Кохинур
Кохинур (перс. کوہ نور, урду کوہ نور, хинди कोहिनूर — «Гора Света») — алмаз и бриллиант 105 карат, который в настоящее время находится в короне королевы Елизаветы (Великобритания), один из наиболее знаменитых алмазов в истории[1].
Один из самых больших бриллиантов, входящих в состав сокровищ британской королевской семьи (самый крупный — «Куллинан I»)[2]. Изначально обладал лёгким жёлтым оттенком, но после переогранки 1852 года стал чисто белым[3].
История «Кохинура» прослеживается достоверно с 1300 года. Легенды же рассказывают о значительно более ранних событиях, связанных с этим камнем.
Содержание
Легенды
В течение нескольких веков «Кохинур» украшал тюрбан раджей из династии государства Малвы. Легенда гласила, что если когда-нибудь «Гора света» упадёт с тюрбана раджи, то весь народ Малвы станет рабами. Так и случилось в 1305 году, когда Малва была завоёвана делийским султаном Ала-ад-Дином. В собственность победителю среди прочих захваченных сокровищ перешёл и «Кохинур». Однако позднее алмаз снова вернулся к правителям Малвы — его владельцем стал Бикерамит (Викрамадитья), раджа Гвалиора.
По другим легендам происхождение Кохинура связано с сыновьями Ала-ад-дина — Хизр-ханом, Шихаб-уд-дин-Умаром и Кутуб-уд-дин-Мубараком. После смерти отца они стали претендентами на царство и решили разделить всю территорию на три части. С этой целью они отправились в путешествие по владениям отца. В горах их застал ливень, и они укрылись от непогоды в одной из пещер. Войдя внутрь, они увидели, что пещера освещена необычным светом, который исходил от алмаза, лежащего на гранитном камне. Братья заспорили, кому он должен принадлежать, и стали молиться богам: Хизр-хан — Вишну, Умар — душе мира Брахме, а Мубарак — богу-разрушителю Шиве. Шива услышал молитву Мубарака и пустил в алмаз молнию, после чего он раскололся на три части. Каждый из осколков превышал семьсот каратов. Хизр-хан взял себе самую крупную часть, которую назвал «Дерианур» — «море света». Умар назвал свой камень «Кохинур» — «гора света», а Мубарак дал имя своему камню «Хиндинур» — «свет Индии».
После того, как братья взошли на престол, в стране начались несчастья. Голод и эпидемии уносили десятки тысяч жизней. Чтобы вызвать благорасположение Шивы, Мубарак продал свой алмаз шаху Персии. На полученные деньги он построил храм и установил у входа мраморное изваяние Шивы высотой в три человеческих роста. Но несчастья продолжались. И тогда Хизр-хан и Умар приказали каменотесам вставить алмазы «Дерианур» и «Кохинур» в глазницы изваянию. После чего все бедствия тут же прекратились.
Впоследствии «Дерианур» и «Кохинур» попали к персидскому шаху, который напал на Индию и в числе прочих трофеев захватил эти алмазы. Он приказал вмонтировать их в свой трон.[4]
Со временем «Кохинур» оброс многочисленными преданиями. Рассказывали, что он был найден около 5000 лет назад в Южной Индии, в знаменитых копях Голконды, а его первым владельцем был один из легендарных героев Индии Карна, упомянутый в древнеиндийском эпосе «Махабхарата».
Период Великих Моголов
В 1526 году, в Индию вторглись войска султана Бабура, потомка Тамерлана. C ним находился его сын, воин Хумаюн, будущий основатель династии Великих Моголов. В решающем сражении при Панипате в том же году войска индийцев были разбиты. В этой битве был убит раджа Бикерамит, а его семья схвачена при попытке бегства из Агры. Пытаясь умилостивить победителя, жена раджи вручила Хумаюну все сокровища, включая и «Кохинур». Завоеватели пощадили семью раджи.
Хумаюн торжественно преподнёс алмаз своему отцу, но тот, полюбовавшись алмазом, вернул его сыну. С тех пор правители династии Великих моголов носили «Кохинур» на своих тюрбанах, пока он не был помещён в знаменитый Павлиний трон. Люди верили, что пока алмаз как нерушимая эмблема сияет над троном великих Моголов, династия будет продолжаться.
