Коутинью, Антониу Алва Роза

Антониу Алва Роза Коутинью António Alva Rosa Coutinho<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr> <tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Адмирал Роза Коунтинью на митинге. 1982 год. (Фото Энрики Матуша)</td></tr>
Губернатор Португальской Анголы
24 июля 1974 — 28 января 1975
Предшественник:	Силвину Силвериу Маркиш
Преемник:	Антониу Силва Кардозу
Вероисповедание:	католик
Рождение:	14 февраля 1926(1926-02-14) Лиссабон, Португалия
Смерть:	2 июня 2010(2010-06-02) (84 года) Лиссабон, Португалия
Место погребения:	Лиссабон
Супруга:	Мария Кандиде Менезиш Варге Малдонаду (с 1950)
Профессия:	военный моряк
Военная служба
Звание:	вице-адмирал (1974)
Награды:

Антониу Алва Роза Коутинью (известный как Роза Коутинью; порт. António Alva Rosa Coutinho, 14 февраля 1926, Лиссабон, Португалия — 2 июня 2010, Лиссабон, Португалия) — португальский политический и военный деятель, один из ведущих участников «Революции гвоздик» и лидеров левого крыла Движения вооружённых сил. Губернатор Анголы в 1974 — 1975 годах.

Биография

Родился в семье Антониу Родригиша Коутинью (порт. António Rodrigues Coutinho, род. 12.03.1892) и Илды душ Празериш Алва-Розы (порт. Ilda dos Prazeres Alva-Rosa, род. 27.04.1902).

Служба на флоте. В ангольском плену

Выбрал карьеру военного моряка, поступил в военно-морское училище в 1944 году, в 1947 году стал гардемарином, в 1948 году получил звание младшего лейтенанта. Получил квалификацию инженера-гидрографа в Лиссабонском университете. Начинал службу на гидрографических судах военно-морского флота Португалии. В 1954 году получил звание второго лейтенанта, в 1960 году был назначен руководителем Гидрографический миссии Анголы и Сан-Томе и Принсипи (порт. Missão Hidrográfica de Angola e São Tomé e Príncipe) и в 1960—1962 годах командовал судном «Карвалью Араужу» (порт. Carvalho Araújo). 12 августа 1962 года во время патрулирования территориальных вод Анголы, бывшей тогда португальской колонией, первый лейтенант Антониу Роза Коутинью был захвачен партизанами Фронта национального освобождения Анголы (ФНЛА) Холдена Роберто. Он был доставлен в военный учебный лагерь Кинкузу (Kinkuzu) Армии национального освобождения Анголы на территории Демократической Республики Конго, где провёл в плену несколько месяцев, подвергаясь всевозможным унижениям. После долгих переговоров при посредничестве президента Конго Жозефа Мобуту, покровительствовавшего ФНЛА, Роза Коутинью был освобождён на границе с Анголой и вскоре вернулся на службу в ВМФ. Ангольский плен принёс Розе Коутинью широкую известность, ореол героя и особое уважение в португальской армии. В 1962 году он получил звание капитан-лейтенанта и в 1964-1972 годах служил в Мозамбике. Несмотря на то, что он плохо скрывал свои левые взгляды, традиционные для португальского военного флота (диктатор Антониу Салазар часто повторял — «Разрежьте пополам моряка и получите двух коммунистов») к 1974 году Роза Коутинью уже имел звание капитана 2-го ранга (порт. capitão-de-fragata), которое получил в 1969 году. Он преподавал в военно-морской академии, затем, в январе 1973 года был назначен командиром фрегата «Адмирал Перейра да Силва» (порт. Almirante Pereira da Silva). В феврале 1974 года фрегат был направлен для участия в международных учениях к берегам Шотландии.

