Костёл Святой Терезы (Вильнюс)

Костёл
Костёл Святой Терезы в Вильнюсе
Главный фасад костёла Святой Терезы
Страна	Литва
Город	Вильнюс
Конфессия	католицизм
Епархия	Вильнюсская
Тип здания	приходской костёл
Архитектурный стиль	барокко
Основатель	Стефан Христофор Пац
Первое упоминание	1627
Статус	памятник архитектуры
Состояние	действующий

Костёл Свято́й Тере́сы, костёл Святой Терезы, костёл Святой Терезии в Вильнюсе (лит. Šventos Teresės bažnyčia, польск. kościół Świętej Teresy) — приходской римско-католический костёл, памятник архитектуры раннего барокко; располагается в южной части Старого города на ул. Аушрос Варту (Aušros Vartų g. 14, в советское время ул. М. Горького 90 / 7), рядом с единственными сохранившимися городскими воротами и Островоротной часовней (Остра брама).

Службы на латинском языке в будние дни в 7:30, на литовском в будние дни в 9:00 и 18:30, по воскресеньям в 9:30, 11:00 (для детей) и 18:30, на польском языке в будние дни в 10:00 и 17:30, по воскресеньям в 9:00 (для детей и молодёжи), 13:00 и 17:30.

Ансамбль костёла Святой Терезы, бывших зданий монастыря и Острой брамы с часовней, занимающий площадь в 8440 м², является охраняемым государством объектом культурного наследия национального значения; код в Регистре культурных ценностей Литовской Республики 748; код собственно храма — 27322 .

История

Небольшой деревянный храм монастыря босых кармелитов, прибывших из Люблина, сооружённого в 1621—1627 годах стараниями виленского бургомистра Игнатия Дубовича и его брата Стефана Дубовича, был построен в 1627 году. Вскоре на месте деревянной церкви в 1633—1650 годах (по другим сведениям в 1635—1650 годах) на средства вице-канцлера Великого княжества Литовского Стефана Христофора Паца был выстроен нынешний каменный костёл базиликального типа. Предполагается, что здание проектировалось и строилось под руководством зодчего Ульрика, иначе Ульриха Гозиюса или Яна Ульриха, создателя дворца Радзивиллов в Вильнюсе на улице Виленской (ныне улица Вильняус). Главный фасад проектировал, по предположениям, итальянский архитектор Константино Тенкалла (Constantino Tencalla), которым создана также капелла Святого Казимира в Кафедральном соборе Святого Станислава.

В 1652 году, по другим сведениям в 1654 году костёл был освящён во имя святой Тересы епископом Ежи Тышкевичем (Jurgis Tiškevičius).

В 1748 и 1749 годах костёл горел; здание значительно пострадало от пожара в 1760 году. При восстановительных работах по проекту Иоаганн Кристофа Глаубица был сооружён арочный свод и возведена колокольня. В 1763—1765 годах интерьер был украшен скульптурами и фресками Мацея Слущанского на сводах и стенах.

В 1783 году к костёлу на средства рогачёвского старосты Михала Поцея была пристроена нарядная капелла в формах позднего барокко — семейный мавзолей Поцеев. При осаде Вильны российскими войсками во время восстания Костюшко в 1794 году монахи участвовали в обороне монастыря и города, о чём упоминается в эпической поэме Адама Мицкевича «Пан Тадеуш».

Во время нашествия Наполеона в 1812 году французские солдаты разграбили храм и монастырь, устроили здесь склады и казармы, повредили интерьер костёла. После войны костёл был отреставрирован; восстановлением внутренней отделки занимался художник Канут Русецкий. В 1829 году между Остробрамской часовней, пристроенной к Остробрамским воротам, и костёлом была сооружена классицистская галерея. Её продолжением вдоль улицы была несохранившаяся высокая каменная стена с воротами, отделявшая костёл от улицы; она изображена на рисунке неизвестного художника, датируемом 1840 годом , небольшая часть стены видна в левом нижнем углу популярной литографии из «Виленского альбома» Я. К. Вильчинского.

В 1844 году российские власти закрыли кармелитский монастырь и передали помещение православному Свято-Духову монастырю; костёл стал приходским. С 1868 года православное духовенство предпринимало усилия, направленные на передачу костёла православной церкви, оставшиеся безуспешными.

