Костёл Святого Антония Падуанского (Прага)

Католический храм (костёл)
Костёл Святого Антония Падуанского Kostel svatého Antonína Paduánského
Современный вид
Страна	Чехия
Город, район	Прага, Голешовице
Конфессия	Католицизм
Епархия	Архидиоцез Праги
Тип здания	Зальный храм
Архитектурный стиль	Неоготика
Автор проекта	Франтишек Микш
Дата основания	25 октября 1908 года
Строительство	1908—1914 годы
Основные даты: 1914 год — освящение храма.
Статус	Приходской храм
Состояние	Действующий
Сайт	[www.svatyantonin.cz/ Официальный сайт]

Костёл Святого Антония Падуанского (чеш. Kostel svatého Antonína Paduánského) — римско-католический приходской храм в неоготическом стиле, расположенный на площади Штросмайера в пражском районе Голешовице (Прага 7). Внешний вид костёла, в особенности пары его колокольных башен, был частично позаимствован у облика знаменитого пражского храма Девы Марии пред Тыном.

История

До конца XIX века территория района Голешовице-Бубни относилась к Бубенечскому приходу, а богослужение для его жителей проводилось в небольшом костёле Святого Климента на современной Костелной улице. В 1886 году, через два года после административного включения Голешовице в состав Праги, был создан общественный комитет для организации строительства в Голешовице нового храма. В 1899 году было учреждено Духовное управление для Голешовице при костёле Святого Климента. В 1906 году архитектором Франтишеком Микшем, многолетним соратником Йосефа Моцкера, был разработан проект будущего костёла в псевдоготическом стиле, который решено было освятить в честь Святого Антония Падуанского. Согласно этому проекту, костёл длинной в 51 метр состоял из трёх нефов высотой 21 метр и имел две башни высотой 58 метров (63 — вместе с наконечниками). Земельный участок для строительства храма был предоставлен Йосефом Рихтером, землевладельцем из Бубни.

Краеугольный камень в основание храма Святого Антония Падуанского в Голешовицах был заложен и освящён 25 октября 1908 года, в том же году был построен фундамент и цоколь здания. Костёл строился в 1908—1911 годах по проекту Франтишека Микша и академического скульптора Штепана Залешака в стиле неоготики. Однако из-за окончания финансовых средств строительство пришлось приостановить. Благодаря усилиям Антонина Цирила Стояна венское правительство выделило существенную сумму денег и в сентябре 1912 года строительство было возобновлено. Постоянным недостатком средств в течение всего периода строительства объясняется тот факт, что большинство архитектурных элементов костёла было изготовлено не из природного, а из искусственного камня, что однако никак не сказалось на качестве их создания.

Строительство было закончено в 1914 году. 25 октября того же года, в день шестой годовщины заложения костёла, он был освящён архиепископом Праги кардиналом Львом Скрбенским. Поскольку в то время уже началась Первая мировая война, освящение храма прошло без лишних торжеств и финансовых затрат. Первым священником костёла Святого Антония Падуанского стал Антонин Непил.

Костёл первоначально имел два колокола производства фирмы Diepold, которые в 1916 году были конфискованы для военных нужд. В 1920 году из костёла Святого Климента на южную башню храма Святого Антония Падуанского был перенесён малый колокол «Климент» весом 400 кг, отлитый в 1572 году мастерской Брикци. В 1923 году были освящены два новых колокола, произведённые фирмой Herold. Работы по украшению интерьера и фасада костёла продолжались ещё и в 20-х годах XX века: в 1924 году в северном боковом нефе рядом с главным входом в храм был построен макет Лурдского грота, автором которого был скульптор Малинский (в следующем году композиция была дополнена статуей Девы Марии, макет располагается на своём месте по сей день), а в 1926 году внешнее обрамление сводчатого балдахина главных ворот было дополнено двумя статуями чешских святых работы скульптора Пршителя. 13 июня 1926 года статуи чешских святых и новый большой колокол «Антонин» были освящены пражским ауксилиарием Антонином Подлагой. Витражные окна храма были установлены по проекту Антонина Кписана постепенно в период с 1914 по 1927 годы на пожертвования отдельных лиц, чьи имена, как правило, указаны в нижней части окон.

