Кочубей, Иван Антонович

Иван Антонович Кочубей
Дата рождения	13 (25) июля 1893(1893-07-25)
Место рождения	хутор Рощинский, станица Георгиевская, Баталпашинский отдел, Кубанская область, Российская империя
Дата смерти	4 апреля 1919(1919-04-04) (25 лет)
Место смерти	Святой Крест, Ставропольская губерния, ВСЮР
Принадлежность	Российская империя Российская империя РСФСР РСФСР
Род войск	Кавалерия
Годы службы	1914—1919
Звание	старший урядник
Командовал	3-я Кубанская кавалерийская бригада 3-й стрелковой дивизии 11-й армии РККА, 2-я бригада Особой кавалерийской дивизии 12-й армии РККА
Сражения/войны	Первая мировая война Гражданская война в России
Награды и премии	(не факт) Почётный гражданин Невинномысска (посмертно)

Ива́н Анто́нович Кочубе́й (13 (25) июля 1893 — 4 апреля 1919) — участник Первой мировой войны, участник Гражданской войны на стороне РККА.

Биография

Первые годы

Родился на хуторе Рощинском станицы Георгиевской Баталпашинского отдела Кубанской области (ныне Кочубеевского района Ставропольского края) в семье кубанского казака. Юность Ивана Кочубея прошла в станице Александро-Невской Кавказского отдела, куда его семья переехала по переселению в 1906 году.

Первая мировая война

С началом Первой мировой войны Кочубей был призван в действующую армию, где попал в партизанский отряд есаула А. Шкуро, своего будущего противника. Назначен старшим урядником, воевал на Кавказском фронте. За храбрость награждён тремя (по другим данным — двумя) георгиевскими крестами.

Гражданская война

В начале 1918 года с братом и тремя станичными друзьями организовал конный красногвардейский отряд, во главе которого участвовал в обороне Екатеринодара от Добровольческой армии. С июня — командир конного полка, осенью командовал 3-й Кубанской кавбригадой 3-й стрелковой дивизии 11-й армии, затем — 2-й бригадой Особой кавдивизии 12-й армии.

Конфликт с советской властью и обвинение в анархии

В феврале 1919 года Кочубей был обвинён советскими властями в «партизанщине и анархии». За этим последовал приказ о разоружении бригады и аресте её командира.

18 февраля 1919 года к селению Промысловка, где находился Кочубей, выступил отряд пехоты, артиллерийская батарея и броневик. Утром из селения появилась кочубеевская кавалерия. Перед заслоном бригада остановилась, представителю штаба армии было заявлено, что «они против своих не пойдут, что они идут к Ленину и Троцкому жаловаться на то, что их продали». В ответ ударил пулемётно-артиллерийский огонь. Теряя убитых и раненых, бригада отхлынула обратно в Промысловку.

Арест белыми, военно-полевой суд и казнь

В ночь на 19 февраля 1919 вместе с женой, начальником штаба А. С. Роем и группой из 8 бойцов Кочубей выступил из селения Промысловка через пески в направлении Святого Креста, где надеялся встретить части Д. П. Жлобы. Поход по зимней пустыне завершился трагически. Многие люди погибли, а сам Кочубей, заболевший тифом, его жена и несколько уцелевших бойцов попали в плен к белогвардейцам, которые выбили из Святого Креста красные части. Согласно одной из версий, комендант города, генерал Чернозубов, долго уговаривал Кочубея перейти на сторону белых:

 — Вань, может, ты бы согласился? Жить тогда будешь, — сделала последнюю попытку спасти командира медсестра отряда Клавдия Сухина.

 — Ни, мэни цэ нэ пидходэ. Кочубей останэться Кочубеем! — сказал Иван Антонович.

Телеграмма командарму Добровольческой армии гласила: «Военно-полевым судом командарма 3-й Кав. бригады 11-й армии Иван Антонович Кочубей, рождения 1893 года, уроженец станицы Александро-Невской, приговорён к смертной казни через повешение. Приговор приведён в исполнение 22 марта в 6 часов вечера».

