Котор

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Город
Котор
черногор. Котор, Kotor
Флаг Герб
Страна
Черногория
Координаты
Мэр
Мария Чатович
Первое упоминание
Прежние названия
Акрувиум, Аскруйон, Декатерон, Каттаро
Площадь
335 км²
Высота центра
635 м
Население
13176 человек (2003)
Часовой пояс
Телефонный код
+382 32
Почтовый индекс
85330
Автомобильный код
KO
Официальный сайт
[www.opstinakotor.com tinakotor.com]
Всемирное наследие ЮНЕСКО, объект № 125
[whc.unesco.org/ru/list/125 рус.] • [whc.unesco.org/en/list/125 англ.] • [whc.unesco.org/fr/list/125 фр.]

Ко́тор (черногор. Котор/Kotor, серб. Котор/Kotor, хорв. Kotor, итал. Cattaro, лат. Acruvium, греч. Ασκρηβιον) — город в Черногории. Административный центр Которского муниципалитета. Расположен на берегу Которского залива Адриатического моря[1]. Исторически Котор и окружающие его земли относятся к региону Далмация. Старая часть города находится под охраной ЮНЕСКО.





Общее описание

Котор — административный, культурный, религиозный, образовательный и экономический центр Боки Которской.

На протяжении всей истории Котора и Которского залива основным занятием местных жителей были мореплавание и заморская торговля. Поэтому Котор стал одним из важнейших торговых центров этой части Адриатического побережья. В городе находится Морской музей Черногории, Институт биологии моря, морской факультет Университета Черногории, выросший из мореходной школы, имеющей трёхвековую историю, «Ассоциация судовладельцев Черногории» и братство моряков «Бокельска морнарица».[2]

Из-за уникального смешения различных культур старый городской центр Котора был в 1979 году внесён в список всемирного культурного наследия под патронажем ЮНЕСКО.

География

Котор расположен в юго-восточной части Которского залива, у подножия горного хребта Ловчен. Город расположился в основном вдоль береговой линии и в долине у склонов холма, достигающего в высоту 260 метров. Площадь Которского муниципалитета составляет 355 кв.км.

Которский залив (черногор. Бока Которска, итал. Bocche di Cattaro), один из наиболее глубоко врезавшихся вглубь материка частей Адриатического моря. Он состоит из нескольких малых заливов, соединенных между собой неширокими горловинами, вместе составляющих одну из лучших природных гаваней Европы. Долгое время существовало убеждение, что залив представляет собой фьорд, благодаря чему за ним закрепилось и до сих пор используется, прежде всего в туристической сфере, именование «самый южный фьорд в Европе». Однако согласно современным научным изысканиям, считается что Бока Которска представляет собой остатки от существовавшего здесь некогда речного каньона. В июле 2000 года Бока Которска была включена в перечень двадцати пяти красивейших заливов мира (остальные заливы из этого списка находятся в основном в скандинавских странах).[3]

Климат

Климат в окрестностях Котора отличается тёплым сухим летом и мягкой влажной зимой. Средняя годовая температура — 15,2 °C. Самый тёплый месяц — июль (25 °C), самый холодный месяц — январь (7,4 °C). По средней температуре осень теплее весны на 2,0 °C. В среднем в Которе за год выпадает 2 152 мм осадков. Большая часть осадков приходится на осенние (248 мм) и зимние (243 мм) месяцы, меньшая часть на летние месяцы (68 мм). Ветры преимущественно дуют с юго-востока и юга. С 15 мая по 10 октября температура моря выше 18 °C, и купальный сезон может продолжаться до 144 дней в году.[3]

Население

По переписи 2003 года в Которском муниципалитете было 22947 жителей. Из них 10741 черногорцев и 7094 сербов (47 % и 31 % от населения муниципалитета соответственно). Население собственно Котора составило 13176 жителей. Из них 6851 черногорцев и 3357 сербов (52 % и 25 % от городского населения соответственно).[4]

Нижеприведенные цифры о городском населении Котора включают в себя также и население Доброты (пригорода Котора), так как оба этих населенных пункта на момент переписи фактически составляли один город (хотя Доброта официально считается отдельной административной единицей).

  • Март 1981 — 10780
  • Март 1991 — 12903
  • Ноябрь 2003 — 13176 (Котор — 5341, Доброта — 7835)[5]

По данным той же переписи, в 2003 году в Которском муниципалитете проживало 17913 православных и 2832 католика (78 % и 12,5 % от населения муниципалитета соответственно). Собственно в городе Которе проживало 10142 православных и 1552 католика (77 % и 11,5 % от городского населения соответственно). Это один из самых высоких процентов жителей католического вероисповедания в стране.[6]

В городе работали штаб-квартиры различных национальных организаций, таких как Сербское певческое общество «Единство» и Хорватское гражданское общество Черногории.

Религия

В Которе в наши дни православных значительно больше, чем католиков, однако католических церквей больше, чем православных. Это связано с тем, что на протяжении большей части истории города в политическом плане в Которе доминировало католическое население, его представители составляли городскую знать. При этом доля православного населения постепенно росла, пока не стала преобладающей.

На сегодняшний день две общины в значительной мере объединены путём заключения смешанных браков: в местной прессе описывается неофициальное правило, когда в семьях, где один из супругов придерживается католичества, а другой православия, сына крестят в церкви, к которой принадлежит отец, а дочь в церкви, к которой принадлежит мать.[2]

Небесным покровителем Котора считается святой Трифон, так как в 809 году (до раскола между католиками и православными) которский горожанин Андрия Сараценис выкупил святые мощи у венецианского купца, привезшего их из Константинополя. Тогда же был построен первый городской храм во имя этого святого.

Православие

В Которе расположена ризница Сербской Православной Церкви, где хранятся иконы, архивные документы, рукописные и первопечатные книги. Здесь, например, хранится указ австрийского императора Франца Иосифа I от 1874 года об учреждении Которско-Дубровницкого православного епископата. Указ был издан на трех языках (немецком, итальянском и сербском), причем сербскую версию император подписал кириллицей.[2]

На сегодняшний день большинство православных храмов города подчиняются Черногорско-Приморской митрополии Сербской Православной Церкви. Однако есть и маленький храм-часовня Св. Петра Цетинского, подчиняющийся неканонической Черногорской Православной Церкви.

Основной православный собор Котора — храм Св. Николы, который открыт круглый год (в 2009 году праздновалось его 100-летие). Также действует небольшая церковь Св. Луки, однако она большую часть года стоит закрытой и открывается только для торжественных событий (свадеб и крестин) и на время туристического сезона.[2]

Католичество

Котор является центром Которской католической епархии, которая охватывает весь залив, и местопребыванием католического епископа. Впервые Которская епархия упоминается в документе 530 года.

Хотя католических церквей в городе много, большинство из них стоят закрытыми из-за недостатка прихожан и открываются только на время туристического сезона (для посещения туристами или для проведения концертов).

Основным католическии храмом города является кафедральный собор Святого Трифона, в своем сегодняшнем виде построенный в 1166 году на месте предыдущего (сейчас в нём в основном молятся католики-миряне и служит мессы епископ). В 2009 году в Которе прошли празднества, приуроченные к 1200-летию обретения мощей святого. В связи с этим Папа Римский Бенедикт XVI на весь год объявил собор Св. Трифона малой папской базиликой.[7] Также действует церковь Св. Клары при женском францисканском монастыре (в ней в основном молятся сами монахини).[2]

В Которе родилась католическая святая Осанна Которская.

История

История поселений в Боке Которской начинается в очень древние времена. В пещерах окрестных гор были найдены различные инструменты и керамические изделия, свидетельствующие о том, что человек жил в этих местах с периода неолита, на что указывают также и рисунки на стенах пещеры в Липцах. В античные времена здесь жили племена иллирийцев.

Римский и византийский период (168 до н. э. — 1185 н. э.)

Римляне начали завоевывать эти земли с III века до н. э., и с 168 года до н. э. здесь правил Рим (а после его падения в 476 году — его наследница Византия). Именно тогда впервые упоминается Котор. В те времена он был известен как «Акрувиум», «Аскрувиум» или «Аскривиум», и относился к древнеримской провинции Далмация. В I веке н. э. город упоминается у Плиния Старшего, как «Аскривиум» (Askrivium)[8], а во II веке — у Птолемея, как «Аскруйон» (̉Ασκρούϊον)[9].

В последующие годы Котор стал центром Боки Которской, именно поэтому залив и носит его имя.

Во времена византийского правления Котор носил название «Декадерон», «Декатерон» или «Декатера» (от древнегреческого «katareo» — «богатый горячими источниками»). Хотя есть и другая версия происхождения названия. Византийский император Константин VII Порфирогенет (Багрянородный) в X веке пишет в своем труде «Об управлении империей»[10]:

«Название города „Декатера“ на языке римлян означает „суженный и окруженный“, поскольку морской залив врезается в сушу в виде языка на 15 или 20 миль, а сам город находится на его конце.»

В 535 году, после изгнания готов, византийский император Юстиниан построил над городом крепость. Второй город, называемый «нижним», по сообщению Константина Багрянородного, возник на холмах вокруг в X веке.

В 840 году город был разграблен арабскими пиратами, базировавшимися на Сицилии и Крите и устраивавшими набеги на города побережья Адриатики.[11]

Византийское правление в Которе несколько раз прерывалось. Так, в 1002 году город был оккупирован Первым Болгарским Царством, но уже в следующем году болгарский царь Самуил уступил Котор Сербии. Однако горожане восстали в союзе с Дубровником, и через некоторое время власть Византии была восстановлена. В середине XI века городом некоторое время правил представитель местной славянской династии Воиславлевичей[12], правителей примыкающего к Боке Которской княжества Зета.

До XI века Котор был в основном романоязычным городом, где говорили на далматинском языке. С тех пор город, известный уже под итальянским названием «Каттаро», на долгие годы стал одним из самых значимых далматинских городов.

Византия правила Котором до 1185 года.

Сербский период (1185—1371)

В 1185 году великий жупан Сербии Стефан Неманя, основатель сербской королевской династии Неманичей, в ходе кампании присоединения Зеты к Сербии триумфально въехал в Котор, который сдался ему без боя. Князь пощадил город и построил в нём величественную крепость.

Котор вошел в состав Сербии как вассальное государство, сохранив в неприкосновенности свои институты власти и своё право заключать мир и объявлять войну. В то время здесь уже находилась резиденция епископа, а в XIII веке были основаны доминиканский и францисканский монастыри.

