Коффиналь-Дюбай, Жан-Батист

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Жан-Батист Коффиналь-Дюбай (фр. Jean-Baptiste Coffinhal-Dubail; 7 ноября 1762, Вик-сюр-Сер — 6 августа 1794, Париж) — участник Великой Французской революции, монтаньяр, судья Революционного трибунала.



Биография

Младший из трёх братьев, из которых все — юристы и все — революционеры. До революции — врач. В 1791 году — один из руководителей клуба Кордельеров. Участник восстания 10 августа 1792 года и взятия Тюильри. Член Генерального Совета Парижской Коммуны. С марта 1793 года — судья, а с сентября 1793 года — заместитель председателя Революционного трибунала в Париже.

Исполнял свои обязанности с беспримерной жестокостью: отказал в удовлетворении петиции о помиловании Лавуазье, заявив при этом, что «Республике не нужны учёные!». Приговорив к смерти одного учителя фехтования, снабдил приговор шуткой: «Ну, старина, попробуй-ка отразить этот удар!»[1]. Вёл процесс эбертистов. Всего за время исполнения обязанности судьи вынес около 2000 смертных приговоров.

Являлся ревностным сторонником Робеспьера и принял самое активное участие в выступлении Коммуны Парижа против термидорианского переворота. До прибытия в здание Коммуны мэра Парижа Флерио-Леско, он фактически осуществлял руководство данным движением. В 8 часов вечера 9 термидора Коффиналь лично возглавил колонну верных Коммуне войск, ворвался в помещение Комитета Общей безопасности в Тюильри и угрожая оружием членам Комитета Амару и Вулану, освободил ранее арестованного термидорианцами командующего Национальной гвардии Анрио (тоже активного сторонника Робеспьера).

Как считают многие исследователи, в этот момент Коффиналь мог разогнать заседавший в этом же здании Конвент и переломить ход событий 9 термидора в пользу Робеспьера и его соратников. Члены Конвента были в панике, председательствующий Колло д'Эрбуа обратился к депутатам со словами: «Граждане, наступил момент умереть на нашем посту».

Но Коффиналь, не имея прямой директивы Коммуны на захват Конвента, не рискнул проявить инициативу и развить свой успех. Вместе с Анрио он вернулся в ратушу.

Через несколько часов Коффиналь явился в администрацию полиции, где содержался арестованный Робеспьер и освободил его. При этом Робеспьер не хотел покидать тюрьмы и Коффиналь чуть ли не силой заставил того пойти в ратушу.

Когда здание Коммуны около 2 часов ночи 10 термидора было захвачено верными Конвенту войсками, Коффиналь был одним из немногих, кто сумел избежать ареста, несмотря на тщательный обыск здания, и бежать.

10 термидора Конвент официально отстранил его от должности и объявил вне закона, на пост заместителя председателя Революционного трибунала был назначен Дельеж.

Коффиналь скрывался в окрестностях Парижа до 17 термидора, но голод вынудил его вернуться в Париж, где он обратился за помощью к своему знакомому, который был ему многим обязан. Тот обещал предоставить ему убежище, но в этот же день выдал Коффиналя властям.

Так как Коффиналь уже был объявлен вне закона, то судебного процесса над ним не было. Уголовный Суд Парижского департамента только установил его личность и на следующий день — 18 термидора II года (6 августа 1794 года) Коффиналь был казнён на гильотине.

Напишите отзыв о статье "Коффиналь-Дюбай, Жан-Батист"

Примечания

  1. Черняк Е. Б. Времен минувших заговоры. — М.: Международные отношения, 1994. — С. 429.

Ссылки

  • [les.guillotines.free.fr/coffinhal.htm COFFINHAL-DUBAIL Jean Baptiste]  (фр.)


