Кочнев, Дамиан Афанасьевич

Дамиан Афанасьевич Кочнев
Дата рождения:	1870(1870)
Место рождения:	Нюрба Якутской области
Дата смерти:	неизвестно
Партия:	конституционно-демократическая
Род деятельности:	присяжный поверенный, депутат Государственной думы II созыва от Забайкальской области.

Дамиан Афанасьевич Кочнев (1870, Нюрба, Якутской области — ?) — присяжный поверенный, депутат Государственной думы Российской империи II созыва от Забайкальской области, политический и общественный де­ятель, учёный.

Биография

Русский по национальности. Отец крестьянин. Родился в селе Нюрба Вилюйского округа Якутской области. Выпускник Якутской областной духовной семинарии. Не позднее 1895 "с выдачею прогонов на счет суммы, отпущенной Советом православного миссионерского общества" был направлен в переводческую комиссию в Казань для корректуры переводов на якутский язык. В 1895 поступил на юридический факультет Казанского университета. Входил в Комиссию переводчиков религиозных книг на инородческие языки при братстве святого Гурия. Участвовал в переводе на якутский язык Священного писания, создал якутский букварь, написал учебник английского языка для якутов. В РГИА хранится записка «Об учебниках на якутском языке, о переводах из Св. Писания, сделанных студентами Казанского университета Кочневым Д. А. и Оконешниковым В. Т.». 16 мая 1898 года епископ Рязанский Мелетий обратился с письмом обер-прокурору Синода К. П. Победоносцеву, в котором говорилось:

Студенты Казанского университета Демьян Афан. Кочнев и якут Василий Тимоф. Оконешников со своими переводческими изданиями решились посетить Петербург и лично представить <их> пред Особою Вашего Превосходительства. Слово одобрения к их трудам на пользу своей родины ободрит их к исполнению предпринятого ими дела – снабжения своих родичей книгами Священнаго Писания и учебниками на якутском языке, по методу Н. И. Ильминского.

Состоялась ли встреча Кочнева с Победоносцевым неизвестно. Кочнев автор нескольких статей по этнографии Якутии, первым выдвинул гипотезу о том, что якуты пришли из Урянхайского края.

Окончив университет, Кочнев стал помощником по судебным вопросам в Казани, а с 1902 по ноябрь 1906 года служил мировым судьей в Верхнеудинске Забайкальской области, с ноября 1906 по 1907 год — присяжным поверенным (с заработком 4 тысячи рублей в год). Председатель общества вспомоществования нуждающимся учащимся во всех средних учебных заведениях г. Верхнеудинска. В 1906 — организатор и первый председатель Якутского комите­та Партии народной свободы.

7 февраля 1907 избран в Государственную думу Российской империи II созыва от городского и сельского населения Забайкальской области. Вошёл в Конституционно-демократическую фракцию и Сибирскую группу. Состоял в комиссии по церковным вопросам. Участвовал в прениях по законопроекту «О пароходстве по рекам Амурского бассейна».

В 1916 году пожертвовал 1 тысячу рублей на создание в Иркутске уни­верситета (основан 27 октября 1918 года). Был членом Якутского и Восточно-Сибирского отдела Русского географического общества.

С 18 августа 1917 по 1919 гласный Иркутской городской думы. Член юридической комиссии и комиссии по выборам в Учредительное собрание. Кандидат в члены Учредительного собрания по списку партии народной свободы. Одновременно с ним были выдвинуты Михаил Попов, член партии меньшевиков, Василий Панкратов, социал-демократ, просидевший тринадцать лет в камере-одиночке Шлиссельбургской крепости, Гаврил Ксенофонтов, один из образованнейших якутов того времени. Победили на выборах Гаврил Ксенофонтов и Василий Панкратов.

