Котович-Кадочникова, Розалия Ивановна

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Розалия Котович-Кадочникова
Имя при рождении:	Розалия Ивановна Котович
Дата рождения:	17 сентября 1913(1913-09-17)
Дата смерти:	18 декабря 2001(2001-12-18) (88 лет)
Профессия:	актриса
Театр:	Ленинградский театр юных зрителей

Роза́лия Ива́новна Кото́вич-Ка́дочникова (1913—2001) — советская актриса.

Биография

Розалия Котович-Кадочникова родилась 17 сентября 1913 года в семье белостоцкого скрипача.

В 1935 году окончила Ленинградский театральный институт (курс Бориса Зона). В дипломном спектакле «Снегурочка» сыграла Купаву, одну из своих лучших ролей. Актриса Ленинградского театра юных зрителей (в 1935—1945 основанного Б. В. Зоном на его базе Нового ТЮЗа).

Снималась в кино, в небольших и эпизодических ролях. Первый раз появилась на экране в фильме «Снегурочка», снятом её мужем Павлом Кадочниковым в 1966 году. Среди других работ: жена миллиардера Садди Дауговета («Блистающий мир»), тётя Варя («Картина»), Аглая Андреевна («Серебряные струны») и эпизод в первом, после долгого перерыва, фильме режиссёра Рустама Хамдамова «Анна Карамазофф».

Была замужем за известным актёром и режиссёром Павлом Кадочниковым (1915—1988), сын — актёр Пётр Кадочников (1944—1981).

Скончалась 18 декабря 2001 года в Санкт-Петербурге. Похоронена на Серафимовском кладбище.

Фильмография

• 1968 — Снегурочка
• 1983 — Я тебя никогда не забуду — заведующая адресным бюро
• 1984 — Блистающий мир — жена Дауговета
• 1985 — Картина — тётя Варя
• 1987 — Серебряные струны — Аглая Андреевна
• 1991 — Анна Карамазофф
• 1992 — Билет в красный театр, или Смерть гробокопателя — билетёрша
• 1994 — Год собаки

Отрывок, характеризующий Котович-Кадочникова, Розалия Ивановна

– В середине бог, и каждая капля стремится расшириться, чтобы в наибольших размерах отражать его. И растет, сливается, и сжимается, и уничтожается на поверхности, уходит в глубину и опять всплывает. Вот он, Каратаев, вот разлился и исчез. – Vous avez compris, mon enfant, [Понимаешь ты.] – сказал учитель.
– Vous avez compris, sacre nom, [Понимаешь ты, черт тебя дери.] – закричал голос, и Пьер проснулся.
Он приподнялся и сел. У костра, присев на корточках, сидел француз, только что оттолкнувший русского солдата, и жарил надетое на шомпол мясо. Жилистые, засученные, обросшие волосами, красные руки с короткими пальцами ловко поворачивали шомпол. Коричневое мрачное лицо с насупленными бровями ясно виднелось в свете угольев.
– Ca lui est bien egal, – проворчал он, быстро обращаясь к солдату, стоявшему за ним. – …brigand. Va! [Ему все равно… разбойник, право!]
И солдат, вертя шомпол, мрачно взглянул на Пьера. Пьер отвернулся, вглядываясь в тени. Один русский солдат пленный, тот, которого оттолкнул француз, сидел у костра и трепал по чем то рукой. Вглядевшись ближе, Пьер узнал лиловую собачонку, которая, виляя хвостом, сидела подле солдата.
– А, пришла? – сказал Пьер. – А, Пла… – начал он и не договорил. В его воображении вдруг, одновременно, связываясь между собой, возникло воспоминание о взгляде, которым смотрел на него Платон, сидя под деревом, о выстреле, слышанном на том месте, о вое собаки, о преступных лицах двух французов, пробежавших мимо его, о снятом дымящемся ружье, об отсутствии Каратаева на этом привале, и он готов уже был понять, что Каратаев убит, но в то же самое мгновенье в его душе, взявшись бог знает откуда, возникло воспоминание о вечере, проведенном им с красавицей полькой, летом, на балконе своего киевского дома. И все таки не связав воспоминаний нынешнего дня и не сделав о них вывода, Пьер закрыл глаза, и картина летней природы смешалась с воспоминанием о купанье, о жидком колеблющемся шаре, и он опустился куда то в воду, так что вода сошлась над его головой.
Перед восходом солнца его разбудили громкие частые выстрелы и крики. Мимо Пьера пробежали французы.
– Les cosaques! [Казаки!] – прокричал один из них, и через минуту толпа русских лиц окружила Пьера.
Долго не мог понять Пьер того, что с ним было. Со всех сторон он слышал вопли радости товарищей.
– Братцы! Родимые мои, голубчики! – плача, кричали старые солдаты, обнимая казаков и гусар. Гусары и казаки окружали пленных и торопливо предлагали кто платья, кто сапоги, кто хлеба. Пьер рыдал, сидя посреди их, и не мог выговорить ни слова; он обнял первого подошедшего к нему солдата и, плача, целовал его.