Кохан, Лионел
Лио́нел Э́дмонт Ко́хан (англ. Lionel Edmond Kochan; 20 августа 1922, Лондон — 25 сентября 2005, Оксфорд) — еврейский историк из Великобритании, автор работ по истории еврейского народа в Новое время, а также по русской и немецкой истории. The Independent назвала его «одним из наиболее значительных еврейских историков после Второй мировой войны»[1], а The Times — «одним из ведущих специалистов Британии по истории Центральной и Восточной Европы»[2].
Его отец происходил из Польши, а мать из Англии, но оба были евреями[1]. Получил образование в университетах Кембриджа и Лондона.
В 1951 году Кохан женился на журналистке Мириам Бюхлер (Miriam Buechler), которая родила ему двух сыновей и одну дочь[2].
Наиболее значимые книги Кохана:
- «Acton on History» (1954)
- «Russia and the Weimar Republic» (1954)
- «Pogrom: 10 November 1938» (1957)
- «The Making of Modern Russia» (1962)
- «The Struggle for Germany 1914-45» (1963)
- «Russia in Revolution 1890—1918» (1966)
- «The Russian Revolution» (1970)
- «The Scapegoats: the Exodus of the Remnants of Polish Jewry» (1979) совместно с Джозефом Банасом
- «The Jewish Renaissance and Some of Its Discontents» (1992)
- «Beyond the Graven Image: A Jewish View» (1997)
- «The Making of Western Jewry, 1600—1819» (2004)
Кохан был также редактором «The Jews in Soviet Russia since 1917» (1970; исправленное издание 1978), «The Jew in His History» (1977), «Jewish Idols and Messiahs — The Challenge from History» (1990), «The Jewish Family Album: The Life of a People in Photographs» (1974, совместно с женой Мириам) и многих других работ. Вместе с Мириам Лионел Кохан много лет писал ежегодные обозрения жизни евреев в Великобритании для «The American Jewish Year Book».
С 1980 по 1982 годы Кохан был президентом Jewish Historical Society of England (Еврейского исторического общества Англии), а с 2001 по 2005 — президентом Society for Jewish Study (Общества еврейских Исследований).
Кохан выступал против объявления 27-го января Днём памяти жертв Холокоста в Великобритании, а также против так называемой «индустрии Холокоста»[1] и утверждал, что Холокост играет слишком важную роль в современной еврейской жизни[2].
См. также
Напишите отзыв о статье "Кохан, Лионел"
Примечания
- ↑ 1 2 3 [web.archive.org/web/20070629055833/www.independent.co.uk/news/obituaries/lionel-kochan-512683.html Michael Pinto-Duschinsky. Lionel Kochan. Jewish historian who deplored the 'Holocaust industry'] The Independent, October 27, 2005. (англ.)
- ↑ 1 2 3 [www.timesonline.co.uk/tol/comment/obituaries/article576996.ece Lionel Kochan. Authority on Central and Eastern Europe who became an influential voice in Jewish history] The Times, October 11, 2005. (англ.)
Ссылки
- [www.oxfordjewishheritage.co.uk/notable-jews/modern-period/189-lionel-kochan-1922-2005 Lionel Kochan, 1922—2005. Doyen of Jewish historians] (англ.)
Отрывок, характеризующий Кохан, Лионел
И Наташа побежала по коридору.Соня, отряхнув пух и спрятав стихи за пазуху, к шейке с выступавшими костями груди, легкими, веселыми шагами, с раскрасневшимся лицом, побежала вслед за Наташей по коридору в диванную. По просьбе гостей молодые люди спели квартет «Ключ», который всем очень понравился; потом Николай спел вновь выученную им песню.
В приятну ночь, при лунном свете,
Представить счастливо себе,
Что некто есть еще на свете,
Кто думает и о тебе!
Что и она, рукой прекрасной,
По арфе золотой бродя,
Своей гармониею страстной
Зовет к себе, зовет тебя!
Еще день, два, и рай настанет…
Но ах! твой друг не доживет!
И он не допел еще последних слов, когда в зале молодежь приготовилась к танцам и на хорах застучали ногами и закашляли музыканты.
Пьер сидел в гостиной, где Шиншин, как с приезжим из за границы, завел с ним скучный для Пьера политический разговор, к которому присоединились и другие. Когда заиграла музыка, Наташа вошла в гостиную и, подойдя прямо к Пьеру, смеясь и краснея, сказала:
– Мама велела вас просить танцовать.
– Я боюсь спутать фигуры, – сказал Пьер, – но ежели вы хотите быть моим учителем…
И он подал свою толстую руку, низко опуская ее, тоненькой девочке.
Пока расстанавливались пары и строили музыканты, Пьер сел с своей маленькой дамой. Наташа была совершенно счастлива; она танцовала с большим , с приехавшим из за границы . Она сидела на виду у всех и разговаривала с ним, как большая. У нее в руке был веер, который ей дала подержать одна барышня. И, приняв самую светскую позу (Бог знает, где и когда она этому научилась), она, обмахиваясь веером и улыбаясь через веер, говорила с своим кавалером.
– Какова, какова? Смотрите, смотрите, – сказала старая графиня, проходя через залу и указывая на Наташу.
Наташа покраснела и засмеялась.
– Ну, что вы, мама? Ну, что вам за охота? Что ж тут удивительного?
В середине третьего экосеза зашевелились стулья в гостиной, где играли граф и Марья Дмитриевна, и большая часть почетных гостей и старички, потягиваясь после долгого сиденья и укладывая в карманы бумажники и кошельки, выходили в двери залы. Впереди шла Марья Дмитриевна с графом – оба с веселыми лицами. Граф с шутливою вежливостью, как то по балетному, подал округленную руку Марье Дмитриевне. Он выпрямился, и лицо его озарилось особенною молодецки хитрою улыбкой, и как только дотанцовали последнюю фигуру экосеза, он ударил в ладоши музыкантам и закричал на хоры, обращаясь к первой скрипке:
– Семен! Данилу Купора знаешь?
