Кочетков, Александр Сергеевич

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Александр Сергеевич Кочетков
Место рождения:

Лосиноостровская, Российская империя

Род деятельности:

поэт, переводчик

Язык произведений:

русский

Алекса́ндр Серге́евич Кочетко́в (12 мая 1900, Лосиноостровская — 1 мая 1953, Москва) — русский советский поэт, переводчик.





Биография

В 1917 году окончил Лосиноостровскую гимназию. Учился на филологическом факультете МГУ.

Ещё в юношестве начал писать стихи. С 17 лет был учеником поэтессы Веры Меркурьевой, затем познакомился и сблизился с Вячеславом Ивановым: «В 1921 году я узнал милого, прекрасного и даже удивительного Кочеткова», — писал Иванов впоследствии[1]. Единственная прижизненная публикация стихотворений Кочеткова состоялась в альманахе «Золотая зурна» (Владикавказ, 1926), пьесы Кочеткова при жизни не публиковались. В то же время Кочетков широко печатался как переводчик поэзии и прозы с западных и восточных языков.

Всенародную славу Кочеткову принесло стихотворение «Баллада о прокуренном вагоне», больше известное по строке «С любимыми не расставайтесь». Написанная в 1932[2], но впервые опубликованная лишь в 1966 году в сборнике «День поэзии» неутомимым пропагандистом творчества Кочеткова Л. Озеровым, «Баллада…» стала шлягером второй половины XX века благодаря тому, что прозвучала в фильме Э. Рязанова «Ирония судьбы, или С лёгким паром!». Строкой из «Баллады» названа пьеса А. Володина, по которой снят одноимённый фильм. «Баллада…» была написана под впечатлением от случайного спасения: осенью 1932 года, чтобы отсрочить на 3 дня расставание со своей женой, Инной Григорьевной Прозрителевой, Кочетков сдал билет на поезд Сочи—Москва, который на станции Москва Товарная попал в катастрофу. В первом же письме, полученном Инной Григорьевной из Москвы, было это стихотворение. Первый пик популярности ещё неопубликованная «Баллада…» пережила в годы Великой Отечественной войны, она переписывалась и пересказывалась наизусть[2]. По мнению литературоведа И. Кукулина, «Баллада» могла послужить образцом для Константина Симонова, написавшего во время войны стихотворение «Жди меня»[3].

Среди переводов Кочеткова: «Чудесный рог юноши» Арнима и Брентано (полностью не опубликовано), роман Бруно Франка о Сервантесе, стихи Хафиза, Анвари, Фаррухи, Унсари, Эс-хабиб Вафа, Антала Гидаша, Шиллера, Корнеля, Расина, Беранже, грузинских, литовских, эстонских поэтов. Участвовал в переводах эпосов («Давид Сасунский», «Алпамыш», «Калевипоэг»).

Автор пьес в стихах «Коперник» (Театр Московского планетария), «Вольные фламандцы» (в соавторстве с С. Шервинским), «Надежда Дурова» (в соавторстве с К. Липскеровым).

Урна с прахом захоронена в колумбарии Донского кладбища[4].

Библиография

  • Мороз. Стихи для детей. — Л.: Радуга, 1927
  • Кочетков А., Шервинский С. Вольные фламандцы: Пьеса в 5 д. и 8 карт. На темы Шарля де Костера. — М.: Гослитиздат, 1937. — 156 с., 3 000 экз.
  • Коперник: Драмат. поэма в 3 частях, 9 сценах с прологом и эпилогом / На материале и при участии проф. К. Л. Баева. — М.: Изд. и стеклогр. изд-ва «Искусство», 1938. — 131 с.
    • Николай Коперник: Драм. поэма / Под ред. и с предисл. Л. Озерова; [Ил.: Н. И. Калита]. — М.: Сов. писатель, 1974. — 208 с., 10 000 экз.
  • Кочетков А., Липскеров К. Надежда Дурова: Пьеса в 4-х актах. — М.—Л.: Музгиз, 1942. — 47 с. — [На правах рукописи].
    • То же. М.—Л.: Искусство, 1942. — 103 с.
  • С любимыми не расставайтесь: Стихотворения и поэмы / [Вступ. ст. Л. Озерова; Худож. В. Борисов]. — М.: Сов. писатель, 1985. — 144 с., 20 000 экз. Содерж.: Лирика; Драм. новеллы: Аделаида Граббе; Голова Гомера; Праздник Андерсена; Поэмы: Отрочество; За утром; Памяти поэта; Деревья.