Власть великих Моголов вскоре распространилась на всю Индию. При внуке султана Бабура Акбаре страна стала единой, как никогда ранее. Акбар был терпим к разным религиям, мягко обращался с завоёванными народами. Будучи образованным человеком, он покровительствовал наукам и искусству. По всей империи возводились школы.
В период своего наивысшего расцвета, при Шах-Джахане, в империи Великих Моголов были созданы такие шедевры, как жемчужная мечеть в Агре и знаменитый Тадж-Махал. Но главным сокровищем династии оставался «Павлиний трон». Описание трона известно нам по путевым запискам ряда путешественников, в том числе Жана-Батиста Тавернье. Так по его описаниям, Павлиний трон находился в специальном зале, где были размещены ещё семь тронов. Он выделялся среди них, так как был установлен на массивном мраморном возвышении, украшенном драгоценными камнями. Сидение трона поддерживалось шестью массивными золотыми столбами. Вверх возносились, инкрустированные золотом и драгоценностями серебряные шесты, подпирая ажурный навес, сплетённый из тонкой серебряной проволоки в виде растительного орнамента — виноградных лоз, листьев и цветов с лепестками из зелёных изумрудов, почками из малиновых рубинов и сердцевиной из голубых сапфиров. Их гребни и хвосты были сплетены из золотой и серебряной проволоки и украшены драгоценными камнями, причём все камни были подобраны так, чтобы имитировать оперение настоящих, живых павлинов. Глазами у птиц служили крупные бриллианты. Между павлинами был укреплён «Кохинур» так, чтобы находиться как раз над головой правителя.
У Джахана было четыре сына. Старший брат Аурангзеб желал захватить трон отца, а с ним и «Кохинур», так как считал, что, обладая алмазом, он приобретёт власть над всем миром. После безуспешной попытки подбить на мятеж братьев, Аурангзеб в результате переворота захватил власть, убив братьев, а отца, Джахана, заточил в цитадели Агры, превратив в тюрьму тронный зал. Аурангзеб не посмел ни убить отца, ни силой отнять у него «Кохинур», боясь провозгласить себя императором из-за возможных восстаний. В течение семи лет Джахан находился в заключении среди своих сокровищ. Когда Аурангзеб почувствовал себя достаточно уверенно на троне, он потребовал, чтобы отец прислал ему самые крупные драгоценные камни из сокровищ тронного зала, для украшения своего тюрбана, чтобы официально взойти на трон. Джахан умер в 1666 году, на руках своей дочери, в своей украшенной драгоценностями тюрьме.
Персидский период
В 1739 году, во время правления шаха Мухаммеда, в Северо-Западную Индию вторглись и войска персов во главе с Надир-шахом. Они захватили все сокровища Моголов, в том числе Павлиний трон. Но главного сокровища трона — «Кохинура» — на месте не оказалось. Во все концы были разосланы тысячи людей. Тому кто укажет местонахождение алмаза, было обещано большое вознаграждение. Одна из бывших обитательниц гарема рассказала, что «Кохинур» спрятан в тюрбане Мухаммеда. Во время пира персидский шах обратился к Мухаммеду с предложением обменяться тюрбанами в знак дружбы. На востоке существовал такой обычай с незапамятных времён. Отказаться от этого предложения было невозможно, и Мухаммеду ничего не оставалось, как протянуть свой тюрбан Надир-шаху, а вместе с ним и алмаз. Тюрк, не дождавшись конца церемонии, поспешил к себе, развернул тюрбан и, увидев алмаз, закричал: «Гора света!» (по-персидски «кох-и нур»). Так камень получил своё имя.
Надир-шах вернулся в Персию и в течение своего царствования испытал череду несчастий — мятежей, отравлений, предательств, которые преследовали всех владельцев «Кохинура». Он практически сошёл с ума, не доверяя никому, и был убит в 1747 году предводителем курдов Салах-Беем.
Афганский период
После смерти Надир-шаха трон захватил его младший сын, принц Рох, но не смог удержать власть и был свергнут. Однако он успел припрятать «Кохинур» и отказался указать нахождение алмаза, даже под пытками. Рох передал алмаз афганцу Ахмаду Абдали. Так «Кохинур» оказался на территории Афганистана, в Кандагаре, где Ахмад-шах Абдали (Дурр-и-Дауран) захватил трон и основал Афганское государство, став родоначальником династии Дурранов.
