Коше, Анри

Анри Коше
Место рождения	Лион или Вийёрбан (департамент Рона, Франция)
Место смерти	Сен-Жермен-ан-Ле (Франция)
Начало карьеры	1921
Рабочая рука	правая
Одиночный разряд
Турниры серии Большого шлема
Франция	победа (1926, 1928, 1930, 1932)
Уимблдон	победа (1927, 1929)
США	победа (1928)
Парный разряд
Турниры серии Большого шлема
Франция	победа (1927, 1930, 1932)
Уимблдон	победа (1926, 1928)
Международные медали Олимпийские игры Серебро Париж 1924 одиночный разряд Серебро Париж 1924 парный разряд
Завершил выступления

Анри́ Жан Коше́ (фр. Henri Jean Cochet; 14 декабря 1901, Лион или Вийёрбан — 1 апреля 1987, Сен-Жермен-ан-Ле) — французский теннисист-любитель, один из «четырёх мушкетёров» французского тенниса начала XX века.

• Пятнадцатикратный победитель турниров Большого шлема в одиночном, мужском парном и смешанном парном разрядах
• Победитель Чемпионата мира на грунтовых кортах 1922 года
• Шестикратный обладатель Кубка Дэвиса в составе сборной Франции
• Серебряный призёр Олимпийских игр 1924 года в одиночном и мужском парном разрядах
• Член Международного зала теннисной славы с 1976 года.

Спортивная карьера

Отец Анри Коше был служащим местного теннисного клуба, и мальчик проводил время, подавая мячи игрокам, а часы, когда корт был закрыт для посетителей, отдавал тренировкам.

В 1921 году Анри Коше перебрался из Лиона в Париж. В том же году он дошёл до финала чемпионата города в помещениях, где ему противостоял другой новичок, Жан Боротра. Победителем стал Коше. В следующем году они с Боротра уже выступали за сборную Франции в Кубке Дэвиса, и Коше взял единственное очко для французской команды в проигранном полуфинальном матче против австралийцев. В этом же году Коше выиграл национальное первенство в одиночном разряде, а также в смешанном парном разряде, где его партнёршей была Сюзанн Ленглен . Чемпионат Франции в это время ещё не был открыт для участников из-за рубежа, однако Коше добился побед и в крупных международных турнирах под эгидой Международной федерацией лаун-тенниса (ILTF): в Брюсселе он стал чемпионом мира на грунтовых кортах во всех трёх разрядах (в мужских парах с Боротра, а в смешанных с Ленглен), а в Санкт-Морице (Швейцария) — чемпионом мира на крытых кортах .

В 1923 году к Боротра и Коше в рядах сборной Франции присоединились Рене Лакост и Жак Брюньон; впоследствии эта четвёрка заслужит титул «мушкетёров». В этом году французская сборная выиграла Европейскую зону, где Коше победил в шести из восьми своих игр. Межзональный финал французы без Коше опять проиграли австралийцам. Сам Коше второй год подряд выиграл чемпионат мира на закрытых кортах, на этот раз проходивший в Барселоне, а в паре с Ленглен вторично стал чемпионом Франции в миксте.

В 1924 году Коше принял участие в Олимпийских играх в Париже. Он дошёл до финала Олимпийского турнира как в одиночном разряде, так и в мужских парах (с Брюньоном), но на его пути дважды встал американец Винсент Ричардс (в парах — с Фрэнком Хантером), и Коше пришлось удовольствоваться двумя серебряными медалями. В рамках Кубка Дэвиса сборная Франции снова сначала выиграла с Коше Европейскую зону, а потом без него проиграла межзональный финал австралийцам.

С 1925 года начинается история выступлений Коше в финалах турниров Большого шлема. Свой первый финал он провёл в мужском парном разряде в чемпионате Франции, с этого года ставшем международным. В финале им противостояли Лакост и Боротра, победившие в пяти сетах. На следующий год Коше уже завоевал два первых титула в турнирах Большого шлема, сначала выиграв чемпионат Франции в одиночном разряде, а затем Уимблдонский турнир в мужских парах. В этом году он также стал автором сенсации на чемпионате США, победив в полуфинале Билла Тилдена, до этого выигравшего в рамках турнира 42 матча подряд за семь лет.