В 1241 году, в ходе вторжения татаро-монголов в Европу, одна из армий Орды под руководством Кадана, внука Чингиз-хана, осадила Котор и сожгла его, однако город быстро оправился[13].

С 1185 по 1371 год Котор был важным торгово-ремесленным центром средневекового Сербского государства, самоуправляемой зависимой республикой, специализирующейся на морской торговле. Сербские князья и короли из рода Неманичей через Котор и ряд других прибрежных городов поддерживали связь с Западной Европой. В этот период Котор испытывал значительный экономический и культурный подъём, его торговля конкурировала с близлежащей Дубровницкой республикой и вызывала зависть Венеции.

Однако в 1371 году династия Неманичей пресеклась, а вместе с ней прекратилось и сербское владычество в Которе.

Период независимости (1371—1420)

С 1371 года на протяжении около полувека Котор с прилегающими землями является фактически независимой городской патрицианской республикой, хотя официально признает покровительство иноземных монархов.

С 1371 по 1384 год правителем Котора является король Венгрии и Хорватии Людовик I Великий.

С 1384 по 1391 год властителем Котора считается король Боснии Твртко I.

С 1391 по 1420 год Котор был полностью самостоятельным аристократическим городом-государством, управляемым избираемым нобилями князем (на латыни этот титул звучит как «rector», «prior» или «comes»).

Однако после поражения сербского войска в 1389 году в битве на Косовом Поле турецкое завоевание становилось всё более и более вероятным.

Венецианский период (1420—1797)

Перед угрозой вторжения Османской империи в 1420 году народ Котора в соответствии с решением Большого городского совета (лат. Consilium maius) добровольно перешел под управление Венецианской республики и под её защиту.[14] C этого момента князь не избирается. Его заменяет наместник Венеции (итал. providur). В начале XV века под венецианскую защиту переходят и другие значительные города адриатического побережья Далмации — Задар, Шибеник, Трогир и Сплит.

Город находился под властью Венеции до 1797 года. На протяжении почти четырёх столетий Котор и Бока Которска были частью провинции Венецианской республики, называвшейся «Албания Венета». Эти четыре века дали городу типичную венецианскую архитектуру и до сих пор определяют его внешний облик.

Учитывая, что почти всё время венецианского господства Котор и Бока Которска были полем битвы с Османской империей (чьи владения начинались в нескольких часах пути от городских стен), этот период можно назвать самым драматическим в истории города. Турки были очень упорны в стремлении захватить Котор, так как контроль над ним позволял контролировать всю Боку Которску. Однако, несмотря на неоднократные попытки, город так и не был завоеван, в отличие от Рисана или Херцег-Нови.

Так, в 1539 году один из лучших турецких флотоводцев адмирал Хайруддин Барбаросса с 70 кораблями и 30000 солдат осадил город с моря, однако после четырёх дней осады был вынужден отступить.

В 1571 году турецкий флот под командованием Али-паши Муэдзин-Заде, который позднее был разбит у Лепанто, осаждал Котор с 9 по 16 августа, но успеха не имел.

Однако самой тяжелой считается осада 1657 года, во время Кандийской войны между Венецианской республикой и Османской империей. Мехмед-паша Варлац из Шкодера осадил Котор с 5000 солдат, которым противостояла вооруженная городская стража в числе 1000 человек. Осада продолжалась два месяца, но взять город туркам так и не удалось.

Обладая мощным флотом, насчитывающем в XVIII веке порядка 300 кораблей, Бока Которска являлась серьёзной военно-морской силой. Можно упомянуть, что в последнем в истории крупном сражении морских галер — битве при Лепанто 7 октября 1571 года — когда союзный флот христианских государств разбил турецкий флот, участвовала и которская галера «Св. Трифон» с 200 моряками под командованием капитана Иеронима Бизанти, дворянина из Котора. Хотя галера в этом сражении погибла, победа осталась за христианским флотом.

В 1657 году, во время Кандийской войны между Венецианской республикой и Османской империей, в Которе от турецкого вторжения укрылось множество православных христиан. Венецианская администрация города разрешила им использовать для православных обрядов церковь Св. Луки, поэтому в ней два алтаря — католический и православный. Службы по обоим обрядам велись 150 лет — до французской оккупации города.[3]

Но турки не были единственным бедствием, угрожавшим городу. Не меньше он страдал и от природных катастроф, таких как эпидемии и землетрясения. Так, в 1422, 1427, 1457, 1467 и 1572 годах город посещала чума. Кроме того, Котор подвергался землетрясениям в 1537 и 1563 годах, и был почти полностью уничтожен Великим землетрясением 6 апреля 1667 года: было разрушено две трети всех зданий, в том числе колокольни собора Св. Трифона, погиб венецианский наместник Альвизе Фоскарини со всей своей семьей.

Однако после всех напастей Котор снова поднимался и отстраивался. В 1698 году московский путешественник П. А. Толстой занёс в путевой дневник следующие сведения[15]:

Город Катора имеет фортецу каменную и зело крепкую; половина тое фортецы есть при воде на ровном месте, а другая половина обведена по горе высоко для того, что имеют опасение от приходу по земле турецких людей. От тое Каторы живут турки в ближних местех, верстах в 6 и ближе; и всегда у катарцов и у перастян с турками бывают бои и часто бывает перемирье, когда, помирясь, имеют между собою и торги.

Наполеоновские войны (1797—1814)

По Кампо-Формийскому договору в 1797 году город перешел от Венеции к монархии австрийских Габсбургов, но в 1805 году, по Пресбургскому договору, он был передан Итальянскому королевству как вассалу Французской империи Наполеона.

Для жителей прибрежных городов французская оккупация была крайне нежелательна, так как они жили в первую очередь заморской торговлей, а Наполеон в это время воевал с Англией, «владычицей морей». Переход Котора и окрестных земель под контроль Франции означал превращение всех которских кораблей в потенциальную военную добычу британского флота, блокирование для них всех портов Средиземного моря под английским контролем, и полную невозможность дальнейшей торговли.

Поэтому жители Боки Которской послали за помощью к владыке Черногории Петру Негошу в Цетинье, который в свою очередь отправил сообщение на остров Корфу, командующему Средиземноморской экспедицией русского флота адмиралу Дмитрию Сенявину[16]. В феврале 1806 года русские корабли и черногорские отряды заняли города Боки, в том числе 28 февраля русская эскадра подошла к Котору. 2 марта австрийцы передали город представителям адмирала Сенявина.

Бокезцы немедленно присягнули на верность императору Александру I. Изгнанные австрийские гарнизоны на мелких судах были переправлены домой. Ликованию жителей города не было границ. Бокезцы от радости плакали, русских моряков целовали, обнимали, осыпали цветами, целовали полы их платья. Российские суда расцветились флагами и вместе с со всеми восемью фортами произвели салют в 101 выстрел; по всей области слышалась пушечная и ружейная пальба — весь день, до глубокой ночи, в знак радости; не только местные торговые суда, но и все дома и шлюпки украсились Андреевскими флагами.

— Военная энциклопедия[17]

После дальнейших совместных военных успехов русских и черногорцев митрополит Петр Негош обратился к Александру I с предложением о создании под протекторатом России Славяно-Сербского государства с центром в Дубровнике, включающее в себя и Котор. Но поражение русских войск под Фридландом 2 июня 1807 года привело к Тильзитскому миру, по которому русский царь уступил Боку Которскую Наполеону. 25 июля адмирал Сенявин получил царское повеление «сдать провинцию и город Боко-ди-Каттаро» французам. Эвакуация русских морских и сухопутных сил была закончена к 14 августа 1807 года.

После ухода русских французы контролировали город до 1813 года, а в 1810 Котор был присоединен к Иллирийским провинциям Французской империи.

В сентябре 1813 года митрополит Петр Негош овладел всей Бокой Которской, в том числе и Котором. На скупщине в селении Доброта было принято решение о присоединении побережья к Черногории в составе «Временной области двух объединенных автономий Черногории и Боки Которской». В 1814 году Петр Негош вновь обратился к Александру I с просьбой принять Черногорию под покровительство России, но император просил черногорцев оставить Боку Которскую, перешедшую к Австрии по решению Венского конгресса. 1 мая 1814 года черногорцы покинули Котор, лишившись с таким трудом завоеванного выхода к морю.

Австрийский период (1814—1918)

В составе Австро-Венгрии Котор был частью Далматинского королевства, и оставался под австрийским господством с 1814 до 1918 года. За более чем сто лет австрийского правления в Которе и его окрестностях произошло множество бунтов и восстаний среди местного населения.

Так, в 1869 году при попытке ввести обязательную военную службу в австрийской армии в Кривошье, горном плато на западном отроге горы Орен, вспыхнуло восстание местных жителей православного вероисповедания. Мятеж был подавлен силами австрийского экспедиционного корпуса, однако правительство Австро-Венгрии было вынуждено отказаться от идеи всеобщей воинской повинности. Но в итоге она была введена повторно в 1881 году, приведя к новому бунту среди православного населения, который также был подавлен. После этого Австрия начала масштабную реконструкцию военной гавани в заливе, стремясь сделать его неуязвимым от возможного нападения русских или черногорцев.

С другой стороны, период австрийского господства в Боке Которской также стал временем подъёма славянского национального самосознания. В Которе в XIX веке постоянно основываются различные сербские общества и открываются сербские учреждения: 1838 — Дворец Сербского Собрания с библиотекой, 1848 — Сербская Народная Школа под юрисдикцией православной церкви, 1862 — Сербская Национальная Стража, 1868 — Сербское Национальное Благотворительное Общество «Святой Георгий», 1869 — Сербская Православная Школа, 1899 — Кооператив Сербских Рабочих, 1901 — Сербский Кредитный Союз.

В 1874 году в Которе был учрежден Которско-Дубровницкий епископат Сербской Православной Церкви, а в 1909 году открыт православный храм Св. Николы — первая православная церковь в городе с 1657 года, когда в церкви Св. Луки начали вести службы по православному обряду.

Первая мировая война и период между мировыми войнами (1918—1941)

В Первой мировой войне Котор был ареной жесточайших битв между Черногорией и Австро-Венгрией. 1-3 февраля 1918 года здесь произошло Которское восстание матросов австро-венгерского флота. Восстали экипажи 40 судов, находившихся в Которской бухте (около 6 тысяч матросов — хорватов, словенцев, чехов, венгров) и рабочие порта. Сконцентрировав войска, австро-венгерское командование подавило восстание. Около 800 человек было арестовано, руководители восстания расстреляны.