После смерти Ахмада в 1773 году во главе династии стал его сын Тимур, который перенёс столицу в Кабул. После смерти Тимура власть перешла к одному из его 23 сыновей Заман-Мирзе. Далее опять дворцовый переворот, в результате которого власть переходит к брату Заман-мирзы Шуджа-уль-Мульку. Заман-мирзу пытают, стараясь выведать местонахождение алмаза, и ослепляют. В тюрьме Заман-мирза выдалбливает в стене углубление и помещает туда алмаз, замазав его штукатуркой. Через несколько лет его обнаруживает тюремщик, от которого алмаз попал к Шуджа-уль-Мульку. И снова следует переворот, и трон переходит к его брату Махмуду. Махмуд ослепляет Шуджа-уль-Мулька и бросает его в темницу. Тот не выдает местонахождение камня и верит, что пока камень у него, к нему вернётся и царство, и власть. Он бежит из тюрьмы, прихватив с собой драгоценности и «Кохинур». Вместе с семьёй он находит убежище в Лахоре, у Ранджит Сингха, прозванного Львом Пенджаба. Когда раджа узнал об алмазе, он решил под пытками выведать его местонахождение, причём пытки он решил применить не к слепому Шуджа-уль-Мульку, а к его жене. Женщина не выдержала и решила отдать алмаз, с рядом условий: освобождение пленников, гарантия их безопасности и пожизненная пенсия. Сингх согласился. Он едва не потерял разум, когда «Гора света» оказалась у него в руках. Он выплатил Шуджа-уль-Мульку 125 тысяч рупий и дал ему пожизненную пенсию в 60 тысяч рупий в год.
Индийский период
Овладев «Кохинуром», раджа Сингх объединил Пенджаб и создал сильную армию. Он планировал также избавиться от английского влияния в Индии. Однако будучи умным и дальновидным политиком, он понимал, что ему не справиться с растущей мощью англичан. Сингх, проанализировав достаточно кровавую историю «Кохинура», решил, что лучше всего избавиться от него. Он решил преподнести его в дар храму, но не успел, так как умер. Его наследники не знали об этом его решении. После смерти раджи в стране наступили годы анархии и беспорядков. Армия раджи выступила против англичан, и после ряда временных успехов потерпела поражение.
Английский период
В 1849 году сокровищница Лахора перешла во владение английских властей. Бриллиант сначала попал к генерал-губернатору Индии сэру Джону Лоуренсу и едва не был потерян — губернатор не придал значение ценности камня и только верный слуга нашёл его среди вещей господина[5]. 6 апреля 1850 года «Кохинур» покинул пределы Индии и достиг Британии 2 июля 1850 года. Ценный груз принял исполняющий обязанности Председателя Совета Директоров Ост-Индской компании Дж. В. Логг, который и передал бриллиант, в числе прочих индийских ценностей, королеве Виктории. Она оставила такую запись в своём дневнике:
Драгоценности великолепны. Они принадлежали Ранжи Сингху и были найдены в сокровищнице Лахора. Я счастлива, что отныне они принадлежат британской короне и позабочусь о том, чтобы бриллианты стали частью короны.
Оригинальный текст (англ.)The jewels are truly magnificent. They had also belonged to Ranjit Singh and had been found in the treasury of Lahore.... I am very happy that the British Crown will possess these jewels for I shall certainly make them Crown Jewels.
— [3]
В 1851 году бриллиант был выставлен на Большой выставке в Лондоне. Несмотря на то что за драгоценным камнем закрепилась дурная слава, как о предмете приносящем несчастья владельцу, королева игнорировала предубеждения и носила его в венце[3]. Индийские источники пишут, что королева Виктория испытывала неловкость перед Индией за вывоз камня «Кохинур». В 1854 году она пригласила 15-летнего единственного сына и наследника Ранжи Сингха Далипа Сингха в Британию, где назначила ему пенсию в размере 15 тыс. рупий в год, вопреки рекомендациям правительства, возражавшего против такой суммы. Далип Сингх, который передал власть над своим государством в возрасте 11-ти лет, воспитывался английским учителем, принял христианство и свободно говорил по-английски. В ходе своего пребывания в Англии Далип Сингх на личной встрече с Викторией и по её просьбе провозгласил передачу королеве камня, уже бывшего у неё:
Для меня, мадам, является величайшим удовольствием получить возможность как ваш верный подданный самому передать Кох-и-нур моему властителю
До 1852 года «Кохинур» ещё сохранял форму древней индийской огранки. Английские ювелиры решили, что новая отделка заставит камень заиграть заново. В 1852 году бриллиант был переогранён в Амстердаме[2] и приобрёл плоскую форму. Масса камня при переогранке уменьшилась со 191 до 108,9 карата. Целесообразность переогранки вызвала много сомнений и критики, так как весьма сомнительна сама операция над известнейшим в мире бриллиантом, со значительной исторической и культурной ценностью, потерявшим в итоге более 42 % своей драгоценной массы. В 1853 году «Кохинур» был инкрустирован в британскую королевскую корону в составе других 2000 более мелких бриллиантов. В 1911 году бриллиант был перенесён в корону, которую изготовили к восхождению на трон Королевы Марии. В 1937 он снова был перенесён в новую корону для возведения на престол Королевы Елизаветы, где и находится в настоящий момент[5].
