Костёл Святого Николая (Вильнюс)

Костёл
Костёл Святого Николая в Вильнюсе Švento Mikalojaus bažnyčia
Костёл Святого Николая
Страна	Литва
Город	Вильнюс
Конфессия	католицизм
Епархия	Вильнюсская
Тип здания	приходской костёл
Архитектурный стиль	готика
Первое упоминание	1387

Костёл Свято́го Никола́я (костёл Святого Микалоюса, Švento Mikalojaus bažnyčia, kościół Świętego Mikołaja) — римско-католический приходской костёл Вильнюсского деканата; одно из самых древних готических строений в Вильнюсе, древнейший костёл в городе и самый древний из сохранившихся католических храмов в Литве, памятник истории и архитектуры, традиционный центр литовской религиозной и общественной жизни до Второй мировой войны. Располагается в Старом городе на улице Швянто Микалояус 4 (Šv. Mikalojaus g. 4). Службы на литовском языке.

История

Основан ещё до принятия Литвой католичества (1387), как принято считать, в правление князя Гедимина для иноземных купцов и ремесленников. Каменный храм был построен в 1382—1387 годах. О времени возведения свидетельствуют архаичные архитектурные формы ранней готики. Помимо того, церковь упоминалась в документах 1387—1397 годов.

Храм несколько раз реконструировался и восстанавливался. Сохранился акт освящения храма в 1514 году. Около 1525 года были возведены новые сетчатые своды. Простая и ясная композиция костёла оказала влияние на архитектуру более поздних готических храмов Литвы.

При восстановлении после пожара 1749 года около 1750 года и позднее были внесены значительные изменения в архитектурном облике здания: пристроены хоры в стиле рококо, увеличены боковые окна.

В 1812 году французские солдаты нанесли костёлу значительный ущерб. Позднее, в первой половине XIX века, была пристроена башня-колокольня с чертами классицизма, храм был обнесён каменной оградой. В 1972 году костёл реставрировался по проекту архитектора Йонаса Зиболиса.

С 1901 года в костёле ведутся богослужения на литовском языке. В период между Первой и Второй мировыми войнами храм был единственным, где службы и проповеди звучали на литовском языке. Костёл был своего рода центром литовской культуры. В зале во дворе проводились собрания, лекции, ставились спектакли, устраивались детские рождественские вечера. Здесь служили выдающиеся деятели религиозной, церковной, культурной жизни Литвы ксендзы Юозапас Кукта (1901—1906), Антанас Вискантас (1906—1909), Юргис Янушявичюс (1909—1911), Пятрас Крауялис (1911—1912), (1912—1924), Криступас Чибирас (1924—1942), Чесловас Кривайтис (1950—1961), Казимерас Василяускас (1997—2001) и другие. С 1919 по 1938 год здесь служил известный деятель белорусского движения, литературовед, публицист и издатель ксёндз Адам Станкевич.

Архитектура

Сравнительно небольшой безбашенный костёл с массивными стенами построен из красного кирпича. Храм почти квадратный в плане (13,0 на 15,75 м), трёхнефный, зального типа, с короткой трёхгранной апсидой и с диагональными контрфорсами на углах.

Характерные черты стиля готики сочетаются с элементами романского стиля (полукруглые арки). Скромный портал декорирован двумя рядами профилированных кирпичей. Плоскость треугольного фронтона украшают три группы ниш разной высоты, оживляющие фасад своей ритмикой и игрой света и тени. В стенах апсиды устроены узкие ниши. При реконструкции после пожара 1749 года на главном фасаде появились элементы стиля барокко (изогнутая перемычка центрального окна).

Во дворе в 1957 году была установлена статуя покровителя Вильнюса святого Христофора (и небесного патрона погибшего при бомбардировке города ксендза Криступаса Чибираса) с младенцем на руках и текстом на постаменте на литовском языке «Святой Христофор, опекай наш город!», созданная по просьбе прелата Чесловаса Кривайтиса скульптором Антанасом Кмеляускасом (за что он был исключён из членов Союза художников Литвы).

Интерьер

С суровым внешним обликом контрастирует нарядный интерьер храма. Сетчатые нервюрные своды поддерживают две пары изящных восьмигранных пилонов с гранями, сложенными из фасонных кирпичей. Пресбитерий от нефов (одинаковой высоты) отделяет килевидная арка.

В костёле три алтаря. В главном алтаре крест и четыре статуи Святого Христофора, Святой Тересы, Святой Клары и Святого Иосифа с Младенцем между колоннами работы скульптора Рафала Яхимовича. В левом алтаре образ Святого Николая со статуями Святого Казимира и Святого Георгия между колоннами. В правом алтаре барельеф Скобящей Божией Матери.