Революция гвоздик. Политический взлёт

Хотя имя капитана Антониу Розы Коутинью не встречалось среди участников подпольных заседаний руководства «Движения капитанов», его авторитет и убеждения способствовали тому, что во время «Революции гвоздик» 25 апреля 1974 года он был призван на вершины новой революционной власти. Роза Коутинью вошёл в первый состав правящего Совета Национального Спасения (СНС), где вместе с адмиралом Жозе Батиштой Пиньейру ди Азеведу представлял военно-морские силы. 30 апреля Роза Коутинью получил звание вице-адмирала. 26 июня Роза Каутинью стал президентом Управления координации по ликвидации ПИДЕ-ПР (порт. Serviço de Coordenação da Extinção da ex-PIDE/DGS e Legião Portuguesa) в обязанности которого входил контроль над ликвидацией политической полиции ДЖС и военизированной организации Португальский легион. Когда в июле левые лидеры из Координационной комиссии Движения вооружённых сил подорвали политическое влияние президента Португалии генерала Антониу ди Спинолы, его сторонник бригадный генерал Жайме Силвериу Маркиш был отозван с поста губернатора Анголы. Адмирал Антониу Роза Коутинью, несмотря на протесты ди Спинолы, был назначен на его место.

Губернатор Португальской Анголы

24 июля 1974 года Роза Коутинью стал временным (с 29 ноября 1974 года — полноправным) губернатором Анголы в качестве председателя Военного совета Анголы. Через три дня президент ди Спинола был вынужден заявить о готовности Португалии передать власть населению колоний. Однако ситуация в Анголе была намного сложнее, чем в Мозамбике или Португальской Гвинее. Если в каждой из этих колоний португальской армии противостояло одно влиятельное освободительное движение, то в Анголе их было три. Это были марксистское Народное движение за освобождение Анголы (МПЛА), Национальный союз за полную независимость Анголы (УНИТА), ориентированный на Южно-Африканскую Республику и хорошо знакомый Розе Коутинью Фронт национального освобождения Анголы (ФНЛА). Оно воевали не только с португальской армией, но и между собой. Революция гвоздик не остановила боевых действий в колонии, многочисленные португальские поселенцы оказались под угрозой уничтожения. В 1974 году губернатор дал в Луанде интервью советскому корреспонденту С. Ф. Кулику и так обрисовал ситуацию:

Переживаемые страной трудности возникли не в результате осуществляемого ныне процесса деколонизации. Они являются следствием тех условий, в которых развивалась Ангола в колониальный период. Мы полагаем, что теперь будущее Анголы должен определить её народ. Однако мы должны считаться с наличием в Анголе трёх главных сил – МПЛА, ФНЛА и УНИТА – и не можем отдать предпочтение лишь одной из них…» .

Однако его до сих пор обвиняют в пособничестве МПЛА, которое ориентировалось на СССР, и в выполнении рекомендаций Португальской коммунистической партии. В качестве доказательства приводится письмо Розы Коутинью лидеру МПЛА Антонио Агостиньо Нето от 22 декабря 1974 года. В нём говорилось о том, что лидер ПКП Алвару Куньял получил на совещании коммунистических партий в Праге (Чехословацкая Социалистическая Республика) указание поощрять насилие и хаос в Анголе, чтобы вся власть в колонии досталась МПЛА. 28 января 1975 года, после подписания 15 января соглашений в Алворе о предоставлении колонии независимости, Роза Коутинью оставил пост губернатора Анголы и вернулся в Португалию.

10 октября 1974 года он вошёл в «Совет двадцати» (порт. Conselho dos Vinte), созданный для руководства вооружёнными силами.

Один из лидеров революционной Португалии

По возвращении в Португалию Роза Коутинью активно участвовал в оставлении революционных законов, после попытки переворота 11 марта как член Совета Национального спасения от ВМС вошёл в первый состав Революционного совета Португалии, созданного 14 марта 1975 года. С 21 мая по 29 ноября он возглавлял администрацию Революционного совета (порт. Serviços de Apoio do Conselho da Revolução). В апреле он поддержал провозглашённый премьер-министром Вашку Гонсалвишем курс на национализацию ряда отраслей экономики и радикальную аграрную реформу. Через неделю, накануне выборов в Учредительное собрание, Роза Коутинью призвал к созданию на основе Движения вооружённых сил политической партии, однако не был поддержан. Его называли то «красным адмиралом» (порт. «almirante vermelho»), то «левым адмиралом». Вместе с майором Эрнешту Мелу Антунишем, капитаном Вашку Лоуренсу и капитан-инженером Витором Граса Кунья Роза Коутинью разрабатывал План политической деятельности ДВС (порт. Plano de Acção Política do MFA), утверждённый Революционным советом 21 июня 1975 года. Он поддерживал дружеские отношения с одним из левых лидеров ДВС, командующим Оперативным командованием на континенте (КОПКОН) бригадным генералом Отелу Сарайва ди Карвалью. Вместе с ним 21 сентября 1975 года Коутинью отправился с визитом в Швецию по приглашению Улофа Пальме. Когда осенью 1975 года был отправлен в отставку генерал Гонсалвиш и революционные преобразования прекратились, Роза Коутинью, как и ди Карвалью, занял особую позицию, не выступив в их защиту.