С 1918 года, после поражения Австро-Венгрии в Первой мировой войне, город вошел в состав Королевства Сербов, Хорватов и Словенцев1929 года — Королевство Югославия). С этого момента город стал называться Котором официально (до тех пор в документах был принят итальянский вариант «Каттаро»). До 1922 года Бока Которска представляла собой самостоятельный округ со столицей в Которе, а в 1922 году стала частью Зетской области (с 1929 года — Зетской бановины).

В 1920 году, более чем через сто лет после эскадры адмирала Сенявина, в Бока-Которском заливе вновь появились русские корабли, но теперь уже с остатками армии барона Врангеля и русскими беженцами. В лазаретах, открытых в районе Котора, беженцы получали медицинскую помощь, а потом расселялись по территории королевства.[18]

Вторая мировая война и послевоенный период (с 1941)

После капитуляции королевской Югославии во время Второй мировой войны в 1941 году город был с оккупирован итальянским и немецкими войсками. Муссолини аннексировал территории вокруг Котора вместе с другими городами побережья Черногории и включил их в состав Италии. Все эти земли были частью итальянской «Губернии Далмации» (итал. Governatorato di Dalmazia) и назывались «Провинцией Каттаро» (итал. Provincia di Cattaro). Котор был освобожден в ноябре 1944 года. Ныне дата освобождения (21.XI.1944) высечена в камне над главными воротами Старого Города.

По окончании войны Котор, как часть Черногории, вошёл в состав возрожденной Югославии, теперь уже коммунистической.

15 апреля 1979 года на побережье Черногории произошло мощное землетрясение. Было около 100 жертв. Половина старого города была разрушена, собор Св. Трифона поврежден. После реставрации старый город Котора был взят под охрану ЮНЕСКО.

Во время гражданской войны в Югославии в 90-е годы XX века в Которе военные действия не велись. В настоящее время город является частью современной Черногории.

Упоминания в литературе

Милорад Павич, «Ящик для письменных принадлежностей»

«Когда мы приехали в Котор, стояла тихая, безветренная погода. Лодки покачивались над своими перевернутыми отражениями, и казалось, будто моря нет вовсе. По белым склонам гор скользили черные тени облаков, похожие на быстро перемещающиеся озера. — Вечером здесь достаточно вытянуть руку, и ночь упадёт тебе прямо в ладонь…»

Ясмина Михайлович, «Три стола»

«В тот год, желая немного отдохнуть и прийти в себя после болезней, мы снова поехали в Котор. Я хорошо себя чувствую в этом городе, омываемом двумя водами. Я воспринимаю его как существо женского рода: спрятавшийся на берегу извилистого залива, зажатый волнообразными крепостными стенами и горами, он как бы двуутробен. Тенистый и влажный, пронизанный змеящимися подземными потоками, бесчисленными глубоко скрытыми водоворотами, которые в дождливые дни затопляют город. Считается, что его название происходит от древнегреческого „катарео“ — богатый источниками, ибо пресные воды, приходящие с материка, с двух сторон обтекая его стены и смешиваясь, впадают в солёные, захлестывающие его с лица, и лоно города время от времени всасывает немного моря. Так которские воды постоянно преображаются, забавляясь своими играми: то подземное — надземное, то пресное — солёное.»

Броневский В. Б., «Записки морского офицера»[19]

«Не видя ещё укреплений, один взгляд на Катаро наводит ужас. Высокая, почти падающая скала, обнесена каменными стенами, по оврагам и чрезмерной крутизне неподражаемым образом улеплёнными. Крепость как будто опущена в котёл, над которым голые горы стоят наклонившись. На вершине виден замок; что бы взглянуть на него, надобно нагнуть назад голову, и устремить глаза вверх… Город построен при подошве горы у моря; две узкие улицы и небольшая площадь составляют лучшую его часть. Тут находятся хорошие и огромные строения. Дома очень темны, ибо с одной стороны заслоняет их гора, а с другой высокая крепостная стена. Прочие дома разбросаны по косогору и стоят один над другим. Чтобы перейти из дома в дом, надобно лазить вниз и вверх по дурным лестницам, высеченным в горе. Некоторые дома половиною прислонены к горе, а другие стоят над горою так, что с верхней улицы имеют один этаж, а с нижней три и четыре. Во время дождя опасно ходить, ибо вода по сим лестницам течет очень быстро, но сие неудобство доставляет ту выгоду, что дворы и улицы становятся после дождя чисты, и грязи в городе никогда не бывает.»

Культура и искусство

В Которе расположен Морской музей Черногории, чья экспозиция рассказывает о развитии мореплавания в Боке Которской на всем протяжении её истории. Здесь можно увидеть портреты мореплавателей и модели кораблей, предметы интерьера из капитанских домов и коллекцию трофейного оружия, захваченного в морских битвах, старинные карты Адриатического моря и гербы знатных капитанских родов города и его окрестностей.

На протяжении веков в городе находится штаб-квартира старинного морского братства «Бокельска морнарица» (черногор. Bokeljska mornarica) — профессионального общества моряков Боки Которской, которое с 1859 года действует как мемориальная организация охраны традиций. Каждый год моряки устраивают празднество «Бокельска ночь».

С 1997 года в городе действует неправительственная культурная организация «EXPEDITIO».

Ежегодно в Которе устраиваются различные фестивали культуры, такие как:

  • Фестиваль искусств KotorART
  • Которский фестиваль детского театра
  • Которский международный летний карнавал

В городе работают:

  • городская библиотека
  • кинотеатр, оборудованный в бывшем здании церкви
  • культурный центр «Никола Джуркович» с театром при нём
  • картинные галереи, в которых можно увидеть работы местных художников

Также в Которе есть городской архив, в котором хранятся исторические документы, древнейший из которых датируется 1309 годом.[20] При архиве действует музей и неправительственный центр сохранения исторических документов «NOTAR».

Наука и образование

В городе находятся несколько высших образовательных и научных учреждений, входящих в состав Университета Черногории:

Кроме того, в Которе есть несколько учреждений школьного образования:

  • Которская гимназия
  • Средняя школа «NJEGOŠ»
  • Средняя школа «SAVO ILIĆ»
  • Морская школа
  • Музыкальная школа «VIDA MATJAN»

Также в Муо, пригороде Котора, работает Международный центр делового образования Конфедерации независимых профсоюзов Черногории «SINDCENTAR».

Здравоохранение

Можно упомянуть следующие медицинские учреждения Котора:

  • Центральная городская больница (включающая в себя аптеку)
  • Общественная поликлиника
  • Специальная психиатрическая больница
  • Ветеринарная станция

Экономика

Во времена Югославии в Которе действовал шарикоподшипниковый завод. Однако на данный момент он не работает, корпуса стоят пустые.

Ранее в городе располагался офис крупной морской компании «JUGOOCEANIA», однако она обанкротилась, и её здание было продано инвесторам, которые планируют построить на его месте пятизвездочный отель.[21]

В заливе ведут промысел несколько рыболовецких кораблей (в том числе единственный крупный сейнер «Sveti Matja»). Имеется небольшое рыбоконсервное производство.

Кроме того, в Которе расположен главный офис крупнейшей черногорской заправочной компании — «JUGOPETROL AD KOTOR» (40 АЗС в в разных городах Черногории).

Основная же составляющая экономики города — туризм.

Туризм

В последние годы Котор привлекает всё больше гостей как природными красотами Которского залива, так и своим Старым Городом.

В городе также есть множество других интересных для туриста черт. Летом в Которе проходят празднества, такие как «Которский международный летний карнавал» или «Бокельска Ночь», которые посещают до 30000 туристов. Это одни из наиболее посещаемых летних туристических событий в Черногории.

В старом городе есть множество рыбных и мясных ресторанов и кафе, расположенных в старинных зданиях. Также при отеле «Cattaro» работает казино и ночной клуб «MAXIMUS».

В Которе расположено консульство Хорватии.

Архитектура и достопримечательности

Старый город Котора по праву считается одним из наиболее хорошо сохранившихся средневековых городских центров на Адриатике, внесенных ЮНЕСКО в список всемирного культурного наследия. С 1420 по 1797 год Котор и его окрестности находились под управлением Венецианской республики и венецианское влияние осталось доминирующим в архитектуре города.

Городские крепостные стены — непрерывно строились и перестраивались с IX по XIX век. Стены окружают старый город и поднимаются на каменистый холм, у склона которого расположился Котор. Длина их составляет 4.5 километра, высота достигает 20 метров, а толщина — 16 метров. На вершине холма на высоте 260 метров над уровнем моря — крепость «Св. Иоанн» (итал. bastione di San Giovanni).

Городские ворота

  • Морские ворота (главные) — XVI век. Ворота, сложенные из массивных каменных блоков, ведут в проход в толще стены, правая сторона которого украшена готическим барельефом XV века, изображающим Мадонну с Христом, по бокам от которой стоят св. Трифон и св. Бернард.
  • Ворота Гурдича (Южные) — отделены от дороги подъемным мостом над горловиной пещеры. В дождливые дни пресная вода вырывается из пещеры наружу и оттесняет морскую воду от стен. В летние дни речной поток исчезает в пещере и морская вода снова подступает к воротам.
  • Речные ворота (Северные) — построены в память о победе Котора над знаменитым турецким адмиралом Хайруддином Барбароссой в 1539. Надпись над воротами гласит, что Барбаросса осадил город с 70 кораблями и 30000 солдатами, но не смог захватить его.

Княжеский дворец — XVIII век. В прошлом здесь располагалась официальная резиденция венецианского наместника.

Часовая башня — 1602 год. У подножия башни установлен позорный столб, перед которым ставили осужденных и зачитывали им приговоры.

Дворец рода Грегурина — XVIII век. В наши дни в здании расположен Морской музей Черногории.

Дворцы других знатных родов Котора: Буча (начало XIV века), Бизанти (XIV век), Драго (XIVXV века), Пима (конец XVII века), Бескуча (середина XVIII века).

Кафедральный собор Святого Трифона — 1166 год. Перестроен после землетрясения 1667 года, когда были разрушены колокольни и часть фасада. Интерьер собора украшен фресками работы греческих мастеров. На фасаде собора сохранилась мемориальная доска, установленная в 1925 году в честь тысячелетия со дня коронования первого хорватского короля Томислава.

Церковь Св. Луки — 1195 год. Первоначально храм был католическим, но в 1657 году, когда много православных укрылось в Которе от турецкого вторжения, венецианская администрация города разрешила им использовать церковь для православных обрядов, поэтому здесь два алтаря — католический и православный.