В 1930 году стараниями виленских литовцев в костёле был установлен монумент, посвященный 500-летию со дня смерти великого князя литовского Витовта Великого, созданный Рафалом Яхимовичем из бронзы и мрамора. В 1936 году памятник был окружён изгородью с двумя мечами, символизирующие те, что были принесены крестоносцами Ягайле перед Грюнвальдской битвой.

После Второй мировой войны в храме была открыта мемориальная плита в память настоятеля костёла в 1924—1942 годах Криступаса Чибираса. В средней нише справа стоит скульптура Святого Антония.

Литература

• Wilno. Przewodnik krajoznawczy Juliusza Kłosa, Prof. Uniwersytetu St. Batorego. Wydanie trzecie poprawione po zgonie autora. Wilno, 1937. S. 203—204. (польск.)
• Памятники искусства Советского Союза. Белоруссия, Литва, Латвия, Эстония. Справочник-путеводитель. Москва: Искусство. 1986. ISBN 5-210-00094-X. С. 395.

Ссылки

• [www.vilnius.skynet.lt/hramy14.html Костел Св. Николая]
• [www.vilnius-tourism.lt/index.php/en/34325/ The Church of St Nicholas] (англ.)
• [vilnius.lcn.lt/parapijos/mikalojaus/ Vilniaus Šv. Mikalojaus parapija] (лит.)

Отрывок, характеризующий Костёл Святого Николая (Вильнюс)

Графиня так устала от визитов, что не велела принимать больше никого, и швейцару приказано было только звать непременно кушать всех, кто будет еще приезжать с поздравлениями. Графине хотелось с глазу на глаз поговорить с другом своего детства, княгиней Анной Михайловной, которую она не видала хорошенько с ее приезда из Петербурга. Анна Михайловна, с своим исплаканным и приятным лицом, подвинулась ближе к креслу графини.
– С тобой я буду совершенно откровенна, – сказала Анна Михайловна. – Уж мало нас осталось, старых друзей! От этого я так и дорожу твоею дружбой.
Анна Михайловна посмотрела на Веру и остановилась. Графиня пожала руку своему другу.
– Вера, – сказала графиня, обращаясь к старшей дочери, очевидно, нелюбимой. – Как у вас ни на что понятия нет? Разве ты не чувствуешь, что ты здесь лишняя? Поди к сестрам, или…
Красивая Вера презрительно улыбнулась, видимо не чувствуя ни малейшего оскорбления.
– Ежели бы вы мне сказали давно, маменька, я бы тотчас ушла, – сказала она, и пошла в свою комнату.
Но, проходя мимо диванной, она заметила, что в ней у двух окошек симметрично сидели две пары. Она остановилась и презрительно улыбнулась. Соня сидела близко подле Николая, который переписывал ей стихи, в первый раз сочиненные им. Борис с Наташей сидели у другого окна и замолчали, когда вошла Вера. Соня и Наташа с виноватыми и счастливыми лицами взглянули на Веру.
Весело и трогательно было смотреть на этих влюбленных девочек, но вид их, очевидно, не возбуждал в Вере приятного чувства.
– Сколько раз я вас просила, – сказала она, – не брать моих вещей, у вас есть своя комната.
Она взяла от Николая чернильницу.
– Сейчас, сейчас, – сказал он, мокая перо.
– Вы всё умеете делать не во время, – сказала Вера. – То прибежали в гостиную, так что всем совестно сделалось за вас.
Несмотря на то, или именно потому, что сказанное ею было совершенно справедливо, никто ей не отвечал, и все четверо только переглядывались между собой. Она медлила в комнате с чернильницей в руке.
– И какие могут быть в ваши года секреты между Наташей и Борисом и между вами, – всё одни глупости!
– Ну, что тебе за дело, Вера? – тихеньким голоском, заступнически проговорила Наташа.
Она, видимо, была ко всем еще более, чем всегда, в этот день добра и ласкова.
– Очень глупо, – сказала Вера, – мне совестно за вас. Что за секреты?…
– У каждого свои секреты. Мы тебя с Бергом не трогаем, – сказала Наташа разгорячаясь.
– Я думаю, не трогаете, – сказала Вера, – потому что в моих поступках никогда ничего не может быть дурного. А вот я маменьке скажу, как ты с Борисом обходишься.
– Наталья Ильинишна очень хорошо со мной обходится, – сказал Борис. – Я не могу жаловаться, – сказал он.
– Оставьте, Борис, вы такой дипломат (слово дипломат было в большом ходу у детей в том особом значении, какое они придавали этому слову); даже скучно, – сказала Наташа оскорбленным, дрожащим голосом. – За что она ко мне пристает? Ты этого никогда не поймешь, – сказала она, обращаясь к Вере, – потому что ты никогда никого не любила; у тебя сердца нет, ты только madame de Genlis [мадам Жанлис] (это прозвище, считавшееся очень обидным, было дано Вере Николаем), и твое первое удовольствие – делать неприятности другим. Ты кокетничай с Бергом, сколько хочешь, – проговорила она скоро.
– Да уж я верно не стану перед гостями бегать за молодым человеком…
– Ну, добилась своего, – вмешался Николай, – наговорила всем неприятностей, расстроила всех. Пойдемте в детскую.
Все четверо, как спугнутая стая птиц, поднялись и пошли из комнаты.
– Мне наговорили неприятностей, а я никому ничего, – сказала Вера.
– Madame de Genlis! Madame de Genlis! – проговорили смеющиеся голоса из за двери.
Красивая Вера, производившая на всех такое раздражающее, неприятное действие, улыбнулась и видимо не затронутая тем, что ей было сказано, подошла к зеркалу и оправила шарф и прическу. Глядя на свое красивое лицо, она стала, повидимому, еще холоднее и спокойнее.

