Костёл Всех Святых (Вильнюс)
Костёл | |
Костёл Всех Святых
Kościół Wszystkich Śwętych | |
Костёл Всех Святых | |
Страна | Литва |
Город | Вильнюс |
Конфессия | католицизм |
Епархия | Вильнюсская |
Орденская принадлежность | Орден босых кармелитов |
Тип здания | приходской костёл |
Архитектурный стиль | барокко |
Дата основания | 1620 |
Строительство | 1620—1631 годы |
Дата упразднения | 1944 |
Состояние | действует |
Костёл Всех Святы́х (Visų Šventųjų bažnyčia, kościół Wszystkich Śwętych) — римско-католический приходской костёл в Вильнюсском деканате; памятник архитектуры раннего барокко, один из ранних и ценных образцов безбашенных храмов в стиле барокко, возведённых в Литве. Располагается вместе с ансамблем кармелитского монастыря и новициата в Старом городе на участке треугольной формы между улицами Пилимо (Завальная, Pylimo g.), Руднинку (Рудницкая, Rūdininkų g.) и Вису Швянтую (Всех Святых, Visų Šventųjų g). Официальный адрес ул. Руднинку 20/1 (Rūdninkų g. 20/1). Службы на литовском и польском языках.
Содержание
История
Был построен вместе с прилегающим ансамблем кармелитского монастыря в 1620—1631 годах у городской стены рядом с Рудницкими воротами. При восстановлении после пожара во время войны с Москвой в 1655 году был существенно перестроен. В 1743 году у северо-восточного угла была возведена высокая колокольня сложной формы в стиле позднего барокко на месте бывшей башенки. В конце 1812 года наполеоновские солдаты сожгли скамьи и исповедальни; в храме был устроен госпиталь.
В 1823 году костёл был возобновлён. В 1885 году российскими властями монастырь был упразднён, в его помещениях были устроены квартиры. Советскими властями костёл в 1948 году был закрыт, использовался как склад бакалейных товаров. После реставрационных работ, проведённых в 1967—1975 годах под руководством архитектора Алдоны Швабаускене, с 1975 года в храме действовал Музей литовского народного искусства (отдел народного творчества Художественного музея Литвы).
После смены государственного строя костёл в порядке реституции в 1990 году был возвращён верующим и действует с 1991 года.
Архитектура
В плане костёл в форме латинского креста, трёхнефный, базиликального типа. Своеобразие внутреннего пространства состоит в том, что вместо трансептов — боковые часовни, образующие боковые нефы. Боковые нефы, отделённые от центрального четырьмя пилонами с каждой из сторон, в три раза уже и в два раза ниже центрального нефа. Своды цилиндрические с люнетами. Стены нефов и сводов, купола боковых часовен украшены орнаментом и фресками с сюжетами из жизни святых и истории Литвы. В костёле имеется восемнадцать алтарей со сложным скульптурным и полихромным декором. В пресбитерии расположены два боковых балкона в стиле рококо. Декоративная лепнина выполнена в конце XVIII века. Большой алтарь сооружён около 1787 года по проекту архитектора Мартина Кнакфуса.
При начатой в 1902 году по инициативе священника Л. Чудовского реставрации в 1904 году фрески были забелены. Фрагменты их были открыты во время реставрации в 1975 году.
Главный фасад выполнен в архитектурных формах раннего барокко. Карниз членит его на два яруса, широкие пилястры подчёркивают вертикальную ось и означают внутреннюю структуру. Завершает фасад треугольный фронтон, по бокам которого высятся обелиски. Центральную ось подчёркивает пышный портал с заметным влиянием ренессанса и большие окна. В нишах стояли деревянные полихромированные статуи родоначальников кармелитского монашества святого Илии и святого Елисея (ныне отсутствуют).