Церковь Св. Марии на Реке — 1221 год. Здесь хранятся мощи Бл. Осанны Которской, поэтому горожане часто называют эту церковь «Блаженной Осанной».

Церковь Св. Клары — XVIII век. Здесь хранится библиотека старинных рукописных книг, самая древняя из которых датируется X веком. Также в собрании есть книги, напечатанные в конце XV века Андрией Палташичем, первым южнославянским книгопечатником.

Церковь Св. Михаила — XIVXV века. Во дворе церкви хранится Лапидариум — собрание каменных резных гербов знатных которских родов.

За пределами городских стен можно упомянуть церковь Св. Матвея (1670 год), построенную на фундаменте более ранней средневековой церкви, и церковь Св. Евстахия (1773 год) в Доброте.

Транспорт

Морское сообщение

В течение туристического сезона в Которский морской порт регулярно заходят крупные круизные лайнеры. Также в порту есть яхтенная марина.

В Которе расположена штаб-квартира «Ассоциации судовладельцев Черногории (Содружества морских капитанов торгового флота Черногории)».

Автосообщение

Тоннель «Врмац» соединяет Котор с Адриатическим шоссе, остальной частью побережья и внутренними районами Черногории. Есть также старинная живописная горная дорога, соединяющая Котор и Цетинье. Неподалеку от Котора действует паромная переправа Каменари-Лепетане через пролив Вериге, позволяющая не объезжать Боку Которскую на пути в Хорватию (в будущем на этом месте планируется строительство моста).[22]

Также в Котор можно добраться автобусом из Подгорицы, в аэропорт которой весь год совершаются регулярные рейсы международных авиакомпаний.

Кроме того, в Котор можно доехать из аэропорта Дубровника (Хорватия) при условии соблюдения визового режима Хорватии.

Авиасообщение

Тиватский аэропорт, один из двух международных аэропортов Черногории, расположен в 5 км от Котора. Отсюда совершаются регулярные рейсы в некоторые крупные европейские города (в том числе Москву и Санкт-Петербург и Киев). Во время туристического сезона (с апреля по октябрь) производятся ежедневные чартерные рейсы во многие другие города мира. Ночью рейсы не принимаются из-за отсутствия освещения взлетно-посадочной полосы (его планировалось установить в 2009 году). Аэропорт был перестроен в гражданский из военного аэродрома в конце XX века.[23]

Спорт

В Которе базируются и проводят домашние игры две профессиональные спортивные команды:

Оба клуба поддерживает группа болельщиков-фанатов, известных как «Бестии» (черногор. Beštije). Группа действует с 1986 года.

СМИ

В Которе действуют две FM-радиостанции:

  • Муниципальное радио «Kotor» — 95.3 и 99.0 МГц
  • Независимое радио «Skala» — 92.7 и 102.0 МГц

Местных печатных изданий в городе нет.

Знаменитые уроженцы

См. также Родившиеся в Которе

См. также

Напишите отзыв о статье "Котор"

Примечания

  1. Каттаро // Малый энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 4 т. — СПб., 1907—1909.
  2. 1 2 3 4 5 Stevan Kordić. «Kotor: Vodič kroz grad». — Котор: «Dobro More», 2005. — ISBN ASIN:B004G6JAB4. (черногор.)
  3. 1 2 3 [www.tokotor.com/engleski/about%20kotor.html Tourist Board of Kotor — About Kotor] (недоступная ссылка — история)
  4. [www.monstat.cg.yu/Popis.htm POPIS STANOVNISTVA, DOMACINSTAVA I STANOVA U REPUBLICI CRNOJ GORI U 2003 GODINI (серб.)] — Knjiga 1, «Nacionalna ili etnicka pripadnost» (недоступная ссылка — история)
  5. [www.monstat.cg.yu/Popis.htm POPIS STANOVNISTVA, DOMACINSTAVA I STANOVA U REPUBLICI CRNOJ GORI U 2003 GODINI (серб.)] — Knjiga 9, «Uporedni pregled broja stanovnika 1948,1953,1961,1971,1981,1991 i 2003» (недоступная ссылка — история)
  6. [www.monstat.cg.yu/Popis.htm POPIS STANOVNISTVA, DOMACINSTAVA I STANOVA U REPUBLICI CRNOJ GORI U 2003 GODINI (серб.)] — Knjiga 3, «Vjeroispovijest, maternji jezik i nacionalna ili etnicka pripadnost prema starosti i polu» (недоступная ссылка — история)
  7. [www.gcatholic.org/churches/data/basHRX.htm Basilicas: Western Balkan Countries]
  8. Плиний. «Естественная история» (Кн. III. XXVI. 3.)
  9. Птолемей. «География» (Кн. 2, гл. 17.)
  10. Константин Багрянородный. «Об управлении империей» (Гл. 29. О Далмации и соседствующих с нею народах)
  11. Соколов Н. П. «Образование Венецианской колониальной империи» (Гл. 5.1. Борьба Венеции против арабов)
  12. Об этом упоминает «Летопись попа Дуклянина», рукопись анонимного автора середины XII века.
  13. Фома Сплитский. «История архиепископов Салоны и Сплита» (Гл. XXXIX. О жестокости татар.)
  14. О том, что переход был добровольным, пишет Л. А. Шаферова в своей книге «Котор XII — начала XV веков».
  15. [az.lib.ru/t/tolstoj_p_a/text_0020.shtml Lib.ru/Классика: Толстой Петр Андреевич. Путешествие стольника П. А. Толстого по Европе (1697—1699)]
  16. Тарле Е. В. «Экспедиция адмирала Сенявина в Средиземное море» (Гл. 4. Освобождение русскими Боко-ди-Каттаро и далматинских славян от французского ига)
  17. Катаро, Бокка ди // Военная энциклопедия : [в 18 т.] / под ред. В. Ф. Новицкого [и др.]. — СПб. ; [М.] : Тип. т-ва И. В. Сытина, 1911—1915.</span>
  18. Козлитин В. Д. «РОССИЙСКАЯ ЭМИГРАЦИЯ В КОРОЛЕВСТВЕ СЕРБОВ, ХОРВАТОВ И СЛОВЕНЦЕВ (1919—1923)»
  19. Броневский В. Б. «Записки морского офицера, в продолжении кампании на Средиземном море под начальством вице-адмирала Дмитрия Николаевича Сенявина.» (Том 1. СПб, 1836. С. 201—202.)
  20. [www.matf.bg.ac.yu/iak Historical Archives Kotor] (недоступная ссылка — история)
  21. [www.montenegro-today.com/rus/stat/?action=showarticle&id=119 Портал «Всё о Черногории» — «Котор: красоту города за деньги не купишь!»]
  22. [www.agencijacg.org/tenderi/1063534467.pdf The Agency of Montenegro for Economic Restructuring and Foreign Investments — «CONSTRUCTION OF THE „VERIGE“ BRIDGE OVER THE BAY OF KOTOR»](недоступная ссылка) [wayback.archive.org/web/20041205164044/www.agencijacg.org/tenderi/1063534467.pdf Архивировано из первоисточника 5 декабря 2004.] Проверено 12 апреля 2014.
  23. [www.montenegroairports.com/?menu=1&menu1=7 JP AERODROMI CRNE GORE — «Istorijat aerodroma Tivat»]
  24. </ol>

Литература

  • Шаферова Л. А. Котор XII — начала XV веков. Социально-экономические отношения южнодалматинского города. — Красноярск: Изд-во Краснояр. ун-та, 1990. — 188 с. — 600 экз. — ISBN 5-7470-0027-6.

Ссылки

  • [www.opstinakotor.com Которский муниципалитет] (черногор.)
  • [www.tokotor.com Туристическое бюро Котора] (черногор.) (англ.) (итал.)
  • [whc.unesco.org/pg.cfm?cid=31&id_site=125 Котор — объект всемирного культурного наследия ЮНЕСКО] (англ.) (фр.)
  • [kordics.zenfolio.com/f53830078 Котор — Фотогалерея Стевана Кордича] (англ.)
  • [travel.bloged.org/images/kotor_fortress.jpg Карта старого города (1944px × 2592px 851.58 КБ JPG)]
  • [www.3dpanoramy.ru/kotor/ Виртуальный тур «Котор»]

Отрывок, характеризующий Котор

– То то умирать будем!
– Я от миру не отказчик, – говорил Дрон.
– То то не отказчик, брюхо отрастил!..
Два длинные мужика говорили свое. Как только Ростов, сопутствуемый Ильиным, Лаврушкой и Алпатычем, подошел к толпе, Карп, заложив пальцы за кушак, слегка улыбаясь, вышел вперед. Дрон, напротив, зашел в задние ряды, и толпа сдвинулась плотнее.
– Эй! кто у вас староста тут? – крикнул Ростов, быстрым шагом подойдя к толпе.
– Староста то? На что вам?.. – спросил Карп. Но не успел он договорить, как шапка слетела с него и голова мотнулась набок от сильного удара.
– Шапки долой, изменники! – крикнул полнокровный голос Ростова. – Где староста? – неистовым голосом кричал он.
– Старосту, старосту кличет… Дрон Захарыч, вас, – послышались кое где торопливо покорные голоса, и шапки стали сниматься с голов.
– Нам бунтовать нельзя, мы порядки блюдем, – проговорил Карп, и несколько голосов сзади в то же мгновенье заговорили вдруг:
– Как старички пороптали, много вас начальства…
– Разговаривать?.. Бунт!.. Разбойники! Изменники! – бессмысленно, не своим голосом завопил Ростов, хватая за юрот Карпа. – Вяжи его, вяжи! – кричал он, хотя некому было вязать его, кроме Лаврушки и Алпатыча.
Лаврушка, однако, подбежал к Карпу и схватил его сзади за руки.
– Прикажете наших из под горы кликнуть? – крикнул он.
Алпатыч обратился к мужикам, вызывая двоих по именам, чтобы вязать Карпа. Мужики покорно вышли из толпы и стали распоясываться.
– Староста где? – кричал Ростов.
Дрон, с нахмуренным и бледным лицом, вышел из толпы.
– Ты староста? Вязать, Лаврушка! – кричал Ростов, как будто и это приказание не могло встретить препятствий. И действительно, еще два мужика стали вязать Дрона, который, как бы помогая им, снял с себя кушан и подал им.
– А вы все слушайте меня, – Ростов обратился к мужикам: – Сейчас марш по домам, и чтобы голоса вашего я не слыхал.
– Что ж, мы никакой обиды не делали. Мы только, значит, по глупости. Только вздор наделали… Я же сказывал, что непорядки, – послышались голоса, упрекавшие друг друга.
– Вот я же вам говорил, – сказал Алпатыч, вступая в свои права. – Нехорошо, ребята!
– Глупость наша, Яков Алпатыч, – отвечали голоса, и толпа тотчас же стала расходиться и рассыпаться по деревне.
Связанных двух мужиков повели на барский двор. Два пьяные мужика шли за ними.
– Эх, посмотрю я на тебя! – говорил один из них, обращаясь к Карпу.
– Разве можно так с господами говорить? Ты думал что?
– Дурак, – подтверждал другой, – право, дурак!
Через два часа подводы стояли на дворе богучаровского дома. Мужики оживленно выносили и укладывали на подводы господские вещи, и Дрон, по желанию княжны Марьи выпущенный из рундука, куда его заперли, стоя на дворе, распоряжался мужиками.
– Ты ее так дурно не клади, – говорил один из мужиков, высокий человек с круглым улыбающимся лицом, принимая из рук горничной шкатулку. – Она ведь тоже денег стоит. Что же ты ее так то вот бросишь или пол веревку – а она потрется. Я так не люблю. А чтоб все честно, по закону было. Вот так то под рогожку, да сенцом прикрой, вот и важно. Любо!
– Ишь книг то, книг, – сказал другой мужик, выносивший библиотечные шкафы князя Андрея. – Ты не цепляй! А грузно, ребята, книги здоровые!
– Да, писали, не гуляли! – значительно подмигнув, сказал высокий круглолицый мужик, указывая на толстые лексиконы, лежавшие сверху.