Переводы

  • Вафа, Ахмет Эс-Хабиб. Бунт. / Пер. с индустани. — М., 1931
  • Гидаш А. Венгрия ликует. / Пер. с венгерского. — М.-Л., 1930, 1931
  • Гидаш А. Восставшая Венгрия в песнях. / Пер. с венгерского. — М., 1932
  • Вафа, Ахмет Эс-Хабиб. Предбурье. / Пер. с индустани. — М., 1933.
  • Вафа, Ахмет Эс-Хабиб. Раны горят. / Пер. с индустани. — М., 1933.
  • Гидаш А. Земля движется. / Пер. с венгерского. — М., 1934
  • Гидаш А. Мой творческий опыт рабочему-автору. / Пер. с венгерского. — М., 1935
  • Гидаш А. Новые песни. / Пер. с венгерского. — М., 1935
  • Вафа, Ахмет Эс-Хабиб. Шквал. / Пер. с индустани. — М., 1936.
  • Гидаш А. Песни о молодой стране. / Пер. с венгерского. — М., 1936
  • Церетели А. Тамар Цбиери. / Пер. с грузинского. — Тбилиси, 1948
  • Церетели А. Патара Кахи. / Пер. с грузинского. — Тбилиси, 1949
  • Элляй. Чурумчуку. / Пер. с якутского. — Якутск, 1946; М.-Л., 1954.

Напишите отзыв о статье "Кочетков, Александр Сергеевич"

Литература

  • Мацуев Н. Русские советские писатели 1917—1967: Материалы для биографического словаря. — М.: Советский писатель, 1981. — С. 117.
  • [Некролог] // Литературная газета. — 1953. — № 54.

Ссылки

  • [poem.com.ua/info/kochetkov1.html Биографический очерк Л. Озерова]
  • [www.litera.ru/stixiya/authors/kochetkov/all.html Все стихотворения Александра Кочеткова]
  • [stihiolubvi.ru/kochetkov/ballada-o-prokurennom-vagone.html Текст стихотворения «Баллада о прокуренном вагоне» («С любимыми не расставайтесь»)]
  • [stihiolubvi.ru/info/kochetkov1.html Статья Льва Озерова «Александр Кочетков (С любимыми не расставайтесь!)»]
  • [www.vekperevoda.com/1900/akochetkov.htm Александр Кочетков] на сайте «Век перевода»

Примечания

  1. Розенфельд Б. Право на память. К 100-летию А. С. Кочеткова // «Даугава». — 2000. — № 5. — С. 142.
  2. 1 2 [аудиохрестоматия.рф/work/249/ «Баллада о прокуренном вагоне» — Аудиохрестоматия.]
  3. [urokiistorii.ru/media/lit/52193 И. Кукулин. Легализованное заклинание в интерьере советского бидермайера: о возможных жанровых, стилистических и социокультурных истоках стихотворения К. Симонова «Жди меня»] // «Уроки истории. XX век», 30.09.2014.
  4. [www.necropolsociety.ru/kochetkov-a.html Сайт Общества некрополистов]

