Кошкарбаев, Рахимжан

Ракымжан Кошкарбаев
Дата рождения	1924(1924)
Место рождения	Акмолинская губерния, Киргизская АССР, РСФСР, СССР
Дата смерти	1988(1988)
Место смерти	Алма-Ата, Казахская ССР, СССР
Принадлежность	СССР
Род войск	Сухопутные войска
Звание
Награды и премии

Рахимжан (Ракымжан) Кошкарбаев (1924—1988) — советский офицер, участник Великой Отечественной Войны, 30 апреля 1945 года совместно с красноармейцем Григорием Булатовым во время боевых действий первым водрузил флаг на фасаде («на лестнице главного входа») здания рейхстага.

Биография

Ракымжан Кошкарбаев родился в Акмолинской губернии (ныне Акмолинская область) Киргизской АССР. В 13 лет остался сиротой и оказался в детском доме. По окончании 7 классов школы, поступил в фабрично-заводское училище. С началом войны стал просится в Красную армию, на тот момент ему было всего 16 лет. Только в августе 1942-го попал в стрелковый полк в городе Кокчетав, где проходили военную подготовку солдаты из Казахстана и стран Средней Азии, за два месяца до 18-летия. Пробыл там до лета 1943 года. Потом его направили в Тамбовское общекомандное пехотное училище, эвакуированное во Фрунзе (ныне Бишкек). Лишь в октябре 1944-го года младший лейтенант Кошкарбаев, с отличием окончив училище, отправился на передовую.

Боевые подвиги и заслуги

Прорвав оборону противника 16.04.1945 года с плацдарма на западном берегу реки Одер в районе Гроенойндорфа, Кошкарбаев во главе штурмового взвода 17.04.1945 года вышел к каналу Фридландерштром используя исключительно выгодный рубеж для обороны, противник пытался приостановить продвижение советских частей. Взводу тов. Кошкарбаева было приказано на подручных средствах преодолеть водную преграду, захватить плацдарм на западном берегу канала и способствовать переправе основных сил полка. Прикрываясь огнем орудий прямой наводки взвод под командованием тов. Кошкарбаева достиг противоположного берега канала и стремительным броском ворвался в немецкую траншею. В траншейном бою доходившим до рукопашной схватки взвод истребил более 40 немецких солдат, захватил 3 крупнокалиберных пулемёта и из трофейного оружия открыл интенсивный огонь по огневым точкам врага. Воспользовавшись успехом взвода тов. Кошкарбаев было переправлено еще несколько штурмовых групп. В бою 29.04.1945 года взвод в числе первых форсировал реку Шпрее ломая ожесточенное сопротивление врага. 30.04.1945 ворвался в Рейхстаг и водрузил знамя Победы. За дни боев проведенных от Одера до Рейхстага взвод истребил более 200 немецких солдат и офицеров и 184 захватил в плен, с боем захватил 14 полевых орудий вместе с прислугой, 27 крупнокалиберных пулеметов и многого другого вооружения.

К концу войны лейтенант Кошкарбаев — командир взвода разведки 674-го стрелкового полка 150-й стрелковой дивизии.

Степан Андреевич Неустроев, в то время командир батальона, штурмовавшего рейхстаг, так описывает встречу с Кошкарбаевым:

Навстречу мне вышел невысокого роста, широкий в плечах человек. И я тут же узнал его: лейтенант Кошкарбаев. О нем в дивизии ходила слава как о бесстрашном офицере.

Согласно журналу боевых действий 150-й стрелковой дивизии в 14 часов 25 минут 30 апреля 1945 года лейтенант Ракымжан Кошкарбаев и рядовой Григорий Булатов «по-пластунски подползли к центральной части здания и на лестнице главного входа поставили красный флаг». В своей книге «Мы штурмовали рейхстаг» Герой Советского Союза И. Ф. Клочков пишет, что «лейтенант Р. Кошкарбаев первым прикрепил к колонне красный флажок».