Ростов, не желая навязывать свое знакомство княжне, не пошел к ней, а остался в деревне, ожидая ее выезда. Дождавшись выезда экипажей княжны Марьи из дома, Ростов сел верхом и до пути, занятого нашими войсками, в двенадцати верстах от Богучарова, верхом провожал ее. В Янкове, на постоялом дворе, он простился с нею почтительно, в первый раз позволив себе поцеловать ее руку.
– Как вам не совестно, – краснея, отвечал он княжне Марье на выражение благодарности за ее спасенье (как она называла его поступок), – каждый становой сделал бы то же. Если бы нам только приходилось воевать с мужиками, мы бы не допустили так далеко неприятеля, – говорил он, стыдясь чего то и стараясь переменить разговор. – Я счастлив только, что имел случай познакомиться с вами. Прощайте, княжна, желаю вам счастия и утешения и желаю встретиться с вами при более счастливых условиях. Ежели вы не хотите заставить краснеть меня, пожалуйста, не благодарите.
Но княжна, если не благодарила более словами, благодарила его всем выражением своего сиявшего благодарностью и нежностью лица. Она не могла верить ему, что ей не за что благодарить его. Напротив, для нее несомненно было то, что ежели бы его не было, то она, наверное, должна была бы погибнуть и от бунтовщиков и от французов; что он, для того чтобы спасти ее, подвергал себя самым очевидным и страшным опасностям; и еще несомненнее было то, что он был человек с высокой и благородной душой, который умел понять ее положение и горе. Его добрые и честные глаза с выступившими на них слезами, в то время как она сама, заплакав, говорила с ним о своей потере, не выходили из ее воображения.
Когда она простилась с ним и осталась одна, княжна Марья вдруг почувствовала в глазах слезы, и тут уж не в первый раз ей представился странный вопрос, любит ли она его?
По дороге дальше к Москве, несмотря на то, что положение княжны было не радостно, Дуняша, ехавшая с ней в карете, не раз замечала, что княжна, высунувшись в окно кареты, чему то радостно и грустно улыбалась.
«Ну что же, ежели бы я и полюбила его? – думала княжна Марья.
Как ни стыдно ей было признаться себе, что она первая полюбила человека, который, может быть, никогда не полюбит ее, она утешала себя мыслью, что никто никогда не узнает этого и что она не будет виновата, ежели будет до конца жизни, никому не говоря о том, любить того, которого она любила в первый и в последний раз.
Иногда она вспоминала его взгляды, его участие, его слова, и ей казалось счастье не невозможным. И тогда то Дуняша замечала, что она, улыбаясь, глядела в окно кареты.
«И надо было ему приехать в Богучарово, и в эту самую минуту! – думала княжна Марья. – И надо было его сестре отказать князю Андрею! – И во всем этом княжна Марья видела волю провиденья.
Впечатление, произведенное на Ростова княжной Марьей, было очень приятное. Когда ои вспоминал про нее, ему становилось весело, и когда товарищи, узнав о бывшем с ним приключении в Богучарове, шутили ему, что он, поехав за сеном, подцепил одну из самых богатых невест в России, Ростов сердился. Он сердился именно потому, что мысль о женитьбе на приятной для него, кроткой княжне Марье с огромным состоянием не раз против его воли приходила ему в голову. Для себя лично Николай не мог желать жены лучше княжны Марьи: женитьба на ней сделала бы счастье графини – его матери, и поправила бы дела его отца; и даже – Николай чувствовал это – сделала бы счастье княжны Марьи. Но Соня? И данное слово? И от этого то Ростов сердился, когда ему шутили о княжне Болконской.


