Котов, Пётр Иванович

Пётр Иванович Котов
Место рождения:	слобода Владимировка, Астраханская губерния, Российская империя
Жанр:	портрет, педагог, профессор
Учёба:	Петербургская АХ
Стиль:	социалистический реализм,
Влияние:	Н. И. Фешин, Ф. А. Рубо, Н. С. Самокиш
Звания:
Премии:

Пётр Иванович Ко́тов (1889—1953), советский живописец. Заслуженный деятель искусств РСФСР (1946). Лауреат Сталинской премии второй степени (1948).

Петр Котов — мастер портрета, исторической и батальной картины, автор широко известных полотен, посвященных индустриальной теме. В своем творчестве художник продолжал лучшие традиции русского реалистического искусства. Многие работы мастера стали хрестоматийными.

Биография

П. И. Котов родился в 26 июня (8 июля) 1889 года в слободе Владимировка (ныне город Ахтубинск Астраханской области)в семье иконописца.

1903—1909 — учился в Казанской художественной школе у Н. И. Фешина.

1909—1916 — учился в Петербургской Академии художеств у Ф. А. Рубо и Н. С. Самокиша.

1916 — за работы «Сбор на охоту» и «Письмо с Родины в окопах» получил звание художника и право пенсионерской поездки за границу.

С 1922 года жил в Москве.

1923—1928 — член АХРР .

1941—1945 — в годы Великой Отечественной войны был ответственным за выпуск «Окон ТАСС» в Пензе.

1949 — действительный член АХ СССР.

П. И. Котов умер 4 июля 1953 года в Москве.

Преподавательская деятельность

1937—1941 — преподавал в Высших государственных художественных мастерских в Астрахани. В 1940 году — стал профессором.

1944—1948 — ВГИК

1949—1950 — МГХИ им. Сурикова.

1940 — стал профессором.

Работы художника

Художник Котов в ряде произведений отразил подвиг красноармейцев — он участвовал в создании панорамы «Штурм Перекопа»,

а также трудовой энтузиазм первых пятилеток:

• «Кузнецкстрой. Домна № 1», 1931, Третьяковская галерея
• «Красное Сормово», 1937, Саратовский художественный музей имени А. Н. Радищева
• «В сталепрокатном цеху»
• «Столяр первого разряда»
• «Рабочий»
• «Шахтеры»

C конца 1930-х годов много работал как портретист. Он создал обширную галерею портретов общественных деятелей, представителей науки и искусства. Наиболее удачные и значительные портреты:

• Г. К. Жукова
• К. К. Рокоссовского
• И. Х. Баграмяна
• академиков Н. Н. Бурденко и Л. А. Орбели
• Е. Н. Гоголевой
• А. К. Тарасовой
• И. Д. Шадра, 1936, Киевский музей русского искусства;
• Н. Д. Зелинского 1947, Третьяковская галерея

Художник умел почувствовать и точно передать внутренний мир своих героев, их характер. Его произведения отличаются глубоким психологизмом, искренностью, колористическим разнообразием.

Другие работы художника:

• «И. В. Мичурин и студентами»
• «Гнедая лошадь»
• «Сельский пейзаж»

Работы художника находятся в ГТГ, в ГРМ, во многих региональных музеях.

Награды и премии

• Сталинская премия второй степени (1948) — за портрет Н. Д. Зелинского (1947)
• заслуженный деятель искусств РСФСР (1946)

Ссылки

• [sovcom.ru/index.php?category=painters&painterstype=painter&painter=160 Котов Петр Иванович (1899, Астраханская губерния — 1953, Москва)]
• [semenovgallery.ru/persons/kotov_p_i Галерея «Семенов»]
• Большая советская энциклопедия : [в 30 т.] / гл. ред. А. М. Прохоров. — 3-е изд. — М. : Советская энциклопедия, 1969—1978.</span>
• [www.moscowout.ru/articles/petrkotov Выставка произведений Петра Котова]
• [www.tg-m.ru/articles/1-2010-26/pristrastnyi-svidetel-epokhi Марина Мозговенко-Котова, Сергей Сиренко. Пристрастный свидетель эпохи] / Журнал «Третьяковская галерея», #1 2010 (26)