В 1857 и 1895 годах проводились реставрационные работы. В 1912 году были разрешены службы и проповеди на литовском языке. В 1861—1915 при костёле действовала школа для девочек, после Первой мировой войны в помещениях бывшего монастыря в 1918—1931 годах располагались общежитие девушек литовок и ремесленная школа.

В 1927—1929 годах костёл реставрировался под руководством архитектора профессора Юлиуша Клоса. Роспись на сводах и стенах была расчищена и отреставрирована художником Марианом Слонецким под руководством художника Яна Рутковского из Варшавы. В 1931 году монастырские здания были возвращены прибывшим из Польши кармелитам. В первый от пресбитерия пилон с правой стороны в июне 1935 года была вмурована урна с сердцем маршала Юзефа Пилсудского. Она находилась здесь до 12 мая 1936 года, когда была торжественно перенесена на кладбище Росса.

После Второй мировой войны в помещениях монастыря было устроено общежитие Вильнюсского педагогического института. В 1971—1976 годах под руководством архитектора Видмантаса Виткаускаса был обновлён фасад костёла, реставрировался интерьер.

Архитектура

• Church of the St Teresa in Vilnius7.JPG

  Южный фасад

• Church of the St Teresa in Vilnius5.JPG

  Колокольня

• Pociej Capella St Teresa Church in Vilnius.jpg

  Капелла Поцеев

• Church of the St Teresa in Vilnius2.JPG

  Портал

Костёл входит в ансамбль кармелитского монастыря и является одной из первых построек раннего барокко в Литве. Храм базиликального типа, с тремя нефами, асимметричный — в восточной стороне капелла и коридоры, в западной у апсиды — трёхъярусная башня колокольни. Массивную, восьмистенную в верхнем ярусе, колокольню увенчивает флюгер в виде ангела с трубой. Центральный неф выше и в два раза шире двух низких и узких боковых нефов с капеллами, напоминающими галереи. Главный фасад костёла построен с использованием благородных и дорогих строительных материалов — привезённого из Швеции песчаника, гранита, чёрного, красного и белого мрамора.

Яркий контраст жёлтого и чёрного мрамора, смесь пилястров дорического и коринфского происхождения, раковины, венчающие верх колонн — всё это напоминает сооружения знаменитого итальянского архитектора Андрея Палладио, жившего в XVI веке.

Во время Второй мировой войны фасад сильно пострадал и был закрашен. Гармоничный главный фасад напоминает ранние формы римских барочных костёлов. В облике фасада имеются отдельные элементы архитектуры ренессанса, но преобладают барочные формы с извилистыми контурами и волютами (спиралями) в углах. Фасад, в отличие от других барочных костёлов Вильнюса, без башен, симметричен, членится на два основных яруса. Верхний ярус на треть короче нижнего, над ним поднимается высокий фронтон. Фасад поднят на высокий цоколь из шведского песчаника. Его плоскости членятся карнизами и парными пилястрами. Середину нижнего яруса акцентирует высокая ниша, в которую встроен портал. Портал оформлен двумя колоннами из полированного гранита с капителями из белого мрамора, выемкой и картушем, а также волютами и оконным проёмом хора над ним.

В центре верхнего яруса располагается окно, нарядно оформленное профилированными наличниками и балюстрадой. По его сторонам расположены парные ионические пилястры и высокие волюты. Фасад увенчан высоким треугольным фронтоном с гербом рода Пацов в центре. Вместо башен по углам — стройные обелиски, дополнительно подчёркивающие устремлённость ввысь.

Южный фасад костёла обращён ко двору бывшего монастыря, с южной стороны замкнутого сохранившимся участком городской стены. Стена западного фасада вдоль улицы ровная и лишена декора. Пристроенная в 1783 году у главного фасада с правой западной стороны небольшая капелла Поцеев отличается формами позднего барокко (или рококо) с переходными к классицизму чертами. На западной её стене выделяется замечательная таблица с текстом о сооружении капеллы и лепным гербом Поцеев. Боковой вход с улицы налево ведёт в костёл, направо — к лестнице внутри классицистской пристройки; лестница ведёт к Остробрамскую часовню.

Внутреннее пространство перекрыто цилиндрическими сводами с люнетами. Своды среднего нефа поддерживаются 8 массивными аркадами, хоры над входом опираются на 4 аркады. Свод над пресбитерием с главным алтарём сферический; невысокий купол «слепой», без барабана и окон, и снаружи не виден.