Приговором военно-полевого суда Кочубей был повешен на базарной площади в городе Святой Крест (ныне — Будённовск) 22 марта 1919 года. По утверждению В. Сербиненко, последними словами Кочубея были: «Товарищи! Бейтесь за Ленина, за советскую власть!»

Истории о Кочубее

Иван Кочубей был неграмотным. Населённые пункты на карте помечал крестиками: «Одын хрэст — Роща. Два хрэста — Баталпашинка…»

Как пишет современник, «не было в крае более популярной личности, чем Кочубей. Его знала Красная армия, знала Белая армия, знало население Северного Кавказа. О нем ходили легенды, его боялись словно „чорта“, по воспоминаниям очевидцев, „храбрый до безумства вояка“».

Однажды в Екатеринодаре он вместе с бойцами остановил автомобиль, высадил пассажиров: двух членов ревкома, начальника гарнизона, коменданта города, и со словами: «Зроду не катався на ахтанобили», поехал кататься. Разразился грандиозный скандал, комбригу грозил арест. Кочубей, так до конца и не осознав, с чего это вдруг поднялся такой гвалт, обиженно сказал: «Вам жалко ахтанобиль — да я вам десять подарю, дай срок» и заплакал. Простили, а через месяц к екатеринодарскому исполкому кочубеевцы пригнали два автомобиля, отбитых у белых.

Там, где появлялась бригада Кочубея, имущество «буржуев» отбиралось в пользу неимущих. Сочувствующих белым обывателей пороли плетьми.

Кочубей негативно отзывался о военспецах. Военспецов штаба 12 армии он называл изменниками дела революции, которых необходимо арестовать.

Увековечение памяти

• Похоронен в городе Святой Крест (ныне Будённовск) на старом кладбище, могила сохранилась
• В его честь названы Кочубеевский район (Ставропольский край), посёлок Кочубей (Дагестан), село Кочубеевское (Ставропольский край).
• Установлены памятники в городе Будённовске, в городе Невинномысске, в станице Георгиевской, в селе Кочубеевском, посёлке Бейсуг Выселковского района Краснодарского края.

• В честь Кочубея названы улицы в городах Армавир, Будённовск, Донецк, Иркутск, Краснодар, Невинномысск, Новосибирск, Пятигорск, Ростов-на-Дону, Севастополь, Ставрополь, Черновцы и других.
• Решением Невинномысского городского Совета депутатов трудящихся от 22 марта 1973 Кочубею посмертно присвоено звание почётного гражданина Невинномысска
• По роману Аркадия Первенцева «Кочубей» Юрием Озеровым в 1958 снят одноимённый фильм, где роль Кочубея сыграл Николай Рыбников.
• И.А. Кочубей послужил прототипом образа Ивана Черноярова в романе Артёма Веселого "Россия, кровью умытая"

Запрет памяти на Украине

В октябре 2015 г. Иван Антонович Кочубей попал в опубликованный "Украинским институтом национальной памяти" "Список лиц, которые подпадают под закон о декоммунизации".

Литература

• Первенцев А. А. [militera.lib.ru/prose/russian/perventsev_aa4/index.html Кочубей: Роман]. — М.: Современник, 1987. — 240 с. — 200 000 экз.
• Иващенко С. [www.krestianin.ru/news/detail.php?ID=2578&PROPERTY=75 Кому он нужен, Кочубей?] // Крестьянин. — 12 сентября 2007. — № 37.
• Серба А. Захват // Братишка : Ежемесячный журнал подразделений специального назначения. — М.: ООО «Витязь-Братишка», 1998. — № 01. — С. 35.

