Кочеткова, Вероника Ивановна

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Вероника Ивановна Кочеткова (22 марта 192725 февраля 1971) — российский антрополог, крупнейший в советской науке специалист по эволюции мозга гоминид и палеоневрологии.

По окончании Московского государственного университета работала в университетском Музее антропологии. Входила в редколлегию издания «Вопросы антропологии». В 1969 г. защитила кандидатскую диссертацию по теме «Морфо-экологические особенности черепа приматов».

Сфера профессиональных интересов — краниология приматов. Проводила новаторские исследования в области морфологической эволюции мозга гоминид. Разработанная Кочетковой методика изучения слепков внутренней полости черепа (эндокранов) позволила ей выдвинуть ряд гипотез об особенностях психической деятельности предков человека:

Она открыла, что можно довольно много сказать о работе мозга по сохранившимся черепам. Когда мы говорим — кровеносные сосуды активизируются в тех областях мозга, которые нам для этого нужны, и это отпечатывается на черепе.

Вяч. Вс. Иванов[1]

Фундаментальная работа «Палеоневрология» увидела свет в 1973 году, через два года после смерти 43-летнего автора от «непродолжительной тяжелой болезни»[2].

Напишите отзыв о статье "Кочеткова, Вероника Ивановна"



Примечания

  1. [www.novayagazeta.ru/society/53995.html Целесообразность человека. Часть 2 - Общество - Новая Газета]
  2. Вопросы антропологии. Вып. 37-39. Изд-во МГУ, 1971. Стр. 156.

Отрывок, характеризующий Кочеткова, Вероника Ивановна

Пьер с наивным удивлением посмотрел на Ростопчина, не понимая, почему его беспокоила плохая редакция ноты.
– Разве не всё равно, как написана нота, граф? – сказал он, – ежели содержание ее сильно.
– Mon cher, avec nos 500 mille hommes de troupes, il serait facile d'avoir un beau style, [Мой милый, с нашими 500 ми тысячами войска легко, кажется, выражаться хорошим слогом,] – сказал граф Ростопчин. Пьер понял, почему графа Ростопчина беспокоила pедакция ноты.
– Кажется, писак довольно развелось, – сказал старый князь: – там в Петербурге всё пишут, не только ноты, – новые законы всё пишут. Мой Андрюша там для России целый волюм законов написал. Нынче всё пишут! – И он неестественно засмеялся.
Разговор замолк на минуту; старый генерал прокашливаньем обратил на себя внимание.
– Изволили слышать о последнем событии на смотру в Петербурге? как себя новый французский посланник показал!
– Что? Да, я слышал что то; он что то неловко сказал при Его Величестве.
– Его Величество обратил его внимание на гренадерскую дивизию и церемониальный марш, – продолжал генерал, – и будто посланник никакого внимания не обратил и будто позволил себе сказать, что мы у себя во Франции на такие пустяки не обращаем внимания. Государь ничего не изволил сказать. На следующем смотру, говорят, государь ни разу не изволил обратиться к нему.
Все замолчали: на этот факт, относившийся лично до государя, нельзя было заявлять никакого суждения.
– Дерзки! – сказал князь. – Знаете Метивье? Я нынче выгнал его от себя. Он здесь был, пустили ко мне, как я ни просил никого не пускать, – сказал князь, сердито взглянув на дочь. И он рассказал весь свой разговор с французским доктором и причины, почему он убедился, что Метивье шпион. Хотя причины эти были очень недостаточны и не ясны, никто не возражал.