Коттарии

Коттарии (лат. cottarii; англ. cottars) или коттеры (англ. cotter) — категория малоземельного зависимого крестьянства в средневековых Англии и Шотландии. От основной массы лично несвободных крестьян (вилланов в Англии, хазбендменов в Шотландии) коттарии отличались незначительностью размеров своего надела и относительно необременительными отработочными повинностями, что превращало этот слой в сельскохозяйственных наёмных рабочих.

Этим термином в Англии Средних Веков и Нового Времени назывались безземельные батраки и подёнщики, подмастерья и рабочие деревенских мастерских. Как правило, имели в собственности только свою хижину, или коттедж. По мере капитализации деревни становились наёмными работниками.

Коттарии в Англии

Впервые категория коттариев упоминается в «Книге страшного суда» 1086 г. Согласно этому документы коттарии (вместе с бордариями) составляли около 32% населения Англии, что примерно соответствовало численности основной массы зависимых крестьян — вилланов. Очевидно, что своё происхождение коттарии англо-нормандского периода вели от англосаксонских котсетлов, полусвободных малоземельных крестьян.

В правовом отношении коттарии были неотличимы от остальной массы зависимых крестьян и противостояли свободным и сокменам. Однако в социальном плане они образовывали отдельную группу. Определяющим фактором для отнесения в категорию коттариев был размер земельного надела: коттарий имел крайне незначительный участок земли, обычно менее половины виргаты (не более 5 акров), недостаточный для содержания его семьи. Иногда коттарии вообще не имели надела. Из всех групп крестьян средневековой Англии коттарии были самыми малоземельными. Это вынуждало их наниматься на работу к феодалам и зажиточным крестьянам. Тем не менее отработочная повинность коттариев была относительно слабой: они привлекались к сельскохозяйственным работам на господской земле обычно на срок 1 день в неделю и 2 дня в периоды сева и жатвы. Главным занятием представителей этой группы крестьянства являлись вспомогательные работы и ремесло: коттарии становились сельскими плотниками, пастухами, кузнецами, портными. С развитием товарности аграрного хозяйства в Англии коттарии составили ядро сельских наёмных рабочих — основного источника трудовых ресурсов для бурно развивающейся сукнодельческой и шерстопрядильной промышленности. Часть своей продукции коттарии отдавали своему феодальному сеньору в качестве оброка.

От названия «коттарий» произошло слово «коттедж» (англ. cottage), первоначально обозначавшее комплекс владений коттария: маленький дом и небольшой земельный участок.

Бордарии

C коттариями обычно отождествляют бордариев (лат. bordarii). По всей видимости это были лишь разные названия одной и той же категории зависимых крестьян, используемые в разных частях Англии: в «Книге страшного суда» коттарии составляют большинство крестьянского населения в Кенте, Суссексе, Суррее, Миддлсексе, Уилтшире, Дорсете, Сомерсете, Беркшире, Хертфордшире и Кембриджшире, тогда как бордарии упоминаются, главным образом, в графствах запада Средней Англии. Однако тот факт, что в некоторых графств (Миддлсекс, Шропшир, Вустершир) обе категории присутствовали одновременно, дал основание ряду историков предположить, что бордарии отличались от коттариев несколько бо́льшим размером надела (от половины виргаты до гайды) и, соответственно, в социальной иерархии занимали позицию выше коттариев, но ниже вилланов.

Коттарии в Шотландии

Возникновение прослойки коттариев в Шотландии относится к XII веку, когда в страну стали активно проникать англо-нормандские институты и правовые нормы. По всей видимости, одним из предшественников коттариев как социального слоя были fugitivi XI века. В Шотландии, как и в Англии, коттарии представляли собой наиболее малоземельную категорию крестьянства. Шотландский коттарий обычно владел наделом размером от половины акра до 6 акров, что было абсолютно недостаточно для поддержания жизнедеятельности его семьи. Как следствие, коттарии были вынуждены наниматься на работы к феодалам и зажиточным крестьянам. Унификация категорий зависимого крестьянства в Шотландии была более медленной, чем в Англии, и категория коттариев продолжала существовать в качестве отдельной социальной прослойки на протяжении всего средневековья. Очевидно также, что эта категория была широко распространена в равнинных частях страны, то есть регионах с сильным английским влиянием в правовой и социальной сферах, тогда как в Хайленде формирование коттариев как особого слоя крестьянства не было завершено.