Ни один из трёх новых колоколов храма не пережил Вторую мировую войну. После прихода к власти коммунистов из Пражского града был удалён колокол «Вацлав», являющийся копией филадельфийского Колокола Свободы, подаренный в 1919 году президенту Масарику американскими соотечественниками. По неизвестной причине колокол был помещён на хранение в храмовый зал костёла Святого Антония Падуанского, где и находился до 80-х годов XX века. В 1980 году на праздник Святого Иосифа колокол «Вацлав» был освящён, после чего с разрешения властей помещён на северную башню костёла.

В 70-х годах XX века была проведена генеральная реконструкция храмового органа с тремя мануалами, созданного голешовицким органным мастером Йосефом Губичкой. Выпускная система пневматической трактуры органа была заменена на напорную, а расположение органа изменилось настолько, что он утратил свой первоначальный «романтический» характер. После Рождества 2001 года был проведён следующий ремонт органа, в ходе которого пневматическая трактура была заменена электромагнитной, а также был перестроен пульт органа.

В 2010 году была проведена масштабная реставрация архитектурных элементов центральной части главного фасада (от лестницы до щипца). Общая сумма затрат на проведение реставрационных работ составили 1 525 000 крон, большую часть которой предоставил магистрат Праги. В 2014 году была проведена замена оригинальной кровли северной башни костёла, пострадавшей от времени, а также исправлены некоторые дефекты каменной отделки фасада и башни.

		<center>		<center>		<center>		<center>
Центральное окно фасада с масверком		Статуя Святой Людмилы на главных воротах		Костёл Святого Антония Падуанского на площади Штросмайера		Статуя Святого Вацлава на главных воротах		Неоготический фасад храма

Описание

Внешний вид трёхнефного костёла Святого Антония Падуанского, в особенности пара его колокольных башен, был частично позаимствован у облика знаменитого пражского храма Девы Марии пред Тыном. Башни костёла высотой 63 метра являются доминантой центра района Голешовице и несут на себе два колокола — «Климент» весом 400 кг (в южной башне), отлитый в 1572 году (в 2001 году колокол объявлен памятником культуры), и «Вацлав» весом 1200 кг (в северной башне), являющийся копией филадельфийского Колокола Свободы и дарованный американскими соотечественниками президенту Масарику в 1919 году. Щипец фасада храма украшена тремя статуями из песчаника работы скульптора Штепана Залешака, изображающими Святого Антония Падуанского (в центре) и Святых Кирилла и Мефодия (по бокам от Святого Антония). Сводчатый тройной балдахин главных ворот костёла украшен двумя более поздними скульптурами чешских святых — Святой Людмилы и Святого Вацлава.

Главный алтарь храма имеет перед собой менсу из сливенецкого мрамора — дар Антонина Непила, первого священника этого костёла. Автором скульптурного оформления кафедры, дарованной храму архиепископом Львом Скрбенским, и алтарей также является Штепан Залешак. Главный алтарь украшен его статуями Святого Антония Падуанского, Святого Вацлава и Святого Яна Непомуцкого, а кафедра — четырьмя рельефными изображениями евангелистов. Справа от входа в пресвитерий, в окончании южного нефа находится алтарь Девы Марии, подаренный костёлу пражским ауксиларием Франтишеком Брусаком. Этот закрывающийся трёхстворчатый алтарь был сделан из дерева и украшен образами работы академического художника Антонина Крисана. Над центральной створкой алтаря помещён образ Девы Марии Староболеславской. Слева от входа в пресвитерий, в окончании северного нефа находится алтарь Божественного сердца Господня. Этот резной алтарь был изготовлен резчиком Мразом и установлен в 1922 году. Центральная скульптура алтаря была создана выдающимся чешским скульптором Ченеком Восмиком, а автором алтарных образов является Антонин Крисан. Перед алтарём стоит мраморная купель. В центральной части южного нефа в 1990 году было устроено специальное хранилище, в котором в период рождественских праздников выставляется так называемый «Славянский Вифлеем», созданные резчиком Вацлавом Цвецлой.