Вот как описывает водружение первого красного знамени сам Кошкарбаев:

Комбат Давыдов подвел меня к окну. (Это еще в «доме Гиммлера»). «Видишь, — говорит, — рейхстаг? Подбери нужных людей, будешь водружать флаг». И передал мне тёмный, довольно тяжелый сверток — флаг, завернутый в чёрную бумагу. С группой разведчиков я выскочил из окна. Вскоре нам пришлось всем залечь. Начался сильный огонь. Возле меня остался один боец. Это был Григорий Булатов. Он все спрашивал: «Что мы будем делать, товарищ лейтенант?» Мы лежали с ним возле рва, заполненного водой. «Давай поставим свои фамилии на флаге», — предложил я ему. И мы химическим карандашом, который у меня оказался в кармане, тут же под мостиком лежа, написали: «674 полк, 1 б-н». И вывели свои имена: «Л-т Кошкарбаев, кр-ц Булатов». Мы тут пролежали до темноты. Потом началась артподготовка, и с первыми же выстрелами её мы подбежали к рейхстагу. Я поднял Булатова, придерживая его за ноги, и тут на высоте второго этажа установили флаг…

За совершённый подвиг командование полка представило лейтенанта Кошкарбаева и красноармейца Булатова к званию Героя Советского Союза, был подготовлен и подписан наградной лист, но награждён он был только орденом Красного Знамени. Позднее за него ходатайствовали герой обороны Москвы панфиловец Бауыржан Момышулы, представители казахстанской интеллигенции, среди которых Какимжан Казыбаев, писатели Габит Мусрепов, Габиден Мустафин, Абдильда Тажибаев. Сам Кунаев представлял просьбу о награждении Кошкарбаева и Булатова в ЦК КПСС лично товарищу Леониду Ильичу Брежневу". Но ответа не было.

Восхищаясь героическим подвигом двух отважных бойцов, известный писатель Борис Горбатов, в то время военный корреспондент, писал своей в статье, помещенной в «Литературной газете» от 18 декабря 1948 года, следующее:

«В самом деле, пора уже перестать сравнивать воинов нашей армии с орлами и беркутами. Какой беркут может сравниться с казахом Кошкарбаевым, который на моих глазах вместе с другими товарищами водрузил Знамя Победы над Рейхстагом. Чтобы показать такого героя, нужен совсем иной поэтический строй, иные образы, иная поэзия».

Корреспондент дивизионной газеты Василий Субботин, которому был дорог подвиг Кошкарбаева и Булатова, в одном из поздних воспоминаний выражал озабоченность:

«Эти 15 лет я просто терзался, что тот подвиг, что был совершен молодым Рахимжаном и Булатовым как бы забылся. Ничье имя, как бы оно не было поднято, не должно затмевать других, проявивших столь же высокое мужество».

После войны Кошкарбаев работал управляющим гостиницы «Алма-Ата» в одноименном городе. Написал две книги "Знамя Победы " и «Штурм».

Указом Президента Республики Казахстан от 7 мая 1999 года ему посмертно присвоена высшая степень отличия — звание «Халык Каhарманы» («Народный Герой»).

Память

Имя Кошкарбаева носит средняя школа в селе Кощи Акмолинской области, а также улица в городе Астана, столице Республики Казахстан.

Фильмы о Рахимжане Кошкарбаеве

• 1980 — «Солдат Победы. Рахимжан Кошкарбаев» — киностудия «Казахфильм».
• 2005 — «Рахимжан Кошкарбаев. Штурм Рейхстага» — режиссёр — Адиль Медетбаев.

Литература

• [static.zakon.kz/uploads/posts/2014-04/1398856190_gazeta-2.jpg Герои штурма Берлина] // Фронтовик : газета. — 1945. — № 126 от 17 мая. — С. 1.
• Знамя Победы // Последний штурм. — М.: Политиздат, 1965.
• Зинченко Ф. М. [militera.lib.ru/memo/russian/zinchenko_fm/index.html Герои штурма рейхстага] / Литературная запись Н. М. Ильяша. — 3-е изд. — М.: Воениздат, 1983. — 192 с. — (Военные мемуары). — 65 000 экз.
• Зинченко Ф. Рукопись «Они штурмовали Рейхстаг». — 1975.
• Минин М. П. Трудные дороги к Победе : Воспоминания ветерана Великой Отечественной войны. — Псков, 2001. — 255 с.
• Минин М. П. Трудные дороги войны.
• Неустроев С. Русский солдат: на пути к Рейхстагу. — Краснодар: Советская Кубань, 1997.
• Сапрыков В. Н. [www.biblio.nhat-nam.ru/Pobednoe.pdf Дважды победное]. — М.: Московские учебники – СиДипресс, 2008.
• Шатилов В. М. [militera.lib.ru/memo/russian/shatilov_vm2/index.html Знамя над рейхстагом]. — изд. 3-е, испр. и доп. — М.: Воениздат, 1975. — 350 с., илл. — (Военные мемуары). — 200 000 экз.
• Ямской Н. П. Кто брал Рейхстаг. Герои по умолчанию. — М.: Олма-Пресс, 2006.
• Из доклада С. Переверткина на 1-й научной конференции по изучению Берлинской операции. ЦАМО, ф. 233, оп. 2356, д. 805, л. 106—116.
• Егоров М. А., Кантария М. В. Знамя Победы. Бой первый – бой последний / лит. запись Б. Данюшевского. — М. : Молодая Гвардия, 1975. — 111 с., 16 л. ил. — ББК Т3(2)622.5.</span>
• Николай Ямской. [old.lgz.ru/archives/html_arch/lg17-182001/society/art7.htm Знамя № 5] : [[www.webcitation.org/6GUUpPxsq арх.] 9 мая 2013] // Литературная газета : газета. — 2001. — № 17—18 (5832) 25 апреля — 1 мая.</span>