В течение пяти лет, с 1926 до 1930 год, Коше выигрывал не менее двух турниров Большого шлема за сезон (в разных разрядах), но при этом ему только однажды удалось отстоять завоёванный титул на следующий год: в 1928 и 1929 годах он дважды подряд выиграл чемпионат Франции в миксте. Всего с 1926 по 1932 год Коше завоевал 15 титулов на турнирах Большого шлема, из них семь в одиночном разряде. Возможно, он мог бы выиграть ещё один титул на чемпионате США 1932 года, но был вынужден играть подряд в один день полуфинальную и финальную встречу и в финале уже ничего не смог противопоставить отдохнувшему за день Элсуорту Вайнзу.

В 1926 году сборная Франции с Коше дошла до этапа вызова (финального матча) Кубка Дэвиса, где проиграла команде США. Коше выиграл за этот год девять встреч в Кубке Дэвиса и проиграл две. В 1927 году команда Франции снова играла в финале, и на этот раз добилась общей победы со счётом 3-2. Победное очко французам принёс Коше, обыгравший в решающем, пятом матче Билла Джонстона. Эта игра начала серию из десяти подряд побед Коше на этапе вызова, продолжавшуюся до его первого матча во встрече со сборной США в 1932 году, когда он обыграл Уилмера Эллисона. За это время он провёл также пять матчей в парах, выиграв три из них, и завоевал с командой Франции Кубок Дэвиса шесть раз подряд, в том числе три раза после ухода из тенниса Рене Лакоста в 1929 году.

1933 год стал последним в любительской карьере Анри Коше. Он в последний раз сыграл за сборную на этапе вызова Кубка Дэвиса и вышел на чемпионате Франции в свои последние финалы в одиночном и смешанном парном разрядах. После этого он перешёл в профессионалы, но в этом качестве выступал немного (в частности, представлял сборную Франции в Кубке Боннарделя, профессиональном аналоге Кубка Дэвиса, 1936 года), и после войны ему был возвращён статус любителя. В этом качестве он в 1946 году, в возрасте 45 лет, выиграл турнир в Церматте. После окончания активных выступлений он содержал магазин спортивного инвентаря и продолжал давать уроки тенниса даже после того, как ему исполнилось 70 лет.

С 1928 по 1931 год Анри Коше считался лучшим теннисистом мира. В 1976 году, одновременно с остальными «мушкетёрами», его имя было внесено в списки Международного зала теннисной славы.

Стиль игры

В эпоху мастеров мощнейшей подачи Анри Коше, не обладавший пушечным ударом, одерживал победы над соперниками за счёт чутья и тонкого расчёта. Его называли лучшим в мире мастером игры с полулёта.

Участие в финалах турниров Большого шлема

Одиночный разряд (10)

Победы (7)

Год	Турнир	Соперник в финале	Счёт в финале
1926	Чемпионат Франции	Рене Лакост	6-2, 6-4, 6-3
1927	Уимблдонский турнир	Жан Боротра	4-6, 4-6, 6-3, 6-4, 7-5
1928	Чемпионат Франции (2)	Рене Лакост	5-7, 6-3, 6-1, 6-3
1928	Чемпионат США	Фрэнк Хантер	4-6, 6-4, 3-6, 7-5, 6-3
1929	Уимблдонский турнир (2)	Жан Боротра	6-4, 6-3, 6-4
1930	Чемпионат Франции (3)	Билл Тилден	3-6, 8-6, 6-3, 6-1
1932	Чемпионат Франции (4)	Джорджо ди Стефани	6-0, 6-4, 4-6, 6-3

Поражения (3)

Год	Турнир	Соперник в финале	Счёт в финале
1928	Уимблдонский турнир	Рене Лакост	1-6, 6-4, 4-6, 2-6
1932	Чемпионат США	Элсуорт Вайнз	4-6, 4-6, 4-6
1933	Чемпионат Франции	Джек Кроуфорд	6-8, 1-6, 3-6

Мужской парный разряд (11)

Победы (5)

Год	Турнир	Партнёр	Соперники в финале	Счёт в финале
1926	Уимблдонский турнир	Жак Брюньон	Говард Кинси Винсент Ричардс	7-5, 4-6, 6-3, 6-2
1927	Чемпионат Франции	Жак Брюньон	Жан Боротра Рене Лакост	2-6, 6-2, 6-0, 1-6, 6-4
1928	Уимблдонский турнир (2)	Жак Брюньон	Джеральд Паттерсон Джон Хокс	13-11, 6-4, 6-4
1930	Чемпионат Франции (2)	Жак Брюньон	Джим Уиллард Гарри Хопман	6-3, 9-7, 6-3
1932	Чемпионат Франции (3)	Жак Брюньон	Марсель Бернар Кристиан Буссю	6-4, 3-6, 7-5, 6-3