Сейчас «Кохинур» в составе Короны королевы Елизаветы хранится в Тауэре. В 2002 году во время церемонии похорон королевы-матери Елизаветы, корона с бриллиантом находилась около гроба во время траурной процессии на улицах Лондона[5].
Претензии на возвращение
В начале декабря 2015 стало известно, что группа индийских граждан собирается подать иск к Великобритании о возвращении алмаза «Кохинур», который украшает корону Елизаветы II. По их мнению, драгоценный камень был незаконно вывезен британцами из Индии.[6]. Ранее с требованием вернуть алмаз выступал пакистанский адвокат Джавад Икбал Джафри, который подал в суд на британскую королеву Елизавету II и власти Пакистана. Однако суд города Лахор отклонил его иск.[7][8][9]
См. также
Напишите отзыв о статье "Кохинур"
Примечания
- ↑ [www.britannica.com/EBchecked/topic/321061/Koh-i-noor Encyclopædia Britannica] (Проверено 25 января 2010)
- ↑ 1 2 [books.google.com/books?id=qAAEMRZFMBcC&pg=PA144&lpg=PA144&dq=%22The+World+and+Its+People%22+Koh-i-noor&source=bl&ots=f_01LDBKE9&sig=owQBoo5LOmhxXB_Sf4LAhrrXnKo&hl=en&ei=U0NdS8bRJI_N4gbl9Z3rBA&sa=X&oi=book_result&ct=result&resnum=2&ved=0CAoQ6AEwAQ#v=onepage&q=&f=false The World and Its People: Modern Europe By Fanny E. Coe, стр 27] (Проверено 25 января 2010)
- ↑ 1 2 3 [www.dancewithshadows.com/society/kohinoor-diamond-india.asp Koh-i-noor, a Mountain of Light] (Проверено 25 января 2010)
- ↑ Р.Валеев. «Алмаз-камень хрупкий», «Радянський письменник», Киев, 1973.
- ↑ 1 2 3 [www.bbc.co.uk/dna/h2g2/A730801 The Koh-i-noor Diamond (англ.)] (Проверено 25 января 2010)
- ↑ [www.ng.ru/news/523320.html Группа индийских бизнесменов намерена отсудить бриллиант из короны Елизаветы II / Новости / Независимая газета]
- ↑ [uk.news.yahoo.com/pakistan-court-filing-asks-british-queen-return-koh-130645002.html#Tq87e8h Pakistan court filing asks British queen to return Koh-i-Noor diamond — Yahoo News UK]
- ↑ [www.bbc.com/russian/news/2015/12/151204_pakistan_britain_diamond Британию просят вернуть бриллиант Кохинур в Пакистан — BBC Русская служба]
- ↑ [ria.ru/world/20151204/1335853409.html Суд в Пакистане отклонил ходатайство о возврате бриллианта «Кохинур» | РИА Новости]
Литература
- От алмаза до бриллианта, Б. И. Прокопчук, В. И. Ваганов. — Москва.: "Недра", 1986. — С. 14-20.
Ссылки
- [books.google.com/books?id=R-qWD7MsEV8C&pg=PA20&dq=Кохинур&lr=lang_ru&as_brr=3&ei=kdkuSarKJ5iMkAT72umOCQ#PPA20,M1 История бриллиантов «Кохинур» и «Хоуп»]
- [portalostranah.ru/view.php?id=136 История бриллианта Кох-и-Нур. Индийский взгляд]
<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение |
В этой статье не хватает ссылок на источники информации. Информация должна быть проверяема, иначе она может быть поставлена под сомнение и удалена.