Отрывок, характеризующий Коффиналь-Дюбай, Жан-Батист

В балагане все были готовы, одеты, подпоясаны, обуты и ждали только приказания выходить. Больной солдат Соколов, бледный, худой, с синими кругами вокруг глаз, один, не обутый и не одетый, сидел на своем месте и выкатившимися от худобы глазами вопросительно смотрел на не обращавших на него внимания товарищей и негромко и равномерно стонал. Видимо, не столько страдания – он был болен кровавым поносом, – сколько страх и горе оставаться одному заставляли его стонать.
Пьер, обутый в башмаки, сшитые для него Каратаевым из цибика, который принес француз для подшивки себе подошв, подпоясанный веревкою, подошел к больному и присел перед ним на корточки.
– Что ж, Соколов, они ведь не совсем уходят! У них тут гошпиталь. Может, тебе еще лучше нашего будет, – сказал Пьер.
– О господи! О смерть моя! О господи! – громче застонал солдат.
– Да я сейчас еще спрошу их, – сказал Пьер и, поднявшись, пошел к двери балагана. В то время как Пьер подходил к двери, снаружи подходил с двумя солдатами тот капрал, который вчера угощал Пьера трубкой. И капрал и солдаты были в походной форме, в ранцах и киверах с застегнутыми чешуями, изменявшими их знакомые лица.
Капрал шел к двери с тем, чтобы, по приказанию начальства, затворить ее. Перед выпуском надо было пересчитать пленных.
– Caporal, que fera t on du malade?.. [Капрал, что с больным делать?..] – начал Пьер; но в ту минуту, как он говорил это, он усумнился, тот ли это знакомый его капрал или другой, неизвестный человек: так непохож был на себя капрал в эту минуту. Кроме того, в ту минуту, как Пьер говорил это, с двух сторон вдруг послышался треск барабанов. Капрал нахмурился на слова Пьера и, проговорив бессмысленное ругательство, захлопнул дверь. В балагане стало полутемно; с двух сторон резко трещали барабаны, заглушая стоны больного.
«Вот оно!.. Опять оно!» – сказал себе Пьер, и невольный холод пробежал по его спине. В измененном лице капрала, в звуке его голоса, в возбуждающем и заглушающем треске барабанов Пьер узнал ту таинственную, безучастную силу, которая заставляла людей против своей воли умерщвлять себе подобных, ту силу, действие которой он видел во время казни. Бояться, стараться избегать этой силы, обращаться с просьбами или увещаниями к людям, которые служили орудиями ее, было бесполезно. Это знал теперь Пьер. Надо было ждать и терпеть. Пьер не подошел больше к больному и не оглянулся на него. Он, молча, нахмурившись, стоял у двери балагана.
Когда двери балагана отворились и пленные, как стадо баранов, давя друг друга, затеснились в выходе, Пьер пробился вперед их и подошел к тому самому капитану, который, по уверению капрала, готов был все сделать для Пьера. Капитан тоже был в походной форме, и из холодного лица его смотрело тоже «оно», которое Пьер узнал в словах капрала и в треске барабанов.
– Filez, filez, [Проходите, проходите.] – приговаривал капитан, строго хмурясь и глядя на толпившихся мимо него пленных. Пьер знал, что его попытка будет напрасна, но подошел к нему.
– Eh bien, qu'est ce qu'il y a? [Ну, что еще?] – холодно оглянувшись, как бы не узнав, сказал офицер. Пьер сказал про больного.
– Il pourra marcher, que diable! – сказал капитан. – Filez, filez, [Он пойдет, черт возьми! Проходите, проходите] – продолжал он приговаривать, не глядя на Пьера.
– Mais non, il est a l'agonie… [Да нет же, он умирает…] – начал было Пьер.
– Voulez vous bien?! [Пойди ты к…] – злобно нахмурившись, крикнул капитан.
Драм да да дам, дам, дам, трещали барабаны. И Пьер понял, что таинственная сила уже вполне овладела этими людьми и что теперь говорить еще что нибудь было бесполезно.
Пленных офицеров отделили от солдат и велели им идти впереди. Офицеров, в числе которых был Пьер, было человек тридцать, солдатов человек триста.