Поражения (6)

Год	Турнир	Партнёр	Соперники в финале	Счёт в финале
1925	Чемпионат Франции	Жак Брюньон	Жан Боротра Рене Лакост	5-7, 6-4, 3-6, 6-2, 3-6
1926	Чемпионат Франции (2)	Жак Брюньон	Говард Кинси Винсент Ричардс	4-6, 1-6, 6-4, 4-6
1927	Уимблдонский турнир	Жак Брюньон	Билл Тилден Фрэнк Хантер	6-1, 6-4, 6-8, 3-6, 4-6
1928	Чемпионат Франции (3)	Жан де Бюзеле	Жан Боротра Жак Брюньон	4-6, 6-3, 2-6, 6-3, 4-6
1929	Чемпионат Франции (4)	Жак Брюньон	Жан Боротра Рене Лакост	3-6, 6-3, 3-6, 6-3, 6-8
1931	Уимблдонский турнир (2)	Жак Брюньон	Джордж Лотт Джон ван Рин	2-6, 8-10, 11-9, 6-3, 3-6

Смешанный парный разряд (5)

Победы (3)

Год	Турнир	Партнёр	Соперники в финале	Счёт в финале
1927	Чемпионат США	Эйлин Беннетт-Уиттингстолл	Хейзел Уайтмен Рене Лакост	6-2, 6-0, 6-3
1928	Чемпионат Франции	Эйлин Беннетт-Уиттингстолл	Хелен Уиллз-Муди Фрэнк Хантер	3-6, 6-3, 6-3
1929	Чемпионат Франции (2)	Эйлин Беннетт-Уиттингстолл	Хелен Уиллз-Муди Фрэнк Хантер	6-3, 6-2

Поражения (2)

Год	Турнир	Партнёр	Соперники в финале	Счёт в финале
1928	Чемпионат Франции	Диди Власто	Сюзанн Ленглен Жак Брюньон	2-6, 2-6
1933	Чемпионат Франции (2)	Эйлин Беннетт-Уиттингстолл	Цилли Ауссем Билл Тилден	4-6, 4-6

Ссылки

• [www.daviscup.com/en/players/player.aspx?id= Профиль на сайте Кубка Дэвиса] (англ.)

• [www.tennisfame.com/hall-of-famers/henri-cochet Анри Коше] на сайте Международного зала теннисной славы  (англ.)
• [www.tennisarchives.com/coureurfiche.php?coureurid=50 Профиль] на сайте Tennis Archives  (англ.)