Скромные здания монастыря носят черты раннего барокко. Дворы отделяются друг от друга арками. Часть зданий, отремонтированных при финансовой поддержке благотворительной акции католиков Германии „Renovabis“, занимает Молодёжный центр Вильнюсской архиепископии и Центр душеспасения (Sielovados centras) Вильнюсской архиепископии с домом гостей (Sviečių namai).

Интерьер

Интерьер отличают изысканные пропорции и нарядное оформление, в особенности центрального нефа, с множеством рельефов, скульптур, фресок.

Пышность декора, достигающая здесь наивысшей степени, объясняется тем, что он создан уже в XVIII веке, когда вильнюсский барокко перешагнул пределы художественной логики.

—

Стены между проёмами полукруглых арок в нефах членятся парными пилястрами с пышными коринфскими капителями, над которыми проходит фриз с декоративными орнаментами. Паруса купола украшает лепнина сложного рисунка.

Важную часть интерьера составляют девять алтарей лёгких форм, разноцветных, с позолотой, украшенных гипсовыми фигурами и статуями святых. Восемь алтарей в стиле рококо середины XVIII века, девятый алтарь в капелле Поцеев — мраморный, в стиле классицизма, относится к концу XVIII века.

Главный высокий алтарь относят к самым выдающимся по красоте и оригинальности алтарям Литвы. В двухъярусном, сложной композиции центральном алтаре находятся картина «Мадонна с младенцем и святым Казимиром» кисти Шимона Чеховича (конец XVII века) сверху и изображение святой Тересы с кровоточащим сердцем («Экстаз святой Тересы», иначе «Апофеоз святой Тересы») кисти Шимона Чеховича (по другим сведениям Русецкого, первая половина XIX века) ниже. Алтарь выполнен из песчаника, украшен рельефом облаков на фронтоне, своеобразными волютами, статуями святого Ильи, святого Елисея, многочисленными скульптурами.

Боковые алтари посвящены с одной стороны святому Иосифу, Михаилу Архангелу, Иоанну Непомуцкому, с другой стороны — Матери Божией Шкаплерной (Матери Божией Скапулярия), Иоанну Креста, апостолу Павлу. В боковых алтарях размещены образа святого Петра, святого Иоанна Креста и Михаила Архангела, написанные художниками Канутом Русецким. В ризнице помещены старые портреты фундаторов костёла — Пацов, Дубовича, Поцея, а также Луизы-Марии (иногда называют Марией Тересой), дочери короля Людовика XV и Марии Лещинской (для искупления грехов своего отца поступила в кармелитский монастырь под именем Тересы Августина (Thérèse de Saint-Augustin) и в 1873 году папой римским Пием IX была провозглашена блаженной). Амвон, исповедальни, скамейки в стиле рококо.

В костёле было две часовни (капеллы) — Божьей Матери Благой Советницы и Распятого Спасителя, или Папская часовня (она же часовня во имя Господа Иисуса). Под этой часовней находится гробница династии Поцеев. В капелле с интерьером в стиле классицизма установлены скульптуры с изображением Страстей Господних. Алтарь венчает статуя святой Елены с крестом, стоящей между двумя ангелами. Сейчас действует только часовня Божьей Матери Благой Советницы в конце левого бокового нефа с алтарём середины XVIII века.

Стены главного нефа, купол, частично стены и отдельные плоскости боковых алтарей расписаны фресками на сюжеты из жизни святой Тересы. Роспись относят к значительным памятникам позднего барокко в Литве.

Мнения о художественной ценности интерьера расходятся от восхищения высоким вкусом, художественным полётом, изяществом форм и гармоничностью колористических эффектов до полного отрицания («отсутствие подлинной художественности»):

Вычурный, детализированный, игривый скульптурный декор, деформированные, надуманные, логически необоснованные архитектурные формы свидетельствуют о вырождении приходящего в упадок и уступающего свои позиции барокко.

