Кохинор и Рейсшинка
| Кохинор и Рейсшинка | |
| Жанр |
сатира |
|---|---|
| Годы |
1953—2003 |
| Страна | |
| Город |
Москва |
| Язык песен |
русский |
| [www.koxinor.net inor.net] | |
Кохино́р и Рейсши́нка (от Koh-i-Noor и рейсшина) — самодеятельный сатирический музыкальный ансамбль, созданный в 1953 году в институте «Моспроект» группой выпускников Московского архитектурного института. Ансамбль состоял из двух небольших хоров — мужского «Кохинор» и женского «Рейсшинка» — и вскоре после создания перешёл под патронаж Центрального дома архитектора. Ансамбль просуществовал практически 50 лет без платных руководителей, режиссёров и дирижёров, завоевав признание и любовь публики высоким уровнем музыкального мастерства и непривычной остротой песенных текстов.
Содержание
Музыкальные руководители
Музыкальными руководителями ансамбля были архитектор Игорь Александрович Покровский — дирижёр и постановщик всех «Тараторий» и песен «Кохинора», и инженер Александр Хейфец — концертмейстер обоих коллективов и постановщик, вместе с архитектором Риммой Алдониной, всех номеров «Рейсшинки». Им ансамбль обязан высоким, практически профессиональным мастерством исполнения песен на музыку самых разных жанров от романсов Рахманинова до «Цыплёнка жареного».
Тематика, география и форма концертов
За 50 лет ансамбль дал более 1500 концертов. Сначала темы касались внутренних вопросов проектного института, потом все глубже стали затрагивать актуальные проблемы архитектуры, строительства и повседневной жизни. С 1956 г. артисты ансамбля уже стали выступать в Колонном зале, зале Чайковского и затем завоевали любовь зрителей во всех творческих домах Москвы, включая ЦДРИ, Центральный Дом Актёра и Дом Учёных, где выступали почти с каждой своей новой концертной программой.
Артисты ездили в многочисленные поездки по приглашению Секций Союза архитекторов России и дали концерты в 33-х городах. Организовывал выступления архитектор Воля Косаржевский. Авторами текстов в разные годы были тоже архитекторы: Юлий Ранинский, Валентин Уткин, Римма Алдонина, Феликс Новиков, Анатолий Шайхет, Михаил Бартенев, Екатерина Куфтырева, Юрий Соколов, Юрий Мурзин и инженеры Михаил Кочин и Александр Пригожий.
Постепенно выработалась стойкая форма концертов: открывала концерты «Таратория» — музыкально-текстовое попурри, пародия на ораторию в исполнении участников обоих коллективов. Затем шли малые формы: романсы, басни, пародийные «акробаты», в ранние годы ещё «Хор жильцов», затем «Рейсшинка» и, наконец, «Кохинор» (уже само появление «Кохинора» под музыку бодрого марша, строем, с «Кохинорами» на плече, вызывало бурю восторга). Внутри сложившейся формы постоянно менялись образы, костюмы, и сценарные приемы подачи материала.
В 1992 году солисты ансамбля Юрий Соколов и Михаил Кочин снялись в художественном фильме Давайте без фокусов!. В фильме прозвучали пародийные песни из репертуара ансамбля. Михаил Кочин снимался и в других фильмах (Однажды двадцать лет спустя, Падение и др.) в эпизодических ролях.
Цензура
В застойные годы существование острой сатиры «Кохинора и Рейсшинки» было особенно ценным. То, что могли себе позволить авторы и исполнители «Кохинора и Рейсшинки», было абсолютно недопустимо на профессиональной эстраде. Разумеется, и здесь не обходилось без вмешательства цензуры, но участники «Кохинора и Рейсшинки» в силу своей относительной независимости — их трудовые книжки находились отнюдь не в Доме архитектора — имели возможность не слишком прислушиваться к придиркам, исходившим, главным образом, от тех, против кого были направлены их сатирические стрелы.
Тем не менее, на телевизионном экране «Кохинор и Рейсшинка» появились только два раза в конце Хрущёвской оттепели, после чего, несмотря на высокое артистическое мастерство, путь на TВ им был закрыт из-за острой сатирической направленности их текстов. По этой же причине в последнюю минуту цензурой были запрещены их выступления на юбилеях А. Райкина, Э. Рязанова, С. Образцова, Кинопанорамы и т. д., куда они были приглашены юбилярами.
Популярность
Хотя многие участники «Кохинора и Рейсшинки» со временем стали известными архитекторами, отмеченными почётными званиями и премиями, они продолжали участвовать в сатирическом ансамбле, который долгие годы оставался вольной трибуной московской художественной интеллигенции.
Юмор и ирония «Кохинора и Рейсшинки» были понятны практически любой аудитории. Безукоризненное многоголосие ансамбля отмечалось видными музыкальными деятелями. Уровень музыкального исполнения и текстов ансамбля высоко ценили Ирина Архипова и Зиновий Гердт, Марк Захаров и Михаил Ульянов, Виталий Соломин и Василий Лановой. Леонид Утёсов, восхищенный их пением, сказал: «Чтоб вы так строили, как вы поете!», а известный архитектор Андрей Буров высказался так: «Кохинор — это единственный ансамбль, созданный в советской архитектуре».