В передней (восточной) части южного нефа располагается алтарь с центральным образом «Положение во гроб», являющимся копией оригинальной картины Рафаэля Санти, изготовленной профессором Шульцом в 1924 году. Меньшие образы алтаря, изображающие Святого Иосифа и Святого Антония, являются работой А. Крисана. В центральной части южного нефа находится так называемый «Гобеленовый алтарь» Святого Креста, поставленный в 1924 году. Настенный образ Распятого Христа был написан художником Беуронской художественной школы</span>^ru_cs братом Панталеоном Майером, монахом Эммаусского монастыря. Последним алтарём южного нефа является алтарь Святой Анежки Чешской, расположенный в его западной части. Этот алтарь был создан скульптором Малинским, освящён кардиналом Кашпаром в 1934 году, но окончательно закончен только в 1937 году.

<center>		<center>		<center>		<center>		<center>
Кафедра храма		Алтарь Девы Марии в окончании южного нефа		Главный алтарь		Алтарь Божественного сердца Господня в окончании северного нефа		Алтарь Святой Анежки Чешской в южном нефе

Ссылки

• [www.ceskatelevize.cz/ct24/regiony/1005192-dominanta-holesovic-kostel-sv-antonina-slavi-100-let Dominanta Holešovic, kostel sv. Antonína, slaví 100 let] (чешск.). ČT24 (13 декабря 2014). [www.webcitation.org/6g4thnuPq Архивировано из первоисточника 17 марта 2016].
• [www.svatyantonin.cz/historie-farnosti/ Historie farnosti] (чешск.). Farnost sv. Antonína. Římskokatolická farnost při kostele sv. Antonína Praha-Holešovice (2008). [www.webcitation.org/6g4tq20aw Архивировано из первоисточника 17 марта 2016].
• [www.prague.eu/cs/objekt/mista/2214/kostel-sv-antonina-paduanskeho Kostel sv. Antonína Paduánského] (чешск.). Официальный туристический портал столичного города Прага. Pražská informační služba (2015). [www.webcitation.org/6g4u2HLSz Архивировано из первоисточника 17 марта 2016].
• [www.apha.cz/restaurovani-zapadniho-pruceli-kostela-sv-antonina-v-praze-holesovicich Restaurování západního průčelí kostela sv. Antonína v Praze-Holešovicích] (чешск.). Arcibiskupství pražské. Arcidiecéze pražská (2013). [www.webcitation.org/6g4uDwmhl Архивировано из первоисточника 17 марта 2016].
• [files.svatyantonin.cz/200037563-7d47f7e419/vnitrek_velky.jpg Vnitřek kostela sv. Antonína] (чешск.). Farnost sv. Antonína. Římskokatolická farnost při kostele sv. Antonína Praha-Holešovice (2008). [www.webcitation.org/6g4uKM8hn Архивировано из первоисточника 17 марта 2016].

Отрывок, характеризующий Костёл Святого Антония Падуанского (Прага)