Адмирал Роза Коутинью не поддержал выступление левонастроенных офицеров 25 ноября 1975 года и выполнил приказ президента Франсишку Кошты Гомиша нейтрализовать подразделения ВМФ на юге страны, сначала поддержавшие требования восставших. 25 ноября он вместе с членом Революционного совета капитаном 2-го ранга Мартиншем Геррейру прибыл в казармы морской пехоты и посоветовал морским пехотинцам воздержаться от выступления против диверсионного полка в Амадоре, брошенного на подавление выступления. Однако левые взгляды, при изменении политической ситуации, стоили адмиралу не только политической, но и военной карьеры.

Уход с политической арены

29 ноября 1975 года Революционный совет официально принял отставку адмирала Антониу Розы Коутинью, официально сообщив, что она никак не связана с событиями 25 ноября. Одновременно было отправлено в отставку командование военно-морских сил. 11 декабря адмирал был освобождён от обязанностей начальника вспомогательной службы Революционного совета и заменён капитаном Родригу Соуза и Каштру. Новый начальник Главного штаба ВМС контр-адмирал Аугусту Соуту Силва Круш приказал уволить адмирала Коутинью в запас, обвинив в подрыве авторитета вооружённых сил. Роза Коутинью подал апелляции и в июле 1977 года был оправдан Военным дисциплинарным советом и Верховным военным трибуналом. Однако командование флотом игнорировало эти решения и запретило адмиралу доступ на все объекты ВМС. Несмотря на это 23 августа 1977 года начальник штаба ВМС Аугушту Соуту Силва Круш отправил его в запас. 2 марта 1978 года Верховный военный суд не нашёл для этого оснований и восстановил Розу Коутинью на службе. Звание и адмиральскую пенсию он сохранил. В 1982 году его перевели в резерв, а 30 ноября 1991 года Роза Коутинью вышел в отставку.

Антониу Роза Коутинью не возвращался к политической деятельности. В 1978 году он издал в Коимбре монографию «Военная иерархия и демократическое государство». Роза Коутинью время от времени участвовал в различных мероприятиях, связанных с Революцией гвоздик.

Антониу Алва Роза Коутинью скончался 2 июня 2010 года в Лиссабоне после продолжительного лечения от онкологического заболевания. О его смерти объявил агентству Lusa председатель Ассоциации 25 апреля Вашку Лоуренсу. Тело адмирала было кремировано в крематории при церкви Св. Рока на территории базы ВМФ в Лиссабоне. Похороны Розы Коутинью состоялись 3 июня 2010 года в 15.00 в Лиссабоне. Секретариат ЦК Португальской коммунистической партии в специальном заявлении выразил глубокое сожаление по поводу его кончины и передал искренние соболезнования семье адмирала. С другой стороны пресса и электронные СМИ, как в статьях, так и комментариях пользователей интернета, подвергли Розу Коутинью резкой критике, обвиняя его в предательстве интересов Португалии и в гибели тысяч португальцев и африканцев в Анголе в ходе разжигания гражданской войны. «Умер человек, который написал одно из самых позорных в истории Португалии писем на фирменном бланке Португальской Республики» — отметил, к примеру, А.Педру Коррейя.

Награды

• Серебряная медаль за заслуги с пальмами;
• Военная серебряная медаль 2-го класса.