Вы можете отредактировать эту статью, добавив ссылки на авторитетные источники. Эта отметка установлена 13 мая 2011 года. |
| ||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Кохинур– Mon cher, voue m'avez promis, [Мой друг, ты мне обещал,] – обратилась она опять к Сыну, прикосновением руки возбуждая его.Сын, опустив глаза, спокойно шел за нею. Они вошли в залу, из которой одна дверь вела в покои, отведенные князю Василью. В то время как мать с сыном, выйдя на середину комнаты, намеревались спросить дорогу у вскочившего при их входе старого официанта, у одной из дверей повернулась бронзовая ручка и князь Василий в бархатной шубке, с одною звездой, по домашнему, вышел, провожая красивого черноволосого мужчину. Мужчина этот был знаменитый петербургский доктор Lorrain. – C'est donc positif? [Итак, это верно?] – говорил князь. – Mon prince, «errare humanum est», mais… [Князь, человеку ошибаться свойственно.] – отвечал доктор, грассируя и произнося латинские слова французским выговором. – C'est bien, c'est bien… [Хорошо, хорошо…] Заметив Анну Михайловну с сыном, князь Василий поклоном отпустил доктора и молча, но с вопросительным видом, подошел к ним. Сын заметил, как вдруг глубокая горесть выразилась в глазах его матери, и слегка улыбнулся. – Да, в каких грустных обстоятельствах пришлось нам видеться, князь… Ну, что наш дорогой больной? – сказала она, как будто не замечая холодного, оскорбительного, устремленного на нее взгляда. Князь Василий вопросительно, до недоумения, посмотрел на нее, потом на Бориса. Борис учтиво поклонился. Князь Василий, не отвечая на поклон, отвернулся к Анне Михайловне и на ее вопрос отвечал движением головы и губ, которое означало самую плохую надежду для больного. – Неужели? – воскликнула Анна Михайловна. – Ах, это ужасно! Страшно подумать… Это мой сын, – прибавила она, указывая на Бориса. – Он сам хотел благодарить вас. Борис еще раз учтиво поклонился. – Верьте, князь, что сердце матери никогда не забудет того, что вы сделали для нас. – Я рад, что мог сделать вам приятное, любезная моя Анна Михайловна, – сказал князь Василий, оправляя жабо и в жесте и голосе проявляя здесь, в Москве, перед покровительствуемою Анною Михайловной еще гораздо большую важность, чем в Петербурге, на вечере у Annette Шерер. – Старайтесь служить хорошо и быть достойным, – прибавил он, строго обращаясь к Борису. – Я рад… Вы здесь в отпуску? – продиктовал он своим бесстрастным тоном. – Жду приказа, ваше сиятельство, чтоб отправиться по новому назначению, – отвечал Борис, не выказывая ни досады за резкий тон князя, ни желания вступить в разговор, но так спокойно и почтительно, что князь пристально поглядел на него. – Вы живете с матушкой? – Я живу у графини Ростовой, – сказал Борис, опять прибавив: – ваше сиятельство. – Это тот Илья Ростов, который женился на Nathalie Шиншиной, – сказала Анна Михайловна. – Знаю, знаю, – сказал князь Василий своим монотонным голосом. – Je n'ai jamais pu concevoir, comment Nathalieie s'est decidee a epouser cet ours mal – leche l Un personnage completement stupide et ridicule.Et joueur a ce qu'on dit. [Я никогда не мог понять, как Натали решилась выйти замуж за этого грязного медведя. Совершенно глупая и смешная особа. К тому же игрок, говорят.] – Mais tres brave homme, mon prince, [Но добрый человек, князь,] – заметила Анна Михайловна, трогательно улыбаясь, как будто и она знала, что граф Ростов заслуживал такого мнения, но просила пожалеть бедного старика. – Что говорят доктора? – спросила княгиня, помолчав немного и опять выражая большую печаль на своем исплаканном лице. – Мало надежды, – сказал князь. – А мне так хотелось еще раз поблагодарить дядю за все его благодеяния и мне и Боре. C'est son filleuil, [Это его крестник,] – прибавила она таким тоном, как будто это известие должно было крайне обрадовать князя Василия. Князь Василий задумался и поморщился. Анна Михайловна