Приняв командование над армиями, Кутузов вспомнил о князе Андрее и послал ему приказание прибыть в главную квартиру.
Князь Андрей приехал в Царево Займище в тот самый день и в то самое время дня, когда Кутузов делал первый смотр войскам. Князь Андрей остановился в деревне у дома священника, у которого стоял экипаж главнокомандующего, и сел на лавочке у ворот, ожидая светлейшего, как все называли теперь Кутузова. На поле за деревней слышны были то звуки полковой музыки, то рев огромного количества голосов, кричавших «ура!новому главнокомандующему. Тут же у ворот, шагах в десяти от князя Андрея, пользуясь отсутствием князя и прекрасной погодой, стояли два денщика, курьер и дворецкий. Черноватый, обросший усами и бакенбардами, маленький гусарский подполковник подъехал к воротам и, взглянув на князя Андрея, спросил: здесь ли стоит светлейший и скоро ли он будет?
Князь Андрей сказал, что он не принадлежит к штабу светлейшего и тоже приезжий. Гусарский подполковник обратился к нарядному денщику, и денщик главнокомандующего сказал ему с той особенной презрительностью, с которой говорят денщики главнокомандующих с офицерами:
– Что, светлейший? Должно быть, сейчас будет. Вам что?
Гусарский подполковник усмехнулся в усы на тон денщика, слез с лошади, отдал ее вестовому и подошел к Болконскому, слегка поклонившись ему. Болконский посторонился на лавке. Гусарский подполковник сел подле него.
– Тоже дожидаетесь главнокомандующего? – заговорил гусарский подполковник. – Говог'ят, всем доступен, слава богу. А то с колбасниками беда! Недаг'ом Ег'молов в немцы пг'осился. Тепег'ь авось и г'усским говог'ить можно будет. А то чег'т знает что делали. Все отступали, все отступали. Вы делали поход? – спросил он.
– Имел удовольствие, – отвечал князь Андрей, – не только участвовать в отступлении, но и потерять в этом отступлении все, что имел дорогого, не говоря об именьях и родном доме… отца, который умер с горя. Я смоленский.
– А?.. Вы князь Болконский? Очень г'ад познакомиться: подполковник Денисов, более известный под именем Васьки, – сказал Денисов, пожимая руку князя Андрея и с особенно добрым вниманием вглядываясь в лицо Болконского. – Да, я слышал, – сказал он с сочувствием и, помолчав немного, продолжал: – Вот и скифская война. Это все хог'ошо, только не для тех, кто своими боками отдувается. А вы – князь Андг'ей Болконский? – Он покачал головой. – Очень г'ад, князь, очень г'ад познакомиться, – прибавил он опять с грустной улыбкой, пожимая ему руку.
Князь Андрей знал Денисова по рассказам Наташи о ее первом женихе. Это воспоминанье и сладко и больно перенесло его теперь к тем болезненным ощущениям, о которых он последнее время давно уже не думал, но которые все таки были в его душе. В последнее время столько других и таких серьезных впечатлений, как оставление Смоленска, его приезд в Лысые Горы, недавнее известно о смерти отца, – столько ощущений было испытано им, что эти воспоминания уже давно не приходили ему и, когда пришли, далеко не подействовали на него с прежней силой. И для Денисова тот ряд воспоминаний, которые вызвало имя Болконского, было далекое, поэтическое прошедшее, когда он, после ужина и пения Наташи, сам не зная как, сделал предложение пятнадцатилетней девочке. Он улыбнулся воспоминаниям того времени и своей любви к Наташе и тотчас же перешел к тому, что страстно и исключительно теперь занимало его. Это был план кампании, который он придумал, служа во время отступления на аванпостах. Он представлял этот план Барклаю де Толли и теперь намерен был представить его Кутузову. План основывался на том, что операционная линия французов слишком растянута и что вместо того, или вместе с тем, чтобы действовать с фронта, загораживая дорогу французам, нужно было действовать на их сообщения. Он начал разъяснять свой план князю Андрею.
– Они не могут удержать всей этой линии. Это невозможно, я отвечаю, что пг'ог'ву их; дайте мне пятьсот человек, я г'азог'ву их, это вег'но! Одна система – паг'тизанская.
Денисов встал и, делая жесты, излагал свой план Болконскому. В средине его изложения крики армии, более нескладные, более распространенные и сливающиеся с музыкой и песнями, послышались на месте смотра. На деревне послышался топот и крики.
– Сам едет, – крикнул казак, стоявший у ворот, – едет! Болконский и Денисов подвинулись к воротам, у которых стояла кучка солдат (почетный караул), и увидали подвигавшегося по улице Кутузова, верхом на невысокой гнедой лошадке. Огромная свита генералов ехала за ним. Барклай ехал почти рядом; толпа офицеров бежала за ними и вокруг них и кричала «ура!».
Вперед его во двор проскакали адъютанты. Кутузов, нетерпеливо подталкивая свою лошадь, плывшую иноходью под его тяжестью, и беспрестанно кивая головой, прикладывал руку к бедой кавалергардской (с красным околышем и без козырька) фуражке, которая была на нем. Подъехав к почетному караулу молодцов гренадеров, большей частью кавалеров, отдававших ему честь, он с минуту молча, внимательно посмотрел на них начальническим упорным взглядом и обернулся к толпе генералов и офицеров, стоявших вокруг него. Лицо его вдруг приняло тонкое выражение; он вздернул плечами с жестом недоумения.
– И с такими молодцами всё отступать и отступать! – сказал он. – Ну, до свиданья, генерал, – прибавил он и тронул лошадь в ворота мимо князя Андрея и Денисова.
– Ура! ура! ура! – кричали сзади его.
С тех пор как не видал его князь Андрей, Кутузов еще потолстел, обрюзг и оплыл жиром. Но знакомые ему белый глаз, и рана, и выражение усталости в его лице и фигуре были те же. Он был одет в мундирный сюртук (плеть на тонком ремне висела через плечо) и в белой кавалергардской фуражке. Он, тяжело расплываясь и раскачиваясь, сидел на своей бодрой лошадке.
– Фю… фю… фю… – засвистал он чуть слышно, въезжая на двор. На лице его выражалась радость успокоения человека, намеревающегося отдохнуть после представительства. Он вынул левую ногу из стремени, повалившись всем телом и поморщившись от усилия, с трудом занес ее на седло, облокотился коленкой, крякнул и спустился на руки к казакам и адъютантам, поддерживавшим его.
Он оправился, оглянулся своими сощуренными глазами и, взглянув на князя Андрея, видимо, не узнав его, зашагал своей ныряющей походкой к крыльцу.
– Фю… фю… фю, – просвистал он и опять оглянулся на князя Андрея. Впечатление лица князя Андрея только после нескольких секунд (как это часто бывает у стариков) связалось с воспоминанием о его личности.
– А, здравствуй, князь, здравствуй, голубчик, пойдем… – устало проговорил он, оглядываясь, и тяжело вошел на скрипящее под его тяжестью крыльцо. Он расстегнулся и сел на лавочку, стоявшую на крыльце.
– Ну, что отец?
– Вчера получил известие о его кончине, – коротко сказал князь Андрей.
Кутузов испуганно открытыми глазами посмотрел на князя Андрея, потом снял фуражку и перекрестился: «Царство ему небесное! Да будет воля божия над всеми нами!Он тяжело, всей грудью вздохнул и помолчал. „Я его любил и уважал и сочувствую тебе всей душой“. Он обнял князя Андрея, прижал его к своей жирной груди и долго не отпускал от себя. Когда он отпустил его, князь Андрей увидал, что расплывшие губы Кутузова дрожали и на глазах были слезы. Он вздохнул и взялся обеими руками за лавку, чтобы встать.
– Пойдем, пойдем ко мне, поговорим, – сказал он; но в это время Денисов, так же мало робевший перед начальством, как и перед неприятелем, несмотря на то, что адъютанты у крыльца сердитым шепотом останавливали его, смело, стуча шпорами по ступенькам, вошел на крыльцо. Кутузов, оставив руки упертыми на лавку, недовольно смотрел на Денисова. Денисов, назвав себя, объявил, что имеет сообщить его светлости дело большой важности для блага отечества. Кутузов усталым взглядом стал смотреть на Денисова и досадливым жестом, приняв руки и сложив их на животе, повторил: «Для блага отечества? Ну что такое? Говори». Денисов покраснел, как девушка (так странно было видеть краску на этом усатом, старом и пьяном лице), и смело начал излагать свой план разрезания операционной линии неприятеля между Смоленском и Вязьмой. Денисов жил в этих краях и знал хорошо местность. План его казался несомненно хорошим, в особенности по той силе убеждения, которая была в его словах. Кутузов смотрел себе на ноги и изредка оглядывался на двор соседней избы, как будто он ждал чего то неприятного оттуда. Из избы, на которую он смотрел, действительно во время речи Денисова показался генерал с портфелем под мышкой.
– Что? – в середине изложения Денисова проговорил Кутузов. – Уже готовы?
– Готов, ваша светлость, – сказал генерал. Кутузов покачал головой, как бы говоря: «Как это все успеть одному человеку», и продолжал слушать Денисова.
– Даю честное благородное слово гусского офицег'а, – говорил Денисов, – что я г'азог'ву сообщения Наполеона.
– Тебе Кирилл Андреевич Денисов, обер интендант, как приходится? – перебил его Кутузов.
– Дядя г'одной, ваша светлость.
– О! приятели были, – весело сказал Кутузов. – Хорошо, хорошо, голубчик, оставайся тут при штабе, завтра поговорим. – Кивнув головой Денисову, он отвернулся и протянул руку к бумагам, которые принес ему Коновницын.
– Не угодно ли вашей светлости пожаловать в комнаты, – недовольным голосом сказал дежурный генерал, – необходимо рассмотреть планы и подписать некоторые бумаги. – Вышедший из двери адъютант доложил, что в квартире все было готово. Но Кутузову, видимо, хотелось войти в комнаты уже свободным. Он поморщился…
– Нет, вели подать, голубчик, сюда столик, я тут посмотрю, – сказал он. – Ты не уходи, – прибавил он, обращаясь к князю Андрею. Князь Андрей остался на крыльце, слушая дежурного генерала.
Во время доклада за входной дверью князь Андрей слышал женское шептанье и хрустение женского шелкового платья. Несколько раз, взглянув по тому направлению, он замечал за дверью, в розовом платье и лиловом шелковом платке на голове, полную, румяную и красивую женщину с блюдом, которая, очевидно, ожидала входа влавввквмандующего. Адъютант Кутузова шепотом объяснил князю Андрею, что это была хозяйка дома, попадья, которая намеревалась подать хлеб соль его светлости. Муж ее встретил светлейшего с крестом в церкви, она дома… «Очень хорошенькая», – прибавил адъютант с улыбкой. Кутузов оглянулся на эти слова. Кутузов слушал доклад дежурного генерала (главным предметом которого была критика позиции при Цареве Займище) так же, как он слушал Денисова, так же, как он слушал семь лет тому назад прения Аустерлицкого военного совета. Он, очевидно, слушал только оттого, что у него были уши, которые, несмотря на то, что в одном из них был морской канат, не могли не слышать; но очевидно было, что ничто из того, что мог сказать ему дежурный генерал, не могло не только удивить или заинтересовать его, но что он знал вперед все, что ему скажут, и слушал все это только потому, что надо прослушать, как надо прослушать поющийся молебен. Все, что говорил Денисов, было дельно и умно. То, что говорил дежурный генерал, было еще дельнее и умнее, но очевидно было, что Кутузов презирал и знание и ум и знал что то другое, что должно было решить дело, – что то другое, независимое от ума и знания. Князь Андрей внимательно следил за выражением лица главнокомандующего, и единственное выражение, которое он мог заметить в нем, было выражение скуки, любопытства к тому, что такое означал женский шепот за дверью, и желание соблюсти приличие. Очевидно было, что Кутузов презирал ум, и знание, и даже патриотическое чувство, которое выказывал Денисов, но презирал не умом, не чувством, не знанием (потому что он и не старался выказывать их), а он презирал их чем то другим. Он презирал их своей старостью, своею опытностью жизни. Одно распоряжение, которое от себя в этот доклад сделал Кутузов, откосилось до мародерства русских войск. Дежурный редерал в конце доклада представил светлейшему к подписи бумагу о взысканий с армейских начальников по прошению помещика за скошенный зеленый овес.
Кутузов зачмокал губами и закачал головой, выслушав это дело.
– В печку… в огонь! И раз навсегда тебе говорю, голубчик, – сказал он, – все эти дела в огонь. Пуская косят хлеба и жгут дрова на здоровье. Я этого не приказываю и не позволяю, но и взыскивать не могу. Без этого нельзя. Дрова рубят – щепки летят. – Он взглянул еще раз на бумагу. – О, аккуратность немецкая! – проговорил он, качая головой.