Награды
Многие участники ансамбля проявили себя как выдающиеся зодчие, став со временем Народными архитекторами СССР, Заслуженными архитекторами России, Лауреатами Государственных премий СССР и России, профессорами и докторами архитектуры, членами Российских и Международных Академий. Большинство из них были членами Союза Архитекторов СССР, кого-то избирали членами Союзного и Московского Правлений и их секретарями. И по полному праву шестеро ведущих участников ансамбля были отмечены званием «Заслуженный работник культуры» за участие в «Кохиноре и Рейсшинке».
«За создание во второй половине ХХ века уникального музыкально-сатирического ансамбля „Кохинор и Рейсшинка“, явившегося результатом неординарной любви служителей Архитектуры к Музыке», И. Покровский, А. Хейфец, Р. Алдонина, О. Лебедева, Ю. Соколов, В. Кувырдин стали в 2001 году первыми лауреатами премии [www.arhipova.org/ru/ фонда Ирины Архиповой].
К сожалению, ушли из жизни многие талантливые авторы, музыканты и исполнители, другие, естественно, постарели. Поэтому сегодня о «Кохиноре и Рейсшинке» мы говорим в прошедшем времени. Но это никак не умаляет вклада московских архитекторов в сатирическое искусство второй половины XX века, когда вопреки всему они продолжали высмеивать то, что казалось им уродливым и в архитектуре, и в жизни.
Напишите отзыв о статье "Кохинор и Рейсшинка"
Ссылки
- [www.koxinor.net Кохинор и Рейсшинка] — официальный сайт
- [archive.is/20121205175725/community.livejournal.com/koxinor53/ ЖЖ-СООБЩЕСТВО: Кохинор и Рейсшинка]
- [www.shaov.net/forum/viewforum.php?f=47: Секция К&Р на форуме Тимура Шаова]
- [www.youtube.com/watch?v=tcRCawTv8QE «Старый зал»] — песня, посвященная Большому залу ЦДА
- [www.youtube.com/watch?v=1KhqxqFtEUE «Канкан»]
- [www.youtube.com/watch?v=UnJ5ZvVb_8k Карл Маркс] — отрывок из Таратории № 9
Отрывок, характеризующий Кохинор и Рейсшинка
На вопрос о колодниках, которые сидели в яме, граф сердито крикнул на смотрителя:– Что ж, тебе два батальона конвоя дать, которого нет? Пустить их, и всё!
– Ваше сиятельство, есть политические: Мешков, Верещагин.
– Верещагин! Он еще не повешен? – крикнул Растопчин. – Привести его ко мне.
К девяти часам утра, когда войска уже двинулись через Москву, никто больше не приходил спрашивать распоряжений графа. Все, кто мог ехать, ехали сами собой; те, кто оставались, решали сами с собой, что им надо было делать.
Граф велел подавать лошадей, чтобы ехать в Сокольники, и, нахмуренный, желтый и молчаливый, сложив руки, сидел в своем кабинете.
Каждому администратору в спокойное, не бурное время кажется, что только его усилиями движется всо ему подведомственное народонаселение, и в этом сознании своей необходимости каждый администратор чувствует главную награду за свои труды и усилия. Понятно, что до тех пор, пока историческое море спокойно, правителю администратору, с своей утлой лодочкой упирающемуся шестом в корабль народа и самому двигающемуся, должно казаться, что его усилиями двигается корабль, в который он упирается. Но стоит подняться буре, взволноваться морю и двинуться самому кораблю, и тогда уж заблуждение невозможно. Корабль идет своим громадным, независимым ходом, шест не достает до двинувшегося корабля, и правитель вдруг из положения властителя, источника силы, переходит в ничтожного, бесполезного и слабого человека.
Растопчин чувствовал это, и это то раздражало его. Полицеймейстер, которого остановила толпа, вместе с адъютантом, который пришел доложить, что лошади готовы, вошли к графу. Оба были бледны, и полицеймейстер, передав об исполнении своего поручения, сообщил, что на дворе графа стояла огромная толпа народа, желавшая его видеть.
Растопчин, ни слова не отвечая, встал и быстрыми шагами направился в свою роскошную светлую гостиную, подошел к двери балкона, взялся за ручку, оставил ее и перешел к окну, из которого виднее была вся толпа. Высокий малый стоял в передних рядах и с строгим лицом, размахивая рукой, говорил что то. Окровавленный кузнец с мрачным видом стоял подле него. Сквозь закрытые окна слышен был гул голосов.
– Готов экипаж? – сказал Растопчин, отходя от окна.
– Готов, ваше сиятельство, – сказал адъютант.
Растопчин опять подошел к двери балкона.
– Да чего они хотят? – спросил он у полицеймейстера.