5 сентября 1917 на собрании кадетской партии в Иркутске призвал поддержать Временное правительство, как председатель Ир­кутского отдела партии протестовал против повальных обысков осенью 1917. Весной 1918 года встречался с генералом В. Е. Флугом, посланным руководством белого движения в Сибирь для выяснения положения. От непосредственного участия в контрреволюционной работе, как пишет генерал, "по известным мотивам" отказался, но всесторонне информировал делегацию с Дона о местных делах и помог в налаживании связей с коммерческими кругами. 23 июля 1918 в Иркутске на общем собра­нии той же кадетской партии приветствовал свержение власти большевиков и призвал к созданию сильной национальной армии. Осенью 1918 отказался от предложенных ему должно­стей председателя Иркутского окружного суда и прокурора Иркут­ской судебной палаты.

Дальнейшая судьба и дата смерти неизвестны.

Сочинения

• О погребальных обрядах якутов Вилюйского округа Якут­ской области. Казань, 1895;
• Очерки юридического быта якутов // Изв. Общества археологии, истории и этнографии при Казанском университете. Казань, 1899.

Литература

• [www.tez-rus.net/ViewGood30799.html Государственная дума Российской империи: 1906-1917. Б. Ю. Иванов, А. А. Комзолова, И. С. Ряховская. Москва. РОССПЭН. 2008.] C. 295.
• [www.hrono.ru/biograf/bio_k/kochnev_da.html Хронос. Кочнев Дамиан Афанасьевич]
• [russiasib.ru/kochnev-damian-afanasevich/ Звягин С. П. КОЧНЕВ Дамиан Афанасьевич // Энциклопедия Сибири.]

Рекомендованные источники

• Российский государственный исторический архив. Фонд 1278. Опись 1 (2-й созыв). Дело 212; Дело 634. Лист 121.
• [www.archive.gov.tatarstan.ru/_go/anonymous/foto/?pg=47 Национальный архив Республики Татарстан. Фотодокументы. 2329. Дамиан Кочнев - студент Казанского университета юридического факультета.]
• Андросов Е. Д. Олоххо тардыһыы күүһэ. – Дьокуускай: Бичик, 2003. – С. 255. (на якутском языке, о переводах священного писания и других книг в конце XIX - начале ХХ века)
• Звягин С. П. Кочнев Дамиан Афанасьевич // Историческая энциклопедия Сибири. Том. "К"-"Р". Главный ред. В. А. Ламин. Новосибирск, 2009.