Ссылки

• [inform.kz/rus/article/2201197 Рахымжан Кошкарбаев: Его подвиг был признан лишь через 62 года]. Казинформ (29 сентября 2009). Проверено 23 апреля 2015.
• [www.zakon.kz/4621081-30-aprelja-1945-g.-r.koshkarbaev-i.html 30 апреля 1945 года Р. Кошкарбаев и Г. Булатов водрузили красное знамя над Рейхстагом]
• [www.kazpravda.kz/articles/view/besstrashnii2/?print=yes Бесстрашный]
• [e-history.kz/ru/publications/view/2329=yes СОЛДАТ ПОБЕДЫ]

Видео

• [www.youtube.com/watch?v=loH2DZ-3Cx0 Хроника Великой Отечественной войны. Рахимжан Кошкарбаев]

Отрывок, характеризующий Кошкарбаев, Рахимжан

– Однако мочи нет, – сказал Ильин, замечавший, что Ростову не нравится разговор Здржинского. – И чулки, и рубашка, и под меня подтекло. Пойду искать приюта. Кажется, дождик полегче. – Ильин вышел, и Здржинский уехал.
Через пять минут Ильин, шлепая по грязи, прибежал к шалашу.
– Ура! Ростов, идем скорее. Нашел! Вот тут шагов двести корчма, уж туда забрались наши. Хоть посушимся, и Марья Генриховна там.
Марья Генриховна была жена полкового доктора, молодая, хорошенькая немка, на которой доктор женился в Польше. Доктор, или оттого, что не имел средств, или оттого, что не хотел первое время женитьбы разлучаться с молодой женой, возил ее везде за собой при гусарском полку, и ревность доктора сделалась обычным предметом шуток между гусарскими офицерами.
Ростов накинул плащ, кликнул за собой Лаврушку с вещами и пошел с Ильиным, где раскатываясь по грязи, где прямо шлепая под утихавшим дождем, в темноте вечера, изредка нарушаемой далекими молниями.
– Ростов, ты где?
– Здесь. Какова молния! – переговаривались они.