поняла, что он боялся найти в ней соперницу по завещанию графа Безухого. Она поспешила успокоить его. – Ежели бы не моя истинная любовь и преданность дяде, – сказала она, с особенною уверенностию и небрежностию выговаривая это слово: – я знаю его характер, благородный, прямой, но ведь одни княжны при нем…Они еще молоды… – Она наклонила голову и прибавила шопотом: – исполнил ли он последний долг, князь? Как драгоценны эти последние минуты! Ведь хуже быть не может; его необходимо приготовить ежели он так плох. Мы, женщины, князь, – она нежно улыбнулась, – всегда знаем, как говорить эти вещи. Необходимо видеть его. Как бы тяжело это ни было для меня, но я привыкла уже страдать. Князь, видимо, понял, и понял, как и на вечере у Annette Шерер, что от Анны Михайловны трудно отделаться. – Не было бы тяжело ему это свидание, chere Анна Михайловна, – сказал он. – Подождем до вечера, доктора обещали кризис. – Но нельзя ждать, князь, в эти минуты. Pensez, il у va du salut de son ame… Ah! c'est terrible, les devoirs d'un chretien… [Подумайте, дело идет о спасения его души! Ах! это ужасно, долг христианина…] Из внутренних комнат отворилась дверь, и вошла одна из княжен племянниц графа, с угрюмым и холодным лицом и поразительно несоразмерною по ногам длинною талией. Князь Василий обернулся к ней. – Ну, что он? – Всё то же. И как вы хотите, этот шум… – сказала княжна, оглядывая Анну Михайловну, как незнакомую. – Ah, chere, je ne vous reconnaissais pas, [Ах, милая, я не узнала вас,] – с счастливою улыбкой сказала Анна Михайловна, легкою иноходью подходя к племяннице графа. – Je viens d'arriver et je suis a vous pour vous aider a soigner mon oncle . J`imagine, combien vous avez souffert, [Я приехала помогать вам ходить за дядюшкой. Воображаю, как вы настрадались,] – прибавила она, с участием закатывая глаза. Княжна ничего не ответила, даже не улыбнулась и тотчас же вышла. Анна Михайловна сняла перчатки и в завоеванной позиции расположилась на кресле, пригласив князя Василья сесть подле себя. – Борис! – сказала она сыну и улыбнулась, – я пройду к графу, к дяде, а ты поди к Пьеру, mon ami, покаместь, да не забудь передать ему приглашение от Ростовых. Они зовут его обедать. Я думаю, он не поедет? – обратилась она к князю. – Напротив, – сказал князь, видимо сделавшийся не в духе. – Je serais tres content si vous me debarrassez de ce jeune homme… [Я был бы очень рад, если бы вы меня избавили от этого молодого человека…] Сидит тут. Граф ни разу не спросил про него. Он пожал плечами. Официант повел молодого человека вниз и вверх по другой лестнице к Петру Кирилловичу. Пьер так и не успел выбрать себе карьеры в Петербурге и, действительно, был выслан в Москву за буйство. История, которую рассказывали у графа Ростова, была справедлива. Пьер участвовал в связываньи квартального с медведем. Он приехал несколько дней тому назад и остановился, как всегда, в доме своего отца. Хотя он и предполагал, что история его уже известна в Москве, и что дамы, окружающие его отца, всегда недоброжелательные к нему, воспользуются этим случаем, чтобы раздражить графа, он всё таки в день приезда пошел на половину отца. Войдя в гостиную, обычное местопребывание княжен, он поздоровался с дамами, сидевшими за пяльцами и за книгой, которую вслух читала одна из них. Их было три. Старшая, чистоплотная, с длинною талией, строгая девица, та самая, которая выходила к Анне Михайловне, читала; младшие, обе румяные и хорошенькие, отличавшиеся друг от друга только тем, что у одной была родинка над губой, очень красившая ее, шили в пяльцах. Пьер был встречен как мертвец или зачумленный. Старшая княжна прервала чтение и молча посмотрела на него испуганными глазами; младшая, без родинки, приняла точно такое же выражение; самая меньшая, с родинкой, веселого и смешливого характера, нагнулась к пяльцам, чтобы скрыть улыбку, вызванную, вероятно, предстоящею сценой, забавность