—

Священники

• Диаковский Наполеон (1903—09), 

• Жебровский Леон (1903),

• Володько Франтишек (1910-я),

• Петкель Леон (до 1913),

• Маркуцкий Леон (с 1913),

• Смеловский Станислав (с 1913),

• Песлюк Франтишек (с 1913),

• Нурковский Вацлав Данилович (1919—23),

• Завадский Станислав (1927—35),

• Вайчюнас Юзеф (1928—31),

• Гердевич Зенон (1928—29),

• Филек Эразий (Якуб) Юзефович (1930-я), 

• Сечко Тадеуш (1929—30),

• Пачковский Владислав (1931),

• Мазур Петр (1929—31), 

• Добровольский Стефан (1932—33),

• Важняк Юзеф ( 1933—35),

• Казеро Франтишек (Гжэгаж) Андреевич (1934—36), 

• Любецкий Александр Юзефович (1934—35),

• Гдовский Андрей (1936—39), праведник народов мира

• Щенсный Бенедикт ( 1936—39),

• Клячек Фаустин (1936—39),

• Кравец Теофил-Фидель (1936—39), 

• Казеро Кароль-Бениамин Андреевич (1940—42);

катехет: 

Еленский Бронислав ( 1928—39).

Литература

• А. Папшис. Вильнюс. — Вильнюс: Минтис, 1977. — С. 59—60. — 144 с.
• В. А. Чантурия, Й. Минкявичюс, Ю. М. Васильев, К. Алттоа. Памятники искусства Советского Союза. Белоруссия, Литва, Латвия, Эстония. Справочник-путеводитель. — М.: Искусство, 1986. — С. 402—403. — 520 с. — ISBN 5-210-00094-X.
• J. Maceika, P. Gudynas. Vadovas po Vilnių. — Vilnius: Valstybinė politinės ir mokslinės literatūros leidykla, 1960. — С. 50—52. — 388 с. (лит.)
• Juliusz Kłos. Wilno. Przewodnik krajoznawczy. — Trzecie poprawione po zgonie autora. — Wilno: Drukarnia Artystyczna Grafika, 1937. — С. 185—188. — 322 с. (польск.)
• Adomas Honoris Kirkoras. Pasivaikščiojimai po Vilnių ir jo apylinkes. — Vilnius: Mintis, 1991. — С. 62—63. — 280 с. — ISBN 5-417-00514-2. (лит.)
• Tomas Venclova. Wilno. Przewodnik. — Wydanie czwarte. — Vilnius: R. Paknio leidykla, 2006. — С. 150—151. — 216 с. — ISBN 9986-830-47-8. (польск.)

Ссылки

• [www.vilnius.skynet.lt/hramy15.html Костел Св. Тересы]
• [www.vilnius-tourism.lt/topic.php?tid=64&sid=96&aid=516&more=y The Church of St Teresa] (англ.)
• [vilnius.lcn.lt/parapijos/tereses/ Vilniaus Šv. Teresės bažnyčia] (лит.)

Отрывок, характеризующий Костёл Святой Терезы (Вильнюс)

– Прикомандирован, дежурю.
Они помолчали.
«Выпускала сокола да из правого рукава», говорила песня, невольно возбуждая бодрое, веселое чувство. Разговор их, вероятно, был бы другой, ежели бы они говорили не при звуках песни.
– Что правда, австрийцев побили? – спросил Долохов.
– А чорт их знает, говорят.
– Я рад, – отвечал Долохов коротко и ясно, как того требовала песня.
– Что ж, приходи к нам когда вечерком, фараон заложишь, – сказал Жерков.
– Или у вас денег много завелось?
– Приходи.
– Нельзя. Зарок дал. Не пью и не играю, пока не произведут.
– Да что ж, до первого дела…
– Там видно будет.
Опять они помолчали.
– Ты заходи, коли что нужно, все в штабе помогут… – сказал Жерков.
Долохов усмехнулся.
– Ты лучше не беспокойся. Мне что нужно, я просить не стану, сам возьму.
– Да что ж, я так…
– Ну, и я так.
– Прощай.
– Будь здоров…
… и высоко, и далеко,
На родиму сторону…
Жерков тронул шпорами лошадь, которая раза три, горячась, перебила ногами, не зная, с какой начать, справилась и поскакала, обгоняя роту и догоняя коляску, тоже в такт песни.


