Котов, Николай Георгиевич

Николай Георгиевич Котов
Д. Бурлюк. Портрет художника Н. Котова Бумага, цветной карандаш. 1919
Место смерти:	Москва, СССР
Жанр:	графика, живопись
Учёба:	МУЖВЗ
Звания:
Премии:

Николай Георгиевич Котов (Котов-Памирский) (1889, Томск — 1968, Москва) — Русский и советский живописец, график, мастер панорамной живописи. Заслуженный деятель искусств РСФСР, Действительный член Академии художеств СССР.

Биография

Окончил (?) Томскую гимназию, был дружен с М. Черемных. Гимназистом часто посещал художественные выставки, наибольшее впечатление получил от работ Г. Гуркина, «открывшего ему Алтай».

Первоначальное художественное образование получил в Томских рисовальных классах у известного томского художника и педагога С. М. Прохорова. Окончил Томский технологический институт.

Продолжил учёбу в МУЖВЗ (1912—1917) у А. Е. Архипова, А. М. Васнецова, К. А. Коровина, С. Д. Милорадовича.

С 1917 года снова жил в Томске, выступил одним из организаторов Томской секции Изобразительного искусства. С 1918 года по 1920 год принимал участие в борьбе против колчаковщины, затем был на руководящей работе в органах народного просвещения и изоискусства, одновременно работая как художник по агитплакату и агиттеатру. Во время своего «сибирского турне» в Томск приехал Давид Бурлюк, Котов был участником организованной Бурлюком художественной выставки:

Этот предприимчивый делец [Бурлюк] немедленно организовал в Томске несколько футуристических диспутов, отыскал нас, всех художников Томска и предложил организовать выставку. Тут же наспех начал писать картины. Машкевич тогда «левачил» и написал какую-то унылую бабу и солдата с тупым, похожим на лопату лицом. Дали какие-то вещи и другие художники (Поляков, Хазов, Смолин и др.). Дал и Бурлюк свои — как их назвать, не знаю — картины. Но среди них была одна «загадочная картинка», которая возбуждала любопытство всех. Это парикмахерская, где посетители сидят без голов, а их головы, отдельно стоящие на подставках, причесывают и бреют парикмахеры

—

В 1921 году переехал в Москву. Один из учредителей Ассоциации художников революционной России (1922), активный участник выставок Ассоциации (1922—1929). Исполнительный секретарь и один из организаторов Союза художников СССР.

Работал как жанрист, пейзажист, занимался плакатом — «Распрабабкиной техники скидывай хлам …» (1930), «300 миллионов в год …» (1930), «Строительство социализма» (1927). Выполнил иллюстрации к книгам В 1920—1930-х годах неоднократно выезжал в экспедиции на Алтай, Памир, в Сибирь, выполнил циклы живописных и графических работ.

Создал эскизы к панорамам «Штурм Перекопа» (коллектив авторов; 1934—1941), «Оборона Царицына — Оборона Сталинграда» (совместно с П. С. Добрыниным; вторая половина 1930-х — начало 1950-х);

Участвовал в воссоздании панорам Ф. А. Рубо «Бородинская битва» и «Оборона Севастополя».

Произведения находятся в Государственной Третьяковской галерее, Государственном Русском музее, в Российской государственной библиотеке, в Таганрогской картинной галерее, Томском областном краеведческом музее и других собраниях.

Выставки

Художественно-промышленная выставка в Кёльне (1929).

Выставка общества художников московской школы (1923),

Юбилейная выставка «Красная Армия. 1918—1923» (1923),

1-я выставка общества «Союз советских художников» (1931) в Москве,

1-я передвижная выставка картин (Москва — Саратов — Волгоград — Казань — Нижний Новгород, 1925),

Персональная выставка в Москве (1933).

Библиография

«Жизнь на грани эпох» (трилогия)

Ссылки

[odl-art.ru/products/405210 Галерея русского искусства Old-Art. Котов]

[www.socialart.su/khudozhniki/khudozhniki-sotsrealizma/kotov-n-g/2-risunka Картины соцреализма Котов Н.Г 2 рисунка (Похороны Ленина)]

[%artchive.ru/artists/nikolay_georgievich_kotov/biography Артархив. Николай Георгиевич Котов]

[odl-art.ru/photoalbums/13683 Некоторые работы на сайте Галерея русского искусства Old-Art]