Источники по аграрной истории средневековой Шотландии гораздо более фрагментарны, чем английские, однако, позволяют оценить примерный объём повинностей коттариев: они были обязаны работать на домениальных землях сеньора 6-9 дней в период жатвы, осуществлять сбор сена в стога два дня в неделю период сенокоса, заготавливать торф, доставлять овец для их стрижки, выполнять периодические вспомогательные работы на хозяйстве землевладельца и ежегодно выплачивать небольшой оброк (обычно в размере не более 1 шиллинга). Поскольку у коттариев не было собственного крупного рогатого скота, для обработки земли они использовали ручные плуги. Объём повинностей коттариев зависел от традиций данного региона страны и норм, принятых в конкретном поместье. Повинности устанавливались не индивидуально, в зависимости от размера надела каждого коттария, а коллективно — для всех коттариев деревни. За свою работу коттарии получали от землевладельца продукты питания. Для Шотландии также было характерно, что феодалы не стремились установить чёткие повинности для коттариев, ориентируясь прежде всего на более обеспеченный слой хазбендменов. Последние, в свою очередь, использовали коттариев для выполнения собственных отработочных повинностей перед сеньором.

С XIV века отработочные повинности коттариев стали коммутироваться в денежную ренту. Это ускорило процесс освобождения коттариев от личной зависимости и превращения их в категорию сельских наёмных рабочих.

См. также

• Вилланы
• Керлы

Литература

• Книга страшного суда
• Мортон А.А История Англии. — М., 1950.
• Штокмар В. В. История Англии в средние века. — СПб., 2001
• Duncan, A.A.M. Scotland: Making of the Kingdom. — Edinburgh, 1975, ISBN 978-0-901824-83-7
• Stenton, F. Anglo-Saxon England. — Oxford, 1971, ISBN 978-0-19-821716-9
• Poole, A. L. From Domesday Book to Magna Carta 1087—1216. — Oxford, 1956, ISBN 978-0-19-821707-7