Возвратившись со смотра, Кутузов, сопутствуемый австрийским генералом, прошел в свой кабинет и, кликнув адъютанта, приказал подать себе некоторые бумаги, относившиеся до состояния приходивших войск, и письма, полученные от эрцгерцога Фердинанда, начальствовавшего передовою армией. Князь Андрей Болконский с требуемыми бумагами вошел в кабинет главнокомандующего. Перед разложенным на столе планом сидели Кутузов и австрийский член гофкригсрата.
– А… – сказал Кутузов, оглядываясь на Болконского, как будто этим словом приглашая адъютанта подождать, и продолжал по французски начатый разговор.
– Я только говорю одно, генерал, – говорил Кутузов с приятным изяществом выражений и интонации, заставлявшим вслушиваться в каждое неторопливо сказанное слово. Видно было, что Кутузов и сам с удовольствием слушал себя. – Я только одно говорю, генерал, что ежели бы дело зависело от моего личного желания, то воля его величества императора Франца давно была бы исполнена. Я давно уже присоединился бы к эрцгерцогу. И верьте моей чести, что для меня лично передать высшее начальство армией более меня сведущему и искусному генералу, какими так обильна Австрия, и сложить с себя всю эту тяжкую ответственность для меня лично было бы отрадой. Но обстоятельства бывают сильнее нас, генерал.
И Кутузов улыбнулся с таким выражением, как будто он говорил: «Вы имеете полное право не верить мне, и даже мне совершенно всё равно, верите ли вы мне или нет, но вы не имеете повода сказать мне это. И в этом то всё дело».
Австрийский генерал имел недовольный вид, но не мог не в том же тоне отвечать Кутузову.
– Напротив, – сказал он ворчливым и сердитым тоном, так противоречившим лестному значению произносимых слов, – напротив, участие вашего превосходительства в общем деле высоко ценится его величеством; но мы полагаем, что настоящее замедление лишает славные русские войска и их главнокомандующих тех лавров, которые они привыкли пожинать в битвах, – закончил он видимо приготовленную фразу.
Кутузов поклонился, не изменяя улыбки.
– А я так убежден и, основываясь на последнем письме, которым почтил меня его высочество эрцгерцог Фердинанд, предполагаю, что австрийские войска, под начальством столь искусного помощника, каков генерал Мак, теперь уже одержали решительную победу и не нуждаются более в нашей помощи, – сказал Кутузов.
Генерал нахмурился. Хотя и не было положительных известий о поражении австрийцев, но было слишком много обстоятельств, подтверждавших общие невыгодные слухи; и потому предположение Кутузова о победе австрийцев было весьма похоже на насмешку. Но Кутузов кротко улыбался, всё с тем же выражением, которое говорило, что он имеет право предполагать это. Действительно, последнее письмо, полученное им из армии Мака, извещало его о победе и о самом выгодном стратегическом положении армии.
– Дай ка сюда это письмо, – сказал Кутузов, обращаясь к князю Андрею. – Вот изволите видеть. – И Кутузов, с насмешливою улыбкой на концах губ, прочел по немецки австрийскому генералу следующее место из письма эрцгерцога Фердинанда: «Wir haben vollkommen zusammengehaltene Krafte, nahe an 70 000 Mann, um den Feind, wenn er den Lech passirte, angreifen und schlagen zu konnen. Wir konnen, da wir Meister von Ulm sind, den Vortheil, auch von beiden Uferien der Donau Meister zu bleiben, nicht verlieren; mithin auch jeden Augenblick, wenn der Feind den Lech nicht passirte, die Donau ubersetzen, uns auf seine Communikations Linie werfen, die Donau unterhalb repassiren und dem Feinde, wenn er sich gegen unsere treue Allirte mit ganzer Macht wenden wollte, seine Absicht alabald vereitelien. Wir werden auf solche Weise den Zeitpunkt, wo die Kaiserlich Ruseische Armee ausgerustet sein wird, muthig entgegenharren, und sodann leicht gemeinschaftlich die Moglichkeit finden, dem Feinde das Schicksal zuzubereiten, so er verdient». [Мы имеем вполне сосредоточенные силы, около 70 000 человек, так что мы можем атаковать и разбить неприятеля в случае переправы его через Лех. Так как мы уже владеем Ульмом, то мы можем удерживать за собою выгоду командования обоими берегами Дуная, стало быть, ежеминутно, в случае если неприятель не перейдет через Лех, переправиться через Дунай, броситься на его коммуникационную линию, ниже перейти обратно Дунай и неприятелю, если он вздумает обратить всю свою силу на наших верных союзников, не дать исполнить его намерение. Таким образом мы будем бодро ожидать времени, когда императорская российская армия совсем изготовится, и затем вместе легко найдем возможность уготовить неприятелю участь, коей он заслуживает».]
Кутузов тяжело вздохнул, окончив этот период, и внимательно и ласково посмотрел на члена гофкригсрата.