Ссылки

• [ru.rodovid.org/wk/Запись:653500 Кочубей, Иван Антонович] на «Родоводе». Дерево предков и потомков
• [kochubey-city.narod.ru/Ivan_Kochubey.html Сайт посёлка Кочубей]

Отрывок, характеризующий Кочубей, Иван Антонович

Герасим с привычкой слуги, видавшего много странных вещей на своем веку, принял переселение Пьера без удивления и, казалось, был доволен тем, что ему было кому услуживать. Он в тот же вечер, не спрашивая даже и самого себя, для чего это было нужно, достал Пьеру кафтан и шапку и обещал на другой день приобрести требуемый пистолет. Макар Алексеевич в этот вечер два раза, шлепая своими калошами, подходил к двери и останавливался, заискивающе глядя на Пьера. Но как только Пьер оборачивался к нему, он стыдливо и сердито запахивал свой халат и поспешно удалялся. В то время как Пьер в кучерском кафтане, приобретенном и выпаренном для него Герасимом, ходил с ним покупать пистолет у Сухаревой башни, он встретил Ростовых.


1 го сентября в ночь отдан приказ Кутузова об отступлении русских войск через Москву на Рязанскую дорогу.
Первые войска двинулись в ночь. Войска, шедшие ночью, не торопились и двигались медленно и степенно; но на рассвете двигавшиеся войска, подходя к Дорогомиловскому мосту, увидали впереди себя, на другой стороне, теснящиеся, спешащие по мосту и на той стороне поднимающиеся и запружающие улицы и переулки, и позади себя – напирающие, бесконечные массы войск. И беспричинная поспешность и тревога овладели войсками. Все бросилось вперед к мосту, на мост, в броды и в лодки. Кутузов велел обвезти себя задними улицами на ту сторону Москвы.
К десяти часам утра 2 го сентября в Дорогомиловском предместье оставались на просторе одни войска ариергарда. Армия была уже на той стороне Москвы и за Москвою.
В это же время, в десять часов утра 2 го сентября, Наполеон стоял между своими войсками на Поклонной горе и смотрел на открывавшееся перед ним зрелище. Начиная с 26 го августа и по 2 е сентября, от Бородинского сражения и до вступления неприятеля в Москву, во все дни этой тревожной, этой памятной недели стояла та необычайная, всегда удивляющая людей осенняя погода, когда низкое солнце греет жарче, чем весной, когда все блестит в редком, чистом воздухе так, что глаза режет, когда грудь крепнет и свежеет, вдыхая осенний пахучий воздух, когда ночи даже бывают теплые и когда в темных теплых ночах этих с неба беспрестанно, пугая и радуя, сыплются золотые звезды.
2 го сентября в десять часов утра была такая погода. Блеск утра был волшебный. Москва с Поклонной горы расстилалась просторно с своей рекой, своими садами и церквами и, казалось, жила своей жизнью, трепеща, как звезды, своими куполами в лучах солнца.
При виде странного города с невиданными формами необыкновенной архитектуры Наполеон испытывал то несколько завистливое и беспокойное любопытство, которое испытывают люди при виде форм не знающей о них, чуждой жизни. Очевидно, город этот жил всеми силами своей жизни. По тем неопределимым признакам, по которым на дальнем расстоянии безошибочно узнается живое тело от мертвого. Наполеон с Поклонной горы видел трепетание жизни в городе и чувствовал как бы дыханио этого большого и красивого тела.
– Cette ville asiatique aux innombrables eglises, Moscou la sainte. La voila donc enfin, cette fameuse ville! Il etait temps, [Этот азиатский город с бесчисленными церквами, Москва, святая их Москва! Вот он, наконец, этот знаменитый город! Пора!] – сказал Наполеон и, слезши с лошади, велел разложить перед собою план этой Moscou и подозвал переводчика Lelorgne d'Ideville. «Une ville occupee par l'ennemi ressemble a une fille qui a perdu son honneur, [Город, занятый неприятелем, подобен девушке, потерявшей невинность.] – думал он (как он и говорил это Тучкову в Смоленске). И с этой точки зрения он смотрел на лежавшую перед ним, невиданную еще им восточную красавицу. Ему странно было самому, что, наконец, свершилось его давнишнее, казавшееся ему невозможным, желание. В ясном утреннем свете он смотрел то на город, то на план, проверяя подробности этого города, и уверенность обладания волновала и ужасала его.