Отрывок, характеризующий Котов, Пётр Иванович

Даву поднял глаза и пристально посмотрел на Пьера. Несколько секунд они смотрели друг на друга, и этот взгляд спас Пьера. В этом взгляде, помимо всех условий войны и суда, между этими двумя людьми установились человеческие отношения. Оба они в эту одну минуту смутно перечувствовали бесчисленное количество вещей и поняли, что они оба дети человечества, что они братья.
В первом взгляде для Даву, приподнявшего только голову от своего списка, где людские дела и жизнь назывались нумерами, Пьер был только обстоятельство; и, не взяв на совесть дурного поступка, Даву застрелил бы его; но теперь уже он видел в нем человека. Он задумался на мгновение.
– Comment me prouverez vous la verite de ce que vous me dites? [Чем вы докажете мне справедливость ваших слов?] – сказал Даву холодно.
Пьер вспомнил Рамбаля и назвал его полк, и фамилию, и улицу, на которой был дом.
– Vous n'etes pas ce que vous dites, [Вы не то, что вы говорите.] – опять сказал Даву.
Пьер дрожащим, прерывающимся голосом стал приводить доказательства справедливости своего показания.
Но в это время вошел адъютант и что то доложил Даву.
Даву вдруг просиял при известии, сообщенном адъютантом, и стал застегиваться. Он, видимо, совсем забыл о Пьере.
Когда адъютант напомнил ему о пленном, он, нахмурившись, кивнул в сторону Пьера и сказал, чтобы его вели. Но куда должны были его вести – Пьер не знал: назад в балаган или на приготовленное место казни, которое, проходя по Девичьему полю, ему показывали товарищи.
Он обернул голову и видел, что адъютант переспрашивал что то.
– Oui, sans doute! [Да, разумеется!] – сказал Даву, но что «да», Пьер не знал.
Пьер не помнил, как, долго ли он шел и куда. Он, в состоянии совершенного бессмыслия и отупления, ничего не видя вокруг себя, передвигал ногами вместе с другими до тех пор, пока все остановились, и он остановился. Одна мысль за все это время была в голове Пьера. Это была мысль о том: кто, кто же, наконец, приговорил его к казни. Это были не те люди, которые допрашивали его в комиссии: из них ни один не хотел и, очевидно, не мог этого сделать. Это был не Даву, который так человечески посмотрел на него. Еще бы одна минута, и Даву понял бы, что они делают дурно, но этой минуте помешал адъютант, который вошел. И адъютант этот, очевидно, не хотел ничего худого, но он мог бы не войти. Кто же это, наконец, казнил, убивал, лишал жизни его – Пьера со всеми его воспоминаниями, стремлениями, надеждами, мыслями? Кто делал это? И Пьер чувствовал, что это был никто.
Это был порядок, склад обстоятельств.
Порядок какой то убивал его – Пьера, лишал его жизни, всего, уничтожал его.


От дома князя Щербатова пленных повели прямо вниз по Девичьему полю, левее Девичьего монастыря и подвели к огороду, на котором стоял столб. За столбом была вырыта большая яма с свежевыкопанной землей, и около ямы и столба полукругом стояла большая толпа народа. Толпа состояла из малого числа русских и большого числа наполеоновских войск вне строя: немцев, итальянцев и французов в разнородных мундирах. Справа и слева столба стояли фронты французских войск в синих мундирах с красными эполетами, в штиблетах и киверах.
Преступников расставили по известному порядку, который был в списке (Пьер стоял шестым), и подвели к столбу. Несколько барабанов вдруг ударили с двух сторон, и Пьер почувствовал, что с этим звуком как будто оторвалась часть его души. Он потерял способность думать и соображать. Он только мог видеть и слышать. И только одно желание было у него – желание, чтобы поскорее сделалось что то страшное, что должно было быть сделано. Пьер оглядывался на своих товарищей и рассматривал их.
Два человека с края были бритые острожные. Один высокий, худой; другой черный, мохнатый, мускулистый, с приплюснутым носом. Третий был дворовый, лет сорока пяти, с седеющими волосами и полным, хорошо откормленным телом. Четвертый был мужик, очень красивый, с окладистой русой бородой и черными глазами. Пятый был фабричный, желтый, худой малый, лет восемнадцати, в халате.
Пьер слышал, что французы совещались, как стрелять – по одному или по два? «По два», – холодно спокойно отвечал старший офицер. Сделалось передвижение в рядах солдат, и заметно было, что все торопились, – и торопились не так, как торопятся, чтобы сделать понятное для всех дело, но так, как торопятся, чтобы окончить необходимое, но неприятное и непостижимое дело.
Чиновник француз в шарфе подошел к правой стороне шеренги преступников в прочел по русски и по французски приговор.
Потом две пары французов подошли к преступникам и взяли, по указанию офицера, двух острожных, стоявших с края. Острожные, подойдя к столбу, остановились и, пока принесли мешки, молча смотрели вокруг себя, как смотрит подбитый зверь на подходящего охотника. Один все крестился, другой чесал спину и делал губами движение, подобное улыбке. Солдаты, торопясь руками, стали завязывать им глаза, надевать мешки и привязывать к столбу.