– Но вы знаете, ваше превосходительство, мудрое правило, предписывающее предполагать худшее, – сказал австрийский генерал, видимо желая покончить с шутками и приступить к делу.
Он невольно оглянулся на адъютанта.
– Извините, генерал, – перебил его Кутузов и тоже поворотился к князю Андрею. – Вот что, мой любезный, возьми ты все донесения от наших лазутчиков у Козловского. Вот два письма от графа Ностица, вот письмо от его высочества эрцгерцога Фердинанда, вот еще, – сказал он, подавая ему несколько бумаг. – И из всего этого чистенько, на французском языке, составь mеmorandum, записочку, для видимости всех тех известий, которые мы о действиях австрийской армии имели. Ну, так то, и представь его превосходительству.
Князь Андрей наклонил голову в знак того, что понял с первых слов не только то, что было сказано, но и то, что желал бы сказать ему Кутузов. Он собрал бумаги, и, отдав общий поклон, тихо шагая по ковру, вышел в приемную.
Несмотря на то, что еще не много времени прошло с тех пор, как князь Андрей оставил Россию, он много изменился за это время. В выражении его лица, в движениях, в походке почти не было заметно прежнего притворства, усталости и лени; он имел вид человека, не имеющего времени думать о впечатлении, какое он производит на других, и занятого делом приятным и интересным. Лицо его выражало больше довольства собой и окружающими; улыбка и взгляд его были веселее и привлекательнее.
Кутузов, которого он догнал еще в Польше, принял его очень ласково, обещал ему не забывать его, отличал от других адъютантов, брал с собою в Вену и давал более серьезные поручения. Из Вены Кутузов писал своему старому товарищу, отцу князя Андрея:
«Ваш сын, – писал он, – надежду подает быть офицером, из ряду выходящим по своим занятиям, твердости и исполнительности. Я считаю себя счастливым, имея под рукой такого подчиненного».
В штабе Кутузова, между товарищами сослуживцами и вообще в армии князь Андрей, так же как и в петербургском обществе, имел две совершенно противоположные репутации.
Одни, меньшая часть, признавали князя Андрея чем то особенным от себя и от всех других людей, ожидали от него больших успехов, слушали его, восхищались им и подражали ему; и с этими людьми князь Андрей был прост и приятен. Другие, большинство, не любили князя Андрея, считали его надутым, холодным и неприятным человеком. Но с этими людьми князь Андрей умел поставить себя так, что его уважали и даже боялись.
Выйдя в приемную из кабинета Кутузова, князь Андрей с бумагами подошел к товарищу,дежурному адъютанту Козловскому, который с книгой сидел у окна.
– Ну, что, князь? – спросил Козловский.
– Приказано составить записку, почему нейдем вперед.
– А почему?
Князь Андрей пожал плечами.
– Нет известия от Мака? – спросил Козловский.
– Нет.
– Ежели бы правда, что он разбит, так пришло бы известие.
– Вероятно, – сказал князь Андрей и направился к выходной двери; но в то же время навстречу ему, хлопнув дверью, быстро вошел в приемную высокий, очевидно приезжий, австрийский генерал в сюртуке, с повязанною черным платком головой и с орденом Марии Терезии на шее. Князь Андрей остановился.
– Генерал аншеф Кутузов? – быстро проговорил приезжий генерал с резким немецким выговором, оглядываясь на обе стороны и без остановки проходя к двери кабинета.
– Генерал аншеф занят, – сказал Козловский, торопливо подходя к неизвестному генералу и загораживая ему дорогу от двери. – Как прикажете доложить?
Неизвестный генерал презрительно оглянулся сверху вниз на невысокого ростом Козловского, как будто удивляясь, что его могут не знать.
– Генерал аншеф занят, – спокойно повторил Козловский.
Лицо генерала нахмурилось, губы его дернулись и задрожали. Он вынул записную книжку, быстро начертил что то карандашом, вырвал листок, отдал, быстрыми шагами подошел к окну, бросил свое тело на стул и оглянул бывших в комнате, как будто спрашивая: зачем они на него смотрят? Потом генерал поднял голову, вытянул шею, как будто намереваясь что то сказать, но тотчас же, как будто небрежно начиная напевать про себя, произвел странный звук, который тотчас же пресекся. Дверь кабинета отворилась, и на пороге ее показался Кутузов. Генерал с повязанною головой, как будто убегая от опасности, нагнувшись, большими, быстрыми шагами худых ног подошел к Кутузову.
– Vous voyez le malheureux Mack, [Вы видите несчастного Мака.] – проговорил он сорвавшимся голосом.
Лицо Кутузова, стоявшего в дверях кабинета, несколько мгновений оставалось совершенно неподвижно. Потом, как волна, пробежала по его лицу морщина, лоб разгладился; он почтительно наклонил голову, закрыл глаза, молча пропустил мимо себя Мака и сам за собой затворил дверь.