Он погонял уставшую уже лошадь, чтобы скорее проехать эти толпы, но чем дальше он подвигался, тем толпы становились расстроеннее. По большой дороге, на которую он выехал, толпились коляски, экипажи всех сортов, русские и австрийские солдаты, всех родов войск, раненые и нераненые. Всё это гудело и смешанно копошилось под мрачный звук летавших ядер с французских батарей, поставленных на Праценских высотах.
– Где государь? где Кутузов? – спрашивал Ростов у всех, кого мог остановить, и ни от кого не мог получить ответа.
Наконец, ухватив за воротник солдата, он заставил его ответить себе.
– Э! брат! Уж давно все там, вперед удрали! – сказал Ростову солдат, смеясь чему то и вырываясь.
Оставив этого солдата, который, очевидно, был пьян, Ростов остановил лошадь денщика или берейтора важного лица и стал расспрашивать его. Денщик объявил Ростову, что государя с час тому назад провезли во весь дух в карете по этой самой дороге, и что государь опасно ранен.
– Не может быть, – сказал Ростов, – верно, другой кто.
– Сам я видел, – сказал денщик с самоуверенной усмешкой. – Уж мне то пора знать государя: кажется, сколько раз в Петербурге вот так то видал. Бледный, пребледный в карете сидит. Четверню вороных как припустит, батюшки мои, мимо нас прогремел: пора, кажется, и царских лошадей и Илью Иваныча знать; кажется, с другим как с царем Илья кучер не ездит.
Ростов пустил его лошадь и хотел ехать дальше. Шедший мимо раненый офицер обратился к нему.
– Да вам кого нужно? – спросил офицер. – Главнокомандующего? Так убит ядром, в грудь убит при нашем полку.
– Не убит, ранен, – поправил другой офицер.
– Да кто? Кутузов? – спросил Ростов.
– Не Кутузов, а как бишь его, – ну, да всё одно, живых не много осталось. Вон туда ступайте, вон к той деревне, там всё начальство собралось, – сказал этот офицер, указывая на деревню Гостиерадек, и прошел мимо.
Ростов ехал шагом, не зная, зачем и к кому он теперь поедет. Государь ранен, сражение проиграно. Нельзя было не верить этому теперь. Ростов ехал по тому направлению, которое ему указали и по которому виднелись вдалеке башня и церковь. Куда ему было торопиться? Что ему было теперь говорить государю или Кутузову, ежели бы даже они и были живы и не ранены?
– Этой дорогой, ваше благородие, поезжайте, а тут прямо убьют, – закричал ему солдат. – Тут убьют!
– О! что говоришь! сказал другой. – Куда он поедет? Тут ближе.
Ростов задумался и поехал именно по тому направлению, где ему говорили, что убьют.
«Теперь всё равно: уж ежели государь ранен, неужели мне беречь себя?» думал он. Он въехал в то пространство, на котором более всего погибло людей, бегущих с Працена. Французы еще не занимали этого места, а русские, те, которые были живы или ранены, давно оставили его. На поле, как копны на хорошей пашне, лежало человек десять, пятнадцать убитых, раненых на каждой десятине места. Раненые сползались по два, по три вместе, и слышались неприятные, иногда притворные, как казалось Ростову, их крики и стоны. Ростов пустил лошадь рысью, чтобы не видать всех этих страдающих людей, и ему стало страшно. Он боялся не за свою жизнь, а за то мужество, которое ему нужно было и которое, он знал, не выдержит вида этих несчастных.
Французы, переставшие стрелять по этому, усеянному мертвыми и ранеными, полю, потому что уже никого на нем живого не было, увидав едущего по нем адъютанта, навели на него орудие и бросили несколько ядер. Чувство этих свистящих, страшных звуков и окружающие мертвецы слились для Ростова в одно впечатление ужаса и сожаления к себе. Ему вспомнилось последнее письмо матери. «Что бы она почувствовала, – подумал он, – коль бы она видела меня теперь здесь, на этом поле и с направленными на меня орудиями».