Частная жизнь

Антониу Алва Роза Коутиньо 11 декабря 1950 года женился на Марии Кандиде Менезиш Варге Малдонаду (порт. Maria Cândida Menezes Varge Maldonado, род. 07.06.1930). У них было четверо детей:

• Антониу Луиш Малдонаду Коутинью (порт. António Luís Maldonado Coutinho, род. 19.11.1951). Женат на Марии ди Лурдиш Сегуэйра Фернандиш да Силва (порт. Maria de Lourdes Sequeira Fernandes da Silva);
• Маргарида Малдонаду Коутинью (порт. Margarida Maldonado Coutinho, род. 31.03.1953), замужем за Жоржи Мануэлом Пинья ди Пайва э Пона Франку (порт. Jorge Manuel Pina de Paiva e Pona Franco)
• Паулу Малдонаду Коутинью (порт. Paulo Maldonado Coutinho, род. 25.06.1954)
• Педру Малдонаду Коутинью (порт. Pedro Maldonado Coutinho, род. 02.06.1965).

Сочинения

• Coutinho, António Alva Rosa. Planeamento, dranagem e utilização dos novos canais de acesso ao porto de Lourenço Marques /

In: Primeiras Jornadas de Engenharia Civil de Moçambique. — Lourenço Marques: [s.n.], 1965. — 22 p. Cota: 45945 B/17|LNEC

• António Alva Rosa Coutinho. Dragagens no porto de Lourenço Marques (1962—1965) / In: Anais do instituto hidrográfico/ Instituto hidrográfico.- nº 2 (1965), p. 49- 94 Cota: 1009|LNEC

• António Alva Rosa Coutinho. Planeamento, dragagem e utilização dos novos canais de acesso ao porto de Lourenço Marques / In: Primeiras jornadas de engenharia de Moçambique: comunicação.- nº 110 (1965), p. 1-22 (supl.) Cota: 2666|IICT

• António Alva Rosa Coutinho. Planeamento, dragagem e utilização dos novos canais de acesso ao Porto de Lourenço Marques / In: Comunicações : primeiras jornadas de Engenharia de Moçambique. — Lourenço Marques : [s.n.], 1965. — p. 507—530 Cota: MU 315|ICP

• Rosa Coutinho. Notas sobre a descolonização de Angola / In: Seminário 25 de Abril 10 anos depois / Associação 25 de Abril . — [S.l. : s.n. 19--?] . — p. 359—366

• António Alva Rosa Coutinho. A hierarquia militar e o estado democrático / 1978, Centelha (Coimbra) Cota: J-20-25/26|BCM

Литература

• Суханов В. И. «Революция гвоздик» в Португалии: Страницы истории. — М.: Мысль, 1983.

Ссылки

• [apdeites2.cedilha.net/?p=866 Письмо Розы Коутинью от 22 декабря 1974 года, содержащее сведения о причастности коммунистов и Алвару Куньяла к эскалации насилия в Анголе (порт.)]
• [www.youtube.com/watch?v=68H1mrp3bPw Роза Коутинью на You Tube ]
• [tv1.rtp.pt/noticias/?t=Morreu-o-Almirante-Rosa-Coutinho.rtp&headline=20&visual=9&article=349642&tm=8 Сообщение о смерти Розы Коутинью в новостном выпуске RTP 2 июня 2010 года с использованием кинохроники (порт.)]