Слух, уже распространенный прежде, о разбитии австрийцев и о сдаче всей армии под Ульмом, оказывался справедливым. Через полчаса уже по разным направлениям были разосланы адъютанты с приказаниями, доказывавшими, что скоро и русские войска, до сих пор бывшие в бездействии, должны будут встретиться с неприятелем.
Князь Андрей был один из тех редких офицеров в штабе, который полагал свой главный интерес в общем ходе военного дела. Увидав Мака и услыхав подробности его погибели, он понял, что половина кампании проиграна, понял всю трудность положения русских войск и живо вообразил себе то, что ожидает армию, и ту роль, которую он должен будет играть в ней.
Невольно он испытывал волнующее радостное чувство при мысли о посрамлении самонадеянной Австрии и о том, что через неделю, может быть, придется ему увидеть и принять участие в столкновении русских с французами, впервые после Суворова.
Но он боялся гения Бонапарта, который мог оказаться сильнее всей храбрости русских войск, и вместе с тем не мог допустить позора для своего героя.
Взволнованный и раздраженный этими мыслями, князь Андрей пошел в свою комнату, чтобы написать отцу, которому он писал каждый день. Он сошелся в коридоре с своим сожителем Несвицким и шутником Жерковым; они, как всегда, чему то смеялись.
– Что ты так мрачен? – спросил Несвицкий, заметив бледное с блестящими глазами лицо князя Андрея.
– Веселиться нечему, – отвечал Болконский.
В то время как князь Андрей сошелся с Несвицким и Жерковым, с другой стороны коридора навстречу им шли Штраух, австрийский генерал, состоявший при штабе Кутузова для наблюдения за продовольствием русской армии, и член гофкригсрата, приехавшие накануне. По широкому коридору было достаточно места, чтобы генералы могли свободно разойтись с тремя офицерами; но Жерков, отталкивая рукой Несвицкого, запыхавшимся голосом проговорил:
– Идут!… идут!… посторонитесь, дорогу! пожалуйста дорогу!
Генералы проходили с видом желания избавиться от утруждающих почестей. На лице шутника Жеркова выразилась вдруг глупая улыбка радости, которой он как будто не мог удержать.
– Ваше превосходительство, – сказал он по немецки, выдвигаясь вперед и обращаясь к австрийскому генералу. – Имею честь поздравить.
Он наклонил голову и неловко, как дети, которые учатся танцовать, стал расшаркиваться то одной, то другой ногой.
Генерал, член гофкригсрата, строго оглянулся на него; не заметив серьезность глупой улыбки, не мог отказать в минутном внимании. Он прищурился, показывая, что слушает.
– Имею честь поздравить, генерал Мак приехал,совсем здоров,только немного тут зашибся, – прибавил он,сияя улыбкой и указывая на свою голову.
Генерал нахмурился, отвернулся и пошел дальше.
– Gott, wie naiv! [Боже мой, как он прост!] – сказал он сердито, отойдя несколько шагов.
Несвицкий с хохотом обнял князя Андрея, но Болконский, еще более побледнев, с злобным выражением в лице, оттолкнул его и обратился к Жеркову. То нервное раздражение, в которое его привели вид Мака, известие об его поражении и мысли о том, что ожидает русскую армию, нашло себе исход в озлоблении на неуместную шутку Жеркова.
– Если вы, милостивый государь, – заговорил он пронзительно с легким дрожанием нижней челюсти, – хотите быть шутом , то я вам в этом не могу воспрепятствовать; но объявляю вам, что если вы осмелитесь другой раз скоморошничать в моем присутствии, то я вас научу, как вести себя.
Несвицкий и Жерков так были удивлены этой выходкой, что молча, раскрыв глаза, смотрели на Болконского.
– Что ж, я поздравил только, – сказал Жерков.
– Я не шучу с вами, извольте молчать! – крикнул Болконский и, взяв за руку Несвицкого, пошел прочь от Жеркова, не находившего, что ответить.
– Ну, что ты, братец, – успокоивая сказал Несвицкий.
– Как что? – заговорил князь Андрей, останавливаясь от волнения. – Да ты пойми, что мы, или офицеры, которые служим своему царю и отечеству и радуемся общему успеху и печалимся об общей неудаче, или мы лакеи, которым дела нет до господского дела. Quarante milles hommes massacres et l'ario mee de nos allies detruite, et vous trouvez la le mot pour rire, – сказал он, как будто этою французскою фразой закрепляя свое мнение. – C'est bien pour un garcon de rien, comme cet individu, dont vous avez fait un ami, mais pas pour vous, pas pour vous. [Сорок тысяч человек погибло и союзная нам армия уничтожена, а вы можете при этом шутить. Это простительно ничтожному мальчишке, как вот этот господин, которого вы сделали себе другом, но не вам, не вам.] Мальчишкам только можно так забавляться, – сказал князь Андрей по русски, выговаривая это слово с французским акцентом, заметив, что Жерков мог еще слышать его.
Он подождал, не ответит ли что корнет. Но корнет повернулся и вышел из коридора.