которой она предвидела. Она притянула вниз шерстинку и нагнулась, будто разбирая узоры и едва удерживаясь от смеха. – Bonjour, ma cousine, – сказал Пьер. – Vous ne me гесоnnaissez pas? [Здравствуйте, кузина. Вы меня не узнаете?] – Я слишком хорошо вас узнаю, слишком хорошо. – Как здоровье графа? Могу я видеть его? – спросил Пьер неловко, как всегда, но не смущаясь. – Граф страдает и физически и нравственно, и, кажется, вы позаботились о том, чтобы причинить ему побольше нравственных страданий. – Могу я видеть графа? – повторил Пьер. – Гм!.. Ежели вы хотите убить его, совсем убить, то можете видеть. Ольга, поди посмотри, готов ли бульон для дяденьки, скоро время, – прибавила она, показывая этим Пьеру, что они заняты и заняты успокоиваньем его отца, тогда как он, очевидно, занят только расстроиванием. Ольга вышла. Пьер постоял, посмотрел на сестер и, поклонившись, сказал: – Так я пойду к себе. Когда можно будет, вы мне скажите. Он вышел, и звонкий, но негромкий смех сестры с родинкой послышался за ним. На другой день приехал князь Василий и поместился в доме графа. Он призвал к себе Пьера и сказал ему: – Mon cher, si vous vous conduisez ici, comme a Petersbourg, vous finirez tres mal; c'est tout ce que je vous dis. [Мой милый, если вы будете вести себя здесь, как в Петербурге, вы кончите очень дурно; больше мне нечего вам сказать.] Граф очень, очень болен: тебе совсем не надо его видеть. С тех пор Пьера не тревожили, и он целый день проводил один наверху, в своей комнате. В то время как Борис вошел к нему, Пьер ходил по своей комнате, изредка останавливаясь в углах, делая угрожающие жесты к стене, как будто пронзая невидимого врага шпагой, и строго взглядывая сверх очков и затем вновь начиная свою прогулку, проговаривая неясные слова, пожимая плечами и разводя руками. – L'Angleterre a vecu, [Англии конец,] – проговорил он, нахмуриваясь и указывая на кого то пальцем. – M. Pitt comme traitre a la nation et au droit des gens est condamiene a… [Питт, как изменник нации и народному праву, приговаривается к…] – Он не успел договорить приговора Питту, воображая себя в эту минуту самим Наполеоном и вместе с своим героем уже совершив опасный переезд через Па де Кале и завоевав Лондон, – как увидал входившего к нему молодого, стройного и красивого офицера. Он остановился. Пьер оставил Бориса четырнадцатилетним мальчиком и решительно не помнил его; но, несмотря на то, с свойственною ему быстрою и радушною манерой взял его за руку и дружелюбно улыбнулся. – Вы меня помните? – спокойно, с приятной улыбкой сказал Борис. – Я с матушкой приехал к графу, но он, кажется, не совсем здоров. – Да, кажется, нездоров. Его всё тревожат, – отвечал Пьер, стараясь вспомнить, кто этот молодой человек. Борис чувствовал, что Пьер не узнает его, но не считал нужным называть себя и, не испытывая ни малейшего смущения, смотрел ему прямо в глаза. – Граф Ростов просил вас нынче приехать к нему обедать, – сказал он после довольно долгого и неловкого для Пьера молчания. – А! Граф Ростов! – радостно заговорил Пьер. – Так вы его сын, Илья. Я, можете себе представить, в первую минуту не узнал вас. Помните, как мы на Воробьевы горы ездили c m me Jacquot… [мадам Жако…] давно. – Вы ошибаетесь, – неторопливо, с смелою и несколько насмешливою улыбкой проговорил Борис. – Я Борис, сын княгини Анны Михайловны Друбецкой. Ростова отца зовут Ильей, а сына – Николаем. И я m me Jacquot никакой не знал. Пьер замахал руками и головой, как будто комары или пчелы напали на него. – Ах, ну что это! я всё спутал. В Москве столько родных! Вы Борис…да. Ну вот мы с вами и договорились. Ну, что вы думаете о булонской экспедиции? Ведь англичанам плохо придется, ежели только Наполеон переправится через канал? Я думаю, что экспедиция очень возможна. Вилльнев бы не оплошал! Борис ничего не знал о булонской экспедиции, он не читал газет и о Вилльневе в первый раз слышал. – Мы здесь