?
– Сложили, кончился, – ответил кто то.
– Посадите. Садитесь, милый, садитесь. Подстели шинель, Антонов.
Юнкер был Ростов. Он держал одною рукой другую, был бледен, и нижняя челюсть тряслась от лихорадочной дрожи. Его посадили на Матвевну, на то самое орудие, с которого сложили мертвого офицера. На подложенной шинели была кровь, в которой запачкались рейтузы и руки Ростова.
– Что, вы ранены, голубчик? – сказал Тушин, подходя к орудию, на котором сидел Ростов.
– Нет, контужен.
– Отчего же кровь то на станине? – спросил Тушин.