Гусарский Павлоградский полк стоял в двух милях от Браунау. Эскадрон, в котором юнкером служил Николай Ростов, расположен был в немецкой деревне Зальценек. Эскадронному командиру, ротмистру Денисову, известному всей кавалерийской дивизии под именем Васьки Денисова, была отведена лучшая квартира в деревне. Юнкер Ростов с тех самых пор, как он догнал полк в Польше, жил вместе с эскадронным командиром.
11 октября, в тот самый день, когда в главной квартире всё было поднято на ноги известием о поражении Мака, в штабе эскадрона походная жизнь спокойно шла по старому. Денисов, проигравший всю ночь в карты, еще не приходил домой, когда Ростов, рано утром, верхом, вернулся с фуражировки. Ростов в юнкерском мундире подъехал к крыльцу, толконув лошадь, гибким, молодым жестом скинул ногу, постоял на стремени, как будто не желая расстаться с лошадью, наконец, спрыгнул и крикнул вестового.
– А, Бондаренко, друг сердечный, – проговорил он бросившемуся стремглав к его лошади гусару. – Выводи, дружок, – сказал он с тою братскою, веселою нежностию, с которою обращаются со всеми хорошие молодые люди, когда они счастливы.
– Слушаю, ваше сиятельство, – отвечал хохол, встряхивая весело головой.
– Смотри же, выводи хорошенько!
Другой гусар бросился тоже к лошади, но Бондаренко уже перекинул поводья трензеля. Видно было, что юнкер давал хорошо на водку, и что услужить ему было выгодно. Ростов погладил лошадь по шее, потом по крупу и остановился на крыльце.
«Славно! Такая будет лошадь!» сказал он сам себе и, улыбаясь и придерживая саблю, взбежал на крыльцо, погромыхивая шпорами. Хозяин немец, в фуфайке и колпаке, с вилами, которыми он вычищал навоз, выглянул из коровника. Лицо немца вдруг просветлело, как только он увидал Ростова. Он весело улыбнулся и подмигнул: «Schon, gut Morgen! Schon, gut Morgen!» [Прекрасно, доброго утра!] повторял он, видимо, находя удовольствие в приветствии молодого человека.
– Schon fleissig! [Уже за работой!] – сказал Ростов всё с тою же радостною, братскою улыбкой, какая не сходила с его оживленного лица. – Hoch Oestreicher! Hoch Russen! Kaiser Alexander hoch! [Ура Австрийцы! Ура Русские! Император Александр ура!] – обратился он к немцу, повторяя слова, говоренные часто немцем хозяином.
Немец засмеялся, вышел совсем из двери коровника, сдернул
колпак и, взмахнув им над головой, закричал:
– Und die ganze Welt hoch! [И весь свет ура!]
Ростов сам так же, как немец, взмахнул фуражкой над головой и, смеясь, закричал: «Und Vivat die ganze Welt»! Хотя не было никакой причины к особенной радости ни для немца, вычищавшего свой коровник, ни для Ростова, ездившего со взводом за сеном, оба человека эти с счастливым восторгом и братскою любовью посмотрели друг на друга, потрясли головами в знак взаимной любви и улыбаясь разошлись – немец в коровник, а Ростов в избу, которую занимал с Денисовым.