Кочубей, Лев Викторович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Лев Викторович Кочубей<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>

<tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Акварель П. Ф. Соколова, 1820-е года.</td></tr>

 
Рождение: 28 апреля 1810(1810-04-28)
Смерть: 10 февраля 1890(1890-02-10) (79 лет)
Ницца
 
Военная служба
Звание: полковник
 
Награды:

Князь Лев Викторович Кочубей (16(28) апреля 1810 — 10 февраля 1890[1], Ницца) — действительный тайный советник из рода Кочубеев. Участник подавления Ноябрьского восстания, полтавский предводитель дворянства (1853—1859), основатель и первый президент Полтавского сельскохозяйственного общества (1865—1878)[1].





Биография

Родился в семье графа Виктора Павловича Кочубея и статс-дамы княжны Марии Васильевны Васильчиковой. В крещении получил имя Терентий, но никогда его не использовал.

Из Пажеского корпуса в 1828 году поступил на службу корнетом в кавалергардский Его Величества полк; с 1830 года — поручик. Во время польского восстания в июне 1831 года был назначен адъютантом к генерал-адъютанту П. П. Палену; отличился при взятии штурмом передовых варшавских укреплений и городского вала, за что был награждён орденом Владимира 4-й степени с бантом (19.05.1832). В 1834 году назначен адъютантом к командующему Гвардейским корпусом Великому князю Михаилу Павловичу; в 1836 году — штабс-ротмистр.

В 1837 году вышел в отставку в чине полковника. После увольнения из армии 10 лет Лев Викторович Кочубей жил в своём поместье в Диканьке, занимаясь сельским хозяйством.

Женился 1 ноября 1839 года на своей троюродной племяннице Елизавете Васильевне Кочубей, дочери тайного советника Василия Васильевича Кочубея.

В 1844 году он заказал архитектору Р. И. Кузьмину строительство особняка в Санкт-Петербурге (Сергиевская улица, 30; ныне улица Чайковского). Особняк строился два года, заканчивал проект архитектор Г. А. Боссе. В 1846 году Кочубей приехал в Петербург и поступил на службу в Министерство юстиции в чине коллежского советника. Недолго прожив в своём новом особняке, Л. В. Кочубей продал его графу Григорию Сергеевичу Строганову.

По Высочайшему повелению Л. В. Кочубей ревизовал судебные учреждения Орловской, Курской, Воронежской и Тамбовской губерний, а позже канцелярию герольдий Правительствующего сената, за что был пожалован чином статского советника, был затем членом консультаций при министерстве юстиции. В 1850-х годах Л. В. Кочубей дважды избирался на должность Полтавского губернского предводителя дворянства. Был первым председателем полтавского сельскохозяйственного общества.

В 1859 году, когда оставил должность Полтавского губернского предводителя дворянства, был пожалован чином тайного советника. С началом Крымской войны принял активное участие в формировании ополчения. По словам графа С. Д. Шереметева:

... он был в своем роде замечательный тип. Львиная голова, "нос протижовен", величавая осанка. С женой он говорил торжественно и величал её Мадам де Кочубей.

В конце жизни Лев Викторович Кочубей навсегда уехал в Ниццу, где поселился во вновь выстроенном в 1878 году по заказу жены Елизаветы Васильевны дворце. Здесь он и умер в 1890 году. Похоронен на Русском кладбище в Ницце (фото могилы); здесь же была похоронена и его жена. Имел внебрачного сына Виктора Львовича Гриценко (1854—1893), служившего при русском посольстве в Константинополе.

Напишите отзыв о статье "Кочубей, Лев Викторович"

Примечания

  1. 1 2 Кочубеи // Большая российская энциклопедия / С.Л. Кравец. — М: Большая Российская энциклопедия, 2010. — Т. 15. — С. 534-535. — 767 с. — 60 000 экз. — ISBN 978-5-85270-346-0.

Литература

  • [histpol.pl.ua/pages/content.php?page=3882 Павловський І. Ф. Полтавці: Ієрархи, державні і громадські діячі і благодійники] (рус.)

Ссылки

  • [histpol.pl.ua/pages/content.php?page=3984 Лев Вікторович Кочубей]
  • [www.hist.vsu.ru/cdh/Articles/05-03.htm Кочубеи и Санкт-Петербург]