В гостиной продолжался разговор.
– Ah! chere, – говорила графиня, – и в моей жизни tout n'est pas rose. Разве я не вижу, что du train, que nous allons, [не всё розы. – при нашем образе жизни,] нашего состояния нам не надолго! И всё это клуб, и его доброта. В деревне мы живем, разве мы отдыхаем? Театры, охоты и Бог знает что. Да что обо мне говорить! Ну, как же ты это всё устроила? Я часто на тебя удивляюсь, Annette, как это ты, в свои годы, скачешь в повозке одна, в Москву, в Петербург, ко всем министрам, ко всей знати, со всеми умеешь обойтись, удивляюсь! Ну, как же это устроилось? Вот я ничего этого не умею.
– Ах, душа моя! – отвечала княгиня Анна Михайловна. – Не дай Бог тебе узнать, как тяжело остаться вдовой без подпоры и с сыном, которого любишь до обожания. Всему научишься, – продолжала она с некоторою гордостью. – Процесс мой меня научил. Ежели мне нужно видеть кого нибудь из этих тузов, я пишу записку: «princesse une telle [княгиня такая то] желает видеть такого то» и еду сама на извозчике хоть два, хоть три раза, хоть четыре, до тех пор, пока не добьюсь того, что мне надо. Мне всё равно, что бы обо мне ни думали.
– Ну, как же, кого ты просила о Бореньке? – спросила графиня. – Ведь вот твой уже офицер гвардии, а Николушка идет юнкером. Некому похлопотать. Ты кого просила?
– Князя Василия. Он был очень мил. Сейчас на всё согласился, доложил государю, – говорила княгиня Анна Михайловна с восторгом, совершенно забыв всё унижение, через которое она прошла для достижения своей цели.
– Что он постарел, князь Василий? – спросила графиня. – Я его не видала с наших театров у Румянцевых. И думаю, забыл про меня. Il me faisait la cour, [Он за мной волочился,] – вспомнила графиня с улыбкой.
– Всё такой же, – отвечала Анна Михайловна, – любезен, рассыпается. Les grandeurs ne lui ont pas touriene la tete du tout. [Высокое положение не вскружило ему головы нисколько.] «Я жалею, что слишком мало могу вам сделать, милая княгиня, – он мне говорит, – приказывайте». Нет, он славный человек и родной прекрасный. Но ты знаешь, Nathalieie, мою любовь к сыну. Я не знаю, чего я не сделала бы для его счастья. А обстоятельства мои до того дурны, – продолжала Анна Михайловна с грустью и понижая голос, – до того дурны, что я теперь в самом ужасном положении. Мой несчастный процесс съедает всё, что я имею, и не подвигается. У меня нет, можешь себе представить, a la lettre [буквально] нет гривенника денег, и я не знаю, на что обмундировать Бориса. – Она вынула платок и заплакала. – Мне нужно пятьсот рублей, а у меня одна двадцатипятирублевая бумажка. Я в таком положении… Одна моя надежда теперь на графа Кирилла Владимировича Безухова. Ежели он не захочет поддержать своего крестника, – ведь он крестил Борю, – и назначить ему что нибудь на содержание, то все мои хлопоты пропадут: мне не на что будет обмундировать его.
Графиня прослезилась и молча соображала что то.
– Часто думаю, может, это и грех, – сказала княгиня, – а часто думаю: вот граф Кирилл Владимирович Безухой живет один… это огромное состояние… и для чего живет? Ему жизнь в тягость, а Боре только начинать жить.