– Ну, теперь все, – сказал Кутузов, подписывая последнюю бумагу, и, тяжело поднявшись и расправляя складки своей белой пухлой шеи, с повеселевшим лицом направился к двери.
Попадья, с бросившеюся кровью в лицо, схватилась за блюдо, которое, несмотря на то, что она так долго приготовлялась, она все таки не успела подать вовремя. И с низким поклоном она поднесла его Кутузову.
Глаза Кутузова прищурились; он улыбнулся, взял рукой ее за подбородок и сказал:
– И красавица какая! Спасибо, голубушка!
Он достал из кармана шаровар несколько золотых и положил ей на блюдо.
– Ну что, как живешь? – сказал Кутузов, направляясь к отведенной для него комнате. Попадья, улыбаясь ямочками на румяном лице, прошла за ним в горницу. Адъютант вышел к князю Андрею на крыльцо и приглашал его завтракать; через полчаса князя Андрея позвали опять к Кутузову. Кутузов лежал на кресле в том же расстегнутом сюртуке. Он держал в руке французскую книгу и при входе князя Андрея, заложив ее ножом, свернул. Это был «Les chevaliers du Cygne», сочинение madame de Genlis [«Рыцари Лебедя», мадам де Жанлис], как увидал князь Андрей по обертке.
– Ну садись, садись тут, поговорим, – сказал Кутузов. – Грустно, очень грустно. Но помни, дружок, что я тебе отец, другой отец… – Князь Андрей рассказал Кутузову все, что он знал о кончине своего отца, и о том, что он видел в Лысых Горах, проезжая через них.
– До чего… до чего довели! – проговорил вдруг Кутузов взволнованным голосом, очевидно, ясно представив себе, из рассказа князя Андрея, положение, в котором находилась Россия. – Дай срок, дай срок, – прибавил он с злобным выражением лица и, очевидно, не желая продолжать этого волновавшего его разговора, сказал: – Я тебя вызвал, чтоб оставить при себе.
– Благодарю вашу светлость, – отвечал князь Андрей, – но я боюсь, что не гожусь больше для штабов, – сказал он с улыбкой, которую Кутузов заметил. Кутузов вопросительно посмотрел на него. – А главное, – прибавил князь Андрей, – я привык к полку, полюбил офицеров, и люди меня, кажется, полюбили. Мне бы жалко было оставить полк. Ежели я отказываюсь от чести быть при вас, то поверьте…
Умное, доброе и вместе с тем тонко насмешливое выражение светилось на пухлом лице Кутузова. Он перебил Болконского:
– Жалею, ты бы мне нужен был; но ты прав, ты прав. Нам не сюда люди нужны. Советчиков всегда много, а людей нет. Не такие бы полки были, если бы все советчики служили там в полках, как ты. Я тебя с Аустерлица помню… Помню, помню, с знаменем помню, – сказал Кутузов, и радостная краска бросилась в лицо князя Андрея при этом воспоминании. Кутузов притянул его за руку, подставляя ему щеку, и опять князь Андрей на глазах старика увидал слезы. Хотя князь Андрей и знал, что Кутузов был слаб на слезы и что он теперь особенно ласкает его и жалеет вследствие желания выказать сочувствие к его потере, но князю Андрею и радостно и лестно было это воспоминание об Аустерлице.
– Иди с богом своей дорогой. Я знаю, твоя дорога – это дорога чести. – Он помолчал. – Я жалел о тебе в Букареште: мне послать надо было. – И, переменив разговор, Кутузов начал говорить о турецкой войне и заключенном мире. – Да, немало упрекали меня, – сказал Кутузов, – и за войну и за мир… а все пришло вовремя. Tout vient a point a celui qui sait attendre. [Все приходит вовремя для того, кто умеет ждать.] A и там советчиков не меньше было, чем здесь… – продолжал он, возвращаясь к советчикам, которые, видимо, занимали его. – Ох, советчики, советчики! – сказал он. Если бы всех слушать, мы бы там, в Турции, и мира не заключили, да и войны бы не кончили. Всё поскорее, а скорое на долгое выходит. Если бы Каменский не умер, он бы пропал. Он с тридцатью тысячами штурмовал крепости. Взять крепость не трудно, трудно кампанию выиграть. А для этого не нужно штурмовать и атаковать, а нужно терпение и время. Каменский на Рущук солдат послал, а я их одних (терпение и время) посылал и взял больше крепостей, чем Каменский, и лошадиное мясо турок есть заставил. – Он покачал головой. – И французы тоже будут! Верь моему слову, – воодушевляясь, проговорил Кутузов, ударяя себя в грудь, – будут у меня лошадиное мясо есть! – И опять глаза его залоснились слезами.
– Однако до лжно же будет принять сражение? – сказал князь Андрей.
– До лжно будет, если все этого захотят, нечего делать… А ведь, голубчик: нет сильнее тех двух воинов, терпение и время; те всё сделают, да советчики n'entendent pas de cette oreille, voila le mal. [этим ухом не слышат, – вот что плохо.] Одни хотят, другие не хотят. Что ж делать? – спросил он, видимо, ожидая ответа. – Да, что ты велишь делать? – повторил он, и глаза его блестели глубоким, умным выражением. – Я тебе скажу, что делать, – проговорил он, так как князь Андрей все таки не отвечал. – Я тебе скажу, что делать и что я делаю. Dans le doute, mon cher, – он помолчал, – abstiens toi, [В сомнении, мой милый, воздерживайся.] – выговорил он с расстановкой.
– Ну, прощай, дружок; помни, что я всей душой несу с тобой твою потерю и что я тебе не светлейший, не князь и не главнокомандующий, а я тебе отец. Ежели что нужно, прямо ко мне. Прощай, голубчик. – Он опять обнял и поцеловал его. И еще князь Андрей не успел выйти в дверь, как Кутузов успокоительно вздохнул и взялся опять за неконченный роман мадам Жанлис «Les chevaliers du Cygne».
Как и отчего это случилось, князь Андрей не мог бы никак объяснить; но после этого свидания с Кутузовым он вернулся к своему полку успокоенный насчет общего хода дела и насчет того, кому оно вверено было. Чем больше он видел отсутствие всего личного в этом старике, в котором оставались как будто одни привычки страстей и вместо ума (группирующего события и делающего выводы) одна способность спокойного созерцания хода событий, тем более он был спокоен за то, что все будет так, как должно быть. «У него не будет ничего своего. Он ничего не придумает, ничего не предпримет, – думал князь Андрей, – но он все выслушает, все запомнит, все поставит на свое место, ничему полезному не помешает и ничего вредного не позволит. Он понимает, что есть что то сильнее и значительнее его воли, – это неизбежный ход событий, и он умеет видеть их, умеет понимать их значение и, ввиду этого значения, умеет отрекаться от участия в этих событиях, от своей личной волн, направленной на другое. А главное, – думал князь Андрей, – почему веришь ему, – это то, что он русский, несмотря на роман Жанлис и французские поговорки; это то, что голос его задрожал, когда он сказал: „До чего довели!“, и что он захлипал, говоря о том, что он „заставит их есть лошадиное мясо“. На этом же чувстве, которое более или менее смутно испытывали все, и основано было то единомыслие и общее одобрение, которое сопутствовало народному, противному придворным соображениям, избранию Кутузова в главнокомандующие.


После отъезда государя из Москвы московская жизнь потекла прежним, обычным порядком, и течение этой жизни было так обычно, что трудно было вспомнить о бывших днях патриотического восторга и увлечения, и трудно было верить, что действительно Россия в опасности и что члены Английского клуба суть вместе с тем и сыны отечества, готовые для него на всякую жертву. Одно, что напоминало о бывшем во время пребывания государя в Москве общем восторженно патриотическом настроении, было требование пожертвований людьми и деньгами, которые, как скоро они были сделаны, облеклись в законную, официальную форму и казались неизбежны.
С приближением неприятеля к Москве взгляд москвичей на свое положение не только не делался серьезнее, но, напротив, еще легкомысленнее, как это всегда бывает с людьми, которые видят приближающуюся большую опасность. При приближении опасности всегда два голоса одинаково сильно говорят в душе человека: один весьма разумно говорит о том, чтобы человек обдумал самое свойство опасности и средства для избавления от нее; другой еще разумнее говорит, что слишком тяжело и мучительно думать об опасности, тогда как предвидеть все и спастись от общего хода дела не во власти человека, и потому лучше отвернуться от тяжелого, до тех пор пока оно не наступило, и думать о приятном. В одиночестве человек большею частью отдается первому голосу, в обществе, напротив, – второму. Так было и теперь с жителями Москвы. Давно так не веселились в Москве, как этот год.
Растопчинские афишки с изображением вверху питейного дома, целовальника и московского мещанина Карпушки Чигирина, который, быв в ратниках и выпив лишний крючок на тычке, услыхал, будто Бонапарт хочет идти на Москву, рассердился, разругал скверными словами всех французов, вышел из питейного дома и заговорил под орлом собравшемуся народу, читались и обсуживались наравне с последним буриме Василия Львовича Пушкина.
В клубе, в угловой комнате, собирались читать эти афиши, и некоторым нравилось, как Карпушка подтрунивал над французами, говоря, что они от капусты раздуются, от каши перелопаются, от щей задохнутся, что они все карлики и что их троих одна баба вилами закинет. Некоторые не одобряли этого тона и говорила, что это пошло и глупо. Рассказывали о том, что французов и даже всех иностранцев Растопчин выслал из Москвы, что между ними шпионы и агенты Наполеона; но рассказывали это преимущественно для того, чтобы при этом случае передать остроумные слова, сказанные Растопчиным при их отправлении. Иностранцев отправляли на барке в Нижний, и Растопчин сказал им: «Rentrez en vous meme, entrez dans la barque et n'en faites pas une barque ne Charon». [войдите сами в себя и в эту лодку и постарайтесь, чтобы эта лодка не сделалась для вас лодкой Харона.] Рассказывали, что уже выслали из Москвы все присутственные места, и тут же прибавляли шутку Шиншина, что за это одно Москва должна быть благодарна Наполеону. Рассказывали, что Мамонову его полк будет стоить восемьсот тысяч, что Безухов еще больше затратил на своих ратников, но что лучше всего в поступке Безухова то, что он сам оденется в мундир и поедет верхом перед полком и ничего не будет брать за места с тех, которые будут смотреть на него.
– Вы никому не делаете милости, – сказала Жюли Друбецкая, собирая и прижимая кучку нащипанной корпии тонкими пальцами, покрытыми кольцами.
Жюли собиралась на другой день уезжать из Москвы и делала прощальный вечер.
– Безухов est ridicule [смешон], но он так добр, так мил. Что за удовольствие быть так caustique [злоязычным]?
– Штраф! – сказал молодой человек в ополченском мундире, которого Жюли называла «mon chevalier» [мой рыцарь] и который с нею вместе ехал в Нижний.
В обществе Жюли, как и во многих обществах Москвы, было положено говорить только по русски, и те, которые ошибались, говоря французские слова, платили штраф в пользу комитета пожертвований.
– Другой штраф за галлицизм, – сказал русский писатель, бывший в гостиной. – «Удовольствие быть не по русски.
– Вы никому не делаете милости, – продолжала Жюли к ополченцу, не обращая внимания на замечание сочинителя. – За caustique виновата, – сказала она, – и плачу, но за удовольствие сказать вам правду я готова еще заплатить; за галлицизмы не отвечаю, – обратилась она к сочинителю: – у меня нет ни денег, ни времени, как у князя Голицына, взять учителя и учиться по русски. А вот и он, – сказала Жюли. – Quand on… [Когда.] Нет, нет, – обратилась она к ополченцу, – не поймаете. Когда говорят про солнце – видят его лучи, – сказала хозяйка, любезно улыбаясь Пьеру. – Мы только говорили о вас, – с свойственной светским женщинам свободой лжи сказала Жюли. – Мы говорили, что ваш полк, верно, будет лучше мамоновского.
– Ах, не говорите мне про мой полк, – отвечал Пьер, целуя руку хозяйке и садясь подле нее. – Он мне так надоел!
– Вы ведь, верно, сами будете командовать им? – сказала Жюли, хитро и насмешливо переглянувшись с ополченцем.
Ополченец в присутствии Пьера был уже не так caustique, и в лице его выразилось недоуменье к тому, что означала улыбка Жюли. Несмотря на свою рассеянность и добродушие, личность Пьера прекращала тотчас же всякие попытки на насмешку в его присутствии.
– Нет, – смеясь, отвечал Пьер, оглядывая свое большое, толстое тело. – В меня слишком легко попасть французам, да и я боюсь, что не влезу на лошадь…
В числе перебираемых лиц для предмета разговора общество Жюли попало на Ростовых.
– Очень, говорят, плохи дела их, – сказала Жюли. – И он так бестолков – сам граф. Разумовские хотели купить его дом и подмосковную, и все это тянется. Он дорожится.
– Нет, кажется, на днях состоится продажа, – сказал кто то. – Хотя теперь и безумно покупать что нибудь в Москве.
– Отчего? – сказала Жюли. – Неужели вы думаете, что есть опасность для Москвы?
– Отчего же вы едете?
– Я? Вот странно. Я еду, потому… ну потому, что все едут, и потом я не Иоанна д'Арк и не амазонка.
– Ну, да, да, дайте мне еще тряпочек.
– Ежели он сумеет повести дела, он может заплатить все долги, – продолжал ополченец про Ростова.
– Добрый старик, но очень pauvre sire [плох]. И зачем они живут тут так долго? Они давно хотели ехать в деревню. Натали, кажется, здорова теперь? – хитро улыбаясь, спросила Жюли у Пьера.
– Они ждут меньшого сына, – сказал Пьер. – Он поступил в казаки Оболенского и поехал в Белую Церковь. Там формируется полк. А теперь они перевели его в мой полк и ждут каждый день. Граф давно хотел ехать, но графиня ни за что не согласна выехать из Москвы, пока не приедет сын.
– Я их третьего дня видела у Архаровых. Натали опять похорошела и повеселела. Она пела один романс. Как все легко проходит у некоторых людей!
– Что проходит? – недовольно спросил Пьер. Жюли улыбнулась.
– Вы знаете, граф, что такие рыцари, как вы, бывают только в романах madame Suza.
– Какой рыцарь? Отчего? – краснея, спросил Пьер.
– Ну, полноте, милый граф, c'est la fable de tout Moscou. Je vous admire, ma parole d'honneur. [это вся Москва знает. Право, я вам удивляюсь.]
– Штраф! Штраф! – сказал ополченец.
– Ну, хорошо. Нельзя говорить, как скучно!
– Qu'est ce qui est la fable de tout Moscou? [Что знает вся Москва?] – вставая, сказал сердито Пьер.
– Полноте, граф. Вы знаете!
– Ничего не знаю, – сказал Пьер.
– Я знаю, что вы дружны были с Натали, и потому… Нет, я всегда дружнее с Верой. Cette chere Vera! [Эта милая Вера!]
– Non, madame, [Нет, сударыня.] – продолжал Пьер недовольным тоном. – Я вовсе не взял на себя роль рыцаря Ростовой, и я уже почти месяц не был у них. Но я не понимаю жестокость…
– Qui s'excuse – s'accuse, [Кто извиняется, тот обвиняет себя.] – улыбаясь и махая корпией, говорила Жюли и, чтобы за ней осталось последнее слово, сейчас же переменила разговор. – Каково, я нынче узнала: бедная Мари Волконская приехала вчера в Москву. Вы слышали, она потеряла отца?
– Неужели! Где она? Я бы очень желал увидать ее, – сказал Пьер.
– Я вчера провела с ней вечер. Она нынче или завтра утром едет в подмосковную с племянником.
– Ну что она, как? – сказал Пьер.
– Ничего, грустна. Но знаете, кто ее спас? Это целый роман. Nicolas Ростов. Ее окружили, хотели убить, ранили ее людей. Он бросился и спас ее…
– Еще роман, – сказал ополченец. – Решительно это общее бегство сделано, чтобы все старые невесты шли замуж. Catiche – одна, княжна Болконская – другая.
– Вы знаете, что я в самом деле думаю, что она un petit peu amoureuse du jeune homme. [немножечко влюблена в молодого человека.]
– Штраф! Штраф! Штраф!
– Но как же это по русски сказать?..