Отрывок, характеризующий Коше, Анри

– Наташа, ты в середину ляг, – сказала Соня.
– Нет, я тут, – проговорила Наташа. – Да ложитесь же, – прибавила она с досадой. И она зарылась лицом в подушку.
Графиня, m me Schoss и Соня поспешно разделись и легли. Одна лампадка осталась в комнате. Но на дворе светлело от пожара Малых Мытищ за две версты, и гудели пьяные крики народа в кабаке, который разбили мамоновские казаки, на перекоске, на улице, и все слышался неумолкаемый стон адъютанта.
Долго прислушивалась Наташа к внутренним и внешним звукам, доносившимся до нее, и не шевелилась. Она слышала сначала молитву и вздохи матери, трещание под ней ее кровати, знакомый с свистом храп m me Schoss, тихое дыханье Сони. Потом графиня окликнула Наташу. Наташа не отвечала ей.
– Кажется, спит, мама, – тихо отвечала Соня. Графиня, помолчав немного, окликнула еще раз, но уже никто ей не откликнулся.
Скоро после этого Наташа услышала ровное дыхание матери. Наташа не шевелилась, несмотря на то, что ее маленькая босая нога, выбившись из под одеяла, зябла на голом полу.
Как бы празднуя победу над всеми, в щели закричал сверчок. Пропел петух далеко, откликнулись близкие. В кабаке затихли крики, только слышался тот же стой адъютанта. Наташа приподнялась.
– Соня? ты спишь? Мама? – прошептала она. Никто не ответил. Наташа медленно и осторожно встала, перекрестилась и ступила осторожно узкой и гибкой босой ступней на грязный холодный пол. Скрипнула половица. Она, быстро перебирая ногами, пробежала, как котенок, несколько шагов и взялась за холодную скобку двери.
Ей казалось, что то тяжелое, равномерно ударяя, стучит во все стены избы: это билось ее замиравшее от страха, от ужаса и любви разрывающееся сердце.
Она отворила дверь, перешагнула порог и ступила на сырую, холодную землю сеней. Обхвативший холод освежил ее. Она ощупала босой ногой спящего человека, перешагнула через него и отворила дверь в избу, где лежал князь Андрей. В избе этой было темно. В заднем углу у кровати, на которой лежало что то, на лавке стояла нагоревшая большим грибом сальная свечка.
Наташа с утра еще, когда ей сказали про рану и присутствие князя Андрея, решила, что она должна видеть его. Она не знала, для чего это должно было, но она знала, что свидание будет мучительно, и тем более она была убеждена, что оно было необходимо.
Весь день она жила только надеждой того, что ночью она уввдит его. Но теперь, когда наступила эта минута, на нее нашел ужас того, что она увидит. Как он был изуродован? Что оставалось от него? Такой ли он был, какой был этот неумолкавший стон адъютанта? Да, он был такой. Он был в ее воображении олицетворение этого ужасного стона. Когда она увидала неясную массу в углу и приняла его поднятые под одеялом колени за его плечи, она представила себе какое то ужасное тело и в ужасе остановилась. Но непреодолимая сила влекла ее вперед. Она осторожно ступила один шаг, другой и очутилась на середине небольшой загроможденной избы. В избе под образами лежал на лавках другой человек (это был Тимохин), и на полу лежали еще два какие то человека (это были доктор и камердинер).
Камердинер приподнялся и прошептал что то. Тимохин, страдая от боли в раненой ноге, не спал и во все глаза смотрел на странное явление девушки в бедой рубашке, кофте и вечном чепчике. Сонные и испуганные слова камердинера; «Чего вам, зачем?» – только заставили скорее Наташу подойти и тому, что лежало в углу. Как ни страшно, ни непохоже на человеческое было это тело, она должна была его видеть. Она миновала камердинера: нагоревший гриб свечки свалился, и она ясно увидала лежащего с выпростанными руками на одеяле князя Андрея, такого, каким она его всегда видела.
Он был таков же, как всегда; но воспаленный цвет его лица, блестящие глаза, устремленные восторженно на нее, а в особенности нежная детская шея, выступавшая из отложенного воротника рубашки, давали ему особый, невинный, ребяческий вид, которого, однако, она никогда не видала в князе Андрее. Она подошла к нему и быстрым, гибким, молодым движением стала на колени.
Он улыбнулся и протянул ей руку.