в Москве больше заняты обедами и сплетнями, чем политикой, – сказал он своим спокойным, насмешливым тоном. – Я ничего про это не знаю и не думаю. Москва занята сплетнями больше всего, – продолжал он. – Теперь говорят про вас и про графа. Пьер улыбнулся своей доброю улыбкой, как будто боясь за своего собеседника, как бы он не сказал чего нибудь такого, в чем стал бы раскаиваться. Но Борис говорил отчетливо, ясно и сухо, прямо глядя в глаза Пьеру. – Москве больше делать нечего, как сплетничать, – продолжал он. – Все заняты тем, кому оставит граф свое состояние, хотя, может быть, он переживет всех нас, чего я от души желаю… – Да, это всё очень тяжело, – подхватил Пьер, – очень тяжело. – Пьер всё боялся, что этот офицер нечаянно вдастся в неловкий для самого себя разговор. – А вам должно казаться, – говорил Борис, слегка краснея, но не изменяя голоса и позы, – вам должно казаться, что все заняты только тем, чтобы получить что нибудь от богача. «Так и есть», подумал Пьер. – А я именно хочу сказать вам, чтоб избежать недоразумений, что вы очень ошибетесь, ежели причтете меня и мою мать к числу этих людей. Мы очень бедны, но я, по крайней мере, за себя говорю: именно потому, что отец ваш богат, я не считаю себя его родственником, и ни я, ни мать никогда ничего не будем просить и не примем от него. Пьер долго не мог понять, но когда понял, вскочил с дивана, ухватил Бориса за руку снизу с свойственною ему быстротой и неловкостью и, раскрасневшись гораздо более, чем Борис, начал говорить с смешанным чувством стыда и досады. – Вот это странно! Я разве… да и кто ж мог думать… Я очень знаю… Но Борис опять перебил его: – Я рад, что высказал всё. Может быть, вам неприятно, вы меня извините, – сказал он, успокоивая Пьера, вместо того чтоб быть успокоиваемым им, – но я надеюсь, что не оскорбил вас. Я имею правило говорить всё прямо… Как же мне передать? Вы приедете обедать к Ростовым? И Борис, видимо свалив с себя тяжелую обязанность, сам выйдя из неловкого положения и поставив в него другого, сделался опять совершенно приятен. – Нет, послушайте, – сказал Пьер, успокоиваясь. – Вы удивительный человек. То, что вы сейчас сказали, очень хорошо, очень хорошо. Разумеется, вы меня не знаете. Мы так давно не видались…детьми еще… Вы можете предполагать во мне… Я вас понимаю, очень понимаю. Я бы этого не сделал, у меня недостало бы духу, но это прекрасно. Я очень рад, что познакомился с вами. Странно, – прибавил он, помолчав и улыбаясь, – что вы во мне предполагали! – Он засмеялся. – Ну, да что ж? Мы познакомимся с вами лучше. Пожалуйста. – Он пожал руку Борису. – Вы знаете ли, я ни разу не был у графа. Он меня не звал… Мне его жалко, как человека… Но что же делать? – И вы думаете, что Наполеон успеет переправить армию? – спросил Борис, улыбаясь. Пьер понял, что Борис хотел переменить разговор, и, соглашаясь с ним, начал излагать выгоды и невыгоды булонского предприятия. Лакей пришел вызвать Бориса к княгине. Княгиня уезжала. Пьер обещался приехать обедать затем, чтобы ближе сойтись с Борисом, крепко жал его руку, ласково глядя ему в глаза через очки… По уходе его Пьер долго еще ходил по комнате, уже не пронзая невидимого врага шпагой, а улыбаясь при воспоминании об этом милом, умном и твердом молодом человеке. Как это бывает в первой молодости и особенно в одиноком положении, он почувствовал беспричинную нежность к этому молодому человеку и обещал себе непременно подружиться с ним. Князь Василий провожал княгиню. Княгиня держала платок у глаз, и лицо ее было в слезах. – Это ужасно! ужасно! – говорила она, – но чего бы мне ни стоило, я исполню свой долг. Я приеду ночевать. Его нельзя так оставить. Каждая минута дорога. Я не понимаю, чего мешкают княжны. Может, Бог поможет мне найти средство его приготовить!… Adieu, mon prince, que le bon Dieu vous soutienne… [Прощайте, князь, да поддержит вас Бог.] Навигация | |||||||||||||||||||||||