Отрывок, характеризующий Кочубей, Лев Викторович

«Николенька, что с вами?» – спросил взгляд Сони, устремленный на него. Она тотчас увидала, что что нибудь случилось с ним.
Николай отвернулся от нее. Наташа с своею чуткостью тоже мгновенно заметила состояние своего брата. Она заметила его, но ей самой так было весело в ту минуту, так далека она была от горя, грусти, упреков, что она (как это часто бывает с молодыми людьми) нарочно обманула себя. Нет, мне слишком весело теперь, чтобы портить свое веселье сочувствием чужому горю, почувствовала она, и сказала себе:
«Нет, я верно ошибаюсь, он должен быть весел так же, как и я». Ну, Соня, – сказала она и вышла на самую середину залы, где по ее мнению лучше всего был резонанс. Приподняв голову, опустив безжизненно повисшие руки, как это делают танцовщицы, Наташа, энергическим движением переступая с каблучка на цыпочку, прошлась по середине комнаты и остановилась.
«Вот она я!» как будто говорила она, отвечая на восторженный взгляд Денисова, следившего за ней.
«И чему она радуется! – подумал Николай, глядя на сестру. И как ей не скучно и не совестно!» Наташа взяла первую ноту, горло ее расширилось, грудь выпрямилась, глаза приняли серьезное выражение. Она не думала ни о ком, ни о чем в эту минуту, и из в улыбку сложенного рта полились звуки, те звуки, которые может производить в те же промежутки времени и в те же интервалы всякий, но которые тысячу раз оставляют вас холодным, в тысячу первый раз заставляют вас содрогаться и плакать.
Наташа в эту зиму в первый раз начала серьезно петь и в особенности оттого, что Денисов восторгался ее пением. Она пела теперь не по детски, уж не было в ее пеньи этой комической, ребяческой старательности, которая была в ней прежде; но она пела еще не хорошо, как говорили все знатоки судьи, которые ее слушали. «Не обработан, но прекрасный голос, надо обработать», говорили все. Но говорили это обыкновенно уже гораздо после того, как замолкал ее голос. В то же время, когда звучал этот необработанный голос с неправильными придыханиями и с усилиями переходов, даже знатоки судьи ничего не говорили, и только наслаждались этим необработанным голосом и только желали еще раз услыхать его. В голосе ее была та девственная нетронутость, то незнание своих сил и та необработанная еще бархатность, которые так соединялись с недостатками искусства пенья, что, казалось, нельзя было ничего изменить в этом голосе, не испортив его.
«Что ж это такое? – подумал Николай, услыхав ее голос и широко раскрывая глаза. – Что с ней сделалось? Как она поет нынче?» – подумал он. И вдруг весь мир для него сосредоточился в ожидании следующей ноты, следующей фразы, и всё в мире сделалось разделенным на три темпа: «Oh mio crudele affetto… [О моя жестокая любовь…] Раз, два, три… раз, два… три… раз… Oh mio crudele affetto… Раз, два, три… раз. Эх, жизнь наша дурацкая! – думал Николай. Всё это, и несчастье, и деньги, и Долохов, и злоба, и честь – всё это вздор… а вот оно настоящее… Hy, Наташа, ну, голубчик! ну матушка!… как она этот si возьмет? взяла! слава Богу!» – и он, сам не замечая того, что он поет, чтобы усилить этот si, взял втору в терцию высокой ноты. «Боже мой! как хорошо! Неужели это я взял? как счастливо!» подумал он.
О! как задрожала эта терция, и как тронулось что то лучшее, что было в душе Ростова. И это что то было независимо от всего в мире, и выше всего в мире. Какие тут проигрыши, и Долоховы, и честное слово!… Всё вздор! Можно зарезать, украсть и всё таки быть счастливым…


Давно уже Ростов не испытывал такого наслаждения от музыки, как в этот день. Но как только Наташа кончила свою баркароллу, действительность опять вспомнилась ему. Он, ничего не сказав, вышел и пошел вниз в свою комнату. Через четверть часа старый граф, веселый и довольный, приехал из клуба. Николай, услыхав его приезд, пошел к нему.
– Ну что, повеселился? – сказал Илья Андреич, радостно и гордо улыбаясь на своего сына. Николай хотел сказать, что «да», но не мог: он чуть было не зарыдал. Граф раскуривал трубку и не заметил состояния сына.
«Эх, неизбежно!» – подумал Николай в первый и последний раз. И вдруг самым небрежным тоном, таким, что он сам себе гадок казался, как будто он просил экипажа съездить в город, он сказал отцу.
– Папа, а я к вам за делом пришел. Я было и забыл. Мне денег нужно.
– Вот как, – сказал отец, находившийся в особенно веселом духе. – Я тебе говорил, что не достанет. Много ли?
– Очень много, – краснея и с глупой, небрежной улыбкой, которую он долго потом не мог себе простить, сказал Николай. – Я немного проиграл, т. е. много даже, очень много, 43 тысячи.
– Что? Кому?… Шутишь! – крикнул граф, вдруг апоплексически краснея шеей и затылком, как краснеют старые люди.
– Я обещал заплатить завтра, – сказал Николай.
– Ну!… – сказал старый граф, разводя руками и бессильно опустился на диван.