В покинутой корчме, перед которою стояла кибиточка доктора, уже было человек пять офицеров. Марья Генриховна, полная белокурая немочка в кофточке и ночном чепчике, сидела в переднем углу на широкой лавке. Муж ее, доктор, спал позади ее. Ростов с Ильиным, встреченные веселыми восклицаниями и хохотом, вошли в комнату.
– И! да у вас какое веселье, – смеясь, сказал Ростов.
– А вы что зеваете?
– Хороши! Так и течет с них! Гостиную нашу не замочите.
– Марьи Генриховны платье не запачкать, – отвечали голоса.
Ростов с Ильиным поспешили найти уголок, где бы они, не нарушая скромности Марьи Генриховны, могли бы переменить мокрое платье. Они пошли было за перегородку, чтобы переодеться; но в маленьком чуланчике, наполняя его весь, с одной свечкой на пустом ящике, сидели три офицера, играя в карты, и ни за что не хотели уступить свое место. Марья Генриховна уступила на время свою юбку, чтобы употребить ее вместо занавески, и за этой занавеской Ростов и Ильин с помощью Лаврушки, принесшего вьюки, сняли мокрое и надели сухое платье.
В разломанной печке разложили огонь. Достали доску и, утвердив ее на двух седлах, покрыли попоной, достали самоварчик, погребец и полбутылки рому, и, попросив Марью Генриховну быть хозяйкой, все столпились около нее. Кто предлагал ей чистый носовой платок, чтобы обтирать прелестные ручки, кто под ножки подкладывал ей венгерку, чтобы не было сыро, кто плащом занавешивал окно, чтобы не дуло, кто обмахивал мух с лица ее мужа, чтобы он не проснулся.
– Оставьте его, – говорила Марья Генриховна, робко и счастливо улыбаясь, – он и так спит хорошо после бессонной ночи.
– Нельзя, Марья Генриховна, – отвечал офицер, – надо доктору прислужиться. Все, может быть, и он меня пожалеет, когда ногу или руку резать станет.
Стаканов было только три; вода была такая грязная, что нельзя было решить, когда крепок или некрепок чай, и в самоваре воды было только на шесть стаканов, но тем приятнее было по очереди и старшинству получить свой стакан из пухлых с короткими, не совсем чистыми, ногтями ручек Марьи Генриховны. Все офицеры, казалось, действительно были в этот вечер влюблены в Марью Генриховну. Даже те офицеры, которые играли за перегородкой в карты, скоро бросили игру и перешли к самовару, подчиняясь общему настроению ухаживанья за Марьей Генриховной. Марья Генриховна, видя себя окруженной такой блестящей и учтивой молодежью, сияла счастьем, как ни старалась она скрывать этого и как ни очевидно робела при каждом сонном движении спавшего за ней мужа.
Ложка была только одна, сахару было больше всего, но размешивать его не успевали, и потому было решено, что она будет поочередно мешать сахар каждому. Ростов, получив свой стакан и подлив в него рому, попросил Марью Генриховну размешать.
– Да ведь вы без сахара? – сказала она, все улыбаясь, как будто все, что ни говорила она, и все, что ни говорили другие, было очень смешно и имело еще другое значение.
– Да мне не сахар, мне только, чтоб вы помешали своей ручкой.
Марья Генриховна согласилась и стала искать ложку, которую уже захватил кто то.
– Вы пальчиком, Марья Генриховна, – сказал Ростов, – еще приятнее будет.
– Горячо! – сказала Марья Генриховна, краснея от удовольствия.
Ильин взял ведро с водой и, капнув туда рому, пришел к Марье Генриховне, прося помешать пальчиком.
– Это моя чашка, – говорил он. – Только вложите пальчик, все выпью.
Когда самовар весь выпили, Ростов взял карты и предложил играть в короли с Марьей Генриховной. Кинули жребий, кому составлять партию Марьи Генриховны. Правилами игры, по предложению Ростова, было то, чтобы тот, кто будет королем, имел право поцеловать ручку Марьи Генриховны, а чтобы тот, кто останется прохвостом, шел бы ставить новый самовар для доктора, когда он проснется.
– Ну, а ежели Марья Генриховна будет королем? – спросил Ильин.
– Она и так королева! И приказания ее – закон.
Только что началась игра, как из за Марьи Генриховны вдруг поднялась вспутанная голова доктора. Он давно уже не спал и прислушивался к тому, что говорилось, и, видимо, не находил ничего веселого, смешного или забавного во всем, что говорилось и делалось. Лицо его было грустно и уныло. Он не поздоровался с офицерами, почесался и попросил позволения выйти, так как ему загораживали дорогу. Как только он вышел, все офицеры разразились громким хохотом, а Марья Генриховна до слез покраснела и тем сделалась еще привлекательнее на глаза всех офицеров. Вернувшись со двора, доктор сказал жене (которая перестала уже так счастливо улыбаться и, испуганно ожидая приговора, смотрела на него), что дождь прошел и что надо идти ночевать в кибитку, а то все растащат.
– Да я вестового пошлю… двух! – сказал Ростов. – Полноте, доктор.
– Я сам стану на часы! – сказал Ильин.
– Нет, господа, вы выспались, а я две ночи не спал, – сказал доктор и мрачно сел подле жены, ожидая окончания игры.
Глядя на мрачное лицо доктора, косившегося на свою жену, офицерам стало еще веселей, и многие не могла удерживаться от смеха, которому они поспешно старались приискивать благовидные предлоги. Когда доктор ушел, уведя свою жену, и поместился с нею в кибиточку, офицеры улеглись в корчме, укрывшись мокрыми шинелями; но долго не спали, то переговариваясь, вспоминая испуг доктора и веселье докторши, то выбегая на крыльцо и сообщая о том, что делалось в кибиточке. Несколько раз Ростов, завертываясь с головой, хотел заснуть; но опять чье нибудь замечание развлекало его, опять начинался разговор, и опять раздавался беспричинный, веселый, детский хохот.