– Ваше сиятельство, они говорят, что собрались идти на французов по вашему приказанью, про измену что то кричали. Но буйная толпа, ваше сиятельство. Я насилу уехал. Ваше сиятельство, осмелюсь предложить…
– Извольте идти, я без вас знаю, что делать, – сердито крикнул Растопчин. Он стоял у двери балкона, глядя на толпу. «Вот что они сделали с Россией! Вот что они сделали со мной!» – думал Растопчин, чувствуя поднимающийся в своей душе неудержимый гнев против кого то того, кому можно было приписать причину всего случившегося. Как это часто бывает с горячими людьми, гнев уже владел им, но он искал еще для него предмета. «La voila la populace, la lie du peuple, – думал он, глядя на толпу, – la plebe qu'ils ont soulevee par leur sottise. Il leur faut une victime, [„Вот он, народец, эти подонки народонаселения, плебеи, которых они подняли своею глупостью! Им нужна жертва“.] – пришло ему в голову, глядя на размахивающего рукой высокого малого. И по тому самому это пришло ему в голову, что ему самому нужна была эта жертва, этот предмет для своего гнева.
– Готов экипаж? – в другой раз спросил он.
– Готов, ваше сиятельство. Что прикажете насчет Верещагина? Он ждет у крыльца, – отвечал адъютант.
– А! – вскрикнул Растопчин, как пораженный каким то неожиданным воспоминанием.
И, быстро отворив дверь, он вышел решительными шагами на балкон. Говор вдруг умолк, шапки и картузы снялись, и все глаза поднялись к вышедшему графу.
– Здравствуйте, ребята! – сказал граф быстро и громко. – Спасибо, что пришли. Я сейчас выйду к вам, но прежде всего нам надо управиться с злодеем. Нам надо наказать злодея, от которого погибла Москва. Подождите меня! – И граф так же быстро вернулся в покои, крепко хлопнув дверью.
По толпе пробежал одобрительный ропот удовольствия. «Он, значит, злодеев управит усех! А ты говоришь француз… он тебе всю дистанцию развяжет!» – говорили люди, как будто упрекая друг друга в своем маловерии.
Через несколько минут из парадных дверей поспешно вышел офицер, приказал что то, и драгуны вытянулись. Толпа от балкона жадно подвинулась к крыльцу. Выйдя гневно быстрыми шагами на крыльцо, Растопчин поспешно оглянулся вокруг себя, как бы отыскивая кого то.
– Где он? – сказал граф, и в ту же минуту, как он сказал это, он увидал из за угла дома выходившего между, двух драгун молодого человека с длинной тонкой шеей, с до половины выбритой и заросшей головой. Молодой человек этот был одет в когда то щегольской, крытый синим сукном, потертый лисий тулупчик и в грязные посконные арестантские шаровары, засунутые в нечищеные, стоптанные тонкие сапоги. На тонких, слабых ногах тяжело висели кандалы, затруднявшие нерешительную походку молодого человека.
– А ! – сказал Растопчин, поспешно отворачивая свой взгляд от молодого человека в лисьем тулупчике и указывая на нижнюю ступеньку крыльца. – Поставьте его сюда! – Молодой человек, брянча кандалами, тяжело переступил на указываемую ступеньку, придержав пальцем нажимавший воротник тулупчика, повернул два раза длинной шеей и, вздохнув, покорным жестом сложил перед животом тонкие, нерабочие руки.
Несколько секунд, пока молодой человек устанавливался на ступеньке, продолжалось молчание. Только в задних рядах сдавливающихся к одному месту людей слышались кряхтенье, стоны, толчки и топот переставляемых ног.
Растопчин, ожидая того, чтобы он остановился на указанном месте, хмурясь потирал рукою лицо.
– Ребята! – сказал Растопчин металлически звонким голосом, – этот человек, Верещагин – тот самый мерзавец, от которого погибла Москва.
Молодой человек в лисьем тулупчике стоял в покорной позе, сложив кисти рук вместе перед животом и немного согнувшись. Исхудалое, с безнадежным выражением, изуродованное бритою головой молодое лицо его было опущено вниз. При первых словах графа он медленно поднял голову и поглядел снизу на графа, как бы желая что то сказать ему или хоть встретить его взгляд. Но Растопчин не смотрел на него. На длинной тонкой шее молодого человека, как веревка, напружилась и посинела жила за ухом, и вдруг покраснело лицо.
Все глаза были устремлены на него. Он посмотрел на толпу, и, как бы обнадеженный тем выражением, которое он прочел на лицах людей, он печально и робко улыбнулся и, опять опустив голову, поправился ногами на ступеньке.
– Он изменил своему царю и отечеству, он передался Бонапарту, он один из всех русских осрамил имя русского, и от него погибает Москва, – говорил Растопчин ровным, резким голосом; но вдруг быстро взглянул вниз на Верещагина, продолжавшего стоять в той же покорной позе. Как будто взгляд этот взорвал его, он, подняв руку, закричал почти, обращаясь к народу: – Своим судом расправляйтесь с ним! отдаю его вам!