«Но разве могло быть иначе? – подумал он. – Вот она, эта столица, у моих ног, ожидая судьбы своей. Где теперь Александр и что думает он? Странный, красивый, величественный город! И странная и величественная эта минута! В каком свете представляюсь я им! – думал он о своих войсках. – Вот она, награда для всех этих маловерных, – думал он, оглядываясь на приближенных и на подходившие и строившиеся войска. – Одно мое слово, одно движение моей руки, и погибла эта древняя столица des Czars. Mais ma clemence est toujours prompte a descendre sur les vaincus. [царей. Но мое милосердие всегда готово низойти к побежденным.] Я должен быть великодушен и истинно велик. Но нет, это не правда, что я в Москве, – вдруг приходило ему в голову. – Однако вот она лежит у моих ног, играя и дрожа золотыми куполами и крестами в лучах солнца. Но я пощажу ее. На древних памятниках варварства и деспотизма я напишу великие слова справедливости и милосердия… Александр больнее всего поймет именно это, я знаю его. (Наполеону казалось, что главное значение того, что совершалось, заключалось в личной борьбе его с Александром.) С высот Кремля, – да, это Кремль, да, – я дам им законы справедливости, я покажу им значение истинной цивилизации, я заставлю поколения бояр с любовью поминать имя своего завоевателя. Я скажу депутации, что я не хотел и не хочу войны; что я вел войну только с ложной политикой их двора, что я люблю и уважаю Александра и что приму условия мира в Москве, достойные меня и моих народов. Я не хочу воспользоваться счастьем войны для унижения уважаемого государя. Бояре – скажу я им: я не хочу войны, а хочу мира и благоденствия всех моих подданных. Впрочем, я знаю, что присутствие их воодушевит меня, и я скажу им, как я всегда говорю: ясно, торжественно и велико. Но неужели это правда, что я в Москве? Да, вот она!»
– Qu'on m'amene les boyards, [Приведите бояр.] – обратился он к свите. Генерал с блестящей свитой тотчас же поскакал за боярами.
Прошло два часа. Наполеон позавтракал и опять стоял на том же месте на Поклонной горе, ожидая депутацию. Речь его к боярам уже ясно сложилась в его воображении. Речь эта была исполнена достоинства и того величия, которое понимал Наполеон.
Тот тон великодушия, в котором намерен был действовать в Москве Наполеон, увлек его самого. Он в воображении своем назначал дни reunion dans le palais des Czars [собраний во дворце царей.], где должны были сходиться русские вельможи с вельможами французского императора. Он назначал мысленно губернатора, такого, который бы сумел привлечь к себе население. Узнав о том, что в Москве много богоугодных заведений, он в воображении своем решал, что все эти заведения будут осыпаны его милостями. Он думал, что как в Африке надо было сидеть в бурнусе в мечети, так в Москве надо было быть милостивым, как цари. И, чтобы окончательно тронуть сердца русских, он, как и каждый француз, не могущий себе вообразить ничего чувствительного без упоминания о ma chere, ma tendre, ma pauvre mere, [моей милой, нежной, бедной матери ,] он решил, что на всех этих заведениях он велит написать большими буквами: Etablissement dedie a ma chere Mere. Нет, просто: Maison de ma Mere, [Учреждение, посвященное моей милой матери… Дом моей матери.] – решил он сам с собою. «Но неужели я в Москве? Да, вот она передо мной. Но что же так долго не является депутация города?» – думал он.
Между тем в задах свиты императора происходило шепотом взволнованное совещание между его генералами и маршалами. Посланные за депутацией вернулись с известием, что Москва пуста, что все уехали и ушли из нее. Лица совещавшихся были бледны и взволнованны. Не то, что Москва была оставлена жителями (как ни важно казалось это событие), пугало их, но их пугало то, каким образом объявить о том императору, каким образом, не ставя его величество в то страшное, называемое французами ridicule [смешным] положение, объявить ему, что он напрасно ждал бояр так долго, что есть толпы пьяных, но никого больше. Одни говорили, что надо было во что бы то ни стало собрать хоть какую нибудь депутацию, другие оспаривали это мнение и утверждали, что надо, осторожно и умно приготовив императора, объявить ему правду.
– Il faudra le lui dire tout de meme… – говорили господа свиты. – Mais, messieurs… [Однако же надо сказать ему… Но, господа…] – Положение было тем тяжеле, что император, обдумывая свои планы великодушия, терпеливо ходил взад и вперед перед планом, посматривая изредка из под руки по дороге в Москву и весело и гордо улыбаясь.
– Mais c'est impossible… [Но неловко… Невозможно…] – пожимая плечами, говорили господа свиты, не решаясь выговорить подразумеваемое страшное слово: le ridicule…
Между тем император, уставши от тщетного ожидания и своим актерским чутьем чувствуя, что величественная минута, продолжаясь слишком долго, начинает терять свою величественность, подал рукою знак. Раздался одинокий выстрел сигнальной пушки, и войска, с разных сторон обложившие Москву, двинулись в Москву, в Тверскую, Калужскую и Дорогомиловскую заставы. Быстрее и быстрее, перегоняя одни других, беглым шагом и рысью, двигались войска, скрываясь в поднимаемых ими облаках пыли и оглашая воздух сливающимися гулами криков.
Увлеченный движением войск, Наполеон доехал с войсками до Дорогомиловской заставы, но там опять остановился и, слезши с лошади, долго ходил у Камер коллежского вала, ожидая депутации.