Для князя Андрея прошло семь дней с того времени, как он очнулся на перевязочном пункте Бородинского поля. Все это время он находился почти в постояниом беспамятстве. Горячечное состояние и воспаление кишок, которые были повреждены, по мнению доктора, ехавшего с раненым, должны были унести его. Но на седьмой день он с удовольствием съел ломоть хлеба с чаем, и доктор заметил, что общий жар уменьшился. Князь Андрей поутру пришел в сознание. Первую ночь после выезда из Москвы было довольно тепло, и князь Андрей был оставлен для ночлега в коляске; но в Мытищах раненый сам потребовал, чтобы его вынесли и чтобы ему дали чаю. Боль, причиненная ему переноской в избу, заставила князя Андрея громко стонать и потерять опять сознание. Когда его уложили на походной кровати, он долго лежал с закрытыми глазами без движения. Потом он открыл их и тихо прошептал: «Что же чаю?» Памятливость эта к мелким подробностям жизни поразила доктора. Он пощупал пульс и, к удивлению и неудовольствию своему, заметил, что пульс был лучше. К неудовольствию своему это заметил доктор потому, что он по опыту своему был убежден, что жить князь Андрей не может и что ежели он не умрет теперь, то он только с большими страданиями умрет несколько времени после. С князем Андреем везли присоединившегося к ним в Москве майора его полка Тимохина с красным носиком, раненного в ногу в том же Бородинском сражении. При них ехал доктор, камердинер князя, его кучер и два денщика.
Князю Андрею дали чаю. Он жадно пил, лихорадочными глазами глядя вперед себя на дверь, как бы стараясь что то понять и припомнить.
– Не хочу больше. Тимохин тут? – спросил он. Тимохин подполз к нему по лавке.
– Я здесь, ваше сиятельство.
– Как рана?
– Моя то с? Ничего. Вот вы то? – Князь Андрей опять задумался, как будто припоминая что то.
– Нельзя ли достать книгу? – сказал он.
– Какую книгу?
– Евангелие! У меня нет.
Доктор обещался достать и стал расспрашивать князя о том, что он чувствует. Князь Андрей неохотно, но разумно отвечал на все вопросы доктора и потом сказал, что ему надо бы подложить валик, а то неловко и очень больно. Доктор и камердинер подняли шинель, которою он был накрыт, и, морщась от тяжкого запаха гнилого мяса, распространявшегося от раны, стали рассматривать это страшное место. Доктор чем то очень остался недоволен, что то иначе переделал, перевернул раненого так, что тот опять застонал и от боли во время поворачивания опять потерял сознание и стал бредить. Он все говорил о том, чтобы ему достали поскорее эту книгу и подложили бы ее туда.
– И что это вам стоит! – говорил он. – У меня ее нет, – достаньте, пожалуйста, подложите на минуточку, – говорил он жалким голосом.
Доктор вышел в сени, чтобы умыть руки.
– Ах, бессовестные, право, – говорил доктор камердинеру, лившему ему воду на руки. – Только на минуту не досмотрел. Ведь вы его прямо на рану положили. Ведь это такая боль, что я удивляюсь, как он терпит.
– Мы, кажется, подложили, господи Иисусе Христе, – говорил камердинер.
В первый раз князь Андрей понял, где он был и что с ним было, и вспомнил то, что он был ранен и как в ту минуту, когда коляска остановилась в Мытищах, он попросился в избу. Спутавшись опять от боли, он опомнился другой раз в избе, когда пил чай, и тут опять, повторив в своем воспоминании все, что с ним было, он живее всего представил себе ту минуту на перевязочном пункте, когда, при виде страданий нелюбимого им человека, ему пришли эти новые, сулившие ему счастие мысли. И мысли эти, хотя и неясно и неопределенно, теперь опять овладели его душой. Он вспомнил, что у него было теперь новое счастье и что это счастье имело что то такое общее с Евангелием. Потому то он попросил Евангелие. Но дурное положение, которое дали его ране, новое переворачиванье опять смешали его мысли, и он в третий раз очнулся к жизни уже в совершенной тишине ночи. Все спали вокруг него. Сверчок кричал через сени, на улице кто то кричал и пел, тараканы шелестели по столу и образам, в осенняя толстая муха билась у него по изголовью и около сальной свечи, нагоревшей большим грибом и стоявшей подле него.
Душа его была не в нормальном состоянии. Здоровый человек обыкновенно мыслит, ощущает и вспоминает одновременно о бесчисленном количестве предметов, но имеет власть и силу, избрав один ряд мыслей или явлений, на этом ряде явлений остановить все свое внимание. Здоровый человек в минуту глубочайшего размышления отрывается, чтобы сказать учтивое слово вошедшему человеку, и опять возвращается к своим мыслям. Душа же князя Андрея была не в нормальном состоянии в этом отношении. Все силы его души были деятельнее, яснее, чем когда нибудь, но они действовали вне его воли. Самые разнообразные мысли и представления одновременно владели им. Иногда мысль его вдруг начинала работать, и с такой силой, ясностью и глубиною, с какою никогда она не была в силах действовать в здоровом состоянии; но вдруг, посредине своей работы, она обрывалась, заменялась каким нибудь неожиданным представлением, и не было сил возвратиться к ней.