Отрывок, характеризующий Кочетков, Александр Сергеевич

– Oui, mon cher ami, voila les caprices de la fortune, – начал он. – Qui m'aurait dit que je serai soldat et capitaine de dragons au service de Bonaparte, comme nous l'appellions jadis. Et cependant me voila a Moscou avec lui. Il faut vous dire, mon cher, – продолжал он грустным я мерным голосом человека, который сбирается рассказывать длинную историю, – que notre nom est l'un des plus anciens de la France. [Да, мой друг, вот колесо фортуны. Кто сказал бы мне, что я буду солдатом и капитаном драгунов на службе у Бонапарта, как мы его, бывало, называли. Однако же вот я в Москве с ним. Надо вам сказать, мой милый… что имя наше одно из самых древних во Франции.]
И с легкой и наивной откровенностью француза капитан рассказал Пьеру историю своих предков, свое детство, отрочество и возмужалость, все свои родственныеимущественные, семейные отношения. «Ma pauvre mere [„Моя бедная мать“.] играла, разумеется, важную роль в этом рассказе.
– Mais tout ca ce n'est que la mise en scene de la vie, le fond c'est l'amour? L'amour! N'est ce pas, monsieur; Pierre? – сказал он, оживляясь. – Encore un verre. [Но все это есть только вступление в жизнь, сущность же ее – это любовь. Любовь! Не правда ли, мосье Пьер? Еще стаканчик.]
Пьер опять выпил и налил себе третий.
– Oh! les femmes, les femmes! [О! женщины, женщины!] – и капитан, замаслившимися глазами глядя на Пьера, начал говорить о любви и о своих любовных похождениях. Их было очень много, чему легко было поверить, глядя на самодовольное, красивое лицо офицера и на восторженное оживление, с которым он говорил о женщинах. Несмотря на то, что все любовные истории Рамбаля имели тот характер пакостности, в котором французы видят исключительную прелесть и поэзию любви, капитан рассказывал свои истории с таким искренним убеждением, что он один испытал и познал все прелести любви, и так заманчиво описывал женщин, что Пьер с любопытством слушал его.
Очевидно было, что l'amour, которую так любил француз, была ни та низшего и простого рода любовь, которую Пьер испытывал когда то к своей жене, ни та раздуваемая им самим романтическая любовь, которую он испытывал к Наташе (оба рода этой любви Рамбаль одинаково презирал – одна была l'amour des charretiers, другая l'amour des nigauds) [любовь извозчиков, другая – любовь дурней.]; l'amour, которой поклонялся француз, заключалась преимущественно в неестественности отношений к женщине и в комбинация уродливостей, которые придавали главную прелесть чувству.
Так капитан рассказал трогательную историю своей любви к одной обворожительной тридцатипятилетней маркизе и в одно и то же время к прелестному невинному, семнадцатилетнему ребенку, дочери обворожительной маркизы. Борьба великодушия между матерью и дочерью, окончившаяся тем, что мать, жертвуя собой, предложила свою дочь в жены своему любовнику, еще и теперь, хотя уж давно прошедшее воспоминание, волновала капитана. Потом он рассказал один эпизод, в котором муж играл роль любовника, а он (любовник) роль мужа, и несколько комических эпизодов из souvenirs d'Allemagne, где asile значит Unterkunft, где les maris mangent de la choux croute и где les jeunes filles sont trop blondes. [воспоминаний о Германии, где мужья едят капустный суп и где молодые девушки слишком белокуры.]
Наконец последний эпизод в Польше, еще свежий в памяти капитана, который он рассказывал с быстрыми жестами и разгоревшимся лицом, состоял в том, что он спас жизнь одному поляку (вообще в рассказах капитана эпизод спасения жизни встречался беспрестанно) и поляк этот вверил ему свою обворожительную жену (Parisienne de c?ur [парижанку сердцем]), в то время как сам поступил во французскую службу. Капитан был счастлив, обворожительная полька хотела бежать с ним; но, движимый великодушием, капитан возвратил мужу жену, при этом сказав ему: «Je vous ai sauve la vie et je sauve votre honneur!» [Я спас вашу жизнь и спасаю вашу честь!] Повторив эти слова, капитан протер глаза и встряхнулся, как бы отгоняя от себя охватившую его слабость при этом трогательном воспоминании.
Слушая рассказы капитана, как это часто бывает в позднюю вечернюю пору и под влиянием вина, Пьер следил за всем тем, что говорил капитан, понимал все и вместе с тем следил за рядом личных воспоминаний, вдруг почему то представших его воображению. Когда он слушал эти рассказы любви, его собственная любовь к Наташе неожиданно вдруг вспомнилась ему, и, перебирая в своем воображении картины этой любви, он мысленно сравнивал их с рассказами Рамбаля. Следя за рассказом о борьбе долга с любовью, Пьер видел пред собою все малейшие подробности своей последней встречи с предметом своей любви у Сухаревой башни. Тогда эта встреча не произвела на него влияния; он даже ни разу не вспомнил о ней. Но теперь ему казалось, что встреча эта имела что то очень значительное и поэтическое.
«Петр Кирилыч, идите сюда, я узнала», – слышал он теперь сказанные сю слова, видел пред собой ее глаза, улыбку, дорожный чепчик, выбившуюся прядь волос… и что то трогательное, умиляющее представлялось ему во всем этом.
Окончив свой рассказ об обворожительной польке, капитан обратился к Пьеру с вопросом, испытывал ли он подобное чувство самопожертвования для любви и зависти к законному мужу.
Вызванный этим вопросом, Пьер поднял голову и почувствовал необходимость высказать занимавшие его мысли; он стал объяснять, как он несколько иначе понимает любовь к женщине. Он сказал, что он во всю свою жизнь любил и любит только одну женщину и что эта женщина никогда не может принадлежать ему.
– Tiens! [Вишь ты!] – сказал капитан.
Потом Пьер объяснил, что он любил эту женщину с самых юных лет; но не смел думать о ней, потому что она была слишком молода, а он был незаконный сын без имени. Потом же, когда он получил имя и богатство, он не смел думать о ней, потому что слишком любил ее, слишком высоко ставил ее над всем миром и потому, тем более, над самим собою. Дойдя до этого места своего рассказа, Пьер обратился к капитану с вопросом: понимает ли он это?
Капитан сделал жест, выражающий то, что ежели бы он не понимал, то он все таки просит продолжать.
– L'amour platonique, les nuages… [Платоническая любовь, облака…] – пробормотал он. Выпитое ли вино, или потребность откровенности, или мысль, что этот человек не знает и не узнает никого из действующих лиц его истории, или все вместе развязало язык Пьеру. И он шамкающим ртом и маслеными глазами, глядя куда то вдаль, рассказал всю свою историю: и свою женитьбу, и историю любви Наташи к его лучшему другу, и ее измену, и все свои несложные отношения к ней. Вызываемый вопросами Рамбаля, он рассказал и то, что скрывал сначала, – свое положение в свете и даже открыл ему свое имя.