Отрывок, характеризующий Коттарии

Они вошли в изящно, заново, богато отделанную столовую. Всё, от салфеток до серебра, фаянса и хрусталя, носило на себе тот особенный отпечаток новизны, который бывает в хозяйстве молодых супругов. В середине ужина князь Андрей облокотился и, как человек, давно имеющий что нибудь на сердце и вдруг решающийся высказаться, с выражением нервного раздражения, в каком Пьер никогда еще не видал своего приятеля, начал говорить:
– Никогда, никогда не женись, мой друг; вот тебе мой совет: не женись до тех пор, пока ты не скажешь себе, что ты сделал всё, что мог, и до тех пор, пока ты не перестанешь любить ту женщину, какую ты выбрал, пока ты не увидишь ее ясно; а то ты ошибешься жестоко и непоправимо. Женись стариком, никуда негодным… А то пропадет всё, что в тебе есть хорошего и высокого. Всё истратится по мелочам. Да, да, да! Не смотри на меня с таким удивлением. Ежели ты ждешь от себя чего нибудь впереди, то на каждом шагу ты будешь чувствовать, что для тебя всё кончено, всё закрыто, кроме гостиной, где ты будешь стоять на одной доске с придворным лакеем и идиотом… Да что!…
Он энергически махнул рукой.
Пьер снял очки, отчего лицо его изменилось, еще более выказывая доброту, и удивленно глядел на друга.
– Моя жена, – продолжал князь Андрей, – прекрасная женщина. Это одна из тех редких женщин, с которою можно быть покойным за свою честь; но, Боже мой, чего бы я не дал теперь, чтобы не быть женатым! Это я тебе одному и первому говорю, потому что я люблю тебя.
Князь Андрей, говоря это, был еще менее похож, чем прежде, на того Болконского, который развалившись сидел в креслах Анны Павловны и сквозь зубы, щурясь, говорил французские фразы. Его сухое лицо всё дрожало нервическим оживлением каждого мускула; глаза, в которых прежде казался потушенным огонь жизни, теперь блестели лучистым, ярким блеском. Видно было, что чем безжизненнее казался он в обыкновенное время, тем энергичнее был он в эти минуты почти болезненного раздражения.
– Ты не понимаешь, отчего я это говорю, – продолжал он. – Ведь это целая история жизни. Ты говоришь, Бонапарте и его карьера, – сказал он, хотя Пьер и не говорил про Бонапарте. – Ты говоришь Бонапарте; но Бонапарте, когда он работал, шаг за шагом шел к цели, он был свободен, у него ничего не было, кроме его цели, – и он достиг ее. Но свяжи себя с женщиной – и как скованный колодник, теряешь всякую свободу. И всё, что есть в тебе надежд и сил, всё только тяготит и раскаянием мучает тебя. Гостиные, сплетни, балы, тщеславие, ничтожество – вот заколдованный круг, из которого я не могу выйти. Я теперь отправляюсь на войну, на величайшую войну, какая только бывала, а я ничего не знаю и никуда не гожусь. Je suis tres aimable et tres caustique, [Я очень мил и очень едок,] – продолжал князь Андрей, – и у Анны Павловны меня слушают. И это глупое общество, без которого не может жить моя жена, и эти женщины… Ежели бы ты только мог знать, что это такое toutes les femmes distinguees [все эти женщины хорошего общества] и вообще женщины! Отец мой прав. Эгоизм, тщеславие, тупоумие, ничтожество во всем – вот женщины, когда показываются все так, как они есть. Посмотришь на них в свете, кажется, что что то есть, а ничего, ничего, ничего! Да, не женись, душа моя, не женись, – кончил князь Андрей.
– Мне смешно, – сказал Пьер, – что вы себя, вы себя считаете неспособным, свою жизнь – испорченною жизнью. У вас всё, всё впереди. И вы…
Он не сказал, что вы , но уже тон его показывал, как высоко ценит он друга и как много ждет от него в будущем.
«Как он может это говорить!» думал Пьер. Пьер считал князя Андрея образцом всех совершенств именно оттого, что князь Андрей в высшей степени соединял все те качества, которых не было у Пьера и которые ближе всего можно выразить понятием – силы воли. Пьер всегда удивлялся способности князя Андрея спокойного обращения со всякого рода людьми, его необыкновенной памяти, начитанности (он всё читал, всё знал, обо всем имел понятие) и больше всего его способности работать и учиться. Ежели часто Пьера поражало в Андрее отсутствие способности мечтательного философствования (к чему особенно был склонен Пьер), то и в этом он видел не недостаток, а силу.
В самых лучших, дружеских и простых отношениях лесть или похвала необходимы, как подмазка необходима для колес, чтоб они ехали.
– Je suis un homme fini, [Я человек конченный,] – сказал князь Андрей. – Что обо мне говорить? Давай говорить о тебе, – сказал он, помолчав и улыбнувшись своим утешительным мыслям.
Улыбка эта в то же мгновение отразилась на лице Пьера.
– А обо мне что говорить? – сказал Пьер, распуская свой рот в беззаботную, веселую улыбку. – Что я такое? Je suis un batard [Я незаконный сын!] – И он вдруг багрово покраснел. Видно было, что он сделал большое усилие, чтобы сказать это. – Sans nom, sans fortune… [Без имени, без состояния…] И что ж, право… – Но он не сказал, что право . – Я cвободен пока, и мне хорошо. Я только никак не знаю, что мне начать. Я хотел серьезно посоветоваться с вами.
Князь Андрей добрыми глазами смотрел на него. Но во взгляде его, дружеском, ласковом, всё таки выражалось сознание своего превосходства.
– Ты мне дорог, особенно потому, что ты один живой человек среди всего нашего света. Тебе хорошо. Выбери, что хочешь; это всё равно. Ты везде будешь хорош, но одно: перестань ты ездить к этим Курагиным, вести эту жизнь. Так это не идет тебе: все эти кутежи, и гусарство, и всё…
– Que voulez vous, mon cher, – сказал Пьер, пожимая плечами, – les femmes, mon cher, les femmes! [Что вы хотите, дорогой мой, женщины, дорогой мой, женщины!]
– Не понимаю, – отвечал Андрей. – Les femmes comme il faut, [Порядочные женщины,] это другое дело; но les femmes Курагина, les femmes et le vin, [женщины Курагина, женщины и вино,] не понимаю!
Пьер жил y князя Василия Курагина и участвовал в разгульной жизни его сына Анатоля, того самого, которого для исправления собирались женить на сестре князя Андрея.
– Знаете что, – сказал Пьер, как будто ему пришла неожиданно счастливая мысль, – серьезно, я давно это думал. С этою жизнью я ничего не могу ни решить, ни обдумать. Голова болит, денег нет. Нынче он меня звал, я не поеду.
– Дай мне честное слово, что ты не будешь ездить?
– Честное слово!


Уже был второй час ночи, когда Пьер вышел oт своего друга. Ночь была июньская, петербургская, бессумрачная ночь. Пьер сел в извозчичью коляску с намерением ехать домой. Но чем ближе он подъезжал, тем более он чувствовал невозможность заснуть в эту ночь, походившую более на вечер или на утро. Далеко было видно по пустым улицам. Дорогой Пьер вспомнил, что у Анатоля Курагина нынче вечером должно было собраться обычное игорное общество, после которого обыкновенно шла попойка, кончавшаяся одним из любимых увеселений Пьера.