Коцюбинский, Юрий Михайлович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Коцюбинский Юрий Михайлович<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
 
Рождение: 25 октября 1896(1896-10-25)
Винница, Российская империя
Смерть: 8 марта 1937(1937-03-08) (40 лет)
Москва, РСФСР, СССР,
Партия: РСДРП(б) (с 1913)
 
Военная служба
Годы службы: 1916-1918
Принадлежность: Российская империя, УССР, СССР,
украинец
Звание: прапорщик
Командовал: главнокомандующий войсками УНРС в 1918 году.
Сражения: свержение власти Центральной рады в Киеве.

Коцюби́нский Ю́рий Миха́йлович (25 ноября (7 декабря1896, Винница — 8 марта 1937, Москва) — украинский советский государственный и партийный деятель[1].





Биография

Сын украинского писателя Михаила Коцюбинского. Сестра Юрия — Оксана Коцюбинская — была первой женой Виталия Примакова.

В 1913 году вступил в РСДРП (б). С 1914 года — член Черниговского комитета РСДРП.

В 1916 году закончил полный курс Черниговской мужской гимназии. Осенью 1916 мобилизован в армию. Участник Февральской революции 1917 года.

В 1917 году окончил 1-ю Одесскую школу прапорщиков, был организатором и первым председателем «союза украинских юнкеров» школы. Служил в чине прапорщика в 180-м пехотном запасном полку в Петрограде. Вёл революционную агитацию среди солдат. За антивоенную пропаганду арестовывался Временным правительством. Стал членом Военной организации большевиков при Петроградском комитете РСДРП(б). Присутствовал на 1-м и 2-м съездах Советов. С 20 октября (2 ноября) 1917 — член ВРК, комиссар гвардейского Семёновского запасного полка.

Участник Октябрьского вооружённого восстания в Петрограде, участвовал в штурме Зимнего дворца. Был комендантом Московско-Нарвского района. В боях с войсками КеренскогоКраснова возглавлял сводный красногвардейский отряд.

В декабре 1917 в Харькове на Первом Съезде Советов Украины был избран в состав первого Советского правительства (Народного секретариата) — заместитель народного секретаря по военным делам Украины. Принимал участие в создании Червоного казачества. В январе-феврале 1918 года — главнокомандующий Украинскими советскими войсками, член Всеукраинского ВРК. Совместно с Михаилом Муравьёвым руководил операцией по разгрому войск Украинской народной республики и захвату Киева большевиками в январе 1918.

После оккупации Украины германскими войсками — член повстанческого Украинского правительства и областного комитета партии, член Оргбюро по созыву 1-го съезда компартии Украины, член Всеукраинского центрального Военно-революционного комитета, с ноября 1918 — член правительства Советской Украины. В январе-июне 1919 года — член Военно-революционного совета Украинского фронта, с августа — председатель Черниговского губкома КП(б) Украины, входил в ЦК КП(б) Украины и в Зафронтовое бюро ЦК. В 1920 году стал членом Полтавского губкома КП(б) Украины.

В 1921—1922 был дипломатическим представителем Украины в Вене. С 1925 года был советником полпредств СССР в Австрии и Польше. Участвовал в подписании советско-польского Рижского мирного договора (1921). С 1930 года заместитель наркома земледелия УССР. С 1933 года заместитель председателя СНК и одновременно председатель Госплана УССР. Неоднократно избирался членом ЦК КП(б) Украины, член Оргбюро ЦК КП(б) Украины.

Был женат на дочери Г. И. Петровского.
Сын — Олег (1923—1980), доктор технических наук, специалист в области станкостроения.

Репрессии

Обвинен в создании по поручению Г. Пятакова и руководстве контрреволюционной организацией «Украинский троцкистский центр». 5 октября 1936 года арестован и 8 марта 1937 года приговорен к смертной казни. Расстрелян в тот же день. В декабре 1955 года реабилитирован.

Память

Напишите отзыв о статье "Коцюбинский, Юрий Михайлович"

Примечания

  1. Дорошко М. [www.history.vn.ua/book/dict/709.html Малый словарь истории Украины].  (укр.)

Ссылки

  • [www.knowbysight.info/KKK/03554.asp Коцюбинский Юрий Михайлович. Послужной список.]
  • А. Д. Ярошенко. Юрий Михайлович Коцюбинский. Изд-во полит. лит-ры Украины, 1986.