Отрывок, характеризующий Котов, Николай Георгиевич

Действительно, хотя уже гораздо дальше, чем прежде, все Ростовы увидали Пьера или человека, необыкновенно похожего на Пьера, в кучерском кафтане, шедшего по улице с нагнутой головой и серьезным лицом, подле маленького безбородого старичка, имевшего вид лакея. Старичок этот заметил высунувшееся на него лицо из кареты и, почтительно дотронувшись до локтя Пьера, что то сказал ему, указывая на карету. Пьер долго не мог понять того, что он говорил; так он, видимо, погружен был в свои мысли. Наконец, когда он понял его, посмотрел по указанию и, узнав Наташу, в ту же секунду отдаваясь первому впечатлению, быстро направился к карете. Но, пройдя шагов десять, он, видимо, вспомнив что то, остановился.
Высунувшееся из кареты лицо Наташи сияло насмешливою ласкою.
– Петр Кирилыч, идите же! Ведь мы узнали! Это удивительно! – кричала она, протягивая ему руку. – Как это вы? Зачем вы так?
Пьер взял протянутую руку и на ходу (так как карета. продолжала двигаться) неловко поцеловал ее.
– Что с вами, граф? – спросила удивленным и соболезнующим голосом графиня.
– Что? Что? Зачем? Не спрашивайте у меня, – сказал Пьер и оглянулся на Наташу, сияющий, радостный взгляд которой (он чувствовал это, не глядя на нее) обдавал его своей прелестью.
– Что же вы, или в Москве остаетесь? – Пьер помолчал.
– В Москве? – сказал он вопросительно. – Да, в Москве. Прощайте.
– Ах, желала бы я быть мужчиной, я бы непременно осталась с вами. Ах, как это хорошо! – сказала Наташа. – Мама, позвольте, я останусь. – Пьер рассеянно посмотрел на Наташу и что то хотел сказать, но графиня перебила его:
– Вы были на сражении, мы слышали?
– Да, я был, – отвечал Пьер. – Завтра будет опять сражение… – начал было он, но Наташа перебила его:
– Да что же с вами, граф? Вы на себя не похожи…
– Ах, не спрашивайте, не спрашивайте меня, я ничего сам не знаю. Завтра… Да нет! Прощайте, прощайте, – проговорил он, – ужасное время! – И, отстав от кареты, он отошел на тротуар.
Наташа долго еще высовывалась из окна, сияя на него ласковой и немного насмешливой, радостной улыбкой.


Пьер, со времени исчезновения своего из дома, ужа второй день жил на пустой квартире покойного Баздеева. Вот как это случилось.
Проснувшись на другой день после своего возвращения в Москву и свидания с графом Растопчиным, Пьер долго не мог понять того, где он находился и чего от него хотели. Когда ему, между именами прочих лиц, дожидавшихся его в приемной, доложили, что его дожидается еще француз, привезший письмо от графини Елены Васильевны, на него нашло вдруг то чувство спутанности и безнадежности, которому он способен был поддаваться. Ему вдруг представилось, что все теперь кончено, все смешалось, все разрушилось, что нет ни правого, ни виноватого, что впереди ничего не будет и что выхода из этого положения нет никакого. Он, неестественно улыбаясь и что то бормоча, то садился на диван в беспомощной позе, то вставал, подходил к двери и заглядывал в щелку в приемную, то, махая руками, возвращался назад я брался за книгу. Дворецкий в другой раз пришел доложить Пьеру, что француз, привезший от графини письмо, очень желает видеть его хоть на минутку и что приходили от вдовы И. А. Баздеева просить принять книги, так как сама г жа Баздеева уехала в деревню.
– Ах, да, сейчас, подожди… Или нет… да нет, поди скажи, что сейчас приду, – сказал Пьер дворецкому.
Но как только вышел дворецкий, Пьер взял шляпу, лежавшую на столе, и вышел в заднюю дверь из кабинета. В коридоре никого не было. Пьер прошел во всю длину коридора до лестницы и, морщась и растирая лоб обеими руками, спустился до первой площадки. Швейцар стоял у парадной двери. С площадки, на которую спустился Пьер, другая лестница вела к заднему ходу. Пьер пошел по ней и вышел во двор. Никто не видал его. Но на улице, как только он вышел в ворота, кучера, стоявшие с экипажами, и дворник увидали барина и сняли перед ним шапки. Почувствовав на себя устремленные взгляды, Пьер поступил как страус, который прячет голову в куст, с тем чтобы его не видали; он опустил голову и, прибавив шагу, пошел по улице.
Из всех дел, предстоявших Пьеру в это утро, дело разборки книг и бумаг Иосифа Алексеевича показалось ему самым нужным.
Он взял первого попавшегося ему извозчика и велел ему ехать на Патриаршие пруды, где был дом вдовы Баздеева.
Беспрестанно оглядываясь на со всех сторон двигавшиеся обозы выезжавших из Москвы и оправляясь своим тучным телом, чтобы не соскользнуть с дребезжащих старых дрожек, Пьер, испытывая радостное чувство, подобное тому, которое испытывает мальчик, убежавший из школы, разговорился с извозчиком.
Извозчик рассказал ему, что нынешний день разбирают в Кремле оружие, и что на завтрашний народ выгоняют весь за Трехгорную заставу, и что там будет большое сражение.
Приехав на Патриаршие пруды, Пьер отыскал дом Баздеева, в котором он давно не бывал. Он подошел к калитке. Герасим, тот самый желтый безбородый старичок, которого Пьер видел пять лет тому назад в Торжке с Иосифом Алексеевичем, вышел на его стук.
– Дома? – спросил Пьер.
– По обстоятельствам нынешним, Софья Даниловна с детьми уехали в торжковскую деревню, ваше сиятельство.
– Я все таки войду, мне надо книги разобрать, – сказал Пьер.
– Пожалуйте, милости просим, братец покойника, – царство небесное! – Макар Алексеевич остались, да, как изволите знать, они в слабости, – сказал старый слуга.
Макар Алексеевич был, как знал Пьер, полусумасшедший, пивший запоем брат Иосифа Алексеевича.