В деревне Гостиерадеке были хотя и спутанные, но в большем порядке русские войска, шедшие прочь с поля сражения. Сюда уже не доставали французские ядра, и звуки стрельбы казались далекими. Здесь все уже ясно видели и говорили, что сражение проиграно. К кому ни обращался Ростов, никто не мог сказать ему, ни где был государь, ни где был Кутузов. Одни говорили, что слух о ране государя справедлив, другие говорили, что нет, и объясняли этот ложный распространившийся слух тем, что, действительно, в карете государя проскакал назад с поля сражения бледный и испуганный обер гофмаршал граф Толстой, выехавший с другими в свите императора на поле сражения. Один офицер сказал Ростову, что за деревней, налево, он видел кого то из высшего начальства, и Ростов поехал туда, уже не надеясь найти кого нибудь, но для того только, чтобы перед самим собою очистить свою совесть. Проехав версты три и миновав последние русские войска, около огорода, окопанного канавой, Ростов увидал двух стоявших против канавы всадников. Один, с белым султаном на шляпе, показался почему то знакомым Ростову; другой, незнакомый всадник, на прекрасной рыжей лошади (лошадь эта показалась знакомою Ростову) подъехал к канаве, толкнул лошадь шпорами и, выпустив поводья, легко перепрыгнул через канаву огорода. Только земля осыпалась с насыпи от задних копыт лошади. Круто повернув лошадь, он опять назад перепрыгнул канаву и почтительно обратился к всаднику с белым султаном, очевидно, предлагая ему сделать то же. Всадник, которого фигура показалась знакома Ростову и почему то невольно приковала к себе его внимание, сделал отрицательный жест головой и рукой, и по этому жесту Ростов мгновенно узнал своего оплакиваемого, обожаемого государя.
«Но это не мог быть он, один посреди этого пустого поля», подумал Ростов. В это время Александр повернул голову, и Ростов увидал так живо врезавшиеся в его памяти любимые черты. Государь был бледен, щеки его впали и глаза ввалились; но тем больше прелести, кротости было в его чертах. Ростов был счастлив, убедившись в том, что слух о ране государя был несправедлив. Он был счастлив, что видел его. Он знал, что мог, даже должен был прямо обратиться к нему и передать то, что приказано было ему передать от Долгорукова.
Но как влюбленный юноша дрожит и млеет, не смея сказать того, о чем он мечтает ночи, и испуганно оглядывается, ища помощи или возможности отсрочки и бегства, когда наступила желанная минута, и он стоит наедине с ней, так и Ростов теперь, достигнув того, чего он желал больше всего на свете, не знал, как подступить к государю, и ему представлялись тысячи соображений, почему это было неудобно, неприлично и невозможно.
«Как! Я как будто рад случаю воспользоваться тем, что он один и в унынии. Ему неприятно и тяжело может показаться неизвестное лицо в эту минуту печали; потом, что я могу сказать ему теперь, когда при одном взгляде на него у меня замирает сердце и пересыхает во рту?» Ни одна из тех бесчисленных речей, которые он, обращая к государю, слагал в своем воображении, не приходила ему теперь в голову. Те речи большею частию держались совсем при других условиях, те говорились большею частию в минуту побед и торжеств и преимущественно на смертном одре от полученных ран, в то время как государь благодарил его за геройские поступки, и он, умирая, высказывал ему подтвержденную на деле любовь свою.
«Потом, что же я буду спрашивать государя об его приказаниях на правый фланг, когда уже теперь 4 й час вечера, и сражение проиграно? Нет, решительно я не должен подъезжать к нему. Не должен нарушать его задумчивость. Лучше умереть тысячу раз, чем получить от него дурной взгляд, дурное мнение», решил Ростов и с грустью и с отчаянием в сердце поехал прочь, беспрестанно оглядываясь на всё еще стоявшего в том же положении нерешительности государя.
В то время как Ростов делал эти соображения и печально отъезжал от государя, капитан фон Толь случайно наехал на то же место и, увидав государя, прямо подъехал к нему, предложил ему свои услуги и помог перейти пешком через канаву. Государь, желая отдохнуть и чувствуя себя нездоровым, сел под яблочное дерево, и Толь остановился подле него. Ростов издалека с завистью и раскаянием видел, как фон Толь что то долго и с жаром говорил государю, как государь, видимо, заплакав, закрыл глаза рукой и пожал руку Толю.
«И это я мог бы быть на его месте?» подумал про себя Ростов и, едва удерживая слезы сожаления об участи государя, в совершенном отчаянии поехал дальше, не зная, куда и зачем он теперь едет.
Его отчаяние было тем сильнее, что он чувствовал, что его собственная слабость была причиной его горя.
Он мог бы… не только мог бы, но он должен был подъехать к государю. И это был единственный случай показать государю свою преданность. И он не воспользовался им… «Что я наделал?» подумал он. И он повернул лошадь и поскакал назад к тому месту, где видел императора; но никого уже не было за канавой. Только ехали повозки и экипажи. От одного фурмана Ростов узнал, что Кутузовский штаб находится неподалеку в деревне, куда шли обозы. Ростов поехал за ними.