В третьем часу еще никто не заснул, как явился вахмистр с приказом выступать к местечку Островне.
Все с тем же говором и хохотом офицеры поспешно стали собираться; опять поставили самовар на грязной воде. Но Ростов, не дождавшись чаю, пошел к эскадрону. Уже светало; дождик перестал, тучи расходились. Было сыро и холодно, особенно в непросохшем платье. Выходя из корчмы, Ростов и Ильин оба в сумерках рассвета заглянули в глянцевитую от дождя кожаную докторскую кибиточку, из под фартука которой торчали ноги доктора и в середине которой виднелся на подушке чепчик докторши и слышалось сонное дыхание.
– Право, она очень мила! – сказал Ростов Ильину, выходившему с ним.
– Прелесть какая женщина! – с шестнадцатилетней серьезностью отвечал Ильин.
Через полчаса выстроенный эскадрон стоял на дороге. Послышалась команда: «Садись! – солдаты перекрестились и стали садиться. Ростов, выехав вперед, скомандовал: «Марш! – и, вытянувшись в четыре человека, гусары, звуча шлепаньем копыт по мокрой дороге, бренчаньем сабель и тихим говором, тронулись по большой, обсаженной березами дороге, вслед за шедшей впереди пехотой и батареей.
Разорванные сине лиловые тучи, краснея на восходе, быстро гнались ветром. Становилось все светлее и светлее. Ясно виднелась та курчавая травка, которая заседает всегда по проселочным дорогам, еще мокрая от вчерашнего дождя; висячие ветви берез, тоже мокрые, качались от ветра и роняли вбок от себя светлые капли. Яснее и яснее обозначались лица солдат. Ростов ехал с Ильиным, не отстававшим от него, стороной дороги, между двойным рядом берез.
Ростов в кампании позволял себе вольность ездить не на фронтовой лошади, а на казацкой. И знаток и охотник, он недавно достал себе лихую донскую, крупную и добрую игреневую лошадь, на которой никто не обскакивал его. Ехать на этой лошади было для Ростова наслаждение. Он думал о лошади, об утре, о докторше и ни разу не подумал о предстоящей опасности.
Прежде Ростов, идя в дело, боялся; теперь он не испытывал ни малейшего чувства страха. Не оттого он не боялся, что он привык к огню (к опасности нельзя привыкнуть), но оттого, что он выучился управлять своей душой перед опасностью. Он привык, идя в дело, думать обо всем, исключая того, что, казалось, было бы интереснее всего другого, – о предстоящей опасности. Сколько он ни старался, ни упрекал себя в трусости первое время своей службы, он не мог этого достигнуть; но с годами теперь это сделалось само собою. Он ехал теперь рядом с Ильиным между березами, изредка отрывая листья с веток, которые попадались под руку, иногда дотрогиваясь ногой до паха лошади, иногда отдавая, не поворачиваясь, докуренную трубку ехавшему сзади гусару, с таким спокойным и беззаботным видом, как будто он ехал кататься. Ему жалко было смотреть на взволнованное лицо Ильина, много и беспокойно говорившего; он по опыту знал то мучительное состояние ожидания страха и смерти, в котором находился корнет, и знал, что ничто, кроме времени, не поможет ему.
Только что солнце показалось на чистой полосе из под тучи, как ветер стих, как будто он не смел портить этого прелестного после грозы летнего утра; капли еще падали, но уже отвесно, – и все затихло. Солнце вышло совсем, показалось на горизонте и исчезло в узкой и длинной туче, стоявшей над ним. Через несколько минут солнце еще светлее показалось на верхнем крае тучи, разрывая ее края. Все засветилось и заблестело. И вместе с этим светом, как будто отвечая ему, раздались впереди выстрелы орудий.
Не успел еще Ростов обдумать и определить, как далеки эти выстрелы, как от Витебска прискакал адъютант графа Остермана Толстого с приказанием идти на рысях по дороге.