Отрывок, характеризующий Коцюбинский, Юрий Михайлович

«У них всё то же. Они ничего не знают! Куда мне деваться?», подумал Николай и пошел опять в залу, где стояли клавикорды.
Соня сидела за клавикордами и играла прелюдию той баркароллы, которую особенно любил Денисов. Наташа собиралась петь. Денисов восторженными глазами смотрел на нее.
Николай стал ходить взад и вперед по комнате.
«И вот охота заставлять ее петь? – что она может петь? И ничего тут нет веселого», думал Николай.
Соня взяла первый аккорд прелюдии.
«Боже мой, я погибший, я бесчестный человек. Пулю в лоб, одно, что остается, а не петь, подумал он. Уйти? но куда же? всё равно, пускай поют!»
Николай мрачно, продолжая ходить по комнате, взглядывал на Денисова и девочек, избегая их взглядов.
«Николенька, что с вами?» – спросил взгляд Сони, устремленный на него. Она тотчас увидала, что что нибудь случилось с ним.
Николай отвернулся от нее. Наташа с своею чуткостью тоже мгновенно заметила состояние своего брата. Она заметила его, но ей самой так было весело в ту минуту, так далека она была от горя, грусти, упреков, что она (как это часто бывает с молодыми людьми) нарочно обманула себя. Нет, мне слишком весело теперь, чтобы портить свое веселье сочувствием чужому горю, почувствовала она, и сказала себе:
«Нет, я верно ошибаюсь, он должен быть весел так же, как и я». Ну, Соня, – сказала она и вышла на самую середину залы, где по ее мнению лучше всего был резонанс. Приподняв голову, опустив безжизненно повисшие руки, как это делают танцовщицы, Наташа, энергическим движением переступая с каблучка на цыпочку, прошлась по середине комнаты и остановилась.
«Вот она я!» как будто говорила она, отвечая на восторженный взгляд Денисова, следившего за ней.
«И чему она радуется! – подумал Николай, глядя на сестру. И как ей не скучно и не совестно!» Наташа взяла первую ноту, горло ее расширилось, грудь выпрямилась, глаза приняли серьезное выражение. Она не думала ни о ком, ни о чем в эту минуту, и из в улыбку сложенного рта полились звуки, те звуки, которые может производить в те же промежутки времени и в те же интервалы всякий, но которые тысячу раз оставляют вас холодным, в тысячу первый раз заставляют вас содрогаться и плакать.
Наташа в эту зиму в первый раз начала серьезно петь и в особенности оттого, что Денисов восторгался ее пением. Она пела теперь не по детски, уж не было в ее пеньи этой комической, ребяческой старательности, которая была в ней прежде; но она пела еще не хорошо, как говорили все знатоки судьи, которые ее слушали. «Не обработан, но прекрасный голос, надо обработать», говорили все. Но говорили это обыкновенно уже гораздо после того, как замолкал ее голос. В то же время, когда звучал этот необработанный голос с неправильными придыханиями и с усилиями переходов, даже знатоки судьи ничего не говорили, и только наслаждались этим необработанным голосом и только желали еще раз услыхать его. В голосе ее была та девственная нетронутость, то незнание своих сил и та необработанная еще бархатность, которые так соединялись с недостатками искусства пенья, что, казалось, нельзя было ничего изменить в этом голосе, не испортив его.
«Что ж это такое? – подумал Николай, услыхав ее голос и широко раскрывая глаза. – Что с ней сделалось? Как она поет нынче?» – подумал он. И вдруг весь мир для него сосредоточился в ожидании следующей ноты, следующей фразы, и всё в мире сделалось разделенным на три темпа: «Oh mio crudele affetto… [О моя жестокая любовь…] Раз, два, три… раз, два… три… раз… Oh mio crudele affetto… Раз, два, три… раз. Эх, жизнь наша дурацкая! – думал Николай. Всё это, и несчастье, и деньги, и Долохов, и злоба, и честь – всё это вздор… а вот оно настоящее… Hy, Наташа, ну, голубчик! ну матушка!… как она этот si возьмет? взяла! слава Богу!» – и он, сам не замечая того, что он поет, чтобы усилить этот si, взял втору в терцию высокой ноты. «Боже мой! как хорошо! Неужели это я взял? как счастливо!» подумал он.
О! как задрожала эта терция, и как тронулось что то лучшее, что было в душе Ростова. И это что то было независимо от всего в мире, и выше всего в мире. Какие тут проигрыши, и Долоховы, и честное слово!… Всё вздор! Можно зарезать, украсть и всё таки быть счастливым…


Давно уже Ростов не испытывал такого наслаждения от музыки, как в этот день. Но как только Наташа кончила свою баркароллу, действительность опять вспомнилась ему. Он, ничего не сказав, вышел и пошел вниз в свою комнату. Через четверть часа старый граф, веселый и довольный, приехал из клуба. Николай, услыхав его приезд, пошел к нему.
– Ну что, повеселился? – сказал Илья Андреич, радостно и гордо улыбаясь на своего сына. Николай хотел сказать, что «да», но не мог: он чуть было не зарыдал. Граф раскуривал трубку и не заметил состояния сына.
«Эх, неизбежно!» – подумал Николай в первый и последний раз. И вдруг самым небрежным тоном, таким, что он сам себе гадок казался, как будто он просил экипажа съездить в город, он сказал отцу.
– Папа, а я к вам за делом пришел. Я было и забыл. Мне денег нужно.
– Вот как, – сказал отец, находившийся в особенно веселом духе. – Я тебе говорил, что не достанет. Много ли?
– Очень много, – краснея и с глупой, небрежной улыбкой, которую он долго потом не мог себе простить, сказал Николай. – Я немного проиграл, т. е. много даже, очень много, 43 тысячи.
– Что? Кому?… Шутишь! – крикнул граф, вдруг апоплексически краснея шеей и затылком, как краснеют старые люди.
– Я обещал заплатить завтра, – сказал Николай.
– Ну!… – сказал старый граф, разводя руками и бессильно опустился на диван.
– Что же делать! С кем это не случалось! – сказал сын развязным, смелым тоном, тогда как в душе своей он считал себя негодяем, подлецом, который целой жизнью не мог искупить своего преступления. Ему хотелось бы целовать руки своего отца, на коленях просить его прощения, а он небрежным и даже грубым тоном говорил, что это со всяким случается.
Граф Илья Андреич опустил глаза, услыхав эти слова сына и заторопился, отыскивая что то.
– Да, да, – проговорил он, – трудно, я боюсь, трудно достать…с кем не бывало! да, с кем не бывало… – И граф мельком взглянул в лицо сыну и пошел вон из комнаты… Николай готовился на отпор, но никак не ожидал этого.