Впереди его шел берейтор Кутузова, ведя лошадей в попонах. За берейтором ехала повозка, и за повозкой шел старик дворовый, в картузе, полушубке и с кривыми ногами.
– Тит, а Тит! – сказал берейтор.
– Чего? – рассеянно отвечал старик.
– Тит! Ступай молотить.
– Э, дурак, тьфу! – сердито плюнув, сказал старик. Прошло несколько времени молчаливого движения, и повторилась опять та же шутка.
В пятом часу вечера сражение было проиграно на всех пунктах. Более ста орудий находилось уже во власти французов.
Пржебышевский с своим корпусом положил оружие. Другие колонны, растеряв около половины людей, отступали расстроенными, перемешанными толпами.
Остатки войск Ланжерона и Дохтурова, смешавшись, теснились около прудов на плотинах и берегах у деревни Аугеста.
В 6 м часу только у плотины Аугеста еще слышалась жаркая канонада одних французов, выстроивших многочисленные батареи на спуске Праценских высот и бивших по нашим отступающим войскам.
В арьергарде Дохтуров и другие, собирая батальоны, отстреливались от французской кавалерии, преследовавшей наших. Начинало смеркаться. На узкой плотине Аугеста, на которой столько лет мирно сиживал в колпаке старичок мельник с удочками, в то время как внук его, засучив рукава рубашки, перебирал в лейке серебряную трепещущую рыбу; на этой плотине, по которой столько лет мирно проезжали на своих парных возах, нагруженных пшеницей, в мохнатых шапках и синих куртках моравы и, запыленные мукой, с белыми возами уезжали по той же плотине, – на этой узкой плотине теперь между фурами и пушками, под лошадьми и между колес толпились обезображенные страхом смерти люди, давя друг друга, умирая, шагая через умирающих и убивая друг друга для того только, чтобы, пройдя несколько шагов, быть точно. так же убитыми.
Каждые десять секунд, нагнетая воздух, шлепало ядро или разрывалась граната в средине этой густой толпы, убивая и обрызгивая кровью тех, которые стояли близко. Долохов, раненый в руку, пешком с десятком солдат своей роты (он был уже офицер) и его полковой командир, верхом, представляли из себя остатки всего полка. Влекомые толпой, они втеснились во вход к плотине и, сжатые со всех сторон, остановились, потому что впереди упала лошадь под пушкой, и толпа вытаскивала ее. Одно ядро убило кого то сзади их, другое ударилось впереди и забрызгало кровью Долохова. Толпа отчаянно надвинулась, сжалась, тронулась несколько шагов и опять остановилась.
Пройти эти сто шагов, и, наверное, спасен; простоять еще две минуты, и погиб, наверное, думал каждый. Долохов, стоявший в середине толпы, рванулся к краю плотины, сбив с ног двух солдат, и сбежал на скользкий лед, покрывший пруд.
– Сворачивай, – закричал он, подпрыгивая по льду, который трещал под ним, – сворачивай! – кричал он на орудие. – Держит!…
Лед держал его, но гнулся и трещал, и очевидно было, что не только под орудием или толпой народа, но под ним одним он сейчас рухнется. На него смотрели и жались к берегу, не решаясь еще ступить на лед. Командир полка, стоявший верхом у въезда, поднял руку и раскрыл рот, обращаясь к Долохову. Вдруг одно из ядер так низко засвистело над толпой, что все нагнулись. Что то шлепнулось в мокрое, и генерал упал с лошадью в лужу крови. Никто не взглянул на генерала, не подумал поднять его.
– Пошел на лед! пошел по льду! Пошел! вороти! аль не слышишь! Пошел! – вдруг после ядра, попавшего в генерала, послышались бесчисленные голоса, сами не зная, что и зачем кричавшие.
Одно из задних орудий, вступавшее на плотину, своротило на лед. Толпы солдат с плотины стали сбегать на замерзший пруд. Под одним из передних солдат треснул лед, и одна нога ушла в воду; он хотел оправиться и провалился по пояс.
Ближайшие солдаты замялись, орудийный ездовой остановил свою лошадь, но сзади всё еще слышались крики: «Пошел на лед, что стал, пошел! пошел!» И крики ужаса послышались в толпе. Солдаты, окружавшие орудие, махали на лошадей и били их, чтобы они сворачивали и подвигались. Лошади тронулись с берега. Лед, державший пеших, рухнулся огромным куском, и человек сорок, бывших на льду, бросились кто вперед, кто назад, потопляя один другого.