Когда Пьер вернулся домой, ему подали две принесенные в этот день афиши Растопчина.
В первой говорилось о том, что слух, будто графом Растопчиным запрещен выезд из Москвы, – несправедлив и что, напротив, граф Растопчин рад, что из Москвы уезжают барыни и купеческие жены. «Меньше страху, меньше новостей, – говорилось в афише, – но я жизнью отвечаю, что злодей в Москве не будет». Эти слова в первый раз ясно ыоказали Пьеру, что французы будут в Москве. Во второй афише говорилось, что главная квартира наша в Вязьме, что граф Витгснштейн победил французов, но что так как многие жители желают вооружиться, то для них есть приготовленное в арсенале оружие: сабли, пистолеты, ружья, которые жители могут получать по дешевой цене. Тон афиш был уже не такой шутливый, как в прежних чигиринских разговорах. Пьер задумался над этими афишами. Очевидно, та страшная грозовая туча, которую он призывал всеми силами своей души и которая вместе с тем возбуждала в нем невольный ужас, – очевидно, туча эта приближалась.
«Поступить в военную службу и ехать в армию или дожидаться? – в сотый раз задавал себе Пьер этот вопрос. Он взял колоду карт, лежавших у него на столе, и стал делать пасьянс.
– Ежели выйдет этот пасьянс, – говорил он сам себе, смешав колоду, держа ее в руке и глядя вверх, – ежели выйдет, то значит… что значит?.. – Он не успел решить, что значит, как за дверью кабинета послышался голос старшей княжны, спрашивающей, можно ли войти.
– Тогда будет значить, что я должен ехать в армию, – договорил себе Пьер. – Войдите, войдите, – прибавил он, обращаясь к княжие.
(Одна старшая княжна, с длинной талией и окаменелым лидом, продолжала жить в доме Пьера; две меньшие вышли замуж.)
– Простите, mon cousin, что я пришла к вам, – сказала она укоризненно взволнованным голосом. – Ведь надо наконец на что нибудь решиться! Что ж это будет такое? Все выехали из Москвы, и народ бунтует. Что ж мы остаемся?
– Напротив, все, кажется, благополучно, ma cousine, – сказал Пьер с тою привычкой шутливости, которую Пьер, всегда конфузно переносивший свою роль благодетеля перед княжною, усвоил себе в отношении к ней.
– Да, это благополучно… хорошо благополучие! Мне нынче Варвара Ивановна порассказала, как войска наши отличаются. Уж точно можно чести приписать. Да и народ совсем взбунтовался, слушать перестают; девка моя и та грубить стала. Этак скоро и нас бить станут. По улицам ходить нельзя. А главное, нынче завтра французы будут, что ж нам ждать! Я об одном прошу, mon cousin, – сказала княжна, – прикажите свезти меня в Петербург: какая я ни есть, а я под бонапартовской властью жить не могу.
– Да полноте, ma cousine, откуда вы почерпаете ваши сведения? Напротив…
– Я вашему Наполеону не покорюсь. Другие как хотят… Ежели вы не хотите этого сделать…
– Да я сделаю, я сейчас прикажу.
Княжне, видимо, досадно было, что не на кого было сердиться. Она, что то шепча, присела на стул.
– Но вам это неправильно доносят, – сказал Пьер. – В городе все тихо, и опасности никакой нет. Вот я сейчас читал… – Пьер показал княжне афишки. – Граф пишет, что он жизнью отвечает, что неприятель не будет в Москве.
– Ах, этот ваш граф, – с злобой заговорила княжна, – это лицемер, злодей, который сам настроил народ бунтовать. Разве не он писал в этих дурацких афишах, что какой бы там ни был, тащи его за хохол на съезжую (и как глупо)! Кто возьмет, говорит, тому и честь и слава. Вот и долюбезничался. Варвара Ивановна говорила, что чуть не убил народ ее за то, что она по французски заговорила…
– Да ведь это так… Вы всё к сердцу очень принимаете, – сказал Пьер и стал раскладывать пасьянс.
Несмотря на то, что пасьянс сошелся, Пьер не поехал в армию, а остался в опустевшей Москве, все в той же тревоге, нерешимости, в страхе и вместе в радости ожидая чего то ужасного.
На другой день княжна к вечеру уехала, и к Пьеру приехал его главноуправляющий с известием, что требуемых им денег для обмундирования полка нельзя достать, ежели не продать одно имение. Главноуправляющий вообще представлял Пьеру, что все эти затеи полка должны были разорить его. Пьер с трудом скрывал улыбку, слушая слова управляющего.
– Ну, продайте, – говорил он. – Что ж делать, я не могу отказаться теперь!
Чем хуже было положение всяких дел, и в особенности его дел, тем Пьеру было приятнее, тем очевиднее было, что катастрофа, которой он ждал, приближается. Уже никого почти из знакомых Пьера не было в городе. Жюли уехала, княжна Марья уехала. Из близких знакомых одни Ростовы оставались; но к ним Пьер не ездил.
В этот день Пьер, для того чтобы развлечься, поехал в село Воронцово смотреть большой воздушный шар, который строился Леппихом для погибели врага, и пробный шар, который должен был быть пущен завтра. Шар этот был еще не готов; но, как узнал Пьер, он строился по желанию государя. Государь писал графу Растопчину об этом шаре следующее:
«Aussitot que Leppich sera pret, composez lui un equipage pour sa nacelle d'hommes surs et intelligents et depechez un courrier au general Koutousoff pour l'en prevenir. Je l'ai instruit de la chose.
Recommandez, je vous prie, a Leppich d'etre bien attentif sur l'endroit ou il descendra la premiere fois, pour ne pas se tromper et ne pas tomber dans les mains de l'ennemi. Il est indispensable qu'il combine ses mouvements avec le general en chef».
[Только что Леппих будет готов, составьте экипаж для его лодки из верных и умных людей и пошлите курьера к генералу Кутузову, чтобы предупредить его.
Я сообщил ему об этом. Внушите, пожалуйста, Леппиху, чтобы он обратил хорошенько внимание на то место, где он спустится в первый раз, чтобы не ошибиться и не попасть в руки врага. Необходимо, чтоб он соображал свои движения с движениями главнокомандующего.]
Возвращаясь домой из Воронцова и проезжая по Болотной площади, Пьер увидал толпу у Лобного места, остановился и слез с дрожек. Это была экзекуция французского повара, обвиненного в шпионстве. Экзекуция только что кончилась, и палач отвязывал от кобылы жалостно стонавшего толстого человека с рыжими бакенбардами, в синих чулках и зеленом камзоле. Другой преступник, худенький и бледный, стоял тут же. Оба, судя по лицам, были французы. С испуганно болезненным видом, подобным тому, который имел худой француз, Пьер протолкался сквозь толпу.
– Что это? Кто? За что? – спрашивал он. Но вниманье толпы – чиновников, мещан, купцов, мужиков, женщин в салопах и шубках – так было жадно сосредоточено на то, что происходило на Лобном месте, что никто не отвечал ему. Толстый человек поднялся, нахмурившись, пожал плечами и, очевидно, желая выразить твердость, стал, не глядя вокруг себя, надевать камзол; но вдруг губы его задрожали, и он заплакал, сам сердясь на себя, как плачут взрослые сангвинические люди. Толпа громко заговорила, как показалось Пьеру, – для того, чтобы заглушить в самой себе чувство жалости.
– Повар чей то княжеский…