Москва между тем была пуста. В ней были еще люди, в ней оставалась еще пятидесятая часть всех бывших прежде жителей, но она была пуста. Она была пуста, как пуст бывает домирающий обезматочивший улей.
В обезматочившем улье уже нет жизни, но на поверхностный взгляд он кажется таким же живым, как и другие.
Так же весело в жарких лучах полуденного солнца вьются пчелы вокруг обезматочившего улья, как и вокруг других живых ульев; так же издалека пахнет от него медом, так же влетают и вылетают из него пчелы. Но стоит приглядеться к нему, чтобы понять, что в улье этом уже нет жизни. Не так, как в живых ульях, летают пчелы, не тот запах, не тот звук поражают пчеловода. На стук пчеловода в стенку больного улья вместо прежнего, мгновенного, дружного ответа, шипенья десятков тысяч пчел, грозно поджимающих зад и быстрым боем крыльев производящих этот воздушный жизненный звук, – ему отвечают разрозненные жужжания, гулко раздающиеся в разных местах пустого улья. Из летка не пахнет, как прежде, спиртовым, душистым запахом меда и яда, не несет оттуда теплом полноты, а с запахом меда сливается запах пустоты и гнили. У летка нет больше готовящихся на погибель для защиты, поднявших кверху зады, трубящих тревогу стражей. Нет больше того ровного и тихого звука, трепетанья труда, подобного звуку кипенья, а слышится нескладный, разрозненный шум беспорядка. В улей и из улья робко и увертливо влетают и вылетают черные продолговатые, смазанные медом пчелы грабительницы; они не жалят, а ускользают от опасности. Прежде только с ношами влетали, а вылетали пустые пчелы, теперь вылетают с ношами. Пчеловод открывает нижнюю колодезню и вглядывается в нижнюю часть улья. Вместо прежде висевших до уза (нижнего дна) черных, усмиренных трудом плетей сочных пчел, держащих за ноги друг друга и с непрерывным шепотом труда тянущих вощину, – сонные, ссохшиеся пчелы в разные стороны бредут рассеянно по дну и стенкам улья. Вместо чисто залепленного клеем и сметенного веерами крыльев пола на дне лежат крошки вощин, испражнения пчел, полумертвые, чуть шевелящие ножками и совершенно мертвые, неприбранные пчелы.