Отрывок, характеризующий Коутинью, Антониу Алва Роза

Между тем князь Василий отворил дверь в комнату княжны.
В комнате было полутемно; только две лампадки горели перед образами, и хорошо пахло куреньем и цветами. Вся комната была установлена мелкою мебелью шифоньерок, шкапчиков, столиков. Из за ширм виднелись белые покрывала высокой пуховой кровати. Собачка залаяла.
– Ах, это вы, mon cousin?
Она встала и оправила волосы, которые у нее всегда, даже и теперь, были так необыкновенно гладки, как будто они были сделаны из одного куска с головой и покрыты лаком.
– Что, случилось что нибудь? – спросила она. – Я уже так напугалась.
– Ничего, всё то же; я только пришел поговорить с тобой, Катишь, о деле, – проговорил князь, устало садясь на кресло, с которого она встала. – Как ты нагрела, однако, – сказал он, – ну, садись сюда, causons. [поговорим.]
– Я думала, не случилось ли что? – сказала княжна и с своим неизменным, каменно строгим выражением лица села против князя, готовясь слушать.
– Хотела уснуть, mon cousin, и не могу.
– Ну, что, моя милая? – сказал князь Василий, взяв руку княжны и пригибая ее по своей привычке книзу.
Видно было, что это «ну, что» относилось ко многому такому, что, не называя, они понимали оба.
Княжна, с своею несообразно длинною по ногам, сухою и прямою талией, прямо и бесстрастно смотрела на князя выпуклыми серыми глазами. Она покачала головой и, вздохнув, посмотрела на образа. Жест ее можно было объяснить и как выражение печали и преданности, и как выражение усталости и надежды на скорый отдых. Князь Василий объяснил этот жест как выражение усталости.
– А мне то, – сказал он, – ты думаешь, легче? Je suis ereinte, comme un cheval de poste; [Я заморен, как почтовая лошадь;] а всё таки мне надо с тобой поговорить, Катишь, и очень серьезно.
Князь Василий замолчал, и щеки его начинали нервически подергиваться то на одну, то на другую сторону, придавая его лицу неприятное выражение, какое никогда не показывалось на лице князя Василия, когда он бывал в гостиных. Глаза его тоже были не такие, как всегда: то они смотрели нагло шутливо, то испуганно оглядывались.
Княжна, своими сухими, худыми руками придерживая на коленях собачку, внимательно смотрела в глаза князю Василию; но видно было, что она не прервет молчания вопросом, хотя бы ей пришлось молчать до утра.
– Вот видите ли, моя милая княжна и кузина, Катерина Семеновна, – продолжал князь Василий, видимо, не без внутренней борьбы приступая к продолжению своей речи, – в такие минуты, как теперь, обо всём надо подумать. Надо подумать о будущем, о вас… Я вас всех люблю, как своих детей, ты это знаешь.
Княжна так же тускло и неподвижно смотрела на него.
– Наконец, надо подумать и о моем семействе, – сердито отталкивая от себя столик и не глядя на нее, продолжал князь Василий, – ты знаешь, Катишь, что вы, три сестры Мамонтовы, да еще моя жена, мы одни прямые наследники графа. Знаю, знаю, как тебе тяжело говорить и думать о таких вещах. И мне не легче; но, друг мой, мне шестой десяток, надо быть ко всему готовым. Ты знаешь ли, что я послал за Пьером, и что граф, прямо указывая на его портрет, требовал его к себе?
Князь Василий вопросительно посмотрел на княжну, но не мог понять, соображала ли она то, что он ей сказал, или просто смотрела на него…
– Я об одном не перестаю молить Бога, mon cousin, – отвечала она, – чтоб он помиловал его и дал бы его прекрасной душе спокойно покинуть эту…