Увенчанная шлемом в стиле рококо и ажурным крестом, монументальная колокольня состоит из четырёх расширяющихся книзу ярусов с отличающимся оформлением. Отделанные рустом дорические пилястры нижнего яруса контрастируют со встроенными в углы узкими колоннами. Пилястры второго яруса коринфские и декорированы редким лепным мотивом. Боковые, расположенные наискось пилястры третьего яруса обрамляют пары колонн. Четвёртый ярус украшают пилястры, вырастающие из волют. Ниши и оконные проёмы колокольни различных арочных форм декорированы лепниной, а ниша четвёртого яруса, кроме того, огорожена декоративной решёткой балкона. Прототипом колокольни, очевидно, послужили башни кармелитского костёла в Глубоком (Белоруссия), возведённая на десятилетие раньше: колокольня в Вильне, построенная, возможно, тем же архитектором, повторяет их формы в деталях.[1]
Напишите отзыв о статье "Костёл Всех Святых (Вильнюс)"
Примечания
- ↑ Lietuvos architektūros istorija. T. II: Nuo XVII a. pradžios iki XIX a. vidurio. Vilnius: Mokslo ir enciklopedijų leidykla, 1994. ISBN 5-420-00583-3. P. 61. (лит.)
Литература
- Wilno. Przewodnik krajoznawczy Juliusza Kłosa, Prof. Uniwersytetu St. Batorego. Wydanie trzecie poprawione po zgonie autora. Wilno, 1937. S. 192—193. (польск.)
- Памятники искусства Советского Союза. Белоруссия, Литва, Латвия, Эстония. Справочник-путеводитель. Москва: Искусство. 1986. ISBN 5-210-00094-X. С. 402.
- Lietuvos architektūros istorija. T. II: Nuo XVII a. pradžios iki XIX a. vidurio. Vilnius: Mokslo ir enciklopedijų leidykla, 1994. ISBN 5-420-00583-3. P. 58—61. (лит.)
Ссылки
- [www.vilnius.skynet.lt/hramy4.html Костел Всех Святых]
- [www.vilnius-tourism.lt/index.php/en/34337/ The Church of All Saints] (англ.)
- [vilnius.lcn.lt/parapijos/visu_sventuju/ Vilniaus Visų Šventųjų parapija] (лит.)
- [vienuolynai.mch.mii.lt/V8-46/Vilvisusvent.htm Vilniaus buvęs senosios regulos karmelitų vienuolynas ir Visų Šventųjų bažnyčia] (лит.)
Отрывок, характеризующий Костёл Всех Святых (Вильнюс)
Денисов прямо от полкового командира поехал в штаб, с искренним желанием исполнить его совет. Вечером он возвратился в свою землянку в таком положении, в котором Ростов еще никогда не видал своего друга. Денисов не мог говорить и задыхался. Когда Ростов спрашивал его, что с ним, он только хриплым и слабым голосом произносил непонятные ругательства и угрозы…Испуганный положением Денисова, Ростов предлагал ему раздеться, выпить воды и послал за лекарем.
– Меня за г'азбой судить – ох! Дай еще воды – пускай судят, а буду, всегда буду подлецов бить, и госудаг'ю скажу. Льду дайте, – приговаривал он.
Пришедший полковой лекарь сказал, что необходимо пустить кровь. Глубокая тарелка черной крови вышла из мохнатой руки Денисова, и тогда только он был в состоянии рассказать все, что с ним было.
– Приезжаю, – рассказывал Денисов. – «Ну, где у вас тут начальник?» Показали. Подождать не угодно ли. «У меня служба, я зa 30 верст приехал, мне ждать некогда, доложи». Хорошо, выходит этот обер вор: тоже вздумал учить меня: Это разбой! – «Разбой, говорю, не тот делает, кто берет провиант, чтоб кормить своих солдат, а тот кто берет его, чтоб класть в карман!» Так не угодно ли молчать. «Хорошо». Распишитесь, говорит, у комиссионера, а дело ваше передастся по команде. Прихожу к комиссионеру. Вхожу – за столом… Кто же?! Нет, ты подумай!…Кто же нас голодом морит, – закричал Денисов, ударяя кулаком больной руки по столу, так крепко, что стол чуть не упал и стаканы поскакали на нем, – Телянин!! «Как, ты нас с голоду моришь?!» Раз, раз по морде, ловко так пришлось… «А… распротакой сякой и… начал катать. Зато натешился, могу сказать, – кричал Денисов, радостно и злобно из под черных усов оскаливая свои белые зубы. – Я бы убил его, кабы не отняли.
