Кочующий Собор

«Кочу́ющий Собо́р» — историческая мистификация, впервые изложенная деятелем неканонического православия Амвросием (Сиверсом), согласно которой в 1928 году в условиях гонений со стороны советской власти якобы состоялся тайный собор катакомбной церкви.

Деяния «собора» (согласно Амвросию Сиверсу)

Собор проходил с 9 марта по 8 августа в 4 этапа. Местом проведения собора являлись конспиративные квартиры в городах Сызрань, Елец, Вышний Волочок. Непосредственными организаторами Собора были даниловцы во главе с архиепископом Феодором и епископом Марком (Новосёловым) (достоверные сведения о пострижении в монашество и хиротонии Михаила Новосёлова во епископа отсутствуют), а также «андреевцы», которые изначально не признавали за действующим митрополитом Петром никаких полномочий. Всего в Соборе приняло участие не более 70 делегатов от различных православных общин России под председательством епископа Марка.

Собор выработал 29 канонов. Главным решением Кочующего Собора было осуждение «ереси сергиан» (1, 2 и 6 каноны). Другим важным результатом Собора была реабилитация старообрядцев и осуждение Собора 1666 года как разбойничьего (12 канон). Царская Семья причислялась к лику священномучеников (15 канон). Упрощался церковный порядок, допускалась возможность богослужений без священников (22 канон). «Настоящий шок» вызвали на Соборе документы, согласно которым Серафим Саровский объявлялся старообрядцем, а его официальное житие сфальсифицированным.

В деяниях Собора были имяславческие пункты.

Признание и оценки

Сомнения в реальности «Кочующего Собора» вызваны тем, что единственным источником информации о нём является активист неканонического православия Амвросий (Сиверс) с сомнительной репутацией, с другой стороны, некоторые исследователи (Б. Кутузов, И. Яблоков) сомневаются, что Кочующий Собор является исключительно выдумкой Амвросия и признают его подлинность.

Истинность Собора отвергается Русской Православной Церковью, но признаётся Украинской автокефальной православной церковью канонической и, по некоторым утверждениям, старообрядцами белокриницкого согласия^{[неавторитетный источник?]}.

Ссылки

• [ipckatakomb.ru/pages/905/ В.Кононов «Кочующий Собор» 1928 года]
• [sites.google.com/site/staroobradcestvo/-4-4-1 Кутузов Б. П. Так был ли Кочующий Собор?]
• [krotov.info/history/20/1940/osipova2.html И.Осипова. Кочующий Собор ИПЦ]

Отрывок, характеризующий Кочующий Собор

Старик, графский камердинер (как его называли), Данило Терентьич подошел к толпе и крикнул Мишку.
– Ты чего не видал, шалава… Граф спросит, а никого нет; иди платье собери.
– Да я только за водой бежал, – сказал Мишка.
– А вы как думаете, Данило Терентьич, ведь это будто в Москве зарево? – сказал один из лакеев.
Данило Терентьич ничего не отвечал, и долго опять все молчали. Зарево расходилось и колыхалось дальше и дальше.
– Помилуй бог!.. ветер да сушь… – опять сказал голос.
– Глянь ко, как пошло. О господи! аж галки видно. Господи, помилуй нас грешных!
– Потушат небось.
– Кому тушить то? – послышался голос Данилы Терентьича, молчавшего до сих пор. Голос его был спокоен и медлителен. – Москва и есть, братцы, – сказал он, – она матушка белока… – Голос его оборвался, и он вдруг старчески всхлипнул. И как будто только этого ждали все, чтобы понять то значение, которое имело для них это видневшееся зарево. Послышались вздохи, слова молитвы и всхлипывание старого графского камердинера.


Камердинер, вернувшись, доложил графу, что горит Москва. Граф надел халат и вышел посмотреть. С ним вместе вышла и не раздевавшаяся еще Соня, и madame Schoss. Наташа и графиня одни оставались в комнате. (Пети не было больше с семейством; он пошел вперед с своим полком, шедшим к Троице.)
Графиня заплакала, услыхавши весть о пожаре Москвы. Наташа, бледная, с остановившимися глазами, сидевшая под образами на лавке (на том самом месте, на которое она села приехавши), не обратила никакого внимания на слова отца. Она прислушивалась к неумолкаемому стону адъютанта, слышному через три дома.
– Ах, какой ужас! – сказала, со двора возвративись, иззябшая и испуганная Соня. – Я думаю, вся Москва сгорит, ужасное зарево! Наташа, посмотри теперь, отсюда из окошка видно, – сказала она сестре, видимо, желая чем нибудь развлечь ее. Но Наташа посмотрела на нее, как бы не понимая того, что у ней спрашивали, и опять уставилась глазами в угол печи. Наташа находилась в этом состоянии столбняка с нынешнего утра, с того самого времени, как Соня, к удивлению и досаде графини, непонятно для чего, нашла нужным объявить Наташе о ране князя Андрея и о его присутствии с ними в поезде. Графиня рассердилась на Соню, как она редко сердилась. Соня плакала и просила прощенья и теперь, как бы стараясь загладить свою вину, не переставая ухаживала за сестрой.
– Посмотри, Наташа, как ужасно горит, – сказала Соня.
– Что горит? – спросила Наташа. – Ах, да, Москва.
И как бы для того, чтобы не обидеть Сони отказом и отделаться от нее, она подвинула голову к окну, поглядела так, что, очевидно, не могла ничего видеть, и опять села в свое прежнее положение.
– Да ты не видела?
– Нет, право, я видела, – умоляющим о спокойствии голосом сказала она.
И графине и Соне понятно было, что Москва, пожар Москвы, что бы то ни было, конечно, не могло иметь значения для Наташи.
Граф опять пошел за перегородку и лег. Графиня подошла к Наташе, дотронулась перевернутой рукой до ее головы, как это она делала, когда дочь ее бывала больна, потом дотронулась до ее лба губами, как бы для того, чтобы узнать, есть ли жар, и поцеловала ее.
– Ты озябла. Ты вся дрожишь. Ты бы ложилась, – сказала она.