– Да, это так, – нетерпеливо продолжал князь Василий, потирая лысину и опять с злобой придвигая к себе отодвинутый столик, – но, наконец…наконец дело в том, ты сама знаешь, что прошлою зимой граф написал завещание, по которому он всё имение, помимо прямых наследников и нас, отдавал Пьеру.
– Мало ли он писал завещаний! – спокойно сказала княжна. – Но Пьеру он не мог завещать. Пьер незаконный.
– Ma chere, – сказал вдруг князь Василий, прижав к себе столик, оживившись и начав говорить скорей, – но что, ежели письмо написано государю, и граф просит усыновить Пьера? Понимаешь, по заслугам графа его просьба будет уважена…
Княжна улыбнулась, как улыбаются люди, которые думают что знают дело больше, чем те, с кем разговаривают.
– Я тебе скажу больше, – продолжал князь Василий, хватая ее за руку, – письмо было написано, хотя и не отослано, и государь знал о нем. Вопрос только в том, уничтожено ли оно, или нет. Ежели нет, то как скоро всё кончится , – князь Василий вздохнул, давая этим понять, что он разумел под словами всё кончится , – и вскроют бумаги графа, завещание с письмом будет передано государю, и просьба его, наверно, будет уважена. Пьер, как законный сын, получит всё.
– А наша часть? – спросила княжна, иронически улыбаясь так, как будто всё, но только не это, могло случиться.
– Mais, ma pauvre Catiche, c'est clair, comme le jour. [Но, моя дорогая Катишь, это ясно, как день.] Он один тогда законный наследник всего, а вы не получите ни вот этого. Ты должна знать, моя милая, были ли написаны завещание и письмо, и уничтожены ли они. И ежели почему нибудь они забыты, то ты должна знать, где они, и найти их, потому что…
– Этого только недоставало! – перебила его княжна, сардонически улыбаясь и не изменяя выражения глаз. – Я женщина; по вашему мы все глупы; но я настолько знаю, что незаконный сын не может наследовать… Un batard, [Незаконный,] – прибавила она, полагая этим переводом окончательно показать князю его неосновательность.
– Как ты не понимаешь, наконец, Катишь! Ты так умна: как ты не понимаешь, – ежели граф написал письмо государю, в котором просит его признать сына законным, стало быть, Пьер уж будет не Пьер, а граф Безухой, и тогда он по завещанию получит всё? И ежели завещание с письмом не уничтожены, то тебе, кроме утешения, что ты была добродетельна et tout ce qui s'en suit, [и всего, что отсюда вытекает,] ничего не останется. Это верно.
– Я знаю, что завещание написано; но знаю тоже, что оно недействительно, и вы меня, кажется, считаете за совершенную дуру, mon cousin, – сказала княжна с тем выражением, с которым говорят женщины, полагающие, что они сказали нечто остроумное и оскорбительное.
– Милая ты моя княжна Катерина Семеновна, – нетерпеливо заговорил князь Василий. – Я пришел к тебе не за тем, чтобы пикироваться с тобой, а за тем, чтобы как с родной, хорошею, доброю, истинною родной, поговорить о твоих же интересах. Я тебе говорю десятый раз, что ежели письмо к государю и завещание в пользу Пьера есть в бумагах графа, то ты, моя голубушка, и с сестрами, не наследница. Ежели ты мне не веришь, то поверь людям знающим: я сейчас говорил с Дмитрием Онуфриичем (это был адвокат дома), он то же сказал.
Видимо, что то вдруг изменилось в мыслях княжны; тонкие губы побледнели (глаза остались те же), и голос, в то время как она заговорила, прорывался такими раскатами, каких она, видимо, сама не ожидала.