«Да, мне открылась новое счастье, неотъемлемое от человека, – думал он, лежа в полутемной тихой избе и глядя вперед лихорадочно раскрытыми, остановившимися глазами. Счастье, находящееся вне материальных сил, вне материальных внешних влияний на человека, счастье одной души, счастье любви! Понять его может всякий человек, но сознать и предписать его мот только один бог. Но как же бог предписал этот закон? Почему сын?.. И вдруг ход мыслей этих оборвался, и князь Андрей услыхал (не зная, в бреду или в действительности он слышит это), услыхал какой то тихий, шепчущий голос, неумолкаемо в такт твердивший: „И пити пити питии“ потом „и ти тии“ опять „и пити пити питии“ опять „и ти ти“. Вместе с этим, под звук этой шепчущей музыки, князь Андрей чувствовал, что над лицом его, над самой серединой воздвигалось какое то странное воздушное здание из тонких иголок или лучинок. Он чувствовал (хотя это и тяжело ему было), что ему надо было старательна держать равновесие, для того чтобы воздвигавшееся здание это не завалилось; но оно все таки заваливалось и опять медленно воздвигалось при звуках равномерно шепчущей музыки. „Тянется! тянется! растягивается и все тянется“, – говорил себе князь Андрей. Вместе с прислушаньем к шепоту и с ощущением этого тянущегося и воздвигающегося здания из иголок князь Андрей видел урывками и красный, окруженный кругом свет свечки и слышал шуршанъе тараканов и шуршанье мухи, бившейся на подушку и на лицо его. И всякий раз, как муха прикасалась к егв лицу, она производила жгучее ощущение; но вместе с тем его удивляло то, что, ударяясь в самую область воздвигавшегося на лице его здания, муха не разрушала его. Но, кроме этого, было еще одно важное. Это было белое у двери, это была статуя сфинкса, которая тоже давила его.
«Но, может быть, это моя рубашка на столе, – думал князь Андрей, – а это мои ноги, а это дверь; но отчего же все тянется и выдвигается и пити пити пити и ти ти – и пити пити пити… – Довольно, перестань, пожалуйста, оставь, – тяжело просил кого то князь Андрей. И вдруг опять выплывала мысль и чувство с необыкновенной ясностью и силой.
«Да, любовь, – думал он опять с совершенной ясностью), но не та любовь, которая любит за что нибудь, для чего нибудь или почему нибудь, но та любовь, которую я испытал в первый раз, когда, умирая, я увидал своего врага и все таки полюбил его. Я испытал то чувство любви, которая есть самая сущность души и для которой не нужно предмета. Я и теперь испытываю это блаженное чувство. Любить ближних, любить врагов своих. Все любить – любить бога во всех проявлениях. Любить человека дорогого можно человеческой любовью; но только врага можно любить любовью божеской. И от этого то я испытал такую радость, когда я почувствовал, что люблю того человека. Что с ним? Жив ли он… Любя человеческой любовью, можно от любви перейти к ненависти; но божеская любовь не может измениться. Ничто, ни смерть, ничто не может разрушить ее. Она есть сущность души. А сколь многих людей я ненавидел в своей жизни. И из всех людей никого больше не любил я и не ненавидел, как ее». И он живо представил себе Наташу не так, как он представлял себе ее прежде, с одною ее прелестью, радостной для себя; но в первый раз представил себе ее душу. И он понял ее чувство, ее страданья, стыд, раскаянье. Он теперь в первый раз поняд всю жестокость своего отказа, видел жестокость своего разрыва с нею. «Ежели бы мне было возможно только еще один раз увидать ее. Один раз, глядя в эти глаза, сказать…»
И пити пити пити и ти ти, и пити пити – бум, ударилась муха… И внимание его вдруг перенеслось в другой мир действительности и бреда, в котором что то происходило особенное. Все так же в этом мире все воздвигалось, не разрушаясь, здание, все так же тянулось что то, так же с красным кругом горела свечка, та же рубашка сфинкс лежала у двери; но, кроме всего этого, что то скрипнуло, пахнуло свежим ветром, и новый белый сфинкс, стоячий, явился пред дверью. И в голове этого сфинкса было бледное лицо и блестящие глаза той самой Наташи, о которой он сейчас думал.
«О, как тяжел этот неперестающий бред!» – подумал князь Андрей, стараясь изгнать это лицо из своего воображения. Но лицо это стояло пред ним с силою действительности, и лицо это приближалось. Князь Андрей хотел вернуться к прежнему миру чистой мысли, но он не мог, и бред втягивал его в свою область. Тихий шепчущий голос продолжал свой мерный лепет, что то давило, тянулось, и странное лицо стояло перед ним. Князь Андрей собрал все свои силы, чтобы опомниться; он пошевелился, и вдруг в ушах его зазвенело, в глазах помутилось, и он, как человек, окунувшийся в воду, потерял сознание. Когда он очнулся, Наташа, та самая живая Наташа, которую изо всех людей в мире ему более всего хотелось любить той новой, чистой божеской любовью, которая была теперь открыта ему, стояла перед ним на коленях. Он понял, что это была живая, настоящая Наташа, и не удивился, но тихо обрадовался. Наташа, стоя на коленях, испуганно, но прикованно (она не могла двинуться) глядела на него, удерживая рыдания. Лицо ее было бледно и неподвижно. Только в нижней части его трепетало что то.
Князь Андрей облегчительно вздохнул, улыбнулся и протянул руку.