Отрывок, характеризующий Кочнев, Дамиан Афанасьевич

Та минута, когда Николай увидал в водомоине копошащихся с волком собак, из под которых виднелась седая шерсть волка, его вытянувшаяся задняя нога, и с прижатыми ушами испуганная и задыхающаяся голова (Карай держал его за горло), минута, когда увидал это Николай, была счастливейшею минутою его жизни. Он взялся уже за луку седла, чтобы слезть и колоть волка, как вдруг из этой массы собак высунулась вверх голова зверя, потом передние ноги стали на край водомоины. Волк ляскнул зубами (Карай уже не держал его за горло), выпрыгнул задними ногами из водомоины и, поджав хвост, опять отделившись от собак, двинулся вперед. Карай с ощетинившейся шерстью, вероятно ушибленный или раненый, с трудом вылезал из водомоины.
– Боже мой! За что?… – с отчаянием закричал Николай.
Охотник дядюшки с другой стороны скакал на перерез волку, и собаки его опять остановили зверя. Опять его окружили.
Николай, его стремянной, дядюшка и его охотник вертелись над зверем, улюлюкая, крича, всякую минуту собираясь слезть, когда волк садился на зад и всякий раз пускаясь вперед, когда волк встряхивался и подвигался к засеке, которая должна была спасти его. Еще в начале этой травли, Данила, услыхав улюлюканье, выскочил на опушку леса. Он видел, как Карай взял волка и остановил лошадь, полагая, что дело было кончено. Но когда охотники не слезли, волк встряхнулся и опять пошел на утек. Данила выпустил своего бурого не к волку, а прямой линией к засеке так же, как Карай, – на перерез зверю. Благодаря этому направлению, он подскакивал к волку в то время, как во второй раз его остановили дядюшкины собаки.
Данила скакал молча, держа вынутый кинжал в левой руке и как цепом молоча своим арапником по подтянутым бокам бурого.
Николай не видал и не слыхал Данилы до тех пор, пока мимо самого его не пропыхтел тяжело дыша бурый, и он услыхал звук паденья тела и увидал, что Данила уже лежит в середине собак на заду волка, стараясь поймать его за уши. Очевидно было и для собак, и для охотников, и для волка, что теперь всё кончено. Зверь, испуганно прижав уши, старался подняться, но собаки облепили его. Данила, привстав, сделал падающий шаг и всей тяжестью, как будто ложась отдыхать, повалился на волка, хватая его за уши. Николай хотел колоть, но Данила прошептал: «Не надо, соструним», – и переменив положение, наступил ногою на шею волку. В пасть волку заложили палку, завязали, как бы взнуздав его сворой, связали ноги, и Данила раза два с одного бока на другой перевалил волка.
С счастливыми, измученными лицами, живого, матерого волка взвалили на шарахающую и фыркающую лошадь и, сопутствуемые визжавшими на него собаками, повезли к тому месту, где должны были все собраться. Молодых двух взяли гончие и трех борзые. Охотники съезжались с своими добычами и рассказами, и все подходили смотреть матёрого волка, который свесив свою лобастую голову с закушенною палкой во рту, большими, стеклянными глазами смотрел на всю эту толпу собак и людей, окружавших его. Когда его трогали, он, вздрагивая завязанными ногами, дико и вместе с тем просто смотрел на всех. Граф Илья Андреич тоже подъехал и потрогал волка.
– О, материщий какой, – сказал он. – Матёрый, а? – спросил он у Данилы, стоявшего подле него.
– Матёрый, ваше сиятельство, – отвечал Данила, поспешно снимая шапку.
Граф вспомнил своего прозеванного волка и свое столкновение с Данилой.
– Однако, брат, ты сердит, – сказал граф. – Данила ничего не сказал и только застенчиво улыбнулся детски кроткой и приятной улыбкой.