– Это было бы хорошо, – сказала она. – Я ничего не хотела и не хочу.
Она сбросила свою собачку с колен и оправила складки платья.
– Вот благодарность, вот признательность людям, которые всем пожертвовали для него, – сказала она. – Прекрасно! Очень хорошо! Мне ничего не нужно, князь.
– Да, но ты не одна, у тебя сестры, – ответил князь Василий.
Но княжна не слушала его.
– Да, я это давно знала, но забыла, что, кроме низости, обмана, зависти, интриг, кроме неблагодарности, самой черной неблагодарности, я ничего не могла ожидать в этом доме…
– Знаешь ли ты или не знаешь, где это завещание? – спрашивал князь Василий еще с большим, чем прежде, подергиванием щек.
– Да, я была глупа, я еще верила в людей и любила их и жертвовала собой. А успевают только те, которые подлы и гадки. Я знаю, чьи это интриги.
Княжна хотела встать, но князь удержал ее за руку. Княжна имела вид человека, вдруг разочаровавшегося во всем человеческом роде; она злобно смотрела на своего собеседника.
– Еще есть время, мой друг. Ты помни, Катишь, что всё это сделалось нечаянно, в минуту гнева, болезни, и потом забыто. Наша обязанность, моя милая, исправить его ошибку, облегчить его последние минуты тем, чтобы не допустить его сделать этой несправедливости, не дать ему умереть в мыслях, что он сделал несчастными тех людей…
– Тех людей, которые всем пожертвовали для него, – подхватила княжна, порываясь опять встать, но князь не пустил ее, – чего он никогда не умел ценить. Нет, mon cousin, – прибавила она со вздохом, – я буду помнить, что на этом свете нельзя ждать награды, что на этом свете нет ни чести, ни справедливости. На этом свете надо быть хитрою и злою.
– Ну, voyons, [послушай,] успокойся; я знаю твое прекрасное сердце.
– Нет, у меня злое сердце.
– Я знаю твое сердце, – повторил князь, – ценю твою дружбу и желал бы, чтобы ты была обо мне того же мнения. Успокойся и parlons raison, [поговорим толком,] пока есть время – может, сутки, может, час; расскажи мне всё, что ты знаешь о завещании, и, главное, где оно: ты должна знать. Мы теперь же возьмем его и покажем графу. Он, верно, забыл уже про него и захочет его уничтожить. Ты понимаешь, что мое одно желание – свято исполнить его волю; я затем только и приехал сюда. Я здесь только затем, чтобы помогать ему и вам.
– Теперь я всё поняла. Я знаю, чьи это интриги. Я знаю, – говорила княжна.
– Hе в том дело, моя душа.
– Это ваша protegee, [любимица,] ваша милая княгиня Друбецкая, Анна Михайловна, которую я не желала бы иметь горничной, эту мерзкую, гадкую женщину.
– Ne perdons point de temps. [Не будем терять время.]
– Ax, не говорите! Прошлую зиму она втерлась сюда и такие гадости, такие скверности наговорила графу на всех нас, особенно Sophie, – я повторить не могу, – что граф сделался болен и две недели не хотел нас видеть. В это время, я знаю, что он написал эту гадкую, мерзкую бумагу; но я думала, что эта бумага ничего не значит.
– Nous у voila, [В этом то и дело.] отчего же ты прежде ничего не сказала мне?
– В мозаиковом портфеле, который он держит под подушкой. Теперь я знаю, – сказала княжна, не отвечая. – Да, ежели есть за мной грех, большой грех, то это ненависть к этой мерзавке, – почти прокричала княжна, совершенно изменившись. – И зачем она втирается сюда? Но я ей выскажу всё, всё. Придет время!