– Да что ж ты кричишь, успокойся, – говорил Ростов: – вот опять кровь пошла. Постой же, перебинтовать надо. Денисова перебинтовали и уложили спать. На другой день он проснулся веселый и спокойный. Но в полдень адъютант полка с серьезным и печальным лицом пришел в общую землянку Денисова и Ростова и с прискорбием показал форменную бумагу к майору Денисову от полкового командира, в которой делались запросы о вчерашнем происшествии. Адъютант сообщил, что дело должно принять весьма дурной оборот, что назначена военно судная комиссия и что при настоящей строгости касательно мародерства и своевольства войск, в счастливом случае, дело может кончиться разжалованьем.
Дело представлялось со стороны обиженных в таком виде, что, после отбития транспорта, майор Денисов, без всякого вызова, в пьяном виде явился к обер провиантмейстеру, назвал его вором, угрожал побоями и когда был выведен вон, то бросился в канцелярию, избил двух чиновников и одному вывихнул руку.
Денисов, на новые вопросы Ростова, смеясь сказал, что, кажется, тут точно другой какой то подвернулся, но что всё это вздор, пустяки, что он и не думает бояться никаких судов, и что ежели эти подлецы осмелятся задрать его, он им ответит так, что они будут помнить.
Денисов говорил пренебрежительно о всем этом деле; но Ростов знал его слишком хорошо, чтобы не заметить, что он в душе (скрывая это от других) боялся суда и мучился этим делом, которое, очевидно, должно было иметь дурные последствия. Каждый день стали приходить бумаги запросы, требования к суду, и первого мая предписано было Денисову сдать старшему по себе эскадрон и явиться в штаб девизии для объяснений по делу о буйстве в провиантской комиссии. Накануне этого дня Платов делал рекогносцировку неприятеля с двумя казачьими полками и двумя эскадронами гусар. Денисов, как всегда, выехал вперед цепи, щеголяя своей храбростью. Одна из пуль, пущенных французскими стрелками, попала ему в мякоть верхней части ноги. Может быть, в другое время Денисов с такой легкой раной не уехал бы от полка, но теперь он воспользовался этим случаем, отказался от явки в дивизию и уехал в госпиталь.
В июне месяце произошло Фридландское сражение, в котором не участвовали павлоградцы, и вслед за ним объявлено было перемирие. Ростов, тяжело чувствовавший отсутствие своего друга, не имея со времени его отъезда никаких известий о нем и беспокоясь о ходе его дела и раны, воспользовался перемирием и отпросился в госпиталь проведать Денисова.
Госпиталь находился в маленьком прусском местечке, два раза разоренном русскими и французскими войсками. Именно потому, что это было летом, когда в поле было так хорошо, местечко это с своими разломанными крышами и заборами и своими загаженными улицами, оборванными жителями и пьяными и больными солдатами, бродившими по нем, представляло особенно мрачное зрелище.
В каменном доме, на дворе с остатками разобранного забора, выбитыми частью рамами и стеклами, помещался госпиталь. Несколько перевязанных, бледных и опухших солдат ходили и сидели на дворе на солнушке.
Как только Ростов вошел в двери дома, его обхватил запах гниющего тела и больницы. На лестнице он встретил военного русского доктора с сигарою во рту. За доктором шел русский фельдшер.
– Не могу же я разорваться, – говорил доктор; – приходи вечерком к Макару Алексеевичу, я там буду. – Фельдшер что то еще спросил у него.
– Э! делай как знаешь! Разве не всё равно? – Доктор увидал подымающегося на лестницу Ростова.
– Вы зачем, ваше благородие? – сказал доктор. – Вы зачем? Или пуля вас не брала, так вы тифу набраться хотите? Тут, батюшка, дом прокаженных.
– Отчего? – спросил Ростов.
– Тиф, батюшка. Кто ни взойдет – смерть. Только мы двое с Макеевым (он указал на фельдшера) тут трепемся. Тут уж нашего брата докторов человек пять перемерло. Как поступит новенький, через недельку готов, – с видимым удовольствием сказал доктор. – Прусских докторов вызывали, так не любят союзники то наши.
Ростов объяснил ему, что он желал видеть здесь лежащего гусарского майора Денисова.
– Не знаю, не ведаю, батюшка. Ведь вы подумайте, у меня на одного три госпиталя, 400 больных слишком! Еще хорошо, прусские дамы благодетельницы нам кофе и корпию присылают по два фунта в месяц, а то бы пропали. – Он засмеялся. – 400, батюшка; а мне всё новеньких присылают. Ведь 400 есть? А? – обратился он к фельдшеру.