Старый граф поехал домой; Наташа с Петей обещались сейчас же приехать. Охота пошла дальше, так как было еще рано. В середине дня гончих пустили в поросший молодым частым лесом овраг. Николай, стоя на жнивье, видел всех своих охотников.
Насупротив от Николая были зеленя и там стоял его охотник, один в яме за выдавшимся кустом орешника. Только что завели гончих, Николай услыхал редкий гон известной ему собаки – Волторна; другие собаки присоединились к нему, то замолкая, то опять принимаясь гнать. Через минуту подали из острова голос по лисе, и вся стая, свалившись, погнала по отвершку, по направлению к зеленям, прочь от Николая.
Он видел скачущих выжлятников в красных шапках по краям поросшего оврага, видел даже собак, и всякую секунду ждал того, что на той стороне, на зеленях, покажется лисица.
Охотник, стоявший в яме, тронулся и выпустил собак, и Николай увидал красную, низкую, странную лисицу, которая, распушив трубу, торопливо неслась по зеленям. Собаки стали спеть к ней. Вот приблизились, вот кругами стала вилять лисица между ними, всё чаще и чаще делая эти круги и обводя вокруг себя пушистой трубой (хвостом); и вот налетела чья то белая собака, и вслед за ней черная, и всё смешалось, и звездой, врозь расставив зады, чуть колеблясь, стали собаки. К собакам подскакали два охотника: один в красной шапке, другой, чужой, в зеленом кафтане.
«Что это такое? подумал Николай. Откуда взялся этот охотник? Это не дядюшкин».
Охотники отбили лисицу и долго, не тороча, стояли пешие. Около них на чумбурах стояли лошади с своими выступами седел и лежали собаки. Охотники махали руками и что то делали с лисицей. Оттуда же раздался звук рога – условленный сигнал драки.
– Это Илагинский охотник что то с нашим Иваном бунтует, – сказал стремянный Николая.
Николай послал стремяного подозвать к себе сестру и Петю и шагом поехал к тому месту, где доезжачие собирали гончих. Несколько охотников поскакало к месту драки.
Николай слез с лошади, остановился подле гончих с подъехавшими Наташей и Петей, ожидая сведений о том, чем кончится дело. Из за опушки выехал дравшийся охотник с лисицей в тороках и подъехал к молодому барину. Он издалека снял шапку и старался говорить почтительно; но он был бледен, задыхался, и лицо его было злобно. Один глаз был у него подбит, но он вероятно и не знал этого.
– Что у вас там было? – спросил Николай.
– Как же, из под наших гончих он травить будет! Да и сука то моя мышастая поймала. Поди, судись! За лисицу хватает! Я его лисицей ну катать. Вот она, в тороках. А этого хочешь?… – говорил охотник, указывая на кинжал и вероятно воображая, что он всё еще говорит с своим врагом.
Николай, не разговаривая с охотником, попросил сестру и Петю подождать его и поехал на то место, где была эта враждебная, Илагинская охота.
Охотник победитель въехал в толпу охотников и там, окруженный сочувствующими любопытными, рассказывал свой подвиг.
Дело было в том, что Илагин, с которым Ростовы были в ссоре и процессе, охотился в местах, по обычаю принадлежавших Ростовым, и теперь как будто нарочно велел подъехать к острову, где охотились Ростовы, и позволил травить своему охотнику из под чужих гончих.
Николай никогда не видал Илагина, но как и всегда в своих суждениях и чувствах не зная середины, по слухам о буйстве и своевольстве этого помещика, всей душой ненавидел его и считал своим злейшим врагом. Он озлобленно взволнованный ехал теперь к нему, крепко сжимая арапник в руке, в полной готовности на самые решительные и опасные действия против своего врага.
Едва он выехал за уступ леса, как он увидал подвигающегося ему навстречу толстого барина в бобровом картузе на прекрасной вороной лошади, сопутствуемого двумя стремянными.
Вместо врага Николай нашел в Илагине представительного, учтивого барина, особенно желавшего познакомиться с молодым графом. Подъехав к Ростову, Илагин приподнял бобровый картуз и сказал, что очень жалеет о том, что случилось; что велит наказать охотника, позволившего себе травить из под чужих собак, просит графа быть знакомым и предлагает ему свои места для охоты.
Наташа, боявшаяся, что брат ее наделает что нибудь ужасное, в волнении ехала недалеко за ним. Увидав, что враги дружелюбно раскланиваются, она подъехала к ним. Илагин еще выше приподнял свой бобровый картуз перед Наташей и приятно улыбнувшись, сказал, что графиня представляет Диану и по страсти к охоте и по красоте своей, про которую он много слышал.
Илагин, чтобы загладить вину своего охотника, настоятельно просил Ростова пройти в его угорь, который был в версте, который он берег для себя и в котором было, по его словам, насыпано зайцев. Николай согласился, и охота, еще вдвое увеличившаяся, тронулась дальше.
Итти до Илагинского угоря надо было полями. Охотники разровнялись. Господа ехали вместе. Дядюшка, Ростов, Илагин поглядывали тайком на чужих собак, стараясь, чтобы другие этого не замечали, и с беспокойством отыскивали между этими собаками соперниц своим собакам.
Ростова особенно поразила своей красотой небольшая чистопсовая, узенькая, но с стальными мышцами, тоненьким щипцом (мордой) и на выкате черными глазами, краснопегая сучка в своре Илагина. Он слыхал про резвость Илагинских собак, и в этой красавице сучке видел соперницу своей Милке.
В середине степенного разговора об урожае нынешнего года, который завел Илагин, Николай указал ему на его краснопегую суку.
– Хороша у вас эта сучка! – сказал он небрежным тоном. – Резва?