В то время как такие разговоры происходили в приемной и в княжниной комнатах, карета с Пьером (за которым было послано) и с Анной Михайловной (которая нашла нужным ехать с ним) въезжала во двор графа Безухого. Когда колеса кареты мягко зазвучали по соломе, настланной под окнами, Анна Михайловна, обратившись к своему спутнику с утешительными словами, убедилась в том, что он спит в углу кареты, и разбудила его. Очнувшись, Пьер за Анною Михайловной вышел из кареты и тут только подумал о том свидании с умирающим отцом, которое его ожидало. Он заметил, что они подъехали не к парадному, а к заднему подъезду. В то время как он сходил с подножки, два человека в мещанской одежде торопливо отбежали от подъезда в тень стены. Приостановившись, Пьер разглядел в тени дома с обеих сторон еще несколько таких же людей. Но ни Анна Михайловна, ни лакей, ни кучер, которые не могли не видеть этих людей, не обратили на них внимания. Стало быть, это так нужно, решил сам с собой Пьер и прошел за Анною Михайловной. Анна Михайловна поспешными шагами шла вверх по слабо освещенной узкой каменной лестнице, подзывая отстававшего за ней Пьера, который, хотя и не понимал, для чего ему надо было вообще итти к графу, и еще меньше, зачем ему надо было итти по задней лестнице, но, судя по уверенности и поспешности Анны Михайловны, решил про себя, что это было необходимо нужно. На половине лестницы чуть не сбили их с ног какие то люди с ведрами, которые, стуча сапогами, сбегали им навстречу. Люди эти прижались к стене, чтобы пропустить Пьера с Анной Михайловной, и не показали ни малейшего удивления при виде их.
– Здесь на половину княжен? – спросила Анна Михайловна одного из них…
– Здесь, – отвечал лакей смелым, громким голосом, как будто теперь всё уже было можно, – дверь налево, матушка.
– Может быть, граф не звал меня, – сказал Пьер в то время, как он вышел на площадку, – я пошел бы к себе.
Анна Михайловна остановилась, чтобы поровняться с Пьером.
– Ah, mon ami! – сказала она с тем же жестом, как утром с сыном, дотрогиваясь до его руки: – croyez, que je souffre autant, que vous, mais soyez homme. [Поверьте, я страдаю не меньше вас, но будьте мужчиной.]
– Право, я пойду? – спросил Пьер, ласково чрез очки глядя на Анну Михайловну.
– Ah, mon ami, oubliez les torts qu'on a pu avoir envers vous, pensez que c'est votre pere… peut etre a l'agonie. – Она вздохнула. – Je vous ai tout de suite aime comme mon fils. Fiez vous a moi, Pierre. Je n'oublirai pas vos interets. [Забудьте, друг мой, в чем были против вас неправы. Вспомните, что это ваш отец… Может быть, в агонии. Я тотчас полюбила вас, как сына. Доверьтесь мне, Пьер. Я не забуду ваших интересов.]
Пьер ничего не понимал; опять ему еще сильнее показалось, что всё это так должно быть, и он покорно последовал за Анною Михайловной, уже отворявшею дверь.
Дверь выходила в переднюю заднего хода. В углу сидел старик слуга княжен и вязал чулок. Пьер никогда не был на этой половине, даже не предполагал существования таких покоев. Анна Михайловна спросила у обгонявшей их, с графином на подносе, девушки (назвав ее милой и голубушкой) о здоровье княжен и повлекла Пьера дальше по каменному коридору. Из коридора первая дверь налево вела в жилые комнаты княжен. Горничная, с графином, второпях (как и всё делалось второпях в эту минуту в этом доме) не затворила двери, и Пьер с Анною Михайловной, проходя мимо, невольно заглянули в ту комнату, где, разговаривая, сидели близко друг от друга старшая княжна с князем Васильем. Увидав проходящих, князь Василий сделал нетерпеливое движение и откинулся назад; княжна вскочила и отчаянным жестом изо всей силы хлопнула дверью, затворяя ее.
Жест этот был так не похож на всегдашнее спокойствие княжны, страх, выразившийся на лице князя Василья, был так несвойствен его важности, что Пьер, остановившись, вопросительно, через очки, посмотрел на свою руководительницу.
Анна Михайловна не выразила удивления, она только слегка улыбнулась и вздохнула, как будто показывая, что всего этого она ожидала.
– Soyez homme, mon ami, c'est moi qui veillerai a vos interets, [Будьте мужчиною, друг мой, я же стану блюсти за вашими интересами.] – сказала она в ответ на его взгляд и еще скорее пошла по коридору.
Пьер не понимал, в чем дело, и еще меньше, что значило veiller a vos interets, [блюсти ваши интересы,] но он понимал, что всё это так должно быть. Коридором они вышли в полуосвещенную залу, примыкавшую к приемной графа. Это была одна из тех холодных и роскошных комнат, которые знал Пьер с парадного крыльца. Но и в этой комнате, посередине, стояла пустая ванна и была пролита вода по ковру. Навстречу им вышли на цыпочках, не обращая на них внимания, слуга и причетник с кадилом. Они вошли в знакомую Пьеру приемную с двумя итальянскими окнами, выходом в зимний сад, с большим бюстом и во весь рост портретом Екатерины. Все те же люди, почти в тех же положениях, сидели, перешептываясь, в приемной. Все, смолкнув, оглянулись на вошедшую Анну Михайловну, с ее исплаканным, бледным лицом, и на толстого, большого Пьера, который, опустив голову, покорно следовал за нею.
На лице Анны Михайловны выразилось сознание того, что решительная минута наступила; она, с приемами деловой петербургской дамы, вошла в комнату, не отпуская от себя Пьера, еще смелее, чем утром. Она чувствовала, что так как она ведет за собою того, кого желал видеть умирающий, то прием ее был обеспечен. Быстрым взглядом оглядев всех, бывших в комнате, и заметив графова духовника, она, не то что согнувшись, но сделавшись вдруг меньше ростом, мелкою иноходью подплыла к духовнику и почтительно приняла благословение одного, потом другого духовного лица.
– Слава Богу, что успели, – сказала она духовному лицу, – мы все, родные, так боялись. Вот этот молодой человек – сын графа, – прибавила она тише. – Ужасная минута!
Проговорив эти слова, она подошла к доктору.
– Cher docteur, – сказала она ему, – ce jeune homme est le fils du comte… y a t il de l'espoir? [этот молодой человек – сын графа… Есть ли надежда?]
Доктор молча, быстрым движением возвел кверху глаза и плечи. Анна Михайловна точно таким же движением возвела плечи и глаза, почти закрыв их, вздохнула и отошла от доктора к Пьеру. Она особенно почтительно и нежно грустно обратилась к Пьеру.